Глава 1
Отзвенела мелодичная трель звонка. Уроки закончились. Стайки взлохмаченных, очумевших школьников носились по коридорам наперевес с портфелями и рюкзаками, на ходу запихивая в них то, что не залезло ранее. Учителя предусмотрительно жались к стеночкам — не дай бог снесёт какой-нибудь вырвавшийся на свободу великовозрастный лоб. А самим «лбам» было абсолютно наплевать на приличия. Главное — вырваться из душной школы на улицу, под майское тёплое солнышко.
Возле столовки тишина. Обед давно прошёл, и вместе с запахом котлет из помещения доносятся негромкие позвякивания: посудомойщики заканчивали работу. Неподалеку от прикрытых дверей, прислонившись к стене и уткнувшись в телефон, стоял парень. Что его привело к столовке, неясно, но явно не аромат еды. Сутулый, с длинными, заплетенными в хвост, волосами, в чёрной куртке и штанах, он время от времени зыркал в сторону двух девушек, которые оживленно шушукались. Зыркнет и снова опустит взгляд. Будто следит.
Девушек, впрочем, этот соглядатай нисколько не волновал. Они были полностью поглощены разговором. Особенно усердствовала светленькая с розовыми крашенными прядками: одновременно поправляя джинсовку и копаясь в рюкзаке, она непрерывно трещала. До парня доносились почти полные ее фразы.
— Не, Ласт, прикинь, за почти сделанную контрошку — «неуд»! «Неуд»! За одну нерешенную, блин, задачу! Чё он там выкопал? Императора династии Цин с армией ошибок? Не, я понимаю, экзамены, ОГЭ-МОГЭ со всеми вытекающими, но это уже ваще перебор… Лайт, блин, номер два. Убил, нафиг, без тетрадки…
Подруга светленькой, шатенка с косами, при параде (школьная форма и всё остальное), молчала, не имея возможности вставить хоть слово в этот поток сознания. Болтовня, по всем признакам, намечалась долгая. Парень медленно переводил взгляд то на девушек, то на свой смартфон, но больше его занимала всё-таки разговорчивая светленькая. А точнее — её левая нога. Искривленная ниже колена, с вывернутой внутрь стопой. Интересно, как с такой ногой можно ходить? А светленькая не только ходила, она еще и подпрыгивать умудрялась, поправляя лямку на плече.
Во время этого занятия болтушка, видимо, выдохлась, так как сосредоточилась на содержимом рюкзака. Шатенка воспользовалась затишьем и подняла руки. Парень услышал её успокаивающий голос:
— Тих, тих, Ветер, не свисти — уши просвистишь. Ну, поставил и поставил, чего бочку катить-то? Накосячила, значит, где-нибудь. Ты ж знаешь Лео. Он жить не будет, если не влепит несчастной тебе «неуд». И вообще, не ты одна пострадала. Вон, Лису оставили выслушивать речь святой инквизиции имени Алгебры. Вот где невезуха.
Так, ясно. Значит, эти двое ждут третью, оставленную за какую-то провинность слушать нравоучения. Можно дальше не слушать шушуканья. Парень вновь уткнулся в телефон. А нам, читатель, не помешало бы познакомиться с девушками поближе.
Подвижную светленькую с розовыми крашеными прядками звали Лена Ветрова. Худенькая, в футболке, джинсах и в накинутой на плечи джинсовой же безрукавке, она не могла спокойно стоять и постоянно вертелась. Это был тот случай, когда чеховская говорящая фамилия обрела реального носителя. Лена и впрямь напоминала бойкий свежий ветерок, непрерывно дующий где-то в небесах. Её подвижности не мешала даже искривленная нога. Более того, Ветрова не пыталась скрыть свой дефект — по её словам, эта «кривень» не повод заворачиваться в хиджаб с головы до пят. Вполне ясно, почему все знакомые, как один, прозвали Лену Ветром. Прозвище прилипло намертво и замечательно шло такой неунывающей жизнерадостной особе.
По законам природы, если есть Ветер, то должны быть и птицы. Подруга Лены, та самая аккуратная шатенка с косами, звалась Катя Ласточка. Да-да, именно «Ласточка». Откуда взялась такая птичья фамилия, неизвестно, но, тем не менее, она существовала. Сама Катя, на первый взгляд, производила впечатление типичной отличницы: выглаженная форма, туфельки, портфель. Всё чинно… кроме заколочек в виде неко-котиков и торчащих из кармашков карандашей с блокнотами. Эти вещи не исчезали даже на уроках, отчего Катю вместо «Ласточки» начали называть Ластом: со стороны вроде изящная, а присмотришься — чертёнок номер тринадцать.
Свистя и гомоня на ходу, мимо подруг пронеслась стайка младшеклассников. Те ухом не повели: Лена, наконец, вытащила из недр рюкзака то, что искала (айфон), и сейчас хвалилась перед Катей новой заставкой. Зато парень мигом вынырнул из телефона. Его внимание привлекла бегущая за ребятами девушка в юбке-миди и модной курточке, с шикарной копной рыжих волос, еще издали крикнувшая на весь коридор:
— Девча-ат, Лео меня отпусти-ил!
Лена и Катя оглянулись. Это была Лиса, или Ира Лисицына, которую, по словам Ласточки, мучила инквизиция святой алгебры. Кличку свою она получила за яркий образ, любовь к макияжу и, собственно, за причёску. Резко остановившись рядом с подругами, Ира эффектным жестом оправила юбку и наглейшим образом выдернула из рук Лены айфон.
— Хватит в экран пялиться! Лучше на меня пяльтесь — перед вами выжившая после
словесного цунами и алгебраического наводнения героиня. Уф, ну и достал же он меня… — она, пальцами перевернув телефон, придирчиво осмотрела своё отражение в его корпусе. — Вроде мужчина красивый, понимающий, а как начнет пилить…
Катя прыснула. Лена закатила глаза, пробормотала что-то о влюбившейся Кицунэ и отобрала у Иры её импровизированное зеркальце. Та в долгу не осталась, щёлкнув Ветрову по носу накрашенным ногтем.
«Не святая троица» — так называли эту компанию некоторые учителя. Сформировалась она в далеком шестом классе и прекрасно прожила все три года, не развалившись. Инициатором создания выступила Лена (она же стала негласным лидером группки), которая скооперировалась с Катей по интересам (в основном, аниме), а позже к ним примкнула Ира. Идею «позывных-фамилий» придумала Ласточка, остальные подхватили. После этого по коридорам часто слышалось: «Ветер, дуй сюда!», «Хвост подбери, Лиса, мешается!» — и всё в таком духе. Непосвященные в тайну имен учителя сперва надолго зависали в прострации, пытаясь понять, откуда в школе взялась лиса, и зачем кому-то понадобились ласты. Троица это смекнула, начала перекликаться по-своему еще и на уроках. В итоге, к ней все привыкли и уже не обращали внимания, а подружки, за годы прилипнув друг к другу настолько, что отлепить их стало невозможно, благополучно дожили до девятого класса.
Дожили, несмотря на разные характеры и некоторое соперничество между Ветром и Лисой. Что они и демонстрировали сейчас, обмениваясь щелбанами. Катя, выполнявшая в группке роль мирного посланника, после неудачных попыток их разнять, плюнула, ловко схватила обоих за руки и с каменным лицом произнесла:
— Так, тяночки, хватит друг друга щелкать. Лучше напомните, куда мы после уроков пешкарить собирались, а?
Замершая после этого вопроса Лена резко хлопнула себя по лбу.
— Блин, точно! Мы ж к тёть Наде хотели за пирожками заскочить. Пешкарим быстрее, а то ни пирожков, ни теть Нади не увидим!
Быстро накинув рюкзак на плечо, Ветрова развернулась и шустро побежала в столовку. Ее левая нога при ходьбе сгибалась больше, чем надо, так что Ветрову постоянно клонило влево. Ира с Катей последовали за ней, не обратив внимания на парня, который все это время, отлепившись от стены, пристально следил за Лисицыной. По его лицу было заметно, что она ему небезразлична…
Большая, в белых пастельных тонах, столовая обдала вошедших теплыми запахами мяса, супов и компота. На столах уже всё убрали, оставив лишь маленькие салфетницы. Из цехов доносились звяканье посуды и негромкие голоса: повара готовили очередную партию еды. Между столами сновали уборщицы, подметая с пола мусор. Одна из них удивленно покосилась на невесть откуда появившихся посетительниц, но, увидев Лену, спокойно вернулась к своим обязанностям. Ветрова здесь уже настолько примелькалась, что на неё реагировали, как на свою.
Чуть подальше от главного зала находилась стойка выдачи. К ней-то девушки и проскользнули. Лена, вырвавшись вперёд, с разбегу затормозила, и чуть было не распласталась на столешнице. Находящаяся за стойкой женщина в поварской форме едва успела подхватить её.
— Осторожнее! Зачем же так носиться? — тут взгляд работницы упал на розовые прядки Ветровой, и она невольно улыбнулась:
— А, Леночка? Я, с тех пор, как ты волосы покрасила, теперь по ним тебя и узнаю. Дай угадаю — за пирожками, как всегда?
— Ну вот, сами сказали — по прядкам узнаете. А то крику было… Будто я налысо стричься собралась, — хмыкнула Лена, жестом подзывая к стойке подруг. — И да, тёть Надь, мы по пирожки. Там еще осталось или размели?
«Тёть Надя» вместо ответа немного нагнулась и будто из воздуха достала тарелку с пышными румяными мясными пирожками. При виде них все три девушки одновременно скорчили милые мордашки, после чего тарелка опустела. Проходившая в этот момент мимо другая повариха с сарказмом шепнула тёть Наде на ухо:
— Опять своих голодающих с Поволжья подкармливаешь? Смотри, а то схлопочешь от руководства, сердобольная ты наша.
— А что делать, Валь? Просят ведь, как не дать…
Повариха, хмыкнув, ушла. А Надежда Михайловна — именно так звали теть Надю — тайком показала ей вслед дулю и добродушно глянула на уничтожающих пирожки подружек. Низенькая, не очень худая и не очень толстая, с торчащей из-под колпака светлой завитушкой волос, с морщинками у глаз, она чем-то напоминала ту самую бабушку в окошечке из советских сказок. Такая же добрая и улыбчивая. Неудивительно, что в часы обеда вся столовка оглашалась криками: «Тёть Надя то…», «Тёть Надя это…», «Хотим Тёть Надю!». И упаси Боже, если тёть Нади не будет на месте! Особенно липла к ней Лена. Причина была проста — Надежда Михайловна приходилась ей родной тётей.
Пирожки исчезли моментально. Облизывая испачканные жиром пальцы, Лена с сожалением посмотрела на пустую тарелку и протянула:
— А что так ма-ало? Я б щас слона слопала, всё равно дома травку одну жевать дают…
— Прости, Ветерок ты мой, до тебя ещё всё разобрали, — развела руками теть Надя. — Чай, видно, полшколы на травке сидят, раз на мои пирожки с мясом, как волки, кидаются. Вот недавно парень приходил, тоже голодающий. Наглый такой, весь в наколках. Требовал булочек, да я ему не дала, сказала, чтобы восвояси шел. Не для него пекла…
— Какой парень? — насторожилась Ветрова.
— Да высокий такой. Как зовут, не помню, но фамилия Ду?бровский, кажется…
Услыхав фамилию, Лена издала нечленораздельное мычание и распласталась по столешнице стойки с шипением: «За-а ш-ш-што-о-о». Ира подавилась куском. Катя же, чуть не прокусив себе палец, резко обернулась к Надежде Михайловне. Секунду стояла мёртвая тишина. Затем Ласточка загробным голосом произнесла:
— Ну, всё, Ветер, ты труп.
— Господи, да что случилось-то? — заволновалась тёть Надя. — Что у вас лица такие похоронные?
— Тёть На-адь… — Лена подняла на нее огромные зеленые глаза. — Лучше б ты ему дала все, что он просил, вместе с тарелкой. А теперь этот шинигами недоделанный стопудово пошёл косу точить.
— Какой «Шиганами»? Причём тут коса? — окончательно запуталась Надежда Михайловна. Сленг племянницы не раз вгонял её в ступор. Недопонимание разрешила Катя: опершись локтями о стойку, она с видом восточного мудреца объяснила:
— Шинигами, тёть Надь — это посланники смерти в японской мифологии. Выглядят как обычные люди, таскают при себе косу, которой вырывают из тел души, и обладают о-очень противным характером. Вот эта вот тяночка, — Ласточка кивнула на Лену, — два дня назад имела глупость лупануть шинигами Дубровского своей легенькой сумочкой по темечку. Шинигами обиделся и пообещал вырвать её душу после…
От такого объяснения у Надежды Михайловнцы глаза поползли на лоб, а лицо побледнело. Лена поняла, что Катю унесло не в ту сторону, и пихнула подругу в бок.
— Ласт, блин! Спокуха, тёть Надь, спокуха, никто мою душу рвать не собирается. Эт мы просто там коридор не поделили. Васька на меня попёр, ну, я его и треснула, чтоб не лез. А эта ласта специально страху нагнала…
— Я не ласта! — возмутилась Ласточка. Тёть Надя же облегчённо выдохнула и незаметно перекрестилась.
— Страсти-то какие! Катюша, зачем же так пугать?
— А она эту гадость типа духов и прочей нечисти обожает. Дома у нее целое собрание всяких амулетов, книжечек… — влезла в разговор Ира, до этого просто слушавшая. — Ветер права. Там ничего такого не было. Так, два барана лбами пободались и разбежались. Вот сегодня на алгебре…
Досказать она не успела. Лена с размаху запечатала ей рот ладонью и мило улыбнулась Надежде Михайловне.
— Прости, тёть Надь, их от твоих пирожков развезло. Фигню всякую болтают. — Она оттеснила обеих подруг от стойки. — Ну, мы попешкарили. А то сейчас какой-нибудь препод нас увидит, и мы отсюда вылетим на небо за звездочкой. И по звездочке заодно получим… Спасибки за пирожки! Мясо обалденное!
— Чудо ты моё в пёрышках, — улыбнулась теть Надя, потрепав Ветрову по волосам. — Ладно, бегите. И не неситесь там, а то опять на шиганами своих наткнётесь…
Лена утвердительно кивнула, отняла руку от лица Иры, поправила рюкзак и резво поскакала к дверям, зовя за собой подруг. Ласточка с Лисицыной припустили следом, не забыв поблагодарить Надежду Михайловне. Та с улыбкой помахала им и, убрав пустую тарелку за стойку, принялась вытирать столешницу тряпкой. Звяканье в цехах прекратились. Видимо, там уже закончили работу. В столовой стало тихо, лишь изредка доносились оклики поваров.
«Не святая» троица, хлопнув дверьми, вылетела в прохладный коридор и направилась к выходу из школы. Ира на ходу возмущалась, что «Ветер» не дала ей досказать. Лена, в свою очередь, пеняла ей на болтливость. Катя, достав телефон, полностью абстрагировалась от этих двоих спорщиц и яростно что-то строчила. По ее лицу было видно, что ей неловко за свои слова, сказанные Тёть Наде.
Примечательно: парень в куртке и с волосами хвостом, подпиравший стенку около столовки, сейчас бесследно исчез…
Май. От самого слова уже веет свежестью молодой листвы, запахом одуванчиков и летней жарой. Как красив Нижний Новгород в этом месяце! Целые улицы утопают в зеленых кронах деревьев, купаются в ярких солнечных лучах, а дома будто бы подмигивают прохожим бликами на стеклах. Все вокруг находились в каком-то взбудораженном и немного пьяном состоянии. Пьяном от особого аромата надвигающегося лета. Этот аромат будоражил даже взрослых солидных людей, а уж о школьниках и говорить не приходилось. У них последний месяц весны прочно ассоциировался с фразой: «Мир! Халява! Май!».
По крайней мере, ученики школы № 40 точно так считали. До каникул ещё оставалось двадцать дней, уроки только закончились, а двор перед главным корпусом уже наполнился галдящими группками.
