Тон у него был будничный, почти доброжелательный. Но меня это кольнуло.
— Просто… вместе было бы как-то спокойнее. Интереснее, наверное, — я не знала, чего добиваюсь, но почему-то было очень важно, чтобы он захотел. Чтобы разделил со мной этот опыт, вдохновился чем-то.
Он фыркнул, сел поудобнее.
— Да ладно, Насть. Не отдашься же ты там первому встречному. Я тебя год уламывал, помнишь?
Он усмехнулся, как будто пошутил. Но это не было смешно. Это было как удар чем-то мягким — вроде не больно, но хочется заорать. Как будто я должна быть благодарной за то, что он меня "добился". Как будто теперь я его навсегда. Приз.
— Угу, — сказала я. — Ну, ладно. Схожу одна.
Он кивнул и уже повернулся к ноуту, будто разговор окончен. А я сидела и чувствовала, как что-то тихо ломается внутри.
Вечером в пятницу я достала коробку с бельём. Швырнула её на кровать. Перебирала вещи долго — кружево, кожа, плотная ткань, маска. Перемерила полгардероба. В голове — шум, в животе — страх и что-то ещё. Волнение. Нет, даже не так. Голод.
Я встала перед зеркалом и долго смотрела на себя. Тело казалось чужим — будто я забыла, как в нём жить. Оно было красивым, может быть, даже желанным. Но — замерзшим.
Не могу больше.
Может, просто найти кого-то… профессионального? Верхнего. Договориться. Всё обсудить. Чётко, по границам. Это не измена, это игра. Удовлетворение потребности. Я в долгих, стабильных, счастливых отношениях.
Саша ведь доверяет мне. Саша ведь не против. Саша ведь даже не спрашивает, зачем я туда иду. Может, я и правда просто найду кого-то, кто сделает больно, ласково и точно — как надо. Без обид. Без чувств. Без любви.
Я даже открыла Телегу, нашла нужный канал. Начала писать сообщение в анонимного бота, но вдруг поняла, что у меня трясутся руки.
Удалить. Закрыть. Заблокировать экран.
Нет. Пока не готова. Пока — просто схожу. Посмотрю. Почувствую.
Я выбрала самое простое чёрное боди, чулки и кожаный плащ нараспашку. Тело выглядело строго, почти закрыто. Но под этим — напряжённость. Голод. Тревожное ожидание.
Толпа была густой, как дым. Я прошла через тёмный коридор, где пахло вином, лавандой и чем-то металлическим, и попала внутрь зала — низкий свет, красные прожекторы, зеркала по стенам, и в каждом из них я отражалась — тонкая, в маске, будто другая. Как будто кто-то, для кого в порядке вещей проводить выходные вот так.
Первые минуты я просто шла вдоль стен. Не торопясь, будто рассматриваю экспозицию в музее. Только тут «экспонаты» дышали, двигались, стонали. Кто-то стоял на коленях, кто-то держал поводок, кто-то смеялся, как ни в чём не бывало, с бокалом шампанского в руке.
Я была в длинном плаще и простой чёрной маске, закрывающей пол-лица. Под ней — боди и чулки, кожа касалась ткани, но не согревалась. Я всё ещё мёрзла, хоть в зале и было душно. Я постояла у стены, затаив дыхание.
Со мной никто не заговаривал. Пару раз на меня смотрели — один верхний кивнул с вежливым интересом, девушка в корсете прошла рядом, зацепив плечом. Я улыбнулась в ответ, но не знала, что сказать. Это было одновременно унизительно и безопасно. Как будто я — в аквариуме. Но я сама в него залезла.
Я подошла к бару, заказала что-то сладкое, даже не слушая, что говорит бармен. В голове гудело — от музыки, от латекса, от тел, от ожидания чего-то, что я сама не могу объяснить.
Я надела маску, но всё равно казалось, что все видят, как я нервничаю. Все здесь были слишком уверенными, будто родились в этих верёвках и ошейниках.
И тут взгляд сам по себе остановился. На мужчине. Высокий, статный, в чёрной маске с острыми скулами. Стоял у стены, облокотившись, и смотрел в центр зала. Спокойно. Уверенно. Мне показалось — нет, не может быть — И всё-таки… Это Волков.
Я чуть не выронила бокал. Не может быть. Я моргнула, отвернулась, потом снова посмотрела. Он — точно он. Угол губ, изгиб шеи, даже то, как он держит руки — всё было слишком знакомо. Но он был другим. Не корпоративным, не сухим. Как будто он здесь — дома.
И он смотрел. На меня. В упор.
Не сразу, будто случайно зацепился взглядом. Но не отвёл. Медленно, как в кино, он провёл по мне глазами — от лица к шее, к плечам, по груди, по бёдрам. Задержался на моих чулках, как будто с намеком, если бы не привычный холод в его глазах. Я почувствовала, как краснею под маской.
Он не шелохнулся. Не подошёл. Не кивнул. Только смотрел. С холодной, выверенной оценкой. Как будто решал — подхожу ли я под некий стандарт. Под его стандарт.
А потом — рядом с ним встала девушка. В кожаных трусах, с плёткой в руках. Она что-то спросила, и он чуть наклонился, ответил. И все. Его внимание переключилось.
Я стояла, как прибитая. В висках стучало. Это Волков. Мой начальник. На кинки-вечеринке. Кажется, в роли… профессионального ВЕРХА. А я тут — в маске, в чулках, и, кажется, с глазами, полными стыда и желания.
Мне захотелось выйти подышать. Или провалиться. Или чтобы он снова посмотрел.?Я понятия не имела, что делать с этой информацией. Но знала точно: после этого вечер изменился. И что-то во мне — тоже.
Я уже было собралась отойти — может, к выходу, может, просто перевести дух — когда увидела его снова. Он стоял в отдельной зоне, за лентой, где толпились зрители.
Там был стол с инструментами — шлёпалки, плётки, перчатки. Волков держал одну из них — строгую, кожаную, с красной прострочкой. Крутанул в пальцах, как бы проверяя баланс. Он выглядел спокойно и точно знал, что делает. Он не играл в образ — он был в нём.
Девушка в нижнем белье с открытой спиной наклонилась перед ним, облокотилась о кожаную скамью. Он надел перчатки, медленно, будто нарочно растягивая момент. Затем негромко сказал ей что-то — и начал.
Первый хлопок был негромким, но чётким. Девушка вздрогнула и задышала глубже. Ещё один. Он работал выверенно, ритмично. Его спина оставалась прямой, движения — точными. Он контролировал и пространство, и её дыхание, и всех, кто смотрел. Как на работе, когда вёл конференции. А я смотрела. Не могла не смотреть.
Это мой начальник.?Это Волков.?Это... так сексуально, что хочется в землю вжаться.
Я не заметила, как сжала кулаки. У меня пересохло во рту. Он смотрел на девушку, и я чувствовала ревность — безумную, стыдную, но настоящую. Он уже касался кого-то. Так, как я… даже не представляла.
Я вдруг поняла: я хочу, чтобы он коснулся меня. Мне нужно было что-то сделать. Подойти? Сказать? Попросить? Просто попасть в поле его внимания, снова.
Я медленно двинулась к зоне. Волков уже закончил — девушка встала, он что-то сказал ей негромко, похлопал по плечу. У него было лицо человека, закончившего перфоманс, но всё ещё не вышедшего из роли.
Я не успела сделать и двух шагов, как передо мной оказался другой мужчина — в маске, с короткой плёткой, с пронзительными глазами.
— Вы, наверное, неопытны? — спросил он с вежливой усмешкой.
Я чуть отшатнулась, но кивнула. Волков обернулся, услышав. Он смотрел прямо на меня. На меня — и на этого мужчину.
— Господин, — продолжил незнакомец, кивая в сторону Волкова, — не очень любит неопытных нижних. Но у нас сегодня мастер-класс по порке. Если хотите, можете поассистировать. Мы будем обсуждать, как шлёпать новеньких.
Он кивнул ещё раз — уже в сторону Волкова:
— Может, и сам покажет. Вы не против?
Я не могла понять, как дышать. Волков всё ещё смотрел. Ни малейшей эмоции. Но взгляд его… будто раздевал. Или оценивал. Или сомневался. Или всё сразу. Я не знала, что это — шанс или ловушка. Но знала — нельзя отступать.
Я согласилась. На ватных ногах, с полным непониманием, что от меня требуется, пошла за ассистентом Волкова. Он двигался уверенно, как будто всё это — часть репетиции, и я уже давно должна была знать свою роль.
Он жестом пригласил меня подняться на подиум — приподнятую платформу с мягкой скамьёй в центре. Вокруг собирались люди: кто-то в масках, кто-то в латексе, кто-то в простых чёрных футболках. Все смотрели. А я чувствовала себя голой, даже под плащом.
Волков всё ещё стоял сбоку, чуть в тени. Он смотрел на меня с лицом, в котором я увидела раздражение. Или мне показалось. "Вот я дура… Сама напросилась. Наша встреча здесь и так была слишком неловкой. Он, наверное, меня ненавидит."
Ассистент мягко, но без колебаний помог мне снять плащ. Я осталась только в чёрном боди и чулках. На это я совсем не рассчитывала. Боди врезался в тело, и мои ягодицы — почти полностью на виду у толпы. Я почувствовала, как краснею.
— Вы в стрингах — супер, — сказал он. — Нужно, чтобы было видно отметки и покраснения, чтобы зрители правильно поняли технику.
Он кивнул мне и повёл к скамье. Ассистент повернулся к публике, сделал приглашающий жест:
— А теперь… — голос его стал громче, почти торжественный, — наш опытный Господин вызвался показать более усложнённые и болезненные техники, доступные как для новичков, так и для продолжающих.
И он посмотрел на него. На Волкова. Тот шагнул вперёд, спокойно, уверенно, как будто знал этот маршрут наизусть. В чёрной рубашке с закатанными рукавами, в маске, с паддлом в руке. И с таким лицом… как будто он уже мысленно меня шлёпнул.
Он обвёл взглядом публику, не торопясь. Потом — на меня. В упор.
— Сегодня покажем работу с лопаткой и флоггером, — говорит Волков. Голос ровный, чуть глухой. Не узнаваемый — он будто специально его меняет.
— Мы поработаем с ритмом, выдержкой, паузой. Важнее всего — не сила, а ожидание.
Он касается меня флоггером. Лёгко. Просто проводит по коже. Меня будто током прошибает. Он точно знает. Он знает, что это я.
— Эта нижняя — явно неопытная. Но очень… выразительная, — продолжает он, уже тише. Почти в ухо. — Покажем, как через минимальные усилия можно получить максимум воздействия.
И вот оно. Первый удар флоггера. Плеть разматывается, распадается на ленты и с глухим звуком ложится по ягодицам. Не больно. Но ярко.
— Один. — Его голос стал жёстче. — Пауза.?— Два.?— Пауза.
Потом — серия. Ритм сбивается. Он специально делает удары непредсказуемыми. Я вздрагиваю. Один раз — почти вскрикнула. Зал внимательно наблюдает.
— Хорошо. Теперь — лопатка.
Он даёт короткую паузу. А потом — бах. Острая, чёткая боль. Но не пиковая — словно чтобы показать: вот куда всё может пойти. Я судорожно вдыхаю.
— Реакция правильная, — говорит он. — Смотрите, как она уходит в тело. Это означает, что доверие есть. Даже если саба боится — тело уже отвечает. Оно просит ещё.
Я не знаю, краснею ли я. Может быть, уже вся малиновая. Или белая как простыня.
"Доверие", — думаешь ты.?"Ты даже не сказал 'привет'."
Он даёт финальный удар. Самый жёсткий. Как будто специально наказывает за наглость. Я невольно вскрикиваю.
Он кладёт ладонь мне на поясницу, чуть выше ягодиц. Горячая, тяжёлая. Я все еще стою на коленях перед ним — перед своим начальником. Его рука в кожаной перчатке гладит меня по попе, очень чувствительный после шлепков, на этот раз будто нежно, одобряюще:
— Всё. Молодец.
Ассистент хлопает в ладоши. Публика одобрительно гудит. А я стою, будто после шторма. Сердце гремит. Ноги ватные. Не знаю, что впечатлило сильнее — его безжалостные хлопки или как он сделал вид, будто мы не знакомы? Но, похоже, всё только начинается.
Я стою перед Волковым на коленях. Руки согнуты в локтях. Поясница выгнута в ожидании. Он шлепает меня рукой в перчатке, плотной, пахнущей кожей. Строго, безжалостно. Шлепки обжигают. После нескольких ударов он останавливается. Оценивает работу. Вдруг его рука спускается к моим трусикам, палец твердый, всё еще спрятанный в перчатке скользит по ним с лёгким нажатием… И отодвигает в сторону. Он смотрит холодно, не задает вопросов. Любуется? Злится? Я выгибаюсь сильнее в ожидании. Провоцирую. Умоляю. Он расстегивает ширинку…
Практически каждое утро той недели я просыпалась в холодном поту и мокром белье. Сердце бешено колотилось, когда я с трудом вылезала из-под одеяла, пытаясь избавиться от странной тяжести, всё ещё лежавшей в груди. Сон… тот самый сон. В нём он снова был рядом, и я снова чувствовала его руку на себе, этот шлёпок — резкий, болезненный, но с какой-то невыразимой властью. Казалось, это было не просто прикосновение, а нечто большее. Я закрывала глаза, стараясь вытеснить этот образ, как будто всё это происходило не со мной.
На работе я поймала себя на том, что всё время ищу его взгляд. Пыталась не пялиться в упор, но глаза сами собой цеплялись за его силуэт в офисе. Как обычно — ни слова, ни взгляда. Между нами зияла пустота. Я делала вид, что занята делами, но стоило ему пройти мимо, как ловила на себе его мимолётный, совершенно нейтральный взгляд. Он даже не здоровался, и от этого я начинала нервничать. Он ведь мог уволить меня в любой момент.
Я сидела за компьютером, не в силах сосредоточиться. Может, пора было открыть вакансии и начать искать другую работу? Я ведь не просто видела его на той вечеринке — я напросилась в "ассистентки". Он не мог не помнить. А если решит избавиться от меня как от неудобного свидетеля? Если я расскажу, это может повредить его карьере.
Ближе к обеду я чуть не уронила чашку, когда увидела письмо с темой: «Ко мне». Отправитель — Волков. Без приветствия, без подписи. Просто: «Ко мне». Как в каком-то дурацком сериале про офисные войны. Живот скрутило.
Я шла по коридору как на казнь. За всю неделю он ни разу не заговорил со мной. Ни взгляда, ни намёка на то, что это вообще было. Я уже перебрала в голове десяток способов, как он мог бы меня уволить: официально, неофициально, через сокращение, через HR — и ни один не казался невероятным.
Может, уже всё решил. Может, сейчас всё и случится — и я выйду из кабинета без пропуска, с коробкой в руках и дежурным «да ты не расстраивайся» от коллег.
Я постучала.
— Да, — коротко сказал он.
Я зашла. Он сидел, как обычно, спокоен и сосредоточен. На столе перед ним лежал мой вчерашний отчёт.
— Анастасия, — он смотрит на экран, не на меня. — Тут пара несостыковок в расчётах. Вот тут, — он разворачивает монитор, — у вас в формуле проскакивает старая ставка. Это влияет на график и на прогноз.
Я моргнула.
— А… Да. Я, наверное, забыла обновить источник, — прошептала я.
— Проверьте всё ещё раз. Это не критично, но так не пойдёт. И ещё: по возможности, делайте ссылки не вручную, а через формулы. Так надёжнее.
Он закрыл вкладку, кивнул. Я снова зависла, как будто ждала дальнейших указаний:
— Всё. Вы свободны.
И всё? Меня не увольняют?
Я вышла в коридор и даже не сразу поняла, как дышать. Руки всё ещё дрожали, но в голове был только один вопрос: он правда просто отчитался за ошибку? Как с обычным сотрудником? И что у него в голове? Может попытается сделать вид, будто ничего не было… Понадеется на мою благоразумие. Хотя это было бы странно для такого контролера, как он.
Дома всё было как обычно. Саша сидел за компом в наушниках, сгорбившись, в трениках и с жирным пятном на футболке. Я прошла мимо, он что-то буркнул — вроде бы «привет» — и вернулся к своему миру. Я переоделась, умылась, открыла холодильник, где нас ждали две забытые брокколи и банка кимчи, которую я зачем-то купила в порыве ЗОЖ-энтузиазма. Закрыла.
Села рядом на край дивана и уставилась в стену. Не потому что она интересная — просто глаза никуда не хотели смотреть. За окном медленно гас вечер, и всё казалось приглушённым, как в наболевшем сне.
— Просто… вместе было бы как-то спокойнее. Интереснее, наверное, — я не знала, чего добиваюсь, но почему-то было очень важно, чтобы он захотел. Чтобы разделил со мной этот опыт, вдохновился чем-то.
Он фыркнул, сел поудобнее.
— Да ладно, Насть. Не отдашься же ты там первому встречному. Я тебя год уламывал, помнишь?
Он усмехнулся, как будто пошутил. Но это не было смешно. Это было как удар чем-то мягким — вроде не больно, но хочется заорать. Как будто я должна быть благодарной за то, что он меня "добился". Как будто теперь я его навсегда. Приз.
— Угу, — сказала я. — Ну, ладно. Схожу одна.
Он кивнул и уже повернулся к ноуту, будто разговор окончен. А я сидела и чувствовала, как что-то тихо ломается внутри.
***
Вечером в пятницу я достала коробку с бельём. Швырнула её на кровать. Перебирала вещи долго — кружево, кожа, плотная ткань, маска. Перемерила полгардероба. В голове — шум, в животе — страх и что-то ещё. Волнение. Нет, даже не так. Голод.
Я встала перед зеркалом и долго смотрела на себя. Тело казалось чужим — будто я забыла, как в нём жить. Оно было красивым, может быть, даже желанным. Но — замерзшим.
Не могу больше.
Может, просто найти кого-то… профессионального? Верхнего. Договориться. Всё обсудить. Чётко, по границам. Это не измена, это игра. Удовлетворение потребности. Я в долгих, стабильных, счастливых отношениях.
Саша ведь доверяет мне. Саша ведь не против. Саша ведь даже не спрашивает, зачем я туда иду. Может, я и правда просто найду кого-то, кто сделает больно, ласково и точно — как надо. Без обид. Без чувств. Без любви.
Я даже открыла Телегу, нашла нужный канал. Начала писать сообщение в анонимного бота, но вдруг поняла, что у меня трясутся руки.
Удалить. Закрыть. Заблокировать экран.
Нет. Пока не готова. Пока — просто схожу. Посмотрю. Почувствую.
Я выбрала самое простое чёрное боди, чулки и кожаный плащ нараспашку. Тело выглядело строго, почти закрыто. Но под этим — напряжённость. Голод. Тревожное ожидание.
***
Толпа была густой, как дым. Я прошла через тёмный коридор, где пахло вином, лавандой и чем-то металлическим, и попала внутрь зала — низкий свет, красные прожекторы, зеркала по стенам, и в каждом из них я отражалась — тонкая, в маске, будто другая. Как будто кто-то, для кого в порядке вещей проводить выходные вот так.
Первые минуты я просто шла вдоль стен. Не торопясь, будто рассматриваю экспозицию в музее. Только тут «экспонаты» дышали, двигались, стонали. Кто-то стоял на коленях, кто-то держал поводок, кто-то смеялся, как ни в чём не бывало, с бокалом шампанского в руке.
Я была в длинном плаще и простой чёрной маске, закрывающей пол-лица. Под ней — боди и чулки, кожа касалась ткани, но не согревалась. Я всё ещё мёрзла, хоть в зале и было душно. Я постояла у стены, затаив дыхание.
Со мной никто не заговаривал. Пару раз на меня смотрели — один верхний кивнул с вежливым интересом, девушка в корсете прошла рядом, зацепив плечом. Я улыбнулась в ответ, но не знала, что сказать. Это было одновременно унизительно и безопасно. Как будто я — в аквариуме. Но я сама в него залезла.
Я подошла к бару, заказала что-то сладкое, даже не слушая, что говорит бармен. В голове гудело — от музыки, от латекса, от тел, от ожидания чего-то, что я сама не могу объяснить.
Я надела маску, но всё равно казалось, что все видят, как я нервничаю. Все здесь были слишком уверенными, будто родились в этих верёвках и ошейниках.
И тут взгляд сам по себе остановился. На мужчине. Высокий, статный, в чёрной маске с острыми скулами. Стоял у стены, облокотившись, и смотрел в центр зала. Спокойно. Уверенно. Мне показалось — нет, не может быть — И всё-таки… Это Волков.
Я чуть не выронила бокал. Не может быть. Я моргнула, отвернулась, потом снова посмотрела. Он — точно он. Угол губ, изгиб шеи, даже то, как он держит руки — всё было слишком знакомо. Но он был другим. Не корпоративным, не сухим. Как будто он здесь — дома.
И он смотрел. На меня. В упор.
Не сразу, будто случайно зацепился взглядом. Но не отвёл. Медленно, как в кино, он провёл по мне глазами — от лица к шее, к плечам, по груди, по бёдрам. Задержался на моих чулках, как будто с намеком, если бы не привычный холод в его глазах. Я почувствовала, как краснею под маской.
Он не шелохнулся. Не подошёл. Не кивнул. Только смотрел. С холодной, выверенной оценкой. Как будто решал — подхожу ли я под некий стандарт. Под его стандарт.
А потом — рядом с ним встала девушка. В кожаных трусах, с плёткой в руках. Она что-то спросила, и он чуть наклонился, ответил. И все. Его внимание переключилось.
Я стояла, как прибитая. В висках стучало. Это Волков. Мой начальник. На кинки-вечеринке. Кажется, в роли… профессионального ВЕРХА. А я тут — в маске, в чулках, и, кажется, с глазами, полными стыда и желания.
Мне захотелось выйти подышать. Или провалиться. Или чтобы он снова посмотрел.?Я понятия не имела, что делать с этой информацией. Но знала точно: после этого вечер изменился. И что-то во мне — тоже.
Я уже было собралась отойти — может, к выходу, может, просто перевести дух — когда увидела его снова. Он стоял в отдельной зоне, за лентой, где толпились зрители.
Там был стол с инструментами — шлёпалки, плётки, перчатки. Волков держал одну из них — строгую, кожаную, с красной прострочкой. Крутанул в пальцах, как бы проверяя баланс. Он выглядел спокойно и точно знал, что делает. Он не играл в образ — он был в нём.
Девушка в нижнем белье с открытой спиной наклонилась перед ним, облокотилась о кожаную скамью. Он надел перчатки, медленно, будто нарочно растягивая момент. Затем негромко сказал ей что-то — и начал.
Первый хлопок был негромким, но чётким. Девушка вздрогнула и задышала глубже. Ещё один. Он работал выверенно, ритмично. Его спина оставалась прямой, движения — точными. Он контролировал и пространство, и её дыхание, и всех, кто смотрел. Как на работе, когда вёл конференции. А я смотрела. Не могла не смотреть.
Это мой начальник.?Это Волков.?Это... так сексуально, что хочется в землю вжаться.
Я не заметила, как сжала кулаки. У меня пересохло во рту. Он смотрел на девушку, и я чувствовала ревность — безумную, стыдную, но настоящую. Он уже касался кого-то. Так, как я… даже не представляла.
Я вдруг поняла: я хочу, чтобы он коснулся меня. Мне нужно было что-то сделать. Подойти? Сказать? Попросить? Просто попасть в поле его внимания, снова.
Я медленно двинулась к зоне. Волков уже закончил — девушка встала, он что-то сказал ей негромко, похлопал по плечу. У него было лицо человека, закончившего перфоманс, но всё ещё не вышедшего из роли.
Я не успела сделать и двух шагов, как передо мной оказался другой мужчина — в маске, с короткой плёткой, с пронзительными глазами.
— Вы, наверное, неопытны? — спросил он с вежливой усмешкой.
Я чуть отшатнулась, но кивнула. Волков обернулся, услышав. Он смотрел прямо на меня. На меня — и на этого мужчину.
— Господин, — продолжил незнакомец, кивая в сторону Волкова, — не очень любит неопытных нижних. Но у нас сегодня мастер-класс по порке. Если хотите, можете поассистировать. Мы будем обсуждать, как шлёпать новеньких.
Он кивнул ещё раз — уже в сторону Волкова:
— Может, и сам покажет. Вы не против?
Я не могла понять, как дышать. Волков всё ещё смотрел. Ни малейшей эмоции. Но взгляд его… будто раздевал. Или оценивал. Или сомневался. Или всё сразу. Я не знала, что это — шанс или ловушка. Но знала — нельзя отступать.
Я согласилась. На ватных ногах, с полным непониманием, что от меня требуется, пошла за ассистентом Волкова. Он двигался уверенно, как будто всё это — часть репетиции, и я уже давно должна была знать свою роль.
Он жестом пригласил меня подняться на подиум — приподнятую платформу с мягкой скамьёй в центре. Вокруг собирались люди: кто-то в масках, кто-то в латексе, кто-то в простых чёрных футболках. Все смотрели. А я чувствовала себя голой, даже под плащом.
Волков всё ещё стоял сбоку, чуть в тени. Он смотрел на меня с лицом, в котором я увидела раздражение. Или мне показалось. "Вот я дура… Сама напросилась. Наша встреча здесь и так была слишком неловкой. Он, наверное, меня ненавидит."
Ассистент мягко, но без колебаний помог мне снять плащ. Я осталась только в чёрном боди и чулках. На это я совсем не рассчитывала. Боди врезался в тело, и мои ягодицы — почти полностью на виду у толпы. Я почувствовала, как краснею.
— Вы в стрингах — супер, — сказал он. — Нужно, чтобы было видно отметки и покраснения, чтобы зрители правильно поняли технику.
Он кивнул мне и повёл к скамье. Ассистент повернулся к публике, сделал приглашающий жест:
— А теперь… — голос его стал громче, почти торжественный, — наш опытный Господин вызвался показать более усложнённые и болезненные техники, доступные как для новичков, так и для продолжающих.
И он посмотрел на него. На Волкова. Тот шагнул вперёд, спокойно, уверенно, как будто знал этот маршрут наизусть. В чёрной рубашке с закатанными рукавами, в маске, с паддлом в руке. И с таким лицом… как будто он уже мысленно меня шлёпнул.
Он обвёл взглядом публику, не торопясь. Потом — на меня. В упор.
— Сегодня покажем работу с лопаткой и флоггером, — говорит Волков. Голос ровный, чуть глухой. Не узнаваемый — он будто специально его меняет.
— Мы поработаем с ритмом, выдержкой, паузой. Важнее всего — не сила, а ожидание.
Он касается меня флоггером. Лёгко. Просто проводит по коже. Меня будто током прошибает. Он точно знает. Он знает, что это я.
— Эта нижняя — явно неопытная. Но очень… выразительная, — продолжает он, уже тише. Почти в ухо. — Покажем, как через минимальные усилия можно получить максимум воздействия.
И вот оно. Первый удар флоггера. Плеть разматывается, распадается на ленты и с глухим звуком ложится по ягодицам. Не больно. Но ярко.
— Один. — Его голос стал жёстче. — Пауза.?— Два.?— Пауза.
Потом — серия. Ритм сбивается. Он специально делает удары непредсказуемыми. Я вздрагиваю. Один раз — почти вскрикнула. Зал внимательно наблюдает.
— Хорошо. Теперь — лопатка.
Он даёт короткую паузу. А потом — бах. Острая, чёткая боль. Но не пиковая — словно чтобы показать: вот куда всё может пойти. Я судорожно вдыхаю.
— Реакция правильная, — говорит он. — Смотрите, как она уходит в тело. Это означает, что доверие есть. Даже если саба боится — тело уже отвечает. Оно просит ещё.
Я не знаю, краснею ли я. Может быть, уже вся малиновая. Или белая как простыня.
"Доверие", — думаешь ты.?"Ты даже не сказал 'привет'."
Он даёт финальный удар. Самый жёсткий. Как будто специально наказывает за наглость. Я невольно вскрикиваю.
Он кладёт ладонь мне на поясницу, чуть выше ягодиц. Горячая, тяжёлая. Я все еще стою на коленях перед ним — перед своим начальником. Его рука в кожаной перчатке гладит меня по попе, очень чувствительный после шлепков, на этот раз будто нежно, одобряюще:
— Всё. Молодец.
Ассистент хлопает в ладоши. Публика одобрительно гудит. А я стою, будто после шторма. Сердце гремит. Ноги ватные. Не знаю, что впечатлило сильнее — его безжалостные хлопки или как он сделал вид, будто мы не знакомы? Но, похоже, всё только начинается.
Глава 3. Кто кого сдаст
Я стою перед Волковым на коленях. Руки согнуты в локтях. Поясница выгнута в ожидании. Он шлепает меня рукой в перчатке, плотной, пахнущей кожей. Строго, безжалостно. Шлепки обжигают. После нескольких ударов он останавливается. Оценивает работу. Вдруг его рука спускается к моим трусикам, палец твердый, всё еще спрятанный в перчатке скользит по ним с лёгким нажатием… И отодвигает в сторону. Он смотрит холодно, не задает вопросов. Любуется? Злится? Я выгибаюсь сильнее в ожидании. Провоцирую. Умоляю. Он расстегивает ширинку…
Практически каждое утро той недели я просыпалась в холодном поту и мокром белье. Сердце бешено колотилось, когда я с трудом вылезала из-под одеяла, пытаясь избавиться от странной тяжести, всё ещё лежавшей в груди. Сон… тот самый сон. В нём он снова был рядом, и я снова чувствовала его руку на себе, этот шлёпок — резкий, болезненный, но с какой-то невыразимой властью. Казалось, это было не просто прикосновение, а нечто большее. Я закрывала глаза, стараясь вытеснить этот образ, как будто всё это происходило не со мной.
На работе я поймала себя на том, что всё время ищу его взгляд. Пыталась не пялиться в упор, но глаза сами собой цеплялись за его силуэт в офисе. Как обычно — ни слова, ни взгляда. Между нами зияла пустота. Я делала вид, что занята делами, но стоило ему пройти мимо, как ловила на себе его мимолётный, совершенно нейтральный взгляд. Он даже не здоровался, и от этого я начинала нервничать. Он ведь мог уволить меня в любой момент.
Я сидела за компьютером, не в силах сосредоточиться. Может, пора было открыть вакансии и начать искать другую работу? Я ведь не просто видела его на той вечеринке — я напросилась в "ассистентки". Он не мог не помнить. А если решит избавиться от меня как от неудобного свидетеля? Если я расскажу, это может повредить его карьере.
Ближе к обеду я чуть не уронила чашку, когда увидела письмо с темой: «Ко мне». Отправитель — Волков. Без приветствия, без подписи. Просто: «Ко мне». Как в каком-то дурацком сериале про офисные войны. Живот скрутило.
Я шла по коридору как на казнь. За всю неделю он ни разу не заговорил со мной. Ни взгляда, ни намёка на то, что это вообще было. Я уже перебрала в голове десяток способов, как он мог бы меня уволить: официально, неофициально, через сокращение, через HR — и ни один не казался невероятным.
Может, уже всё решил. Может, сейчас всё и случится — и я выйду из кабинета без пропуска, с коробкой в руках и дежурным «да ты не расстраивайся» от коллег.
Я постучала.
— Да, — коротко сказал он.
Я зашла. Он сидел, как обычно, спокоен и сосредоточен. На столе перед ним лежал мой вчерашний отчёт.
— Анастасия, — он смотрит на экран, не на меня. — Тут пара несостыковок в расчётах. Вот тут, — он разворачивает монитор, — у вас в формуле проскакивает старая ставка. Это влияет на график и на прогноз.
Я моргнула.
— А… Да. Я, наверное, забыла обновить источник, — прошептала я.
— Проверьте всё ещё раз. Это не критично, но так не пойдёт. И ещё: по возможности, делайте ссылки не вручную, а через формулы. Так надёжнее.
Он закрыл вкладку, кивнул. Я снова зависла, как будто ждала дальнейших указаний:
— Всё. Вы свободны.
И всё? Меня не увольняют?
Я вышла в коридор и даже не сразу поняла, как дышать. Руки всё ещё дрожали, но в голове был только один вопрос: он правда просто отчитался за ошибку? Как с обычным сотрудником? И что у него в голове? Может попытается сделать вид, будто ничего не было… Понадеется на мою благоразумие. Хотя это было бы странно для такого контролера, как он.
***
Дома всё было как обычно. Саша сидел за компом в наушниках, сгорбившись, в трениках и с жирным пятном на футболке. Я прошла мимо, он что-то буркнул — вроде бы «привет» — и вернулся к своему миру. Я переоделась, умылась, открыла холодильник, где нас ждали две забытые брокколи и банка кимчи, которую я зачем-то купила в порыве ЗОЖ-энтузиазма. Закрыла.
Села рядом на край дивана и уставилась в стену. Не потому что она интересная — просто глаза никуда не хотели смотреть. За окном медленно гас вечер, и всё казалось приглушённым, как в наболевшем сне.
