Однако, каким бы ни был герцог, Фрейю это вполне устраивало, раз тот не желал её кончины. Девушка не знала, что заставило его взять её в жёны, но догадывалась, что и у него могла быть своя выгода. Тем лучше. Безмолвное партнёрство привлекало её куда больше, чем открытое противостояние.
— Я пришла поблагодарить вас за расследование, — заговорила Фрейя, когда тишина затянулась, и стало понятно, что герцог не собирается её прерывать.
— За это благодарите Кайду.
— Непременно. Но и вам спасибо за то, что отдали приказ.
— После того, что я увидел в библиотеке, не было сомнений, что вас подставили. Вы совершенно не умеете орудовать кинжалом.
Фрейя почувствовала в словах явный упрёк, будто герцог намеренно хотел её этим задеть. Она понимала, что, возможно, докучает ему, но не ожидала, что нарвётся на грубость вот так, с первых слов.
— Тогда почему же позволили увести в темницу? — Девушка постаралась произнести это, не показывая вспыхнувшего негодования.
— Хотел преподать урок остальным. Каждый должен был уяснить, что даже статус герцогини не спасёт от наказания за преступление. Правила для всех, даже для вас. Иначе слуги вас не примут в качестве госпожи.
Тут Фрейя не смогла сохранить спокойствие.
«Он! Решил за мой счет! Преподать урок слугам! Неслыханно!» — кипела она, щеки её разрумянились, а брови надвинулись на глаза.
— Так вы заботились о моей репутации! Полагаю, мне и за эту услугу следует вас благодарить? — холодно произнесла Фрейя.
— Мне не нужна благодарность — я это сделал не ради вас.
На этом моменте девушка была готова вступить в словесную перепалку, соревнуясь в колкостях — на таком поле боя она ещё могла составить конкуренцию. Но вспомнив, зачем пришла, Фрейя взяла себя в руки.
— Я здесь не только для того, чтобы выразить благодарность. У меня есть просьба.
— И какая же? — Герцог скрестил пальцы перед лицом, как это часто делала Кайда.
— Отмените казнь Эдит. Пожалуйста.
— И не подумаю, — отрезал герцог. — Она должна получить по заслугам. Прилюдно.
— Можно наказать её по-другому: сослать, например…
— Она должна отдать жизнь, — прервал её Хартманн.
Фрейя ожидала такого исхода. Глупо было верить, что она сможет изменить приговор, но идти на попятную уже было поздно — она не могла подвести Лорену. Да и природное упрямство сыграло роль.
— Послушайте, вы же разумный человек, — начала девушка, потерявшая всякий страх перед мужем. — Люди и так неохотно идут на службу к вам. Вас боятся, называют варваром, и казнью служанки вы только подтвердите всё, что о вас говорят. Неужели такова ваша цель? Весть об убийстве пронесётся по округе…
— Достаточно, — вновь перебил её Хартманн грубым голосом. — Мне безразлично, что думают люди.
Манера герцога прерывать её изречения начала действовать на нервы. Фрейя обошла кресло, встав так, что смотрела на герцога сверху вниз.
— А может, вы просто жаждете крови, как все говорят? Не думала, что вы настолько слабы, что нуждаетесь в показательных жертвах.
— Не думал, что герцогиня так отчаянно будет защищать служанку, которая пыталась свалить на неё убийство. Как глупо.
Глаза Фрейи вспыхнули. Страх перед герцогом сменился яростью. Он был непреклонен и казался невозмутимым, и даже провокационные обвинения в его сторону будто пролетали мимо ушей. Лучше бы он взревел, запсиховал, оскорбился! Хартманн так спокойно принимал нападки в свой адрес, что это выводило из себя. Чувство благодарности, с которым герцогиня вошла в покои мужа, живо испарилось.
Она оперлась руками о дубовый стол, нависнув над герцогом. Их лица оказались непозволительно близко – лишь шлем служил непреодолимым барьером.
— Глупо? — сквозь зубы переспросила Фрейя, вглядываясь в янтарный глаз.
Во второй глаз девушка не смотрела — она не могла понять, видит ли им герцог.
Свеча, стоявшая на столе, осветила нахмурившиеся брови Фрейи и её покрасневшие от жаркого спора щёки. Свет мягко упал на её губы, готовые произнести упрёк прямо в лицо герцога, и на глаза, которые так открыто всматривались в прорезь его шлема.
И тогда герцог, казалось, впервые заметил, как было красиво её недовольное лицо. Он на миг застыл, охваченный незнакомым чувством.
— Да, в самом деле глупо, — произнес он тихо, не разрывая зрительный контакт. — Примерно так же, как ваше молчание сегодня утром. Вы могли просто назвать моё имя.
Фрейя опешила, услышав его упрёк.
«Он знал, что нож был для защиты от него?»
Девушка не нашлась что ответить, отступив от стола и выпрямившись. Да, герцог оказался для неё книгой, которую не так просто прочесть. Иногда ей казалось, что ему чужды людские мысли и переживания, что он не может понять человеческие отношения, уловить флюиды человеческих чувств: он слишком груб и не отёсан. Но он так легко понял то, чего она не решилась произнести вслух.
— Ваше решение насчёт Эдит окончательно?
Фрейя, уставшая от бессмысленного спора, хотела уйти. У неё не было желания находиться с герцогом в одном помещении ещё дольше, если всё уже решено — день и так выдался слишком тяжёлым.
Хартманн не ответил. Она резко развернулась и молча покинула покои, не удостоив герцога даже формальным прощанием.
В своей комнате Фрейя застала Лорену с Гелой. У первой было заплаканное лицо, а вторая, видимо, пыталась её утешить. При виде герцогини обе встрепенулись.
— Ну что? Получилось?
Фрейя лишь покачала головой, давая понять, что казнь состоится. Лорена вновь разразилась всхлипами.
— Ничего… г-госпожа… — проговорила она, судорожно запинаясь. — Ты сделала всё, что могла… Спасибо.
— Г-г-госпоже нужно отд-д-охнуть. Л-лорена и Гела у-уходят.
Девушка взяла плачущую Лорену под руку и вывела из покоев. Фрейя была благодарна — она так устала, что не было сил даже утешать бедную Лорену. Хотелось только провалиться в сон и проспать как минимум двое суток. Сгущались сумерки. Скоро должна была состояться казнь.
Сквозь пелену сна послышался шум — что-то хлопнуло на улице. Фрейя с трудом оторвалась от подушки и, протерев глаза, поняла, что проспала уже довольно долго — свеча, освещающая покои, догорела.
Значит, Эдит казнена.
В темноту покоев проник слабый свет — внизу, снаружи что-то мерцало. Девушка, поддавшись любопытству, выглянула в окно.
На гравийной дорожке стояла карета, а рядом суетились слуги, держа в руках подсвечники. Кучер уводил жеребцов в стойло, стражник стоял неподалёку от кареты и что-то говорил Кайде, а та его внимательно слушала. Свечи хорошо освещали их лица, и стражник, похоже, отчитывался.
В голове мелькнула надежда — почти невероятная мысль, требовавшая немедленной проверки. Девушка, недолго думая, накинула на ночное платье первое, что подвернулось под руку, выпорхнула из покоев и кинулась по ступенькам вниз.
Кайда как раз входила в дом. Столкнувшись с госпожой, та удивлённо окинула герцогиню взглядом и, не успев заговорить, получила прямой вопрос.
— Эдит казнена?
— Нет, госпожа.
Фрейя облегчённо вздохнула — её догадка подтвердилась.
— Могу я поинтересоваться её судьбой?
— Преступница отправлена на рудники. Лишившись языка.
Месторождения металлов, которые активно добываются в Империи, чтобы обеспечить постоянно растущую армию оружием и бронёй, имеют славу похуже, чем самая жестокая тюрьма. Поистине суровое наказание. Можно сказать, убийцу обрекли на медленную казнь — долго в тех условиях никто не задерживался: люди, работающие на рудниках, приравнивались к расходному материалу.
«Он не казнил её, как я и просила, но обрёк на верную смерть, как сам того желал», — задумалась Фрейя, поразившись тому, как искусно герцог нашёл выход из ситуации, — «всё же он далеко не глуп. Но всё так же жесток».
Однако герцогиня была удивлена тому, что он всё-таки прислушался к её просьбе. Наказание безжалостно, но сам факт, что решение было изменено, многого стоил.
Нужно было сообщить Лорене, что её сестра ещё жива. Скорее всего, она не явилась на казнь и не узнала о ссылке, заменившей немедленную смерть.
Фрейя тут же направилась к комнатам слуг. Она двигалась по коридору словно тень, почти бесшумно. Вдруг на повороте она столкнулась с человеком, шагавшим так же тихо. Девушка отпрянула и машинально подняла взгляд, чтобы увидеть, в кого только что врезалась.
На неё, освещённый тусклым светом свечи, смотрел высокий мужчина. Лицо его было сурово очерчено — угловатое, с резкими скулами и тенью небритости, придававшей ему дикости. В глаза сразу бросилось увечье — старый, но не посветлевший ожог, который затронул целую половину лица, вместе с глазом. Кожа там была будто выжжена, обуглена и словно вросла в лицо. Рельеф рубцов вздымался до виска, сбегал по щеке. Глаз, задетый ожогом, был тусклым и беззрачным, словно слепой, а второй — янтарный — горел и смотрел прямо на Фрейю.
— Я пришла поблагодарить вас за расследование, — заговорила Фрейя, когда тишина затянулась, и стало понятно, что герцог не собирается её прерывать.
— За это благодарите Кайду.
— Непременно. Но и вам спасибо за то, что отдали приказ.
— После того, что я увидел в библиотеке, не было сомнений, что вас подставили. Вы совершенно не умеете орудовать кинжалом.
Фрейя почувствовала в словах явный упрёк, будто герцог намеренно хотел её этим задеть. Она понимала, что, возможно, докучает ему, но не ожидала, что нарвётся на грубость вот так, с первых слов.
— Тогда почему же позволили увести в темницу? — Девушка постаралась произнести это, не показывая вспыхнувшего негодования.
— Хотел преподать урок остальным. Каждый должен был уяснить, что даже статус герцогини не спасёт от наказания за преступление. Правила для всех, даже для вас. Иначе слуги вас не примут в качестве госпожи.
Тут Фрейя не смогла сохранить спокойствие.
«Он! Решил за мой счет! Преподать урок слугам! Неслыханно!» — кипела она, щеки её разрумянились, а брови надвинулись на глаза.
— Так вы заботились о моей репутации! Полагаю, мне и за эту услугу следует вас благодарить? — холодно произнесла Фрейя.
— Мне не нужна благодарность — я это сделал не ради вас.
На этом моменте девушка была готова вступить в словесную перепалку, соревнуясь в колкостях — на таком поле боя она ещё могла составить конкуренцию. Но вспомнив, зачем пришла, Фрейя взяла себя в руки.
— Я здесь не только для того, чтобы выразить благодарность. У меня есть просьба.
— И какая же? — Герцог скрестил пальцы перед лицом, как это часто делала Кайда.
— Отмените казнь Эдит. Пожалуйста.
— И не подумаю, — отрезал герцог. — Она должна получить по заслугам. Прилюдно.
— Можно наказать её по-другому: сослать, например…
— Она должна отдать жизнь, — прервал её Хартманн.
Фрейя ожидала такого исхода. Глупо было верить, что она сможет изменить приговор, но идти на попятную уже было поздно — она не могла подвести Лорену. Да и природное упрямство сыграло роль.
— Послушайте, вы же разумный человек, — начала девушка, потерявшая всякий страх перед мужем. — Люди и так неохотно идут на службу к вам. Вас боятся, называют варваром, и казнью служанки вы только подтвердите всё, что о вас говорят. Неужели такова ваша цель? Весть об убийстве пронесётся по округе…
— Достаточно, — вновь перебил её Хартманн грубым голосом. — Мне безразлично, что думают люди.
Манера герцога прерывать её изречения начала действовать на нервы. Фрейя обошла кресло, встав так, что смотрела на герцога сверху вниз.
— А может, вы просто жаждете крови, как все говорят? Не думала, что вы настолько слабы, что нуждаетесь в показательных жертвах.
— Не думал, что герцогиня так отчаянно будет защищать служанку, которая пыталась свалить на неё убийство. Как глупо.
Глаза Фрейи вспыхнули. Страх перед герцогом сменился яростью. Он был непреклонен и казался невозмутимым, и даже провокационные обвинения в его сторону будто пролетали мимо ушей. Лучше бы он взревел, запсиховал, оскорбился! Хартманн так спокойно принимал нападки в свой адрес, что это выводило из себя. Чувство благодарности, с которым герцогиня вошла в покои мужа, живо испарилось.
Она оперлась руками о дубовый стол, нависнув над герцогом. Их лица оказались непозволительно близко – лишь шлем служил непреодолимым барьером.
— Глупо? — сквозь зубы переспросила Фрейя, вглядываясь в янтарный глаз.
Во второй глаз девушка не смотрела — она не могла понять, видит ли им герцог.
Свеча, стоявшая на столе, осветила нахмурившиеся брови Фрейи и её покрасневшие от жаркого спора щёки. Свет мягко упал на её губы, готовые произнести упрёк прямо в лицо герцога, и на глаза, которые так открыто всматривались в прорезь его шлема.
И тогда герцог, казалось, впервые заметил, как было красиво её недовольное лицо. Он на миг застыл, охваченный незнакомым чувством.
— Да, в самом деле глупо, — произнес он тихо, не разрывая зрительный контакт. — Примерно так же, как ваше молчание сегодня утром. Вы могли просто назвать моё имя.
Фрейя опешила, услышав его упрёк.
«Он знал, что нож был для защиты от него?»
Девушка не нашлась что ответить, отступив от стола и выпрямившись. Да, герцог оказался для неё книгой, которую не так просто прочесть. Иногда ей казалось, что ему чужды людские мысли и переживания, что он не может понять человеческие отношения, уловить флюиды человеческих чувств: он слишком груб и не отёсан. Но он так легко понял то, чего она не решилась произнести вслух.
— Ваше решение насчёт Эдит окончательно?
Фрейя, уставшая от бессмысленного спора, хотела уйти. У неё не было желания находиться с герцогом в одном помещении ещё дольше, если всё уже решено — день и так выдался слишком тяжёлым.
Хартманн не ответил. Она резко развернулась и молча покинула покои, не удостоив герцога даже формальным прощанием.
В своей комнате Фрейя застала Лорену с Гелой. У первой было заплаканное лицо, а вторая, видимо, пыталась её утешить. При виде герцогини обе встрепенулись.
— Ну что? Получилось?
Фрейя лишь покачала головой, давая понять, что казнь состоится. Лорена вновь разразилась всхлипами.
— Ничего… г-госпожа… — проговорила она, судорожно запинаясь. — Ты сделала всё, что могла… Спасибо.
— Г-г-госпоже нужно отд-д-охнуть. Л-лорена и Гела у-уходят.
Девушка взяла плачущую Лорену под руку и вывела из покоев. Фрейя была благодарна — она так устала, что не было сил даже утешать бедную Лорену. Хотелось только провалиться в сон и проспать как минимум двое суток. Сгущались сумерки. Скоро должна была состояться казнь.
***
Сквозь пелену сна послышался шум — что-то хлопнуло на улице. Фрейя с трудом оторвалась от подушки и, протерев глаза, поняла, что проспала уже довольно долго — свеча, освещающая покои, догорела.
Значит, Эдит казнена.
В темноту покоев проник слабый свет — внизу, снаружи что-то мерцало. Девушка, поддавшись любопытству, выглянула в окно.
На гравийной дорожке стояла карета, а рядом суетились слуги, держа в руках подсвечники. Кучер уводил жеребцов в стойло, стражник стоял неподалёку от кареты и что-то говорил Кайде, а та его внимательно слушала. Свечи хорошо освещали их лица, и стражник, похоже, отчитывался.
В голове мелькнула надежда — почти невероятная мысль, требовавшая немедленной проверки. Девушка, недолго думая, накинула на ночное платье первое, что подвернулось под руку, выпорхнула из покоев и кинулась по ступенькам вниз.
Кайда как раз входила в дом. Столкнувшись с госпожой, та удивлённо окинула герцогиню взглядом и, не успев заговорить, получила прямой вопрос.
— Эдит казнена?
— Нет, госпожа.
Фрейя облегчённо вздохнула — её догадка подтвердилась.
— Могу я поинтересоваться её судьбой?
— Преступница отправлена на рудники. Лишившись языка.
Месторождения металлов, которые активно добываются в Империи, чтобы обеспечить постоянно растущую армию оружием и бронёй, имеют славу похуже, чем самая жестокая тюрьма. Поистине суровое наказание. Можно сказать, убийцу обрекли на медленную казнь — долго в тех условиях никто не задерживался: люди, работающие на рудниках, приравнивались к расходному материалу.
«Он не казнил её, как я и просила, но обрёк на верную смерть, как сам того желал», — задумалась Фрейя, поразившись тому, как искусно герцог нашёл выход из ситуации, — «всё же он далеко не глуп. Но всё так же жесток».
Однако герцогиня была удивлена тому, что он всё-таки прислушался к её просьбе. Наказание безжалостно, но сам факт, что решение было изменено, многого стоил.
Нужно было сообщить Лорене, что её сестра ещё жива. Скорее всего, она не явилась на казнь и не узнала о ссылке, заменившей немедленную смерть.
Фрейя тут же направилась к комнатам слуг. Она двигалась по коридору словно тень, почти бесшумно. Вдруг на повороте она столкнулась с человеком, шагавшим так же тихо. Девушка отпрянула и машинально подняла взгляд, чтобы увидеть, в кого только что врезалась.
На неё, освещённый тусклым светом свечи, смотрел высокий мужчина. Лицо его было сурово очерчено — угловатое, с резкими скулами и тенью небритости, придававшей ему дикости. В глаза сразу бросилось увечье — старый, но не посветлевший ожог, который затронул целую половину лица, вместе с глазом. Кожа там была будто выжжена, обуглена и словно вросла в лицо. Рельеф рубцов вздымался до виска, сбегал по щеке. Глаз, задетый ожогом, был тусклым и беззрачным, словно слепой, а второй — янтарный — горел и смотрел прямо на Фрейю.
