– Где наша одежда? – через несколько минут, чуть успокоившись, спросила девушка испуганно притихшего и ощупывающего теперь уже молча своё лицо мужчину.
– Она в моём доме, – ответил тот с готовностью.
– Ведите нас туда! Можете видеть! – разрешила Марисоль, снова изобразив в воздухе некий невидимый знак.
– Да! О боги! Я опять вижу! Спасибо, моя госпожа! Прошу пожаловать в мой дом! – подобострастно поскуливая, недавний мучитель засеменил в сторону одной из слепленных из картона и ржавой жести будок. Там он быстро вытащил откуда-то два затхло пахнущих пластиковых пакета с джинсами, парой серо-зелёных футболок и остальными составляющими девичьего гардероба.
– Разве это всё? – недоумённо подняла бровь Марисоль, тут же начав одеваться в отнюдь не свежестью пахнущую одежду.
– Ах, да, простите дурака, забыл совсем! – залебезил неискренне мужчина, после чего нырнул в свою хижину и вернулся с двумя женскими рюкзачками. Найденные в них телефоны оказались оба ожидаемо разряжены.
– Как тут заряжают мобильники? – поинтересовалась девушка, уже одевшись и помогая своей подруге.
– Э… – замялся было мужчина.
– Три песо! – прошамкала высунувшаяся из соседней хижины-коробки беззубая женщина неопределённого возраста, одевшая зачем-то кухонный фартук поверх старого бесформенного платья. После этого она, кряхтя и кашляя, выползла наружу и выкатила за собой на тележке автомобильный аккумулятор с присоединённой к нему охапкой проводов с разными разъёмами.
– Да-да, сейчас! – сунулась в свой рюкзачок Марисоль. Денег там не оказалось. Вообще. Даже мелочи. Ни единой монетки.
Реакция на её недоумение по этому поводу оказалась ошеломляющей: мужчина вдруг грохнулся на колени и завыл что-то о тяготах своей жизни, пуская щедрые потоки слёз и сопливые пузыри.
– Эй, деньги где? – требовательно прервала его девушка.
– Я всё верну! – часто моргая, соврал мужчина, утираясь засаленным рукавом. – Я отдам три песо позже! – это адресовалось уже соседке с аккумулятором.
– Отдашь четыре песо. Завтра. Давайте телефон. – угрюмо пробубнила та, находя в спутанной куче проводов одной ей известным способом нужный. – Чего уставилась, звони давай.
– Он разве зарядился?
– Ха-ха-ха! Я тебя до вечера ждать буду? Сейчас звони и вали уже.
– Алло! Маэстро, это мы. Мы тут… да-да, Веро со мной. Ясно. Мы никуда не уходим и ждём. Спасибо, Учитель!
Краем глаза девушка заметила, что её старшая подруга Веро, не до конца ещё успев одеться в возвращённую им одежду, вдруг пристально уставилась на макушку по-прежнему стоящего на коленях и пускающего сопливые пузыри их бывшего экзекутора, зачем-то поднимая с земли большой булыжник.
– Он того не стоит, сестра! – вынимая камень из руки подруги, мягко сказала Марисоль. Посмотри-ка, вот тут ты ещё не застегнула. И вот тут. Неудобно. За нами вот-вот приедут. Давай-ка приведём себя в порядок.
И действительно, спустя считаные минуты сразу с трёх сторон к лесополосе, ограждающей одну из столичных свалок, съехались, поднимая тучи пыли, непрерывно сигналя и распугивая многочисленных ворон и галок, полдюжины видавших виды автомобилей самого разного вида, размера и назначения. Среди них нашлись даже катафалк и передвижная парикмахерская для домашних животных с непонятно каким чудом держащейся над крышей пикапа большой и яркой пластмассовой расчёской с рукояткой в виде пушистого хвоста.
Отличающую все без исключения прибывшие машины потасканность с лихвой компенсировала искренняя радость высыпавшего из них разношёрстного люда при виде двух так долго искомых и найденных наконец-то девушек… столько дружеских объятий и неподдельного счастья в глазах совершенно незнакомых людей Марисоль и представить себе не могла до сих пор…
***
– Извините, я, похоже, пропустила свой Экзамен, – виновато произнесла чисто вымытая слезами маминого счастья с вкраплениями брызг из душа Марисоль несколько часов спустя, здороваясь с Маэстро на входе в его берлогу.
– Привет, важная птица! – с улыбкой помахала она приветливо рукой в направлении одного из шкафов невидимому по обыкновению для обычного глаза ворону. Тот одобрительно кивнул в ответ на приветствие девушки своей седой головой. – Как дела у Веро?
– Веронику мы подлечим, ничего страшного, через пару дней увидитесь. А теперь давайте поговорим о причине того, что произошло с вами. Нам надо найти и примерно наказать вашего обидчика или обидчиков.
– Причина того, что с нами произошло – это мы сами, Маэстро. Не надо никого искать, прошу Вас! Мы с сестрой вели себя неподобающе, за что и поплатились.
– Ну и что мы будем делать теперь? – будто беседуя то ли с самим собой, то ли с каким-то невидимым и ещё более мудрым, чем он сам, собеседником, произнёс вполголоса Маэстро.
И на некоторое время замолчал, сначала склонив свою голову и будто задумавшись, а затем приподняв её, будто к чему-то слышимому только им прислушиваясь.
– Моя вновь обретённая сестра – большая умница! – наконец повернул он свою седую голову в сторону гостьи, и девушке показалось, что голос его чуть дрогнул в момент произнесения этих слов.
– Мы горды приветствовать Вас в качестве полноправной ведьмы Старшего матрикула, сестра Марисоль! Экзамен Вами сдан с отличием, достойным похвалы!
– Старшего матрикула?! – переспросила девушка ошеломлённо, – разве я не должна начинать с принсипианте, как все?
– Ну уж нет! – улыбнулся Маэстро. – Только не Вы! Именно Старшего матрикула, я не оговорился.
- Господи, что творится?! – удивился он тут же неподдельно, увидев, как его старый друг, критик и советник нагваль, воплощённый на протяжении далеко не одного уже десятилетия в теле ворчливого седого ворона, впервые за долгие годы расправил наконец свои крылья не просто для разминки, а слетел-таки с высокого шкафа на плечо девушки, предусмотрительно держа в когтях добытый где-то коврик для компьютерной мыши, чтобы не поранить её нежную кожу своим дружелюбным жестом.
– Вы только посмотрите, что происходит! Старик-то, похоже, взволнован не меньше, чем я!
Глава 16. Мы выбираем, нас выбирают
«Да погоди ты! Нас вон, вишь, выбрали. Честь, видимо, нам с тобой оказали. А у тебя одно на уме, – урезонил я своего внутреннего, – осталось узнать, почём нонче рыба».
И повисла у меня на кухне пауза. Первую минуту я её ещё терпел, негромко жмакая во рту ржаным сухариком, посыпанным крупной солью. Я их перед отправкой в духовку сначала имею обыкновение сбрызнуть живой водичкой. По крайней мере, так её называет мой старый закадычный друг. Он в Лаборатории Электро-волшебных Технологий давно работает, он знает.
Потерпел я затем и вторую минуту, начиная уже негромко сопеть. На третьей я свой долг гостеприимства счёл исполненным и пошёл к сушилке за тарелкой – борщ свежесваренный наливать. Вы там как хотите, а я не люблю время зря разбазаривать.
Достал домашнюю горчичку из холодильника. Вы обычно как горчицу делаете? Мне нравится её на рассольчике огуречном из той самой живой воды ставить, – ох, ароматная получается. А какая ядрёная! Как любимая жена во время драки «опять ты свои вонючие носки с моим бельём в машинку засунул» (и ничего они не вонючие, я их почти каждую неделю меняю).
Особенно, если туда (в горчицу, разумеется, не в носки) свежесмолотого кориандра, своими руками выращенного, щедро добавить. В кофемолке перед этим моя половинка кофе молола, так я специально её перед этим не мою.
Не жену, понятно, я не мою, а кухонную приспособу.
Я снова отвлёкся: в результате горчичка обретает некую мистическую связь со знойной африканской саванной. Кладёшь её в рот… и ровно через секунду хочется по-слоновьи трубно оповестить окрестности о своём существовании.
Борщ, надо отметить без ложной скромности, мне в этот раз удался. Перчика красного щедро подсыпал. Сижу, кушаю, никого не трогаю. Даже почти не чавкаю.
– Эргхм… – скромно откашлялось пространство справа от кастрюли.
– Кашель суховат, – заметил я, продолжая жевать – сейчас заварю чаю с чабрецом. Лезьте уже к нам, горячий борщец с чесночком и горчичкой лучше всякого лекарства подлечит. Сальца вам выделю…
– Эмм… Вы о чём?
– Как о чём? Сало-то я всё почти съел, что было… Пока вы там с фолиантом своим шушукались. Осталось всего три ломтика. Так что это не я жадный, это вы – медленные.
– Вы что, видите?!
– А что, нельзя?
– Эргхм… что именно Вы зовёте фолиантом?
– Фолиантами я имею обыкновение называть именно фолианты, – ткнул я пальцем в нужном направлении, – а не супницы и даже не калоши. Сало будете? Не то я доем, не пропадать же добру.
– Мы бы с восторгом приобщились к Вашему пиршеству, – довольно искренне, на мой взгляд, заверила меня чертовка после очередного шушуканья со своим напарником, – но оправдать потом энергозатраты на перемещение нас по… навскидку… четырёх-пятитысячному маршруту… наша эээ… бухгалтерия не примет… эмм… у вас это называется «авансовый отчёт».
«Правильно не к «Вашему», а к «вашему»! – возмутился мой внутренний. – Он же не в одно рыло ест».
«Как это не в одно? – ответно удивился я, – Как раз в одно – у тебя своего рыла нет.»
«Но удовольствие-то получаем оба!» – укоризненно умозаключил мой внутренний.
– Четырёх-пятитысячному – это в километрах? – продолжал я с аппетитом скрести ложкой по стремительно пустеющей тарелке, – а так, на глаз, до вас от меня метров восемь-девять по прямой, через дыру в моей плитке. Вы, кстати, её заделать потом не забудьте. Мне тут в кухне антисанитария не нужна. Я вам здесь не в носу ковыряюсь. Я любимым ребёнку и жене еду готовлю… ну и себе, конечно… так я и себя не на помойке нашёл…
– Четырёх-пятитысячный маршрут – это космически ничтожная, наиболее вероятностно релевантная энергоэффективности соотношения протяжённости, сбываемости и себестоимости перемещения объектов часть множества возможных построений во временных координатах, – с некоторым намёком на тепло в голосе отозвалась чертовка.
– Ну, это-то как раз понятно, – завершив по обыкновению облизывать тарелку после ложки, озадачился я, – но вот суть параметра «сбываемость» в Вашей формуле, сударыня, мне не совсем ясна.
– А почему Вы заинтересовались именно этим параметром? – несколько ошеломлённо спросила моя собеседница.
– Просто спросил.
– Хорошо, представьте, что у Вас есть хорошо налаженная транспортная сеть. В неё более или менее эффективно включаются как хорошо организованные и оснащённые перевозчики, так и с той или иной степенью искренности изображающие попытки соответствовать «партнёры из третьего мира», как у Вас говорят.
– Ну и представил. В чём сложность? Кто хочет из третьего мира во второй подрасти – тот пыжится.
– А если миров далеко не три категории? И даже не тридцать три?
– И в чём разница? Тридцать третий захочет стать двадцать третьим, а восемнадцатый будет стремиться стать двенадцатым. Менее продвинутые учатся у более развитых. Прогресс на том и основан, разве нет?
– А теперь представьте, как уживутся на одной автомагистрали скоростной болид и неторопливая арба, запряжённая осликом.
– Но обладатель повозки с ослом, выпершись на скоростную магистраль, разве сам не осёл?! Как он может не понимать, что он уступает в развитии водителям более совершенного транспорта! Он не должен препятствовать прогрессу и мешаться у них под ногами!
– Вы точно уверены, что Ходжа Насреддин, едущий на своём запатентованном во множестве измерений ослике, уступает в развитии невежественному во всех отношениях юноше, сонно развалившемуся за рулём стремительно несущейся зигзагами незаслуженно полученной им в пользование роскоши? Отпрыску, переполненному как расширившей донельзя его зрачки продукцией нелегальной химической промышленности, так и уверенностью в своей безнаказанности из-за недосягаемой для сил правопорядка папиной или дедушкиной должности?
– Окей, не уверен. И что нам со всем этим делать? – озабоченно осведомился я.
– Я же говорю, он – то, что надо! – заявил чёрт своей спутнице.
А я прям и не знаю, радоваться мне или не очень очередному комплименту от нечисти.
Тем временем между моими собеседниками вновь завязалась какая-то приглушённая дискуссия. В оную я, будучи человеком воспитанным, решил не вмешиваться. У них там дела, похоже, семейные. Но чайничек ароматного зелёного чайку с чабрецом и лепестками чайной розы заварил на всякий случай. Мало ли как там у них выйдет. Заваренный грамотно чаёк редко лишним бывает.
Чай настоялся, я его сквозь ситечко налил и сахарку себе насыпал щедро в керамическую кружку. Сижу, ложечкой размешиваю.
«Никому не помешаю, просто сахар помешаю», – приободрился мой внутренний. Или меня попытался приободрить. Я его попытку оценил и к некоторому несовершенству рифмы придираться не стал. У меня у самого рифмы, знаете, часто не очень.
– Скажите, почему Вы именно вот так всё воспринимаете? – наконец вкрадчиво поинтересовалась номер один, приблизившись к прогалине над чайником.
– Откуда Вам знать, как я воспринимаю всё? – не преминул я тут же полюбопытствовать в ответ с невинным видом, – инвентаризация всего вами произведена? Должным образом задокументирована? С описью всего ознакомите?
«Всё – понятие абсолютное, а наши с вашей науки ничего абсолютно абсолютного пока не обнаружили» – услужливо выдал явно почему-то симпатичной ему собеседнице подсказку мой внутренний голос.
– Короче, идите к чёртям со своими загадками! – я сделал вид, что начинаю горячиться. Мой внутренний тоже решительно подбоченился.
– Посыл нелогичен. Идти нам некуда: мы и так среди своих. Итак, Вы будете временно назначены Пешеходом.
– Кем назначен? – уточнил я, громко разгружая переполненную как всегда сушилку – мытую посуду некуда ставить.
– Пешеходом назначены.
– Ага, понятно. Пешеходом я буду назначен Пешеходом. То есть я тоже смогу назначать Пешеходов? Вы чай пить будете?
– Да нет же!
– Ну, как хотите. А я буду. Зелёного хлебну, пожалуй, да с голубичным медком…
– Да я не о том!
– А о котором? У меня разный чай есть.
– Вы меня сбиваете! Я не о чае! Вы не можете назначать Пешеходов!
– Ну слава те. Груз прямо с плеч. А то бы я вам натворил делов. Тогда вернёмся к чаю. На вас заваривать?
– Я же Вам только что объясняла энергетическую нецелесообразность нашего перемещения к Вам туда за … эээ… водным экстрактом кофеина и танинов, – не поленилась она подсмотреть в их таинственном фолианте.
– Вы не назвали ещё очень много веществ и химических соединений, из-за магического сочетания которых в правильно заваренном чае произошёл тот самый британский казус.
– Какой казус? – заинтересовались черти.
– Вы что, не в курсе? Вот те на! Ладно, рассказываю: чай послужил причиной издания одного из самых недолговечных указов в истории Великобритании. Помните, Карл Второй в конце семнадцатого века вздумал ограничить ошеломляющий рост популярности этого напитка среди своих подданных своим высочайшим повелением?
– Так сразу не всплывает в памяти, – озадачился чёрт, – а ты помнишь? – спросил он свою спутницу.
– Припоминаю, – с вызывающей улыбку самоуверенностью отозвалась та, – и почему он это сделал, Вам, конечно, известно?
