– Гррр… – прорычал пленный, – вам всем…
– Тсс! Здесь шуметь не надо. Здесь надо торговать.
– Чем торговать?! Да вас на… – на этом слоге смуглый вдруг захлебнулся от короткого тычка в солнечное сплетение.
– Терпеть не могу бить людей… особенно связанных… информацией Вам, молодой человек, надо бы сейчас начинать торговать… от этого зависит Ваше весьма туманное пока будущее… как и Вашей несостоявшейся ещё семьи… в которой Вы сможете стать заботливым мужем и любящим отцом… если поведёте себя сейчас правильно… – мягко увещевал пленного сухощавый, внимательно отмеряя длительность совсем не случайно появляющихся в его речи пауз.
– Итак, вас было шестеро до зубов вооружённых бойцов против нас двоих, безоружных, и вы проявили ничем не спровоцированную агрессию. И теперь все вы – наша добыча по праву ветхозаветному. Кстати, откуда так хорошо знаете русский?
Последовали ровно шестьдесят секунд обоюдной тишины.
– Ладно, сейчас мы поиграем в хорошего и плохого, раз Вы так настаиваете – тяжело вздохнул сухощавый, так и не дождавшись ответа на заданный им вопрос.
– Сначала – десять минут общения со мной – хорошим. Затем – с плохим, он уже возвращается. Потом снова десять минут со мной… и каждый раз со всё меньшими шансами для Вас доковылять отсюда до местной больницы. Итак, я Вас внимательно слушаю: изложите мне, пожалуйста, максимально подробно всё, что Вам известно о нас и Вашем нынешнем задании.
– Каких безоружных?! Кому вы заливаете?! Думаете, мы не нашли ваши револьверы в корзине той многодетной мамаши и триста баксов, что вы ей дали?! И нас было не шестеро! – брызнул вдруг слюной смуглый.
– Так вы ещё и женщин грабите, позорники… И сколько вас было, таких?
– Шестой – не наш. Он…
– Ну?
– Он… от заказчика, в общем, – неохотно пробурчал допрашиваемый.
– Хорошее начало, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! – одобрительно хмыкнул сухощавый. –Теперь я хочу знать всё, что Вам известно о заказчике. До мельчайшей детали.
– Я ничего не знаю.
– Сглазил... – сухощавый на долю секунды прислушался, затем стремительно подошёл к двери и открыл её за несколько секунд до условного сигнала.
– Чёрт, как ты узнал, что я уже здесь? – просигналил одними губами коренастый, быстро проскальзывая внутрь помещения.
– Почувствовал.
– Как ты почувствовал то, что другие не чувствуют?!
– Я в этом не уверен.
– В чём ты не уверен? Что ты меня почувствовал на подходе к двери?
– Нет…
– А в чём же?!
– В том, что другие не чувствуют.
– Ну ты инопланетянин какой-то! – со сдержанным восхищением в голосе пробурчал коренастый. Докладываю: снаружи всё вроде чисто, новых машин на стоянке мотеля и в окрестностях не обнаружено, через три двери справа – пьянка, громкая, с петардами, но довольно безобидная на вид… продавцы из местной сети супермаркетов барагозят…
Тут он ненадолго задумался…
– В дальнем конце правее секвойи – торчки, трое. Нервные. Сейчас вроде спать начинают укладываться. Вот у них есть железо… солидный калибр. Неясно его назначение. Да, я поменялся с дальней халупой номерами на дверях. Теперь у нас фазенда номер 9.
– Принял. Тебя ждёт работа. Твоя очередь, плохой. Десять минут. Пойду огляжусь, заодно поищу чай приемлемого качества. Запри за мной и сразу начинай. Потише постарайся. Вернусь по условному сигналу.
– Ну что-ж, начнём, – согласно вздохнув, сказал коренастый, быстро запер вслед вышедшему хлипкую дверь на шпингалет и начал энергично залеплять рот допрашиваемому остатками пластыря. – Не боись, пластырь стерильный, яйца глистов тебе не грозят.
– Мм… ммм…
– Так надо. А то ты разорёшься тут громко… а сейчас нельзя… по закону штата Веракрус уже наступил режим тишины, понимаешь? – рассудительно и даже в некоторой степени дружелюбно объяснял он уже надёжно примотанному к стулу человеку с залепленным ртом и связанными руками, сноровисто подстилая под стул несколько слоёв полиэтиленовой плёнки, нарезанной из пары больших пластиковых мешков, найденных в кузове неотложки.
– Сейчас нам с тобой запрещено нарушать покой налогоплательщиков… мирно дремлющих у телевизора… вещающего им о колосящихся надоях местного правительства… будем уважать права соседей… стул жалко, добротная мебель… придётся потом утилизировать.
– Ммым…
– Да не переживай ты так… – вытирая выступивший на лбу пот влажной салфеткой, предусмотрительно затем спрятанной в карман, с некоторым намёком на сочувствие заметил коренастый. – Мне то, что ты знаешь, не особо интересно… вон ему, хорошему, расскажешь, когда вернётся. Если сможешь. А я сегодня – плохой. Моя, блин, очередь. Он тебе что, не сказал?
– Ммммым… мууууумым… мммыыыым… муууыыыуууыыымм… мууууум!.. ... …
«Улетай на крыльях ветра» – мелодично убаюкивал окружающую действительность звуками оперы «Князь Игорь» предусмотрительно включенный на половину громкости плеер.
В данном случае своеобразная трактовка бессмертного произведения Бородина не рисковала чрезмерно привлечь внимание окружающих, так как звучала она совсем не по-русски в исполнении дуэта североамериканца Уоррена и носящей имя Сиссель стройной норвежской девушки.
- А теперь сделаем паузу, если ты не против. Ты ведь не против, правда? Сейчас я тебе немножко рот распечатаю, и ты мне всё расскажешь, хорошо? Тихо, внятно и без нервов. – дружелюбно предложил обвисшему на стуле пленнику коренастый, вытирая себе пот с лица очередной салфеткой и снова аккуратно пряча её в карман. - Все болезни - от нервов…
Глава 8. Все болезни от нервов
«Нервничаешь?» - поинтересовался вдруг внутренний.
«Да нет, наверное», - удивлённо ответил я.
«А зря. И спросил бог сатану, не замечал ли тот раба [1]
Закрыть
», – продолжило это невесть откуда взявшееся внутри меня нечто витать в облаках своей непонятно откуда всплывающей вдруг эрудиции, пока я в полусогнутом состоянии сонно тряс требухой над далёкой от московской в смысле качества псевдо-дорогой в набитом донельзя в утренний час пик тесном спичечном коробке на колёсах, кем-то зачем-то неискренне названном автобусом.Ветхий Завет, Книга Иова, гл. 1
Чтобы скрасить себе некомфортное времяпрепровождение, попытался представить себе семейство владельца завода, производящего этакое транспортное чудо. Почему-то вообразились упитанные розовощёкие лица бывшей комсомольской, а теперь уже некомсомольской, то есть ещё более зажравшейся знати, у которой есть всё.
Имеются у них и построенные не ими ветхие уже заводы, которые дружно портят нам с вами воздух. Лопающиеся от роскоши замки и поместья их стоят большей частью отнюдь не на Волге. Шикарные яхты и обширные поместья с виноградниками услужливо обслуживаются по-европейски вышколенным персоналом, не понимающим ни слова по-русски.
Только дворянского званьица не хватает. Титулка какого ни на то. Вот такая печалька. И где же его взять бывшему первому, или даже не первому, но хоть какому-то секретарю? На этом моменте размышлений меня от души улыбнуло.
– Чо лыбишься, чмо? – послышался вдруг хриплый женский голос. Каким-то шестым чувством я почувствовал, что это было адресовано именно мне.
Сфокусировавшись на источнике неприятного звука, я увидел женщину далеко не первой свежести, и, скорее всего, не первой же судимости, прищурившись пялящуюся на меня с одного из ближайших ко мне сидений. Рядом с оной сидел человек с не меньшим, если считать по татуировкам на пальцах, опытом пребывания в пенитенциарных учреждениях.
– Я улыбаюсь хорошей погоде, – попробовал я незамысловато не дать возможности конфликту возникнуть, как это с умным видом советуют делать в подобных случаях модные сегодня авторы учебников прикладной психологии для чайников. И попытался незаметно отодвинуться поближе к выходу из квази-автобуса. Безуспешно – любое перемещение в этой консервной банке возможно только на остановке.
– Ты где, чмырь, погоду тут увидел? – оскалился в предвкушении развлечения всем своим металлом во рту её расписной сосед.
Я посмотрел внимательно в эти наглые буркалы, но решил всё-таки не связываться.
– Ты чо, парашник, от людей …бло воротишь? – включил своё гнусавое вещание в местный эфир один из двух утырков, сидящих сзади только что упомянутой мной навязчивой пары бакланов, непонятно что потерявших в этом эрзац–автобусе, полном обычных невыспавшихся трудяг вроде меня.
«Так, их уже четверо. И что им от нас надо?» – заволновался мой внутренний.
Любителей сцен энергичных разборок добра с превышающим числом злом путём применения навыков рукопашного боя я здесь разочарую: брехня это всё голливудская. Занимался я рукопашным, имею представление некоторое…
Одного из них, самого импульсивного, то есть наименее опытного, я, допустим, выну из пространственно–временного континуума на щепоть единиц времени натужным, но всё ещё результативным (нравится мне полагать) мае в челюсть на стадии его набега на меня, используя факторы неожиданности и сложения противоположно направленных векторов силы.
Но, во–первых, в набитой донельзя жестяной коробке проделать всю эту красоту не получится по причине до обидного банальной – места маловато для таких изысков.
А во-вторых, потом оставшиеся всё ещё в численном превосходстве трое подостают изо всех своих интимных отверстий колюще-режущие предметы. Они же с ними даже с… простите, в нужник ходят. По крайней мере, на свободе.
А при мне нет ни бронежилета, ни официальной корочки, ни кобуры с чем-нибудь достойным уважения внутри. Даже молоток или монтировку в руки неоткуда взять.
– На следующей выходите? – громко вопросил я стоящую между мной и выходом из маршрутки дюжину полускрюченных и спрессованных в одно целое со мной пассажиров. Хотя мне ещё остановок пять надо бы ехать. Народ, сочувственно поёрзав, дружно отжал меня к выходу и умудрился выдавить-таки на остановке, как зубную пасту из тюбика. К моему изумлению, вполне целого и даже с обеими моими сумками. В одной – еда нам с собаками, в другой – ноутбук и прочие гаджеты.
«На следующем требухотрясе доеду без приключений», – подумал я, грустно пробираясь через глубокую лужу на бетонную плиту пустынной остановки.
Впрочем, возможно, кто-то ещё поблизости всё-таки присутствовал. Краем глаза я как будто заметил некое движение в районе виднеющейся неподалёку будки непонятного назначения. Как если бы кто-то из-за неё за мной скрытно наблюдал.
«Одно из двух: сезонное обострение либо там, либо здесь присутствует», - подумал я и тут же забыл.
А в это время, отъехав метров двадцать, недоавтобус опять скрипнул тормозами, и из него сначала быстро сыпанул добрый десяток более-менее предсказуемых пассажиров, а затем вышла вразвалочку та самая борзая четвёрка блатных.
Высыпавшиеся из коробка работяги молниеносно всосались обратно, и тот тут же исчез из поля зрения. На арене цирка остались только пятеро клоунов: я и эти четверо татуированных искателей приключений.
Последние, глумливо-плотоядно оглядывая меня, приближались нарочито неспешной развязной походкой. Причём у всех четверых и походка, и ухмылки были однотипны, невзирая на пол и возраст.
Не знаю, как вы, господа читатели, а я, как и подобает типичному ботану-подкаблучнику, ненавижу конфликты всей душой.
«Единственный способ показать хищникам, что ты – не добыча, – это шагнуть им навстречу, – включился в процесс нашей с ним самообороны мой начитанный внутренний, – при этом эксперты не рекомендуют явственно бросать животным вызов, показывая скорее готовность к бою, чем приглашение к нему».
– Интересно, эту развинченную походку они специально тренируют, или оная у них в местах изоляции от общества сама собой формируется за годы отсидки? – достаточно громко подумал я вслух и, приветливо улыбаясь, шагнул навстречу своим гостям, краем глаза фиксируя предметы, способные помочь в процессе самообороны.
Одна стеклянная бутылка из-под пива под ногами да торчащий из земли неподалёку конец арматуры с неизвестной степенью выдёргиваемости. Негусто.
– Чо?! – удивились синхронно и довольно искренне мои оппоненты.
– Чокалка выросла? – осведомился я в ответ, подбирая пивную бутылку. Затем, взвесив снаряд в руке, я начал выбирать для неё цель.
– Ты чо, бессмертный? – ошалело прохрипел один из них. Тот, что постарше.
– Оно догадливо, – ответил я, – поэтому оно имеет шанс бежать – вдруг я догонять поленюсь из чувства брезгливости.
– Да ты… да… да ща я твои потроха… – дёргано сунулся первым нервный баклан моложе остальных, выщелкнув привычным движением нож с узким лезвием длиной сантиметров в пятнадцать.
Вот в его направлении я и метнул изо всех, что называется, сил поднятую бутылку, надеясь если не остановить агрессоров, то хотя бы слегка замедлить, чтобы выиграть время и попробовать ту арматуру из земли выдернуть.
Промазал.
И хорошо.
А то усадили бы меня за решётку надолго в компанию к таким же утыркам.
Но это я только потом понял. А сейчас я сначала тоскливо, а затем изумлённо провожал взглядом брошенный мной сосуд.
Твёрдое и тёмное в момент броска стеклянное тело в процессе полёта само собой ускорилось, превратилось в оранжевый сгусток огня и, пролетев над мгновенно задымившимися головами нападающих, с ошеломляющей скоростью врезалось в находившийся не менее чем в ста метрах от остановки рекламный щит, предвещающий едущим по разбитой дороге всеобщее благоденствие и решение всех проблем, если они проголосуют за не вмещающееся целиком в имеющиеся рамки неискренне улыбающееся лицо с тремя подбородками якобы честного слуги народа.
Свето–шумовой эффект был, доложу я вам…
Событию получения отъетым отпетым лицом давно ему причитающегося дружно отсалютовали сигнализациями все автомобили в радиусе примерно километра. Включая те, о наличии сигнализации на которых не подозревали даже их владельцы.
Рекламный щит дематериализовался в облачко пара вместе с холёной ухмылкой рвущегося расширить своё поле кормления взяточника и солидной металлической опорой на массивном бетонном основании.
Четвёрка полностью облысевших агрессоров слепо ползала на четвереньках посреди лужи грязи, охватывающей, как это обычно у нас в Замкадье принято, всю фронтальную часть так называемой автобусной остановки – то есть небрежно брошенной на обочину дороги отбракованной железобетонной плиты.
Мне почему-то захотелось немедленно прогуляться быстрым шагом до расположенной в паре километров от меня следующей остановки, невзирая на бездорожье. Что я и сделал. Но не сразу.
– Поднимитесь, женщина! – преодолевая дрожь в коленях и голосе, решил я проверить безумную догадку, мелькнувшую только что у меня в голове.
Единственная из четвёрки агрессоров представительница женского пола тут же послушно поднялась на ноги.
– Вы сейчас же идёте наниматься на работу уборщицей в муниципальное учреждение, обслуживающее городские общественные туалеты. Адрес конторы узнаете у любой из уборщиц. Назначаю Вам год работы. Будут жалобы – срок продлю.
– Поняла… это… как его… гражданин начальник, – прохрипела она и бодро потрусила в направлении остановки – точно такой же лежащей посреди лужи бетонной плиты – на противоположной стороне улицы, что-то озабоченно бормоча себе под нос.
