Он чувствовал, как напряглись ее мышцы под его пальцами, как электрический разряд пробежал по ней от кончиков пальцев до самых пяток, предвещая бурю, страсть, которая вот-вот должна была вырваться на свободу, как дикий зверь из клетки. Он знал — чувствовал каждой клеточкой своего тела, каждой вибрацией воздуха вокруг них, — что она жаждет этого момента так же сильно, как и он сам, что это не просто игра, а взаимное испепеляющее пламя. В этом не было ни тени сомнения, ни малейшего колебания, ни даже проблеска страха. Ее тело говорило само за себя, выдавая ее истинные чувства, словно страницы открытой книги, написанной на языке страсти. Он чувствовал запах ее духов, сладкий и манящий, смешивающийся с запахом ее кожи, создавая пьянящий аромат.
— И не надо. Я безумно хочу тебя, — выдохнула она едва слышно, с жаром и настойчивой мольбой, словно умоляя его не останавливаться, не прерывать это нарастающее безумие, эту сладкую пытку. Ее голос дрожал от нахлынувшего желания, словно тонкая нить, готовая оборваться в любой момент, словно хрустальный колокольчик, звенящий на ветру, готовый разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Она подалась ему навстречу, ее руки, раньше такие послушные и уверенные, теперь стали непослушными от страсти и лихорадочно принялись расстегивать тугие пуговицы его льняной рубашки. Пальцы дрожали и путались, но она продолжала, одержимая одной лишь целью. Ткань упала на пол, словно сброшенный флаг, обнажив его горячую бронзовую кожу, покрытую легкой испариной, блестящую в полумраке комнаты, словно выточенную из самого солнца. В его глазах она видела отражение собственного желания, пылающего, ненасытного.
В этот момент слова потеряли всякий смысл. Они были лишними, ненужными, как прелюдия к буре, как тишина перед громом, как слабый свет перед взрывом. Осталось только одно — первобытное, всепоглощающее желание, которое сжигало всё на своём пути, как лесной пожар, не оставляющий ничего, кроме пепла и жажды, чувство, которое невозможно было контролировать, которое вышло из-под контроля. Желание, которое требовало не слов, а действий, не обещаний, а немедленного удовлетворения, безудержное и неумолимое. Желание, которое пришло, чтобы завладеть ими обоими, растворить их в едином порыве страсти, оставить их беспомощными и преданными воле друг друга, унести их в мир, где нет ничего, кроме них двоих и их яростного желания.
В тот вечер они так и не смогли поговорить. Все запланированные беседы, обсуждения рабочих проектов, долгожданные рассказы о прошедшем дне и даже просто обмен новостями, которые обычно наполняли их уютный мир, остались за бортом. Да и ужин, который Лиза готовила с особым старанием, выбирая любимые специи Эрика и собственноручно создавая соус, остался практически нетронутым. Аромат трав и свежеприготовленной пасты так и не смог привлечь их внимание. Свечи догорели, оплавившись воском и напоминая о прошедшем дне, а тарелки с недоеденными блюдами так и остались немым укором на столе. Атмосфера романтики, которую Лиза так тщательно создавала, словно растворилась в воздухе, уступив место чему-то гораздо более сильному, первобытному, не требующему слов.
Эрик вернулся домой после долгой, изматывающей командировки. Его тело помнило только усталость, а разум — бесконечный поток деловых переговоров и цифр. Он ожидал увидеть Лизу, рассказать ей о своих приключениях, ощутить привычное тепло их совместного вечера. Но стоило ему переступить порог, как все планы рухнули под натиском невысказанного желания. В глазах Лизы он увидел не упрек за молчание, а тоску и жажду близости, зеркальное отражение его собственных чувств. Он не разделся, не поздоровался, как обычно, — он просто обнял ее крепко, до хруста в костях, как будто боялся снова отпустить.
Эрик и Лиза наслаждались друг другом до самого утра. В их объятиях время словно остановилось, а мир вокруг перестал существовать, потеряв свою значимость. За пределами их спальни остались все заботы, тревоги и нерешённые вопросы. Были только они, их тела, их страсть, вспыхнувшая с новой силой после долгой разлуки, и безграничная любовь, затмившая всё остальное. Каждый поцелуй, каждое прикосновение были наполнены нежностью и тоской, словно они пытались компенсировать каждую минуту, проведённую вдали друг от друга. В каждом движении чувствовалось не только вожделение, но и потребность друг в друге, потребность в утешении и подтверждении того, что они по-прежнему вместе, что их связь не ослабла из-за расстояния.
Первый луч солнца, робко пробравшийся сквозь неплотно задёрнутые шторы, застал их спящими в тесной близости, сплетёнными руками и ногами, словно стремящимися восполнить каждую секунду разлуки и навсегда запечатлеть этот момент в своей памяти. Наступило утро, но их мир по-прежнему существовал только для двоих. И, возможно, именно эта ночь без слов, наполненная лишь прикосновениями и молчаливой любовью, сблизила их больше, чем все запланированные разговоры. Теперь, когда физическая жажда утолена, а эмоциональная связь восстановлена, они смогут вернуться к обсуждению рабочих вопросов и обмену новостями. Но самое важное — они снова вместе, и это ощущается каждой клеточкой их тел.
11
Эрик был до безобразия счастлив. Он буквально светился изнутри, словно яркое солнце пробилось сквозь многолетние тучи. Его глаза искрились неприкрытой радостью, а улыбка не сходила с лица, озаряя всё вокруг, словно персональную солнечную систему, где он был центром притяжения, излучающим свет и тепло. Долгое время жизнь казалась ему чередой серых дней, наполненных лишь воспоминаниями о прошлом — о светлых моментах, которые теперь казались призрачными, словно сновидения, тающие с первыми лучами рассвета, и о горьких утратах, преследовавших его, словно тени, не давая покоя ни днём, ни ночью. Он и не надеялся, что после болезненного развода, оставившего глубокую рану, которая кровоточила даже спустя годы, напоминая о себе ноющей болью в груди, и командировки в Афганистан, где он пережил не только физические, но и психологические испытания, став свидетелем невообразимых ужасов и получив посттравматический синдром, превративший его в тень самого себя, он сможет когда-нибудь наладить свою личную жизнь. Ему казалось, что он обречён на одиночество и тоску, что его сердце, разбитое вдребезги на осколки, которые, казалось, невозможно собрать воедино, никогда больше не сможет полюбить. Он представлял себя стариком, коротающим дни в кресле-качалке у камина, окружённым лишь тишиной и призраками прошлого, перебирающим старые фотографии, как чётки, и шепчущим имена давно ушедших людей. Но, несмотря ни на что, вопреки всем его мрачным предчувствиям и пессимистичным прогнозам, он встретил её.
Ту самую женщину, которая растопила лёд в его сердце, как весеннее солнце растапливает последние сугробы, и вернула ему веру в любовь, добро и саму жизнь. Она ворвалась в его жизнь неожиданно, как первый весенний ливень, смывая всю грязь и скорбь, оставляя после себя свежий, чистый воздух и аромат распустившихся цветов. Она появилась в самый неожиданный момент, словно фея из сказки, возникшая из ниоткуда, чтобы развеять его печали и указать путь к счастью. Он не просто полюбил её, он почувствовал, что наконец-то снова живёт по-настоящему, что в его крови снова течёт жизнь, бурлящая и кипучая, а в голове роятся планы и мечты, красочные и смелые, как воздушные замки. Каждый её взгляд, каждое прикосновение пробуждали в нём новые чувства, словно весенние почки, распускающиеся после долгой зимы. Рядом с ней он готов строить будущее, о котором ещё совсем недавно даже не мечтал, будущее, наполненное смехом, теплом и любовью, будущее, которое он видит ясно и отчётливо, как никогда прежде. Он представлял их дом — уютный, светлый, наполненный ароматом свежеиспечённого пирога и детским смехом. Он уже представлял их вместе, держащимися за руки, гуляющими по парку, встречающими закаты на берегу моря, путешествующими по миру, открывающими новые горизонты.
Он чувствовал, что готов свернуть горы ради неё, готов быть её защитником, опорой и самым верным другом, её рыцарем в сияющих доспехах, готовым сразиться с любыми невзгодами. Ему хотелось оберегать её от всех бед и невзгод, укрыть её от жестокого мира, дарить ей радость и счастье каждую минуту. Наконец-то он понял, что счастье возможно даже после самых тяжёлых испытаний, что жизнь, как феникс, способна возродиться из пепла и что даже в самой тёмной ночи всегда есть место для звезды, указывающей путь к свету. Он перестал бояться будущего, перестал цепляться за прошлое. Он жил настоящим, наслаждаясь каждой секундой, проведённой рядом с ней. Он с нетерпением ждал каждого нового дня, предвкушая минуты, проведённые рядом с ней, и зная, что его жизнь наконец обрела смысл и наполнилась настоящим, неподдельным счастьем. Он чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею, сорвал джекпот, получил самый ценный приз в своей жизни. И этот приз — её любовь. И он сделает всё, чтобы сохранить её, чтобы не потерять это хрупкое, только что родившееся счастье. Он был готов кричать об этом на весь мир, но вместо этого просто смотрел на неё, и в его глазах отражалось всё его безграничное счастье.
Глядя на Лизу, которая с самого раннего утра порхала по кухне, словно неутомимая колибри, готовя, готовя и ещё раз готовя — словно для целого полка голодных солдат, — Эрик не мог сдержать улыбки. Она была похожа на неутомимую пчёлку, жужжащую вокруг своего улья, снуя между плитой, столом и кладовой, и это жужжание, которое раньше обычно раздражало его своей неугомонностью и казалось навязчивым фоном, сейчас казалось самой приятной, самой успокаивающей музыкой на свете. В этом хаотичном, но полном любви процессе он видел отражение самой Лизы: энергичной, заботливой до самоотверженности и неизменно тёплой, как солнце после долгой зимы. Каждое её суетливое движение, каждое прикосновение к продуктам были наполнены нежностью и предвкушением.
Эрик сидел в кресле-качалке, укрыв ноги клетчатым пледом, старым, выцветшим от солнца и времени, но уютным, как бабушкины объятия. Он чувствовал шероховатую текстуру шерсти сквозь тонкую ткань брюк, словно привет из детства. Эта картина домашнего уюта, с неспешным покачиванием кресла под тихий скрип пружин и приглушённым светом, проникающим сквозь вышитые занавески с незамысловатым цветочным узором, до недавнего времени казалась ему несбыточной мечтой, миражом, ускользающим при попытке прикоснуться к нему, неким райским сном, которого он не заслуживал. Он улыбался, думая о том, как чертовски ему повезло забрести в эти места во время приступа посттравматического синдрома, словно судьба, посмеиваясь над ним, иронично и милосердно указала ему правильный путь в самый тёмный час. Бегство от прошлого, от кошмаров войны, въевшихся в подкорку и преследовавших его даже во сне, превращавших ночи в нескончаемый ад, привело его сюда, в этот тихий уголок, затерянный среди холмов, защищённый от бурь и бед, пахнущий свежескошенной травой, влажной землёй и полевыми цветами, где он нашёл не только приют, но и... Лизу. Она стала его якорем, его спасательным кругом в бушующем море воспоминаний.
Газета, которую он читал до этого, с заголовками, кричащими о далёких конфликтах и политических интригах, о человеческой жестокости и беспринципной жажде власти, лежала на коленях ненужная и забытая, словно пережиток давно ушедшей эпохи. Новости мира казались такими далёкими и неважными, такими пустыми и бессмысленными по сравнению с теплом, исходившим от Лизы, и ароматом свежей выпечки, наполнявшим каждый уголок дома, проникавшим в каждую клеточку его существа. Запах сдобы, корицы и яблок сплетался в симфонию уюта, изгоняя призраков прошлого, словно заклинание, сотканное из любви и заботы.
Сегодня у него был выходной. День, когда можно было отбросить все заботы, не думать о прошлом, не ковыряться в ранах и просто наслаждаться тишиной и покоем, маленькими радостями, которые раньше ускользали от его внимания, казались чем-то недостижимым и неважным. Он мог просто быть, полной грудью вдыхать чистый, свежий воздух и наблюдать, как солнечные зайчики танцуют на половицах, рисуя причудливые узоры, как пылинки кружатся в лучах света, создавая ощущение волшебства.
Раньше Эрик не знал, чем себя занять в эти дни. Выходные казались бесконечными и пустыми, как бескрайняя пустыня, где солнце выжигает всё живое, а ветер гонит песок, который царапает кожу и забивается в глаза, наполненная лишь воспоминаниями, от которых он отчаянно пытался убежать, словно от диких зверей. Он бродил по городу, бесцельно слонялся по барам, в полумраке которых было легче спрятаться от реальности, пытаясь заглушить боль алкоголем, но это лишь усугубляло её, превращая кошмары в ещё более яркие и мучительные. А теперь… теперь у него была Лиза, её тепло и забота, её неугасающая вера в его исцеление, её нежность, которая окутывала его, как тёплое одеяло в холодную ночь. Она не расспрашивала о прошлом, не лезла в душу, но всегда была рядом, готовая выслушать, если он решит поделиться своими переживаниями, не осуждая, не жалея, а просто принимая его таким, какой он есть.
Кроме того, у него была возможность изучить историю этого очень старого дома со скрипучими половицами, потрескавшейся краской на стенах, пожелтевшими фотографиями на стенах, запечатлевшими лица давно ушедших людей, и запахом старого дерева, пыли и времени, историю семьи, которой он принадлежал много лет и которая каким-то чудом переплелась с его собственной, заставляя его чувствовать себя не просто гостем, а частью чего-то большего, звеном в длинной цепи поколений, хранителем наследия. Он чувствовал связь с этими стенами, с этими вещами, с этой землёй, и это ощущение было удивительно целительным, словно корни наконец проросли в благодатную почву, даря силу и устойчивость.
Он знал, что впереди ещё долгий путь, что шрамы прошлого глубоки и не исчезнут в одночасье, что демоны прошлого всё ещё подстерегают его во тьме, но с Лизой рядом, с запахом свежего пирога и этой тихой, уютной кухней, с теплом кресла-качалки и треском дров в камине, создающим уютную атмосферу, он чувствовал, что впервые за долгое время у него есть надежда, что он сможет оставить кошмары позади и построить новую жизнь, наполненную любовью и покоем, жизнь, которой он заслуживает. Надежда, хрупкая, как первый весенний цветок, тянущийся к солнцу, но вселяющая уверенность в завтрашнем дне, в том, что он сможет исцелиться и обрести счастье в этом тихом уголке мира. Он смотрел на Лизу и знал, что она — его шанс на новую жизнь.
Эрик отложил сложенную вчетверо утреннюю газету, которая с мягким шуршанием скользнула по полированной столешнице. Устав от неподвижности, он почувствовал тянущую боль в пояснице и легкое покалывание в ногах. Сквозь очки для чтения, сползавшие на кончик носа, он окинул взглядом гостиную, обставленную с теплой, уютной старомодной роскошью, словно сошедшую со страниц английского романа. Кресло-качалка у камина, молчаливый свидетель бесчисленных вечеров, проведенных у потрескивающего огня. Торшер с абажуром цвета слоновой кости, мягко рассеивающий свет, словно убаюкивающий
— И не надо. Я безумно хочу тебя, — выдохнула она едва слышно, с жаром и настойчивой мольбой, словно умоляя его не останавливаться, не прерывать это нарастающее безумие, эту сладкую пытку. Ее голос дрожал от нахлынувшего желания, словно тонкая нить, готовая оборваться в любой момент, словно хрустальный колокольчик, звенящий на ветру, готовый разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Она подалась ему навстречу, ее руки, раньше такие послушные и уверенные, теперь стали непослушными от страсти и лихорадочно принялись расстегивать тугие пуговицы его льняной рубашки. Пальцы дрожали и путались, но она продолжала, одержимая одной лишь целью. Ткань упала на пол, словно сброшенный флаг, обнажив его горячую бронзовую кожу, покрытую легкой испариной, блестящую в полумраке комнаты, словно выточенную из самого солнца. В его глазах она видела отражение собственного желания, пылающего, ненасытного.
В этот момент слова потеряли всякий смысл. Они были лишними, ненужными, как прелюдия к буре, как тишина перед громом, как слабый свет перед взрывом. Осталось только одно — первобытное, всепоглощающее желание, которое сжигало всё на своём пути, как лесной пожар, не оставляющий ничего, кроме пепла и жажды, чувство, которое невозможно было контролировать, которое вышло из-под контроля. Желание, которое требовало не слов, а действий, не обещаний, а немедленного удовлетворения, безудержное и неумолимое. Желание, которое пришло, чтобы завладеть ими обоими, растворить их в едином порыве страсти, оставить их беспомощными и преданными воле друг друга, унести их в мир, где нет ничего, кроме них двоих и их яростного желания.
В тот вечер они так и не смогли поговорить. Все запланированные беседы, обсуждения рабочих проектов, долгожданные рассказы о прошедшем дне и даже просто обмен новостями, которые обычно наполняли их уютный мир, остались за бортом. Да и ужин, который Лиза готовила с особым старанием, выбирая любимые специи Эрика и собственноручно создавая соус, остался практически нетронутым. Аромат трав и свежеприготовленной пасты так и не смог привлечь их внимание. Свечи догорели, оплавившись воском и напоминая о прошедшем дне, а тарелки с недоеденными блюдами так и остались немым укором на столе. Атмосфера романтики, которую Лиза так тщательно создавала, словно растворилась в воздухе, уступив место чему-то гораздо более сильному, первобытному, не требующему слов.
Эрик вернулся домой после долгой, изматывающей командировки. Его тело помнило только усталость, а разум — бесконечный поток деловых переговоров и цифр. Он ожидал увидеть Лизу, рассказать ей о своих приключениях, ощутить привычное тепло их совместного вечера. Но стоило ему переступить порог, как все планы рухнули под натиском невысказанного желания. В глазах Лизы он увидел не упрек за молчание, а тоску и жажду близости, зеркальное отражение его собственных чувств. Он не разделся, не поздоровался, как обычно, — он просто обнял ее крепко, до хруста в костях, как будто боялся снова отпустить.
Эрик и Лиза наслаждались друг другом до самого утра. В их объятиях время словно остановилось, а мир вокруг перестал существовать, потеряв свою значимость. За пределами их спальни остались все заботы, тревоги и нерешённые вопросы. Были только они, их тела, их страсть, вспыхнувшая с новой силой после долгой разлуки, и безграничная любовь, затмившая всё остальное. Каждый поцелуй, каждое прикосновение были наполнены нежностью и тоской, словно они пытались компенсировать каждую минуту, проведённую вдали друг от друга. В каждом движении чувствовалось не только вожделение, но и потребность друг в друге, потребность в утешении и подтверждении того, что они по-прежнему вместе, что их связь не ослабла из-за расстояния.
Первый луч солнца, робко пробравшийся сквозь неплотно задёрнутые шторы, застал их спящими в тесной близости, сплетёнными руками и ногами, словно стремящимися восполнить каждую секунду разлуки и навсегда запечатлеть этот момент в своей памяти. Наступило утро, но их мир по-прежнему существовал только для двоих. И, возможно, именно эта ночь без слов, наполненная лишь прикосновениями и молчаливой любовью, сблизила их больше, чем все запланированные разговоры. Теперь, когда физическая жажда утолена, а эмоциональная связь восстановлена, они смогут вернуться к обсуждению рабочих вопросов и обмену новостями. Но самое важное — они снова вместе, и это ощущается каждой клеточкой их тел.
11
Эрик был до безобразия счастлив. Он буквально светился изнутри, словно яркое солнце пробилось сквозь многолетние тучи. Его глаза искрились неприкрытой радостью, а улыбка не сходила с лица, озаряя всё вокруг, словно персональную солнечную систему, где он был центром притяжения, излучающим свет и тепло. Долгое время жизнь казалась ему чередой серых дней, наполненных лишь воспоминаниями о прошлом — о светлых моментах, которые теперь казались призрачными, словно сновидения, тающие с первыми лучами рассвета, и о горьких утратах, преследовавших его, словно тени, не давая покоя ни днём, ни ночью. Он и не надеялся, что после болезненного развода, оставившего глубокую рану, которая кровоточила даже спустя годы, напоминая о себе ноющей болью в груди, и командировки в Афганистан, где он пережил не только физические, но и психологические испытания, став свидетелем невообразимых ужасов и получив посттравматический синдром, превративший его в тень самого себя, он сможет когда-нибудь наладить свою личную жизнь. Ему казалось, что он обречён на одиночество и тоску, что его сердце, разбитое вдребезги на осколки, которые, казалось, невозможно собрать воедино, никогда больше не сможет полюбить. Он представлял себя стариком, коротающим дни в кресле-качалке у камина, окружённым лишь тишиной и призраками прошлого, перебирающим старые фотографии, как чётки, и шепчущим имена давно ушедших людей. Но, несмотря ни на что, вопреки всем его мрачным предчувствиям и пессимистичным прогнозам, он встретил её.
Ту самую женщину, которая растопила лёд в его сердце, как весеннее солнце растапливает последние сугробы, и вернула ему веру в любовь, добро и саму жизнь. Она ворвалась в его жизнь неожиданно, как первый весенний ливень, смывая всю грязь и скорбь, оставляя после себя свежий, чистый воздух и аромат распустившихся цветов. Она появилась в самый неожиданный момент, словно фея из сказки, возникшая из ниоткуда, чтобы развеять его печали и указать путь к счастью. Он не просто полюбил её, он почувствовал, что наконец-то снова живёт по-настоящему, что в его крови снова течёт жизнь, бурлящая и кипучая, а в голове роятся планы и мечты, красочные и смелые, как воздушные замки. Каждый её взгляд, каждое прикосновение пробуждали в нём новые чувства, словно весенние почки, распускающиеся после долгой зимы. Рядом с ней он готов строить будущее, о котором ещё совсем недавно даже не мечтал, будущее, наполненное смехом, теплом и любовью, будущее, которое он видит ясно и отчётливо, как никогда прежде. Он представлял их дом — уютный, светлый, наполненный ароматом свежеиспечённого пирога и детским смехом. Он уже представлял их вместе, держащимися за руки, гуляющими по парку, встречающими закаты на берегу моря, путешествующими по миру, открывающими новые горизонты.
Он чувствовал, что готов свернуть горы ради неё, готов быть её защитником, опорой и самым верным другом, её рыцарем в сияющих доспехах, готовым сразиться с любыми невзгодами. Ему хотелось оберегать её от всех бед и невзгод, укрыть её от жестокого мира, дарить ей радость и счастье каждую минуту. Наконец-то он понял, что счастье возможно даже после самых тяжёлых испытаний, что жизнь, как феникс, способна возродиться из пепла и что даже в самой тёмной ночи всегда есть место для звезды, указывающей путь к свету. Он перестал бояться будущего, перестал цепляться за прошлое. Он жил настоящим, наслаждаясь каждой секундой, проведённой рядом с ней. Он с нетерпением ждал каждого нового дня, предвкушая минуты, проведённые рядом с ней, и зная, что его жизнь наконец обрела смысл и наполнилась настоящим, неподдельным счастьем. Он чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею, сорвал джекпот, получил самый ценный приз в своей жизни. И этот приз — её любовь. И он сделает всё, чтобы сохранить её, чтобы не потерять это хрупкое, только что родившееся счастье. Он был готов кричать об этом на весь мир, но вместо этого просто смотрел на неё, и в его глазах отражалось всё его безграничное счастье.
Глядя на Лизу, которая с самого раннего утра порхала по кухне, словно неутомимая колибри, готовя, готовя и ещё раз готовя — словно для целого полка голодных солдат, — Эрик не мог сдержать улыбки. Она была похожа на неутомимую пчёлку, жужжащую вокруг своего улья, снуя между плитой, столом и кладовой, и это жужжание, которое раньше обычно раздражало его своей неугомонностью и казалось навязчивым фоном, сейчас казалось самой приятной, самой успокаивающей музыкой на свете. В этом хаотичном, но полном любви процессе он видел отражение самой Лизы: энергичной, заботливой до самоотверженности и неизменно тёплой, как солнце после долгой зимы. Каждое её суетливое движение, каждое прикосновение к продуктам были наполнены нежностью и предвкушением.
Эрик сидел в кресле-качалке, укрыв ноги клетчатым пледом, старым, выцветшим от солнца и времени, но уютным, как бабушкины объятия. Он чувствовал шероховатую текстуру шерсти сквозь тонкую ткань брюк, словно привет из детства. Эта картина домашнего уюта, с неспешным покачиванием кресла под тихий скрип пружин и приглушённым светом, проникающим сквозь вышитые занавески с незамысловатым цветочным узором, до недавнего времени казалась ему несбыточной мечтой, миражом, ускользающим при попытке прикоснуться к нему, неким райским сном, которого он не заслуживал. Он улыбался, думая о том, как чертовски ему повезло забрести в эти места во время приступа посттравматического синдрома, словно судьба, посмеиваясь над ним, иронично и милосердно указала ему правильный путь в самый тёмный час. Бегство от прошлого, от кошмаров войны, въевшихся в подкорку и преследовавших его даже во сне, превращавших ночи в нескончаемый ад, привело его сюда, в этот тихий уголок, затерянный среди холмов, защищённый от бурь и бед, пахнущий свежескошенной травой, влажной землёй и полевыми цветами, где он нашёл не только приют, но и... Лизу. Она стала его якорем, его спасательным кругом в бушующем море воспоминаний.
Газета, которую он читал до этого, с заголовками, кричащими о далёких конфликтах и политических интригах, о человеческой жестокости и беспринципной жажде власти, лежала на коленях ненужная и забытая, словно пережиток давно ушедшей эпохи. Новости мира казались такими далёкими и неважными, такими пустыми и бессмысленными по сравнению с теплом, исходившим от Лизы, и ароматом свежей выпечки, наполнявшим каждый уголок дома, проникавшим в каждую клеточку его существа. Запах сдобы, корицы и яблок сплетался в симфонию уюта, изгоняя призраков прошлого, словно заклинание, сотканное из любви и заботы.
Сегодня у него был выходной. День, когда можно было отбросить все заботы, не думать о прошлом, не ковыряться в ранах и просто наслаждаться тишиной и покоем, маленькими радостями, которые раньше ускользали от его внимания, казались чем-то недостижимым и неважным. Он мог просто быть, полной грудью вдыхать чистый, свежий воздух и наблюдать, как солнечные зайчики танцуют на половицах, рисуя причудливые узоры, как пылинки кружатся в лучах света, создавая ощущение волшебства.
Раньше Эрик не знал, чем себя занять в эти дни. Выходные казались бесконечными и пустыми, как бескрайняя пустыня, где солнце выжигает всё живое, а ветер гонит песок, который царапает кожу и забивается в глаза, наполненная лишь воспоминаниями, от которых он отчаянно пытался убежать, словно от диких зверей. Он бродил по городу, бесцельно слонялся по барам, в полумраке которых было легче спрятаться от реальности, пытаясь заглушить боль алкоголем, но это лишь усугубляло её, превращая кошмары в ещё более яркие и мучительные. А теперь… теперь у него была Лиза, её тепло и забота, её неугасающая вера в его исцеление, её нежность, которая окутывала его, как тёплое одеяло в холодную ночь. Она не расспрашивала о прошлом, не лезла в душу, но всегда была рядом, готовая выслушать, если он решит поделиться своими переживаниями, не осуждая, не жалея, а просто принимая его таким, какой он есть.
Кроме того, у него была возможность изучить историю этого очень старого дома со скрипучими половицами, потрескавшейся краской на стенах, пожелтевшими фотографиями на стенах, запечатлевшими лица давно ушедших людей, и запахом старого дерева, пыли и времени, историю семьи, которой он принадлежал много лет и которая каким-то чудом переплелась с его собственной, заставляя его чувствовать себя не просто гостем, а частью чего-то большего, звеном в длинной цепи поколений, хранителем наследия. Он чувствовал связь с этими стенами, с этими вещами, с этой землёй, и это ощущение было удивительно целительным, словно корни наконец проросли в благодатную почву, даря силу и устойчивость.
Он знал, что впереди ещё долгий путь, что шрамы прошлого глубоки и не исчезнут в одночасье, что демоны прошлого всё ещё подстерегают его во тьме, но с Лизой рядом, с запахом свежего пирога и этой тихой, уютной кухней, с теплом кресла-качалки и треском дров в камине, создающим уютную атмосферу, он чувствовал, что впервые за долгое время у него есть надежда, что он сможет оставить кошмары позади и построить новую жизнь, наполненную любовью и покоем, жизнь, которой он заслуживает. Надежда, хрупкая, как первый весенний цветок, тянущийся к солнцу, но вселяющая уверенность в завтрашнем дне, в том, что он сможет исцелиться и обрести счастье в этом тихом уголке мира. Он смотрел на Лизу и знал, что она — его шанс на новую жизнь.
Эрик отложил сложенную вчетверо утреннюю газету, которая с мягким шуршанием скользнула по полированной столешнице. Устав от неподвижности, он почувствовал тянущую боль в пояснице и легкое покалывание в ногах. Сквозь очки для чтения, сползавшие на кончик носа, он окинул взглядом гостиную, обставленную с теплой, уютной старомодной роскошью, словно сошедшую со страниц английского романа. Кресло-качалка у камина, молчаливый свидетель бесчисленных вечеров, проведенных у потрескивающего огня. Торшер с абажуром цвета слоновой кости, мягко рассеивающий свет, словно убаюкивающий
