Раньше ведь у пластунов был атаман - заместо отца, казачье "обчество" - заместо семьи, царь - заместо бога, а Бог – заместо совести. Их и защищали. А сейчас? Всё стало по-другому. И разные спецслужбы - несть им числа, и куда попадают такие умелые ребята, как её будущие пластуны, с некоторых времён неизвестно кому служат. Аминов смещают, новые флаги на чьих-то резиденциях перевешивают, границы передвигают. Можно ли считать это защитой Родины? Где Родина, а где амины? Или их родина будет там, где больше заплатят? Нужно ли ей и Проше в такие дела лезть? И воспитывать пластунов из особо одарённых детей, которых будут использовать неизвестно для чего и невесть кто?
Откуда Арония, будущий учитель математики, это знала? Чуяла ведовской душой ответственность за своих будущих питомцев. Ну и, конечно, кое-что знала, насмотревшись боевиков о супер-бойцах. Почему-то они ей нравились – и боевики, и ребята.
Обучать пластунским наукам несложно. Проша - и Арония, имевшая хоть и неполное, но педагогическое образование – легко справились бы с этой задачей. Вопрос в другом – стоит ли вообще батькину науку и славу пластунов возрождать? Не вышло бы лиха, как говорят. И позора казачьему роду. Но для чего-то ж батько Фома с того света к ней приходил? Зачем-то напомнил ей эту удивительную технику и невероятные приёмы? Только лишь, чтобы спасти жизнь ей и её попутчикам в сегодняшней заварушке? Это вряд ли.
Поможет ли, если прежде, чем открывать школу, они составят с полковником Щегловым договор? И пропишут в нём, что государство даёт им бетонные, стальные, титановые гарантии о целевом использовании пластунов только в интересах Роди…
И тут Арония услышала негромкий хлопок. И на неё повеяло нездешней темноватой силой - теперь-то она её хорошо чуяла: как запах болотной тины, примерно. И, мягко обрушившись с потолка, посреди её комнаты возник туманный силуэт. Это, конечно, был домовой Михалап - явился, не запылился. Только его тут и не хватало для полного счастья! И так голова кругом идёт от всяких мыслей.
- Михалап? Тебе чего? - нелюбезно сказала она, садясь и зябко укутываясь в одеяло. - А я про тебя совсем забыла!
- Все вы, люди, такие! - буркнул тот, материализуясь и садясь перед ней на ковёр по-турецки. Одет был, как всегда - в ватные штаны, косоворотку, какой-то мятый лапсердак и мягкие сапоги. - Вам годишь, годишь, а вы о нас даже и не помните. Чую, не спишь ты, решил узнать - в чём дело-то, - буркнул он.
- Ну, извини! - спохватилась девушка, памятуя как обидчив домовой. – Да тут столько случилось, Михалап, что я вот всё думаю. Ко мне ведь мой батько Фома приходил, пластунские приёмы напомнил. Так что я теперь ещё и пластун Проша! То есть – Прасковья, которая пластуном стала, - вздохнула она. - Из-за этого всё и закрутилось.
Ну, да, разоткровенничалась она чего-то. А кому ещё такое расскажешь? Перед всеми скрывать надо, а тут – понимающий и сочувствующий че… домовой. И, главное – сиднем сидит на чердаке, так что никому её тайны не выдаст.
- О, как! – удивился тот. - Ну-тко, ну-тко! Расскажи-ка мне про батьку пластуна! – блеснули его глазам-фонарики. - Слыхивал я про таких! Токмо какой он тебе батько, ежели пластунство закончилося ещё в прошедшем веке? И с чего это девка Прасковея вдруг стала пластуном Прошкой? Как это она свою бабску суть забыла?
- Ну, это долгая история, - вздохнула Арония.
- Так и сказывай свою «сторью», раз спочала! Чего замолкла? - потребовал домовой.
И правда – чего? С кем она ещё этой «сторьей» поделиться? Всё равно ведь сна – ни в одном глазу. А Михалап давно живёт на свете, пластунов помнит - при Проше уже был. Почти что родной ей.
И Арония всё ему рассказала - и про Евдокию, сбежавшую с Силантием и Ратобором от Фаины, и про явившегося ей во сне батьку Фому, показавшего Прошину жизнь, и про террористку. И даже про безбашенного полковника Щеглова - захватившего банду террористов и предложившего ей работать в Антитеррористическом штабе.
И ей сразу стало легче – будто этот груз событий давил на неё изнутри, ища свободные уши, куда б нырнуть. Такое пережила, что и бабуле не расскажешь – не выживет ведь от страху.
- Ты гля-ко чо на свете деется! Мать честна! Ужасть какой! - приговаривал домовой, слушая её и девушке это было как бальзам на рану.
А когда Арония закончила свой рассказ, он сосредоточенно почесал в косматой макушке и задумчиво проговорил:
- Во, дела-то! А я тут дремлю себе за трубой и ничо не знаю! Видал, что за Полинкой служилые нынче приезжали, так ить она вскорости и возвернулася. Решил - може, чо попутали? Старушка-то наша и мухи не обидит! А оно вона чего - башибузуки прут на честной народ посередь бела дня! Да на енто дело есчо и бабу безвинную пиханули, ироды! Ладно ишо - батько поспел пластунству обучить, а то ить хана б была - и тебе, и людЯм. Страшно-то как в мирно время ни за что помирать от бонбы! Сатаны они! Выклятые лихоманцы! – выругался он.
- Не то слово! – сердито отозвалась девушка. – - Башибузуки! Нелюди!
И Арония выдохнула – кажется, ей стало легче дышать.
- Они-они! Лиходеи! Шелупонь безродная! – кивнул домовой. - Они ж, своё, всё одно, получат! – уверенно заявил он. – И неважно то – поймали их, чи так сгинут.
А ты вот что, Аронеюшка – теперь вовсе забудь, что тебя колысь Прошей кликали, - вдруг заявил он.
- Почему это?
- Не бабское это дело - мужичье имя носить. Так и будь дале Аронией. Мало ль чо было двести лет назад! У Проши своя судьба - батько так распорядился, а у тебя своя. Ей и живи.
Арония сначала возмутилась – кто у него совета-то спрашивал? Да ещё на такую тему - как ей зваться! Но тут же перескочила на другую тему, особо её волнующую.
- А как быть со школой пластунят? Как считаешь? Щеглов-то ведь уже планы на меня имеет, потому и звонил. И эту школу ему открыть ничего не стоит – ногой везде двери открывает. Герой! Даже звезда у него есть! Золотая, как ты любишь, - усмехнулась она. - Но...
Далее она изложила свои сомнения насчёт дальнейшей судьбы своих - пока ещё неведомых ей - пластунят.
- Так что, Михалап? Стоит мне эту школу открывать? Или вовсе забыть про пластунские техники? А Щеглову скажу – выдумала я всё! - решительно заявила она. - Ничего такого не умею и не знаю! Пошутила! Случайно вышло! Бабуля говорит – врать только поначалу трудно, потом само пойдёт. Что он мне сделает?
Михалап задумчиво пожевал губами, почесал в макушке – не больно-то часто да густо хозяевА его лекомендацый спрошают…
- Так тут и думать неча! Техники оставь себе, - проговорил он важно, – дело нужное. А пестовать пластунят… Ты ж сама опасаисся - не знашь, чего они опосля наворотят, как возрастут и в силу взойдут? - нахмурился домовой. – Ты ж, маьуть, себя изведёшь! Коль ты ихний лепетитор! Батько-то Фома чему Прошку – тьфу, ты – Прасковею чему вчил? Родину боронять, товарищщей выручать! А она пластунят-казачат чему вчила? Тому ж! А ты чему станешь своих пластунят лепетиторствовать? Биться знатно, да невидимо тёмные дела творить! А за-ради чего?
- Так, может, тоже оборонять? И выручать, – вздохнула девушка.
- Може да кабы, во рту б росли б грибы! - отмахнулся домовой. - Кого от кого ныне оборонять? Чичас поди ж разберись: кто против кого? И кому эти твои пластуны будут покоряться? Человеку али вору какому?
- Чего это - вору? Полковнику Щеглову, - возразила девушка. - Антитеррористическому Штабу.
- Абы б так! Цэй полковник-то тожеть кому-сь покоряется? Шо накажут, то и он робИт? А завтрева у ентом штабе другой полковник сядет! И пластунят его заберут - как пить дать! А може ишо и ране! Больно востры да быстры - всем таких надоть! Те, кто повыше во власти сидит, те и подгребут! А ты их знашь ли? Што они за люди, ведаешь ли? Може, разбойники какие? Аль прихлебатели чьи! Чем выше власть, Аронеюшка, тем мене у ней совести. И тем боле шушеры туды пролазит, - поучительно поднял он когтистый палец. - Завсегда так былО! Других тама не держут! Неудобны оне, великоваты для власти!
- Да ты-то откуда знаешь? - удивилась Арония. - Сидя здесь на своём чердаке?
- Давно на свете живу, Аронеюшка. А ко мне на чердак всякий народ захаживает, не токмо шелупонь с ватрушками, - обиделся Михалап. - Бывает - из большущих домов и котеджев навещают, иде разные чины проживают! А ить домовые да подъездные всё про своих жидьцов до тонкостев знают! Так что мы, чердачны сидельцы, про политически дела крепко подшиты!
— Вот как? - ужаснулась Арония.
Она-то надеялась, что её тайны дальше чердака не пойдут. Надо, наверное, теперь с домового слово брать - чтоб с подъездными и прочими гостями зря не болтал. А, может, и снова ему про порог ему напомнить? Так нет, нельзя – выгонишь – на весь мир её ославит ведь.
- Михалап, - сурово обратилась она к нему, - поклянись, что про то, о чём я тебе рассказала, никто не узнает! А то вы, домовые, оказывается, такие... общительные.
- Та ты шо, Арония! - выпучил тот глаза. - Ты ж тута не просто жиличка! Мы ж с тобой товарищщи! Совместно через баталии прошли! - запричитал он. - Я ж - могила! Та ты ж мне - как Акимушка, - совсем разобиделся домовой.
Вот уж не думал он, што ему такое сказывать вслух придётся! Думал – и також всё ясно!
- Да знаю я, что товарищи, - пошла на попятную Арония. - Это я так, на всякий случай.
- А, шоб я зарок дал - для порядку? - расслабился тот. - Так вот он – даю! Век воли не видать! – щёлкнул он себя по зубу.
- Ну и ладно, - с облегчением кивнула Арония. – Я ж к тому, Михалап, что это государственное дело - такие школы. Пока я её не открыла, никто и не должен знать про них. А, вдруг, я откажусь, а слава уж пойдёт, - вывернулась она. - Потому и советуюсь сейчас с тобой, - увела она разговор в сторону. - Что ж, Михалап, спасибо тебе за подсказку. А я буду ещё думать, - солидно - почти как он, проговорила девушка. И вздохнула: - Ведь дело-то хорошее! Родину защищать!
- Ну, тебе решать, Аронея, - внушительно проговорил пришедший в себя домовой. - Тебе ж пластунят чудесам разным учить, тебе и отвечать за то. А тама, - указал он косматой и неожиданно длинной рукой вверх, на потолок, - опосля за всё ответ держать придётся! За пластунов тожеть.
- Ты и такое знаешь! – удивилась Арония. - И тебе отвечать, что ли? – заинтересовалась она.
- А чего ж? И мы не вечные, - вздохнул тот, пряча глаза. - Ты вот што, Аронеюшка, выкинь пока из головы энтих пластунят! Синтуяция сама порешит! Може твой Щегол сам отступится от школы – хлопотное это дело. Ты лучшей подумай за то, как мы с тобой теперя от Явдохи будем отбиваться? Баба-то она дебёлая та лютая. И не одна теперя сюды припрётся мстить-то, а трое их, стало быть.
- Кого - трое? – с недоумением спросила Арония.
- А того! Ещё ж ведьмак Силантий и с им чародей ентот – Ратобор, приложатся. Ты ж её, того, заарканила, а ей не больно-то это пондравилось, - усмехнулся Михалап. - Забыла? – мигнул он в темноте жёлтыми глазами-фонариками.
- И, правда! Трое! – вспомнила она про оборотней, которых – если честно, из-за последних событий забыла, как и звать. И удивлённо спросила: - Мы? А ты-то тут причём, Михалапушка?
- Во, даёт! Так ить я ж кошку за хвост таскал! - всплеснул тот руками. - Явдоха такого вовек мне не простит! Енто ж их святыня, хвост-то! Може с меня мстить и спочнёт, - печально вздохнул он. - А ты мне тута про пластунов... Амиры – дезертиры! - перекривил домовой её звонкий голос. - Дожить бы до их-то! Енто всё подождёт. Ты про Явдоху лучше подумай - тот кусок, шо со рта её выпал, она ж всенепременно возвернуть схочет! Жди её теперя в гости, коль она на волю вырвалася. Мне вот токо чудно - куды она подевалася? Почто до се не вылезла? Луна-то - вона! - указал он на лунный оранжевый апельсин в окне.
- Может ты и прав, Михалап, - кивнула Арония. - Эти враги опасны! С Назирой я с подмогой Проши справилась, с Евдокией – Фаининым платком отмахнулась, а что буду теперь с тремя ведьмаками делать? Как их одолеть?
- А чо? Одолела кошку и вдругорядь её одолешь! – расхорохорился домовой, только что, вроде, «праздновавший труса». – Силантий… Слыхивал я про него - вовсе ведь без берегов ведьмак-то. Но я беру его на себя, - выпятил он грудь. – Мороком садану его! Не пикнет! А вот колдун Ратобор… С ентим будет по заковыристей. За него я слыхивал ещё при царе Николашке Первом - поганец он! Он ужо тогда с какой-то ведьмой, мабуть с Явдохой, стакнулся. И, навроде, дела здеся какие-то нехорошие мутили.
- Выходит Ратобор пришёл к чародейке Евдокию выручать? А Силантий просто под руку ему подвернулся? Вот и увёл его, чтобы чародейке насолить! – догадалась Арония. – А какие у них были дела с Явдохой? Расскажи-ка, Михалап! –потребовала Арония. - Батько Фома говорил: чтобы врага одолеть, надо всё про него знать.
- Батько твой правду казав -енто так. Но я ить подзабыл ужо про их дела-то – давненько было, - почесал в макушке домовой, раздумывая. - Как бы не напутать чего... Вот што! – радостно стуканул он по полу рукой. - Надоть мне чичас в лес податься! С одним древнючим домовым Старинушкой встренуться и погуторить! Он ить то времечко исчо хорошо помнит! И прошедши века знат! Помнилка у него больно крепкая, не то шо моя. Хотя чичас он уж на покое - в лесной избушке вместе с лешим живёт. Не ближний свет, конешно - итить к ему. Но я чичас скоренько зберуся – плюшек прихвачу, и смотаюсь до него. От хаты к домику, от домика к дачке – подземными ходами. Жаль, што пуртала там и их нету – а то б дело вышло швидче. Я опосля я всё до тонкостев тебе про Ратоборовы дела и расскажу, Аронеюшка. Как вернуся - к ночи, аль завтрева. Тогда и совет с тобой сызнова держать будем! – важно заключил он.
- Договорились, - солидно кивнула Арония. - Сбегай, Михалапушка, на разведку к Старинушке. Разузнай о Ратоборе, - наказала она. - И что б я без тебя делала? - подольстилась она – домовые ведь натура сложная.
- Дык – чо? Пропадала б! – гордо расправил грудь мохнатый спасатель.
- Ну, не сразу ж! Помахала б кулачками сперва, – хмыкнула девушка и поёжилась. - Ух, озябла я! Спать пора! Хоть и светает, но пару часиков ещё вздремну.
- Давай, Аронея, спочивай! – согласился домовой. – А я – в дорогу отправлюся! – и взмыл к потолку.
- Удачи! – зевнула ему вслед Арония и, укутавшись, вскоре задремала.
Самое время для сна, как она с детства привыкла – Луна побледнела и повисла в окне выгоревшим едва различимым пятном, Солнце взобралось ещё не высоко, зацепившись краем за горизонт. Новый день нарождался…
14.
И вот этот немного сумасшедший день прошёл и закончился. Наступал новый…
Алая Ауди под утро остановилась возле дома Аронии, но из неё никто не вышел.
- Всё? Покидаешь меня? – спросил сидевший за рулём машины капитан страдающим голосом.
- Надо, - вздохнула девушка и кивнула в бок - на светящиеся окна своего дома: - Бабуля вон ждёт, хоть я её и предупредила, что буду поздно.
- А я своё начальство – нет! – посетовал капитан. И спохватился: – Планёрка! – воскликнул он, схватившись за голову. - Выезд на ограбление ювелирного! – Видно, только теперь вспомнив об этом. И уверенно проговорил: – Ничего, лейтенант Тимошенко меня прикроет! У меня ж выходных накопилось - чёртова прорва, на полгода. И отпуск я в том и в этом году не отгуливал! – оправдывался он, наверное, перед собой – Арония ведь и так была на его стороне. - Могу я хоть раз в жизни забыть о службе и уставе!
Откуда Арония, будущий учитель математики, это знала? Чуяла ведовской душой ответственность за своих будущих питомцев. Ну и, конечно, кое-что знала, насмотревшись боевиков о супер-бойцах. Почему-то они ей нравились – и боевики, и ребята.
Обучать пластунским наукам несложно. Проша - и Арония, имевшая хоть и неполное, но педагогическое образование – легко справились бы с этой задачей. Вопрос в другом – стоит ли вообще батькину науку и славу пластунов возрождать? Не вышло бы лиха, как говорят. И позора казачьему роду. Но для чего-то ж батько Фома с того света к ней приходил? Зачем-то напомнил ей эту удивительную технику и невероятные приёмы? Только лишь, чтобы спасти жизнь ей и её попутчикам в сегодняшней заварушке? Это вряд ли.
Поможет ли, если прежде, чем открывать школу, они составят с полковником Щегловым договор? И пропишут в нём, что государство даёт им бетонные, стальные, титановые гарантии о целевом использовании пластунов только в интересах Роди…
И тут Арония услышала негромкий хлопок. И на неё повеяло нездешней темноватой силой - теперь-то она её хорошо чуяла: как запах болотной тины, примерно. И, мягко обрушившись с потолка, посреди её комнаты возник туманный силуэт. Это, конечно, был домовой Михалап - явился, не запылился. Только его тут и не хватало для полного счастья! И так голова кругом идёт от всяких мыслей.
- Михалап? Тебе чего? - нелюбезно сказала она, садясь и зябко укутываясь в одеяло. - А я про тебя совсем забыла!
- Все вы, люди, такие! - буркнул тот, материализуясь и садясь перед ней на ковёр по-турецки. Одет был, как всегда - в ватные штаны, косоворотку, какой-то мятый лапсердак и мягкие сапоги. - Вам годишь, годишь, а вы о нас даже и не помните. Чую, не спишь ты, решил узнать - в чём дело-то, - буркнул он.
- Ну, извини! - спохватилась девушка, памятуя как обидчив домовой. – Да тут столько случилось, Михалап, что я вот всё думаю. Ко мне ведь мой батько Фома приходил, пластунские приёмы напомнил. Так что я теперь ещё и пластун Проша! То есть – Прасковья, которая пластуном стала, - вздохнула она. - Из-за этого всё и закрутилось.
Ну, да, разоткровенничалась она чего-то. А кому ещё такое расскажешь? Перед всеми скрывать надо, а тут – понимающий и сочувствующий че… домовой. И, главное – сиднем сидит на чердаке, так что никому её тайны не выдаст.
- О, как! – удивился тот. - Ну-тко, ну-тко! Расскажи-ка мне про батьку пластуна! – блеснули его глазам-фонарики. - Слыхивал я про таких! Токмо какой он тебе батько, ежели пластунство закончилося ещё в прошедшем веке? И с чего это девка Прасковея вдруг стала пластуном Прошкой? Как это она свою бабску суть забыла?
- Ну, это долгая история, - вздохнула Арония.
- Так и сказывай свою «сторью», раз спочала! Чего замолкла? - потребовал домовой.
И правда – чего? С кем она ещё этой «сторьей» поделиться? Всё равно ведь сна – ни в одном глазу. А Михалап давно живёт на свете, пластунов помнит - при Проше уже был. Почти что родной ей.
И Арония всё ему рассказала - и про Евдокию, сбежавшую с Силантием и Ратобором от Фаины, и про явившегося ей во сне батьку Фому, показавшего Прошину жизнь, и про террористку. И даже про безбашенного полковника Щеглова - захватившего банду террористов и предложившего ей работать в Антитеррористическом штабе.
И ей сразу стало легче – будто этот груз событий давил на неё изнутри, ища свободные уши, куда б нырнуть. Такое пережила, что и бабуле не расскажешь – не выживет ведь от страху.
- Ты гля-ко чо на свете деется! Мать честна! Ужасть какой! - приговаривал домовой, слушая её и девушке это было как бальзам на рану.
А когда Арония закончила свой рассказ, он сосредоточенно почесал в косматой макушке и задумчиво проговорил:
- Во, дела-то! А я тут дремлю себе за трубой и ничо не знаю! Видал, что за Полинкой служилые нынче приезжали, так ить она вскорости и возвернулася. Решил - може, чо попутали? Старушка-то наша и мухи не обидит! А оно вона чего - башибузуки прут на честной народ посередь бела дня! Да на енто дело есчо и бабу безвинную пиханули, ироды! Ладно ишо - батько поспел пластунству обучить, а то ить хана б была - и тебе, и людЯм. Страшно-то как в мирно время ни за что помирать от бонбы! Сатаны они! Выклятые лихоманцы! – выругался он.
- Не то слово! – сердито отозвалась девушка. – - Башибузуки! Нелюди!
И Арония выдохнула – кажется, ей стало легче дышать.
- Они-они! Лиходеи! Шелупонь безродная! – кивнул домовой. - Они ж, своё, всё одно, получат! – уверенно заявил он. – И неважно то – поймали их, чи так сгинут.
А ты вот что, Аронеюшка – теперь вовсе забудь, что тебя колысь Прошей кликали, - вдруг заявил он.
- Почему это?
- Не бабское это дело - мужичье имя носить. Так и будь дале Аронией. Мало ль чо было двести лет назад! У Проши своя судьба - батько так распорядился, а у тебя своя. Ей и живи.
Арония сначала возмутилась – кто у него совета-то спрашивал? Да ещё на такую тему - как ей зваться! Но тут же перескочила на другую тему, особо её волнующую.
- А как быть со школой пластунят? Как считаешь? Щеглов-то ведь уже планы на меня имеет, потому и звонил. И эту школу ему открыть ничего не стоит – ногой везде двери открывает. Герой! Даже звезда у него есть! Золотая, как ты любишь, - усмехнулась она. - Но...
Далее она изложила свои сомнения насчёт дальнейшей судьбы своих - пока ещё неведомых ей - пластунят.
- Так что, Михалап? Стоит мне эту школу открывать? Или вовсе забыть про пластунские техники? А Щеглову скажу – выдумала я всё! - решительно заявила она. - Ничего такого не умею и не знаю! Пошутила! Случайно вышло! Бабуля говорит – врать только поначалу трудно, потом само пойдёт. Что он мне сделает?
Михалап задумчиво пожевал губами, почесал в макушке – не больно-то часто да густо хозяевА его лекомендацый спрошают…
- Так тут и думать неча! Техники оставь себе, - проговорил он важно, – дело нужное. А пестовать пластунят… Ты ж сама опасаисся - не знашь, чего они опосля наворотят, как возрастут и в силу взойдут? - нахмурился домовой. – Ты ж, маьуть, себя изведёшь! Коль ты ихний лепетитор! Батько-то Фома чему Прошку – тьфу, ты – Прасковею чему вчил? Родину боронять, товарищщей выручать! А она пластунят-казачат чему вчила? Тому ж! А ты чему станешь своих пластунят лепетиторствовать? Биться знатно, да невидимо тёмные дела творить! А за-ради чего?
- Так, может, тоже оборонять? И выручать, – вздохнула девушка.
- Може да кабы, во рту б росли б грибы! - отмахнулся домовой. - Кого от кого ныне оборонять? Чичас поди ж разберись: кто против кого? И кому эти твои пластуны будут покоряться? Человеку али вору какому?
- Чего это - вору? Полковнику Щеглову, - возразила девушка. - Антитеррористическому Штабу.
- Абы б так! Цэй полковник-то тожеть кому-сь покоряется? Шо накажут, то и он робИт? А завтрева у ентом штабе другой полковник сядет! И пластунят его заберут - как пить дать! А може ишо и ране! Больно востры да быстры - всем таких надоть! Те, кто повыше во власти сидит, те и подгребут! А ты их знашь ли? Што они за люди, ведаешь ли? Може, разбойники какие? Аль прихлебатели чьи! Чем выше власть, Аронеюшка, тем мене у ней совести. И тем боле шушеры туды пролазит, - поучительно поднял он когтистый палец. - Завсегда так былО! Других тама не держут! Неудобны оне, великоваты для власти!
- Да ты-то откуда знаешь? - удивилась Арония. - Сидя здесь на своём чердаке?
- Давно на свете живу, Аронеюшка. А ко мне на чердак всякий народ захаживает, не токмо шелупонь с ватрушками, - обиделся Михалап. - Бывает - из большущих домов и котеджев навещают, иде разные чины проживают! А ить домовые да подъездные всё про своих жидьцов до тонкостев знают! Так что мы, чердачны сидельцы, про политически дела крепко подшиты!
— Вот как? - ужаснулась Арония.
Она-то надеялась, что её тайны дальше чердака не пойдут. Надо, наверное, теперь с домового слово брать - чтоб с подъездными и прочими гостями зря не болтал. А, может, и снова ему про порог ему напомнить? Так нет, нельзя – выгонишь – на весь мир её ославит ведь.
- Михалап, - сурово обратилась она к нему, - поклянись, что про то, о чём я тебе рассказала, никто не узнает! А то вы, домовые, оказывается, такие... общительные.
- Та ты шо, Арония! - выпучил тот глаза. - Ты ж тута не просто жиличка! Мы ж с тобой товарищщи! Совместно через баталии прошли! - запричитал он. - Я ж - могила! Та ты ж мне - как Акимушка, - совсем разобиделся домовой.
Вот уж не думал он, што ему такое сказывать вслух придётся! Думал – и також всё ясно!
- Да знаю я, что товарищи, - пошла на попятную Арония. - Это я так, на всякий случай.
- А, шоб я зарок дал - для порядку? - расслабился тот. - Так вот он – даю! Век воли не видать! – щёлкнул он себя по зубу.
- Ну и ладно, - с облегчением кивнула Арония. – Я ж к тому, Михалап, что это государственное дело - такие школы. Пока я её не открыла, никто и не должен знать про них. А, вдруг, я откажусь, а слава уж пойдёт, - вывернулась она. - Потому и советуюсь сейчас с тобой, - увела она разговор в сторону. - Что ж, Михалап, спасибо тебе за подсказку. А я буду ещё думать, - солидно - почти как он, проговорила девушка. И вздохнула: - Ведь дело-то хорошее! Родину защищать!
- Ну, тебе решать, Аронея, - внушительно проговорил пришедший в себя домовой. - Тебе ж пластунят чудесам разным учить, тебе и отвечать за то. А тама, - указал он косматой и неожиданно длинной рукой вверх, на потолок, - опосля за всё ответ держать придётся! За пластунов тожеть.
- Ты и такое знаешь! – удивилась Арония. - И тебе отвечать, что ли? – заинтересовалась она.
- А чего ж? И мы не вечные, - вздохнул тот, пряча глаза. - Ты вот што, Аронеюшка, выкинь пока из головы энтих пластунят! Синтуяция сама порешит! Може твой Щегол сам отступится от школы – хлопотное это дело. Ты лучшей подумай за то, как мы с тобой теперя от Явдохи будем отбиваться? Баба-то она дебёлая та лютая. И не одна теперя сюды припрётся мстить-то, а трое их, стало быть.
- Кого - трое? – с недоумением спросила Арония.
- А того! Ещё ж ведьмак Силантий и с им чародей ентот – Ратобор, приложатся. Ты ж её, того, заарканила, а ей не больно-то это пондравилось, - усмехнулся Михалап. - Забыла? – мигнул он в темноте жёлтыми глазами-фонариками.
- И, правда! Трое! – вспомнила она про оборотней, которых – если честно, из-за последних событий забыла, как и звать. И удивлённо спросила: - Мы? А ты-то тут причём, Михалапушка?
- Во, даёт! Так ить я ж кошку за хвост таскал! - всплеснул тот руками. - Явдоха такого вовек мне не простит! Енто ж их святыня, хвост-то! Може с меня мстить и спочнёт, - печально вздохнул он. - А ты мне тута про пластунов... Амиры – дезертиры! - перекривил домовой её звонкий голос. - Дожить бы до их-то! Енто всё подождёт. Ты про Явдоху лучше подумай - тот кусок, шо со рта её выпал, она ж всенепременно возвернуть схочет! Жди её теперя в гости, коль она на волю вырвалася. Мне вот токо чудно - куды она подевалася? Почто до се не вылезла? Луна-то - вона! - указал он на лунный оранжевый апельсин в окне.
- Может ты и прав, Михалап, - кивнула Арония. - Эти враги опасны! С Назирой я с подмогой Проши справилась, с Евдокией – Фаининым платком отмахнулась, а что буду теперь с тремя ведьмаками делать? Как их одолеть?
- А чо? Одолела кошку и вдругорядь её одолешь! – расхорохорился домовой, только что, вроде, «праздновавший труса». – Силантий… Слыхивал я про него - вовсе ведь без берегов ведьмак-то. Но я беру его на себя, - выпятил он грудь. – Мороком садану его! Не пикнет! А вот колдун Ратобор… С ентим будет по заковыристей. За него я слыхивал ещё при царе Николашке Первом - поганец он! Он ужо тогда с какой-то ведьмой, мабуть с Явдохой, стакнулся. И, навроде, дела здеся какие-то нехорошие мутили.
- Выходит Ратобор пришёл к чародейке Евдокию выручать? А Силантий просто под руку ему подвернулся? Вот и увёл его, чтобы чародейке насолить! – догадалась Арония. – А какие у них были дела с Явдохой? Расскажи-ка, Михалап! –потребовала Арония. - Батько Фома говорил: чтобы врага одолеть, надо всё про него знать.
- Батько твой правду казав -енто так. Но я ить подзабыл ужо про их дела-то – давненько было, - почесал в макушке домовой, раздумывая. - Как бы не напутать чего... Вот што! – радостно стуканул он по полу рукой. - Надоть мне чичас в лес податься! С одним древнючим домовым Старинушкой встренуться и погуторить! Он ить то времечко исчо хорошо помнит! И прошедши века знат! Помнилка у него больно крепкая, не то шо моя. Хотя чичас он уж на покое - в лесной избушке вместе с лешим живёт. Не ближний свет, конешно - итить к ему. Но я чичас скоренько зберуся – плюшек прихвачу, и смотаюсь до него. От хаты к домику, от домика к дачке – подземными ходами. Жаль, што пуртала там и их нету – а то б дело вышло швидче. Я опосля я всё до тонкостев тебе про Ратоборовы дела и расскажу, Аронеюшка. Как вернуся - к ночи, аль завтрева. Тогда и совет с тобой сызнова держать будем! – важно заключил он.
- Договорились, - солидно кивнула Арония. - Сбегай, Михалапушка, на разведку к Старинушке. Разузнай о Ратоборе, - наказала она. - И что б я без тебя делала? - подольстилась она – домовые ведь натура сложная.
- Дык – чо? Пропадала б! – гордо расправил грудь мохнатый спасатель.
- Ну, не сразу ж! Помахала б кулачками сперва, – хмыкнула девушка и поёжилась. - Ух, озябла я! Спать пора! Хоть и светает, но пару часиков ещё вздремну.
- Давай, Аронея, спочивай! – согласился домовой. – А я – в дорогу отправлюся! – и взмыл к потолку.
- Удачи! – зевнула ему вслед Арония и, укутавшись, вскоре задремала.
Самое время для сна, как она с детства привыкла – Луна побледнела и повисла в окне выгоревшим едва различимым пятном, Солнце взобралось ещё не высоко, зацепившись краем за горизонт. Новый день нарождался…
14.
И вот этот немного сумасшедший день прошёл и закончился. Наступал новый…
Алая Ауди под утро остановилась возле дома Аронии, но из неё никто не вышел.
- Всё? Покидаешь меня? – спросил сидевший за рулём машины капитан страдающим голосом.
- Надо, - вздохнула девушка и кивнула в бок - на светящиеся окна своего дома: - Бабуля вон ждёт, хоть я её и предупредила, что буду поздно.
- А я своё начальство – нет! – посетовал капитан. И спохватился: – Планёрка! – воскликнул он, схватившись за голову. - Выезд на ограбление ювелирного! – Видно, только теперь вспомнив об этом. И уверенно проговорил: – Ничего, лейтенант Тимошенко меня прикроет! У меня ж выходных накопилось - чёртова прорва, на полгода. И отпуск я в том и в этом году не отгуливал! – оправдывался он, наверное, перед собой – Арония ведь и так была на его стороне. - Могу я хоть раз в жизни забыть о службе и уставе!
