Я сжала кулак.
Кольцо обожгло меня — резко, как укол раскалённой иглой.
Я не вскрикнула. Просто впилась ногтями в ладонь.
— Уходи, — прошептала я. — Я тебя не боюсь.
«Ты должна бояться.
Потому что в следующий раз… кольцо не спасёт.
Оно помнит её.
Но она… помнит его лучше».
Тень не сдвинулась с места. Просто… растворилась.
Не исчезла. Не ушла.
Перестала быть видимой — как будто решила, что я ещё не достойна видеть её целиком.
Кольцо снова стало тёплым.
Но в груди осталась тяжесть.
А в голове — вопрос:
Что она имела в виду?
Почему кольцо помнит её?
И почему… она помнит его лучше?
Глава 6
«Кольцо, которое помнит её шаги»
«Не снимай его. Даже когда спишь.
Особенно когда спишь.
Это не украшение.
Это твой щит.
И моя последняя клятва».
— Лестран
Утро началось с тишины — той самой, что здесь не пугала, а давила. Тишина в замке Д’Арболь не была пустотой. Она была присутствием. Как будто стены дышали за тебя. Как будто воздух помнил каждое слово, произнесённое здесь триста лет назад.
Я проснулась от странного ощущения — будто кто-то положил что-то на подушку рядом с моей щекой. Не грубо. Не внезапно. Аккуратно, почти бережно — так кладут письмо, написанное дрожащей рукой.
Я открыла глаза.
На белоснежной наволочке, в углублении, где только что лежала моя голова, лежало кольцо.
Оно не блестело. Не сверкало. Оно… дышало.
Серебро — не холодное, не тусклое, а живое, словно выкованное не в горне, а в сердце чего-то древнего. Тонкая полоска, едва заметная на пальце, но тяжёлая — не по весу, а по смыслу. На поверхности — гравировка: две ветви, переплетённые так тесно, что невозможно сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Между ними — капля. Не камень. Не металл. Просто... капля, словно застывшая кровь, влитая в металл при закалке.
Я перевернула его.
Внутри едва различимыми буквами выгравирована фраза:
«Пока ты носишь меня, ты под моей защитой.
Пока ты помнишь меня, я не исчезну».
Чернила? Нет. Это была не надпись. Это была рана. Металл был слегка вдавлен, как будто слова врезались в него не резцом, а болью.
Я подняла кольцо. Оно было тёплым. Не от солнца. Не от воздуха. От него. Как будто его только что держали в ладони — и неохотно отпустили.
— Оно твоё, — раздался голос у окна.
Я не вздрогнула. Не вскрикнула. Просто медленно обернулась — как будто знала, что он придёт. Как будто ждала.
Лестран стоял в дверном проёме — не призрак, не воспоминание, не тень. Почти осязаемый. Почти живой. Его силуэт не расплывался в свете, как раньше. Он стоял. Как человек. Как мужчина, который слишком долго ждал, чтобы снова оказаться с тобой в одной комнате.
Он не улыбался. Не хмурился. Просто смотрел — так, будто видел не меня, а её. Ту, что была здесь до меня. Ту, что первой надела это кольцо.
— Зачем? — спросила я, не надевая его. — Зачем мне это?
Он сделал шаг вперёд. Медленно. Осторожно. Как будто боялся, что я исчезну, если он двинется слишком резко.
— Потому что она уже здесь, — сказал он. — И ты не всегда слышишь её шаги. Не всегда видишь её в зеркале. Не всегда чувствуешь холод на шее, прежде чем она дотронется до тебя. Но кольцо… оно почувствует. И предупредит.
— Как? — прошептала я.
Он подошёл ближе. Взял меня за руку.
Его пальцы были холодными — не ледяными, не мертвенно-бледными, а... забытыми. Как будто тепло в них просто забыло, как возвращаться.
— Оно станет тяжелее, когда она войдёт в замок. Не физически. Ты почувствуешь это… здесь. — Он коснулся моей груди чуть выше сердца. — Как будто в грудь налили свинца.
Он надел кольцо мне на безымянный палец. Оно село идеально — не слишком туго и не слишком свободно. Как будто было отлито по слепку, сделанному с моей руки много лет назад.
— Оно станет льдом, когда она будет рядом. Не на пальце. Внутри. Как будто кто-то вставил тебе в вену кристалл зимы.
Он замолчал. Потом — тише:
— И оно вспыхнет от боли — резкой, как порез, — когда она попытается дотронуться до тебя. Чтобы ты успела отступить. Убежать. Спрятаться.
— А если я не успею? — спросила я.
Он посмотрел на меня — долго, не отводя взгляда.
— Тогда оно сделает то, для чего было создано. Оно вспомнит за тебя. Вспомнит её лицо. Её голос. Её имя. И… оттолкнёт её. Не силой. Не магией. Памятью. Её собственной. Потому что кольцо — не просто металл. Оно — часть клятвы. Часть меня. И часть тебя. Той, что была здесь раньше.
— А если я его сниму? — спросила я, глядя на тонкую серебряную полоску на пальце.
Он не сразу ответил. Потом — тихо, почти беззвучно:
— Тогда ты станешь для неё... пустым местом. Без защиты. Без памяти. Без связи со мной. И она заберёт тебя. Быстрее, чем в прошлый раз. Потому что в прошлый раз... ты ещё помнила, как бежать.
Я носила кольцо весь день.
Сначала — с недоверием. Потом — с любопытством. Потом — с тихой благодарностью.
Оно не мешало. Не давило. Не звенело. Оно просто… было.
Как дыхание. Как пульс. Как тень, которая следует за тобой не потому, что хочет, а потому, что должна.
К полудню я забыла о нём — пока не прошла мимо галереи с портретами.
Внезапно — тяжесть.
Не в руке. Не на пальце.
В груди.
Как будто кто-то положил мне на сердце камень.
Я замерла.
В конце коридора — тень.
Не мелькнувшая.Не исчезающая.
Стоящая.
Фигура в чёрном плаще, сотканном, казалось, не из ткани, а из самой тьмы леса. Лицо скрыто глубоким капюшоном, но я чувствовала — она смотрит. Не на меня. На кольцо.
Кольцо стало холодным.
Не прохладным.
Ледяным.
Как будто в мою кровь впрыснули зиму.
«Ты не должна была его надевать, — прошелестел голос — не в ушах, а внутри, между мыслями. — Он не имел права давать тебе это. Это моя кровь. Моя клятва. Моя месть».
Я сжала кулак.
Кольцо обожгло меня — резко, как укол раскалённой иглой.
Я не вскрикнула. Просто впилась ногтями в ладонь.
— Уходи, — прошептала я. — Я тебя не боюсь.
«Ты должна бояться.
Потому что в следующий раз… кольцо не спасёт.
Оно помнит её.
Но она… помнит его лучше».
Тень не сдвинулась с места. Просто… растворилась.
Не исчезла. Не ушла.
Перестала быть видимой — как будто решила, что я ещё не достойна видеть её целиком.
Кольцо снова стало тёплым.
Но в груди осталась тяжесть.
А в голове — вопрос:
Что она имела в виду?
Почему кольцо помнит её?
И почему… она помнит его лучше?
Глава 7
«Зеркальный зал. Не смотри после полуночи»
«Отражения не лгут.
Они просто показывают то, что ты боишься признать.
Особенно — когда ты одна.
Особенно — когда ты спишь.
Особенно — когда ты… почти вспомнила».
— запись в дневнике, появившаяся утром и сделанная незнакомым почерком
Утро началось с тишины — той самой, что здесь не пугала, а давила. Тишина в замке Д’Арболь не была пустотой. Она была присутствием. Как будто стены дышали за тебя. Как будто воздух помнил каждое слово, произнесённое здесь триста лет назад. Каждый крик. Каждый шёпот. Каждую данную и нарушенную клятву.
Я проснулась рано — не от звуков, не от света, а от ощущения.
Будто кто-то стоял рядом. Долго. Молча. Смотрел.
Я не открывала глаз. Просто лежала, прислушиваясь к собственному дыханию — ровному, спокойному, ненастоящему.
Потому что внутри всё сжималось.
Как будто сердце знало: что-то изменилось.
И это «что-то» — уже здесь.
Я открыла глаза.
На подушке — рядом с моей щекой — лежал дневник.
Не там, где я его оставила, — на тумбочке.
А здесь.
Как будто его положили специально.
Аккуратно.Почти бережно.
Я открыла его.
Новая запись — свежая, чернила ещё не высохли, пахнет чем-то древесным, горьким, как ладан и пепел:
«Отражения не лгут.
Они просто показывают то, что ты боишься признать.
Особенно — когда ты одна.
Особенно — когда ты спишь.
Особенно — когда ты… почти вспомнила».
Я захлопнула дневник.
Сердце бешено колотилось — но не от страха. От предчувствия.
Как будто кто-то только что прошептал мне на ухо: «Пора».
Я встала. Надела халат. Спустилась вниз — в поисках кофе, тепла, хоть чего-то нормального.
Но замок был пуст.
Ни Марты. Ни Лестрана. Ни даже шороха за спиной.
Только часы — те самые, что всегда показывали 23:59, — теперь… тикали.
Медленно. С натугой. Как будто каждая секунда давалась им с болью.
Я налила себе кофе. Чёрный. Горький. Без сахара — как любила она.
Я и не заметила, как это вошло у меня в привычку.
Как и клубника по утрам.
Как и то, что теперь я всегда оглядываюсь, прежде чем выйти из комнаты.
Я сидела у окна — с чашкой в руках, с дневником на коленях, с кольцом на пальце — и чувствовала, как что-то внутри меня... двигается.
Не сердце. Не мысль.
Память.
Она не возвращалась — она просыпалась.
Как зверь, спавший под кожей.
И теперь — потягивалась.
Голодная.
Жаждущая света.
И в этот момент — кольцо дёрнулось.
Не физически. Не болью.
Тяжестью.
В груди.
Как будто кто-то положил мне на сердце камень.
Я посмотрела на него.
Оно не изменилось.
Тот же тонкий серебряный ободок. Та же гравировка — две переплетённые ветви, так что невозможно сказать, где заканчивается одна и начинается другая. Та же капля — не камень, не металл, а след, словно застывшая навеки кровь, влитая в металл.
Но я чувствовала — оно зовёт.
Не голосом. Не мыслью.
Направление.
Как компас, указывающий на север — только моим севером было... западное крыло замка.
Я не хотела идти.
Но ноги сами понесли меня.
Коридоры замка изменились.
Не внешне. Не кардинально.
Но… по-другому.
Стены, которые раньше казались просто старыми, теперь дышали.
Не в прямом смысле. А… ритмично.
Как будто камень пульсировал в такт моему сердцу.
Картины на стенах — те самые, с одним и тем же лицом — теперь смотрели вслед.
Не пугающе. Не зловеще.
Грустно.
Как будто знали, что я иду туда, откуда не все возвращаются.
Я прошла мимо портретной галереи. Мимо часовни. Мимо лестницы, ведущей в башню.
Кольцо становилось всё тяжелее.
Не на пальце.
Внутри.
Как будто в груди разлился свинец.
И наконец я оказалась перед дверью.
Дверь, о существовании которой я знала только по карте.
Зеркальный зал — не смотреть после полуночи. Отражения начинают шептать. И зовут по имени.
Дверь была старой — из тёмного дерева, с резными розами, лепестки которых словно шевелились при прикосновении. На ручке были вмятины от пальцев, как будто кто-то пытался вырваться наружу. Или… удержать кого-то внутри.
Я посмотрела на кольцо.
Оно было тёплым.
Значит, она не здесь.
Ещё не здесь.
Я толкнула дверь.
Она открылась без скрипа. Без сопротивления.
Как будто ждала.
Зал был огромен — как бальный, но без мебели. Только зеркала.
От пола до потолка.
Сотни. Тысячи.
В рамах из чёрного дерева, серебра, кости.
Некоторые — с трещинами.
Некоторые — с пятнами, похожими на кровь.
Некоторые — пустые, как будто отражение сбежало.
Я вошла.
Моё отражение повторило движение, но с опозданием. На долю секунды.
Как будто оно… колебалось.
Как будто не было уверено — кто я.
— Это нормально? — прошептала я.
«Нет, — ответил голос в моей голове — не Хранителя. Мой. — Они всегда так. Ждут. Наблюдают. Выбирают момент.»
Я обернулась.
Лестран стоял у входа. Не заходя внутрь.
Как будто боялся переступить порог.
— Тебе не следует здесь находиться, — сказала я.
— Я не могу быть здесь, — поправил он. — Это зал памяти. А моя… слишком тяжёлая для этих зеркал. Они могут разбиться. Или… показать тебе то, что ты не готова увидеть.
— Тогда почему кольцо привело меня сюда?
Он посмотрел на мою руку.
На кольцо.
На меня.
— Потому что оно знает: ты должна увидеть её. Не меня. Не Хранителя. Себя. Ту, что была здесь раньше. Ту, что помнит, почему всё пошло не так.
Я повернулась к зеркалам.
И в этот момент все отражения одновременно перестали повторять мои движения.
Они замерли.
Потом — медленно, как по команде — повернулись ко мне.
И заговорили.
Не вслух. В голове. Голосами, похожими на мой, но другими. Старше. Раннее. Уставшее.
«Сними кольцо. Или умри с ним.»
«Он не спасёт тебя. Он — причина твоей боли.»
«Ты уже предавала его. Сделай это снова. Пока не поздно.»
Я зажмурилась. Сжала кулак. Кольцо обожгло меня — резко, словно предупреждая.
— Не слушай их, — сказал Лестран. — Это не ты. Это страх. Твой. Их. Всех, кто был здесь до тебя.
Я открыла глаза.
В самом большом зеркале отражается не я.
А она.
Элис.
В свадебном платье.С окровавленными руками.С пустым взглядом.
Она подняла руку и коснулась стекла.
— Ты знаешь, что нужно делать, — прошептала она моими губами. — Ты всегда это знала.
Я отступила.
— Нет. Я не она.
«Ты — она. Просто забыла.
Но кольцо помнит.
И зеркала тоже».
Она сделала шаг вперёд — внутри зеркала.
Платье зашуршало — не тканью. Кровью.
Глаза — не смотрели. Судили.
— Думаешь, он любит тебя? — спросила она. — Алису? Нет. Он любит меня. Элис. Ту, что знала его. Целовала. Предала. Он ждёт её возвращения. А ты… ты просто сосуд. Пока память не вернётся, ты будешь носить её лицо. Её кольцо. Её боль.
Я развернулась и выбежала.
Лестран не пошевелился. Он просто смотрел мне вслед — с той же болью, что и триста лет назад.
— Ты придёшь снова, — сказал он. — Они не отпустят тебя, пока ты не увидишь правду.
Я не ответила.
Просто сжала кольцо и пошла прочь.
Оно горело.
Но я не сняла его.
На обратном пути — карта в кармане задрожала.
Не буквально. Но я почувствовала, что она шевелится.
Как будто что-то в ней изменилось.
Я вытащила её.
Комната 13 теперь пульсирует.
Не светом. Не цветом.
Живой линией, словно за стенами — сердце.
И оно билось.
В такт моему.
«Она ждёт тебя, — прошептал голос в моей голове — не Лестран. Не мой. Её. — Не потому, что хочет убить. А потому, что хочет, чтобы ты поняла. Почему всё пошло не так».
Я сложила карту.
Сунула её в карман.
Подняла глаза.
В конце коридора — тень.
Фигура в чёрном плаще.
Лицо скрыто.
Но я чувствовала, что она улыбается.
Кольцо стало льдом.
Я не побежала.
Просто пошла — медленно, с высоко поднятой головой.
Потому что впервые...
Я хотела знать.
Даже если это меня убьёт.
