– Суд постановил, что Вы повинны в незаконном проникновении на чужую собственность. Подтвердите сказанное! – начал расспрос обвинитель.
– Ну, подтверждаю! – небрежно раскинувшись на стуле, ответил парень.
– Подсудимая участвовала во взломе?
– Неа! Я её вообще впервые там увидел. Она приехала уже в самый разгар веселья.
– А Вы не видели, передавала ли она наркотики кому–либо?
– Не видел. Она была зажатой и бесконечно спорила с этим парнем, – указал он на Пехотинца.
– Спасибо! Вы можете вернуться на скамью свидетелей!
Мои показания в суде ни чем не отличались от тех, что я дала при задержании. только тогда я умолчала о принадлежности шкатулки Пехотинцу, ведь посчитала, что он подложил мне её случайно, и не хотела выдавать его, не будучи ни в чём уверенной. Он же, с самого начала бессовестно солгал следователю о том, что вещь принадлежала мне, и что я многократно давала ему нюхнуть. Скажи я о шкатулке на перекрёстном допросе, слова Отвёртки о том, что эта вещь была в его руках, были бы неопровержимым доказательством моей невиновности. Ведь до допроса мы с ней не общались и никак не могли сообщить друг другу о такой детали, как шкатулка Пехотинца. Однако уже было поздно хвататься за голову и ругать себя. Капитан был прав, сказав мне однажды, что моя преданность Пехотинцу не нужна. Он сотрёт её и остальное хорошее в пыль, из злости поверженного мужчины. Жаль, что я не послушала любимого.
– Подсудимая, известно ли Вам, что чистосердечное признание будет засчитано Вам, как смягчающее обстоятельство? – спросил обвинитель.
– Известно, да только мне не в чем признаваться! Меня подставили!
– Конечно, и в особняк Вас тоже насильно привезли!
– Я рассказала всё, как то было на самом деле и добавить мне нечего.
Наступило время для заключительного слова адвокатов. Первым выступил обвинитель:
«В момент задержания в кармане пальто подсудимой было найдено 6 грамм кокаина, спрятанного в керамическую шкатулку. Подсудимая утверждает, что наркотики ей подкинули, а шкатулка принадлежала сокурснику и была подарком от его матери. Сам же он, как и его родительница, сие утверждение отрицают. Слова свидетельницы, подруги подсудимой, о том, что она видела шкатулку в руках сокурсника подтвердить некому. Сокурсник уверяет, что подсудимая поставляла ему наркотики в течение нескольких месяцев, что привело к его зависимости от них. В день задержания у подсудимой в крови наркотиков обнаружено не было. Выходит, что кокаин в её кармане не предназначался для личного употребления, а был на сбыт. Кроме того количество запрещённого порошка в граммах подтверждает это, ибо доза превышает среднестатистическую для собственного использования. По закону нашей страны хранение наркотических средств, в крупном размере с целью сбыта – это смертных грех, наказуемый до пятнадцати лет лишения свободы».
Защитник вышел к судье со своими словами:
«На что способен влюблённый мужчина, брошенный женщиной, особенно когда он пьян и под пагубным воздействием наркотиков? На всё! В день задержания в крови сокурсника были обнаружены как алкоголь, так и кокаин, а это говорит о том, что он уже был под их воздействием, когда поднялся на кухню и стал просить подругу подсудимой по кличке Отвёртка о новой дозе. Почему же сразу было не попросить подсудимую, если она и до этого снабжала его наркотой? Нет! Он искал, у кого купить порошок! Отвёртка дала чёткие показания о том, что шкатулка была замечена у сокурсника в руках, а моя подзащитная высказала утверждение, что она была подарком его матери. Я провёл сравнительную экспертизу шкатулки–улики и других изделий, расписанных матерью сокурсника, и получил экспертное подтверждение тому, что подчерк росписи на них идентичен. Мать сокурсника заявляет, что не помнит своего же изделия и уж точно не дарила его сыну, что звучит, как выгораживание своего ребёнка. Тому, что подсудимая поставляла ему наркотики на протяжении определённого времени, доказательств нет. Моя подзащитная не смогла ответить на вопрос, где и как она доставала наркотики на сбыт, потому что никогда не делала этого! Она – прилежно учащаяся студентка МВД, работница кинологического отделения таможни, ранее не судимая. Прошу учесть это, Ваша честь! Что касается взлома жилища, то показания всех свидетелей, включая водителя такси, говорят о том, что подсудимая приехала на вечеринку позже, чем произошло вторжение, а значит, участвовать в нём никак не могла.
Суд удалился на принятие решения, а меня увели в специальное помещение на разговор с защитником. По возвращению я узнала вердикт:
Незаконное хранение наркотиков в крупном размере с целью сбыта, наказуемое 10 годами лишения свободы в колонии строгого режима и с исправительными работами на весь срок заключения. Судья ударила молотком по подставке, а я ощутила пустоту, в которую сама же и упала с высоты птичьего полета.
«Решение суда вступает в силу незамедлительно! Приказано исполнить!» – объявила прокурор и, надев на меня наручники, зловредная контролёр СИЗО вывела меня из зала суда.
Глава 2. Отречение милого
По окончанию судебного разбирательства, конвой отвёл меня в широкую камеру, где мне надлежало дожидаться отправки в исправительное заведение. Тюремная комната не имела окон и была мрачной, серой, с железной дверью, столом посередине и койкой почти у самого туалета.
Я чувствовала тяжесть на душе, тьму в самом сердце и глубокое огорчение и злость на ту несправедливость, что наблюдала в зале суда. Мне бы хотелось выплакать весь этот негатив, да только ком рыданий застрял где–то в районе живота, и не желал подняться выше.
«К тебе защитник!», – оповестила грубая конвоирша и уселась в угол камеры, чтобы оттуда надзирать за ходом встречи.
Железная дверь отворилась, и в комнату зашёл мой адвокат. Мы сели за стол и, положив ладонь поверх моей руки, он опечаленно поджал и без того еле заметные губы: «Мне очень жаль! Я сделал всё, что мог!».
Я не ответила ни слова, ведь у меня их просто больше не нашлось.
– Мы подадим на апелляцию! – продолжил адвокат.
– А смысл?
– Мне кажется немного странным, что судья осталась глуха к тому факту, что шкатулка была расписана матерью Пехотинца. Отвёртка дала показания о том, что видела улику в его руках, и абсолютно никто из свидетелей не смог опровергнуть принадлежности шкатулки этому парню. К тому же он признался, что сидит на наркоте. А вот его заявление о том, что это Вы поставляли их ему, осталось также неподтверждённым. Я считаю, что Вас осудили несправедливо! – искренне возмущаясь решению судьи и желая помочь, сжал он мне крепче руку.
– На то Вы и мой адвокат, чтоб быть на моей стороне, даже если суд считает иначе. Спасибо за поддержку! – холодно ответила я, ничего не чувствуя.
– Да нет же! Я подозреваю, что судья подкуплена! – наклонился он ко мне и прошептал свои подозрения на ухо.
– Так разберитесь с этим, да поскорее!
– Конечно! – вскочил защитник из–за стола и покинул камеру.
Следующей посетительницей, желавшей попрощаться со мной, была Отвёртка.
– Подруга! – бросилась она ко мне с объятьями и разрыдалась. – Прости меня за такую подставу! Я ж и правда не знала!
– Я сама не должна была приходить на ту вечеринку, – всё также отстранённая от внешнего мира, бездушно ответила я.
– Как ты можешь оставаться такой спокойной? Тебя ж несправедливо осудили! Это чистой воды предвзятость судьи!
«Не переживай, домушница, и тебя ещё посадят!», – вмешалась в разговор нахальная конвоирша.
– А эта стерва права! – обратилась ко мне подруга. – Это я должна была сидеть за грехи прошлого, а не ты, честная славная девочка!
– Уже как есть! – грустно опустила я глаза. – Постарайся больше не попадать в передряги и не общаться с теми, кто связан с криминалом!
– Я не такая, как ты, Искра! Ты умная, красивая! Ты поступила, работала, вышла замуж! А я – беспородная дворняга, которая только и может, что общаться с себе подобными.
– Так изменись! Всё в этом мире меняется! Посмотри, где я оказалась со своим умом и красотой! А у тебя есть шанс улучшить свою жизнь! Обещай мне, что не упустишь возможности выбиться в люди! – крепко прижала я к себе родного человека и чуток оттаяла от мерзлоты потрясения от решения суда.
– Обещаю! – промолвила она, ответив взаимными объятьями.
Уставшая морально от всего произошедшего, я прилегла на твёрдую железную койку и, свернувшись калачиком задремала. Мне приснилось поле, то самое, где счастливая я собирала цветы для нашей с фермером кухни. Тогда, я ещё не знала, что жду от него ребёнка, но ощущала безграничную радость внутри себя. Аромат фруктовых деревьев, лёгкий летний ветерок, лучи солнца, греющие тело – всё было восхитительно, пока я не увидела, что он привёл в наш дом бессовестную сучку.
«Вставай! – толкала меня в бок конвоирша. – Посетители у тебя!»
Я открыла глаза и увидела в другом конце комнаты капитана вместе с подполковником. Надзирательница вновь ушла в свой угол наблюдения, а я, вялая спросонья, села на край койки и взглянула на своих посетителей. Я так долго ждала, что супруг навестит меня, что не верила своим глазам, вот только смотреть на него мне было очень нелегко и жутко стыдно.
«Подойди сюда, сейчас же!» – рявкнул на меня капитан.
Как обычно, растерявшаяся от его внезапного приказа, я поспешила исполнить мужнину волю, а подойдя достаточно близко, получила такую оплеуху, что едва удержалась на ногах. Не давая мне и секунды на то, чтобы прийти в себя, капитан схватил меня выше локтя и, наклонив вперёд, нанёс удары ладонью по шее:
«Я тебе сколько раз говорил, держаться подальше от домушницы!» – яростно приговаривал он, отвешивая мне шлепки.
«Прошу, отпустите девочку! – вмешался подполковник, стараясь высвободить меня из хватки капитана. – Она итак достаточно наказана!», – ослабил он руки моего обидчика.
Я отпрянула назад вся в слезах, разгорячённая и красная от испуга, боли и обиды.
– Я не виновата ни в чём! Меня подставили! – провопила я сквозь сопли и плач, нервно прикусывая губы и прикрывая рукой побитую шею и щёку.
– Как ты посмела такое сотворить? – не успокаивался он, крича на всю камеру так, что даже стены содрогались от его угрожающего тона.
– Это не мои наркотики! И я не знала, что дом взломали!
– Это ты судье докажи, которая слышать ничего не хочет о твоей невиновности! Мне тебя как вытаскивать прикажешь?
– Её, наверное, подкупили! Так адвокат считает, ведь в деле многих доказательств нет!
– Это мозгов у тебя нет! Я тебе тысячи раз повторял, что мы в одной лодке, и что твои поступки отражаются на нас обоих! Я – капитан МВД, руководитель по борьбе с наркотиками, уважаемый работник и честный человек был снят прямо с задания по подозрению в наркоторговле! Отсидел десять суток, пока они там разбирались в моей причастности к твоему делу! Да как ты вообще посмела ослушаться меня и общаться с этой дрянью? – вновь двинулся он на меня и я зажалась.
«Капитан, прошу Вас, держите себя в руках!», – остановил его ладонью в грудь подполковник.
– Чего тебе не хватало? – продолжил ругать меня муж. – Я тебя обеспечивал, любил, защищал! Что мне со всем этим делать? С поруганной репутацией? С женой – заключённой? С проваленной мечтой о центре кинологии, который мне теперь не видать, как своих ушей?
– Прости меня! – опустила я глаза, всё также горько плача.
– Знать тебя не желаю! – капитан покинул камеру, а за ним, сказав мне что–то на прощанье, ушёл и подполковник. Я же осталась стоять в том углу ненавистной камеры и стирать пальцами капельки крови, вышедшей на щеке от случайного пореза перстнем при ударе мужа по лицу. Это был первый раз, когда он поднял на меня руку, и это происшествие мной ощущалось горче и больней, чем бесчестность продажного суда.
Конвоирша, наблюдавшая эту сцену с хладнокровным спокойствием, отвлеклась на сообщение, зашумевшее неразборчивой речью из рации. «Сейчас доставлю!», – ответила она и, надев на меня наручники, повела на встречу с прокурором. Это была женщина лет пятидесяти, которая с самого начала не верила в мою виновность, хоть и держала нейтральную позицию. Однако по высказываниям на суде и жалостливым взглядам на меня, я знала, что она на моей стороне.
«По распределению поедешь в восточную тюрьму! Тебя доставят туда незамедлительно!» – оповестила меня судебный представитель, на что я безмолвно кивнула.
– Почему заплаканная и что со скулой? – спросила она, глядя на меня взволнованным взглядом. – Надеюсь, это не наша охрана?
– Её муж набил! Да за дело! – коварно улыбнулась надзирательница, не дав мне и рта раскрыть.
– А ты где была, когда он совершал насилие над заключённой? – обвинительно спросила прокурор конвоиршу. Не имея оправданий, та молча уставилась в пол.
Женщина покинула кабинет, а через несколько минут вернулась с небольшим матерчатым свёртком в руках.
– Давай–ка лёд приложу к твоей ранке, а то синяк на пол лица образуется! – заботливо подошла она ко мне и поднесла морозный свёрток к щеке. – Потерпи, девочка! Скоро станет легче!
– Я не виновата ни в чём! – растроганная её вниманием, расплакалась я вновь.
– Верю тебе, только я не судья! Подай на апелляцию и постарайся найти побольше доказательств своей невиновности!
– Как, если я буду за решёткой?
– Придумай! Попроси тех, кто на свободе!
Под надзором всё той же неприятной конвоирши я шла к грузовому автомобилю для транспортировки заключённых. Он, серый и бесчувственный, ждал меня посреди двора, обнесённого высокой решёткой под напряжением тока.
«Поднимайся, давай!», – толкнула меня в спину надзирательница у самого авто. Я в последний раз взглянула на вольную жизнь, что протекала за оградой, и с тяжестью вздохнула. Уже готовая подняться в грузовик, я вдруг заметила, на той самой воле, предвзятую судью, идущую к автостоянке с довольной стервой–юристом, преподававшей у меня в академии МВД. Я, конечно же, поняла, что она причастна к судебному приговору. Злость подожгла моё нутро неукротимым пламенем: «Ах ты, сучка!», – крикнула я преподавательнице во всё горло. Обернувшись, она ухмыльнулась мне змеиным оскалом. «Улыбайся, пока можешь! Выйду и тебе отомщу! Я всем вам отомщу!», – воспротивилась я конвою, желая добежать и разорвать её на части, несмотря на разделяющую нас решётку, но затащенная в грузовик против воли, не успела исполнить приказ своей души.
Глава 3. Солнце во мраке
По прибытию в исправительное учреждение я была провожена местными контролёрами в карантинное отделение, где подверглась полному телесному обыску, а те немногие вещи, что я имела при себе, были изъяты на хранение, на время срока. В течение нескольких дней я проходила комплексное медицинское обследование, результаты которого чётко фиксировались в моей амбулаторной карте.
