Худая, невысокая, с короткой стрижкой, в круглых очках, лет пятидесяти – она пользовалась всеобщим уважением за крупную сумму, которую списала у работодателя, да так чисто, что её долго не могли призвать к суду. Любительница курить, она зачастую брала на себя чью–то рабочую смену, взамен на три сигареты. Именно поэтому я и не встретила её в день подселения в камеру, когда остальные заключенные были свободны. В семью она не входила, и высокий статус позволял ей быть самой по себе.
– Не уверена, что к этому можно привыкнуть, – ответила я ей за ужином в столовой.
– Ещё как! Особенно, когда на воли никто и не ждёт!
– А муж?
– Муж? – рассмеялась она. – Кому нужна супруга–зечка? У женщин–заключенных редко бывают посетители, тем более, мужья. Они стыдятся нас! И, если поначалу помогают финансово, то со временем их помощь становится реже и скупее, а в конце вместо бабок на счёт, они присылают бумаги на развод.
Я грустно опустила глаза, вспомнив о капитане, который так и не навестил меня:
– Мой супруг оплачивает адвоката, которой вскоре подаст на апелляцию, и я надеюсь, что вскоре выйду отсюда и рожу ребёнка на свободе!
– Ты в шахматы умеешь играть? – ухмыльнулась собеседница, никак не прокомментировав поддержку капитана.
– Не умею.
– Буду учить тебя в свободное время, до отбоя.
Считалка сдержала своё слово и разнообразила мои будни обучением игры в шахматы. Раньше я никогда не интересовалась ими, но сейчас, когда времени хватало на размышления, с удовольствием продумывала ходы нападения и отступления, сравнивая их с собственной жизнью.
«Я прошу тебя прислать бандеролью записную книжку, подаренную мне инспектором–кинологом на свадьбу. В неё я хочу продолжить записывать мысли и впечатления. Она нужна мне, будь любезен!», – написала я короткое письмо капитану, давно понявшая, что приходить и отвечать на звонки он не хочет, а хорошо зная его скупую натуру, на денежную помощь даже не рассчитывала. Мне хватало того, что он продолжал «держать» для меня адвоката.
– Завтра в пять вечера у тебя посетитель! – объявила мне работница колонии как–то после смены.
– Посетитель? Супруг?
– Откуда я знаю?! Мужик какой–то! Может муж, а, может, любовник! Говорят, на суде ты призналась, что с двумя одновременно гуляла! – извратила она историю с Пехотинцем.
Не придавая значения обидным словам, я обрадовалась принесённому известию. Во мне вдруг проснулась уверенность, что капитан, наконец, оттаял и мы сможем наладить всё то, что между нами сломалось. Для любимого мне хотелось быть красивой, и на свою небольшую зарплату, я купила помаду и тушь, а ещё ситцевое платье. Красивым его назвать я не могла. Оно было обычным и вовсе не похожим на те, дорогие, что я носила на офицерские приёмы. Однако это было хоть что–то, напоминавшее мне, уставшей от серой бесформенной одёжки, о том, что я была женщиной. В тумбочке у койки у меня были спрятаны мыло и шампунь, которые я купила ранее. Предметы гигиены очень ценились в колонии, потому что женщин, не следящих за своим внешним видом, там обходили стороной и считали низко–статусными. Запасшись тем, что могла достать для свидания с мужем, я могла расслабиться, зная, что завтра после рабочей смены успею помыться и привести себя в порядок для него.
– Слышала, завтра супруг твой нагрянет? – обучая меня новым приёмам в шахматах, спросила Считалка.
– Да! – улыбнулась я.
– Может хорошие новости от адвоката принесёт?
– Сомневаюсь, ведь для начала защитник должен подать на апелляцию, а потом уже можно новостей ожидать.
– Ты чего, дурная? – вдруг спросила собеседница, серьёзно глядя мне в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– По уголовке апелляцию в течение десяти суток от решения суда подают. А ты тут сколько сидишь? Месяц?
– Так адвокат мне говорит, что новые доказательства моей невиновности собирает. Без них ходатайствовать о пересмотре дела было бы бессмысленно!
– Ну ты первоходка, конечно! Чего там пересматривать? Я от Помощницы и Старшей слыхала о твоём разбирательстве. Судья нарушила основный принцип в судопроизводстве: презумпцию невиновности, которая гласит, что человек не может обвиняться в преступлении, пока его вина не доказана. А доказательства вины должны быть предоставлены обвинителем. В твоём случае такое было?
– Нет, – ответила я, испытав сильное сердцебиение и, явно поледенев.
– Тогда какие доказательства твоей невиновности собирает эта шкура?
– Меня арестовали с наркотиками в кармане, и с тех пор ни разу не отпустили домой. Я сидела то в КПЗ, то в СИЗО, то теперь мотаю здесь срок. Никто ни разу даже не обговорил со мной нормально моё дело. Меня просто изолировали от информации, а адвокат не слишком погружал меня в детали, – на слезах пожаловалась я, а скорее, оправдалась за собственное бездействие.
– Смотри на доску! Видишь, у меня одна пешка защищена другой. Кроме того, что она представляет угрозу превращения, так ещё и не может быть забрана твоим королём, потому что у неё прикрыт тыл! Мораль: перестраховывайся по жизни! Возьми защитника «за горло» и заставь действовать! А наряду с этим, ищи бабки на запасного адвоката, о котором никто не будет знать! И подумай, а не замешан ли твой муженёк в том, что нанятый им защитник повёл себя, как первоклассник. Выбирайся из этого дерьма сама, и не исполняй ложный приказ продажной судьи!
Глава 5. Защищающая пешка
Слова Считалки, открывшие мне глаза на собственную глупость и чрезмерную доверчивость, хлестанули кнутом по спине. Я поняла, что прожив всё это время с капитаном, я стала настолько податливой и послушной, что потеряла бдительность и потребность мыслить своей головой. Всё, чтобы муж ни говорил мне, я принимала за чистую монету, не считая нужным перепроверить или подвергнуть сказанное конструктивной критике.
Мне всё же было сложно поверить, что милый был замешан в плане юриста засадить меня за решётку, и вместе с нею подкупил судью. Однако он, взрослый и знающий мужчина, не раз наблюдавший судебные процессы в силу своей рабочий деятельности, не мог не заметить таких простых нарушений моих прав. И это был факт! Кроме того, он позабросил и позабыл меня. «Но зачем ему меня подставлять и от меня избавляться?», – размышляла я наступившим днём, пока строчила бесконечные метры жёсткой ткани, истерзавшие мне нежные пальцы.
Время шло, а я всё думала, что же ему сказать при встрече. Мне представлялась речь, что я говорила супругу, полная огорчения, боли, упрёка. В своей фантазии я смотрела ему в глаза и выговаривала всё, что думала о его предательстве. Злость поглощала меня настолько, что стежки на машинке были глубже и грубей. С другой стороны, я боялась осудить невинного человека, точно так же, как осудили меня. В конце же я решила поступить хитро! Не сказать ничего, а вывести самого на разговор. Я пожелала услышать его признание и увидеть угрызения совести в глазах, если она и правда была не чиста! А ещё, я захотела быть такой очаровательной, чтобы он пожалел о каждой минуте, которую провёл без меня.
Вернувшись в камеру после смены, я бросилась к тумбочке за косметикой и предметами гигиены. Не обнаружив шампуня, замотанного в полотенце, я стала поспешно искать его повсюду у своей койки, пытаясь вспомнить, не перекладывала ли куда личные вещи.
– Головомойку ищешь? – спросила беззубая соседка по койке, держа в руках мой флакон шампуня.
– Кто тебе позволил прикасаться к моим вещам?
– Мы семья – у нас всё общее!
– Верни! – рванула я бутылку, оказавшуюся пустой, из её рук. – Ты что, вылила его?
– Искупалась им! – нахально улыбалась она.
– Я его для свидания купила!
– С паклями пойдёшь! А то красивая слишком! К тебе вон мужик придёт, а мне без ухажёра ещё сидеть и сидеть!
– Ты, дрянь, – схватила я её за предплечье, – я тебе не «терпила»! За шампунь мне заплатишь!
– Да пошла ты! – плюнула она мне в лицо, за что получила пощёчину в ответ.
Разъярённая крыса набросилась на меня, схватив за волосы и рыча из зависти и злости. Я отбивалась, брюзжа слюной и выплёскивая в этой драке всё то, что накипело внутри и не могло найти выхода.
«В чём дело? Что тут происходит?», – растащила нас, приведённая в камеру с рабочей смены, Помощница.
– Смотрю у тебя разборки в хате! – заметила ей конвоирша, недовольно подняв одну бровь.
– Нет никаких разборок! Иди себе с миром! Адью! – помахала она ладонью надсмотрщице, покачавшей головой и заперевшей дверь.
«Вы чего, офонарели обе? – «раздала» она нам по губам неожиданным, резким движением кулака. – Тут я за порядком слежу, а вы мне репутацию подрываете, курвы!».
Я сплюнула кровь с разбитой губы, ненавидящая это место и всех его обитателей и желавшая мести тем, кто определил меня сюда. «Почему я должна была терпеть побои зечки? Почему мой ребёнок должен был подвергаться стрессу, испытываемому моим телом?», – кипела я про себя.
– Я просто красивой быть хотела и заняла у неё головомойку! – жалостливым тоном созналась скрюченная беззубая.
– Попросить надо было! – оскалилась я.
– Обсужу ваше поведение со Старшей и придумаем наказание обеим, – запрыгнула Помощница на верхнюю койку, окончив на этом разбирательство. – Я вас научу уважать мои порядки!
Помыв волосы кусочком мыла, я попыталась уложить их как можно аккуратнее. Непослушные, они разбегались волнами по плечам и ужасно злили меня. «Ладно!», – отчаянно промолвила я и накрасила губы, пытаясь замалевать образовавшуюся от удара трещинку.
«А тебе идут платья! Фигурка такая аппетитная! Странно, что кавалер твой от интимной комнаты отказался!», – сделала комплимент конвоирша, ведя меня в наручниках в камеру свиданий.
Меня же переполняли разные эмоции: обида и огорчение, волнение от предстоящей встречи, желание обнять капитана, а может быть ударить, внезапные сомнения и страх перед правдой. Я была беременна, и это был его ребёнок, но вопрос о том, как он воспринял это, не покидал головы.
«Стой! Руки за спину!», – освободила меня от «кандалов» конвоирша, и я смогла войти в камеру к гостю.
К моему удивлению за столом свиданий сидел вовсе не капитан, а его товарищ – старший лейтенант, который был свидетелем на нашей свадьбе.
– Здравствуйте! – вскочил он, учтиво заведя руку за спину и слегка поклонившись.
– Добрый вечер! – присела я на стул, удивлённая и оттого растерянная.
– Вы, наверное, ждали капитана? – чуть смущаясь и не зная, с чего начать диалог, спросил тридцатилетний парень.
Я опустила голову, не умеючи скрыть расстройства, потому что и правда ждала мужа.
– Я… я пришёл Вам передать, вот! От супруга! – сбивчиво разъяснил он и протянул мне, уже досмотренную охраной бандероль в почтовой коробке.
– Спасибо! – пододвинула я к себе передачу. – А что капитан сам не пришёл?
– Занят, – опустил глаза лейтенант, скрывая ложь, и начал взволнованно перебирать пальцами.
– Занят?
– Он не верит, что Вы носите его ребёнка, – поднял он глаза и решительно выговорил правду. – От этого и не хочет Вас видеть. Считает, что Вы солгали, как и его предыдущая жена.
Я промолчала, не найдя подходящих слов и не считая, что должна была оправдываться перед товарищем супруга.
– Ну что ж, я пойду! – встал лейтенант из–за стола.
– А как бы Вы поступили, офицер? – остановила я его резким вопросом, внезапно вспомнив о защищающей пешке, и наспех сформулировав план в голове. План, по которому лейтенант – был тонкой нитью, что должна была привести меня и малыша к свободе.
– Принял бы Ваше дитя, несмотря ни на что! – глядя в сторону, ответил он.
– Почему же?
– Предположу, что из любви.
– Присядьте, пожалуйста! Здесь очень одиноко. Ко мне никто не приходит. Не покидайте меня так скоро!
Младший офицер вернулся к столу. По его глазам, не выдерживающим моего взгляда, я, как любая женщина, могла понять, что он ко мне неравнодушен. Мне даже вспомнились слова матери о том, что свидетель на свадьбе смотрел на меня влюблёнными глазами.
– Вы умеете хранить секреты, лейтенант?
– Так точно, умею! – чётко выговорил он. – Какую Вашу тайну мне надлежит сберечь?
– Я не доверяю адвокату, нанятому капитаном. Вы могли бы проверить его, только так, чтобы об этом не узнал супруг. Иначе обидится за моё недоверие.
– Проверить на что?
– На связь с майором, преподававшей у меня юриспруденцию в академии МВД, или с судьёй, ведшей моё дело. А ещё было бы неплохо достать историю ведомых им разбирательств и посмотреть процент проигрышей и выигрышей, имена клиентов, возможные взятки. Понимаете? Капнуть под него.
– Почему Вы не доверяете своему защитнику?
– Потому что он просрочил подачу документов на апелляцию, хотя ничего сложного в этом не было.
– Вы не хотите рассказать об этом мужу, который его и нанял. Уверен, он не обидится. А выслушает Вас. Вы знаете, капитана, он не любит бросать деньги на ветер, а именно это он и делает, если то, что Вы говорите – верно.
– Как Вы и сами можете заметить, с мужем у меня отношения напряжённые. Мне не хотелось бы усугублять их.
– Понимаете, я не уверен, что мне подвластно такое! На всё нужно официальное разрешение.
– Вы единственный, кто общается со мной со свободы. Будьте моим защитником и героем, прошу Вас! Подарите, несправедливо осуждённой женщине, надежду.
Лейтенант скромно заулыбался и выпрямил спину, вдохновлённый новым «званием» и, приобретший больше уверенности, спросил серьёзным тоном заступника:
– Что у Вас с губой?
– Вы тоже заметили? – подалась я через стол чуть ближе к нему. Подсознательно, офицер вгляделся в мои губы, а я неспешно провела по ним кончиком языка. – Треснули на морозе, не согретые теплом мужского поцелуя.
Парень жадно сглотнул, а на лбу выступил пот, который он тут же стёр тканевым платком. Необъяснимо, но моё тело точно знало, как поступить, чтобы очаровать молодого мужчину. Ранее я не заигрывала с мужиками с целью выгоды, и мне было странно это делать. Странно, но увлекательно.
– Предприму всё возможное по Вашему вопросу!
– Буду ждать Вас ровно через неделю, и прошу, закажите свидание подольше, – мило улыбнулась я ему.
Припустив козырёк фуражки, он покинул комнату.
В посылке, переданной капитаном, был тот дневник, что подарила мне бывшая начальница. А ещё целая сетка с продуктами: чай, свежие фрукты, соки в тетра–упаковках, овощи, хлеб и мягкая игрушка–подарок для ребёнка. На дне пакета завалялся смятый чек, по которому я поняла, что муж передал мне только записную книжку, а всё остальное купил лейтенант.
«Не пришёл, не верит в то, что ношу его дитя, не указал на ошибку судьи и адвоката! Всё кончено!», – подвела я итог, но прислонивши ладонь к животу, пообещала себе не огорчаться и следовать только одной, поставленной цели: выбраться из колонии и родить ребёнка свободным! «Извини, старший лейтенант, но в вашем жестоком мире мужчин, нам с сыном надо выжить, и мне придётся воспользоваться твоей добротой! Теперь ты будешь исполнять мои приказы!», – покрутила я игрушку в руках а, услышав звук отворяющейся двери, приготовилась возвращаться в свою камеру.
