Ворочалась, переживала, плакала. Но солнце начало всходить, а с ним и начинался новый день. Я встала с постели и распахнула окно. В мой номер ворвался свежий ветер, прохладой окутавший тело. Я вздрогнула от этого прикосновенья и вновь накинула на плечи плед. Красно–оранжевый рассвет казался мрачным и печальным, а я страдала от досады расставания. Меня терзали недосказанность, чувство вины и жуткая необъяснимая тоска. Я любила супруга, возможно, уже совсем не той любовью, что в начале, но привязанность и нежность были живы, и я вдруг это поняла. Никакая обида и злость на него не сумели убить до конца эти чувства. Я, как и прежде, считала мужа сильной личностью, своей стеной, единственным, кто был мне близким и родным. «Имеем – не ценим, а потеряем – плачем», – наверное так ощущалась разлука на тот момент. Сейчас я склонна думать, это были эгоизм и нежелание расстаться с прошлым, сыгравшие на моей сентиментальности.
Умывшись и приведя себя в порядок, я спустилась в столовую отеля, чтобы хоть что–то поесть. Аппетита не было. Его место заполнили ком слез и «резь» от огорчения. Я вошла в небольшой ресторанчик и, направившись к стойке с горячим завтраком, слегка оторопела. В двух метрах от неё за столиком у самого окна сидел ухоженный министр. Увидев меня, он встал и жестом руки пригласил присесть за его стол. Должна признать, что мне совсем не жаждалось вести беседы. Разбитая после бессонной ночи, я не могла натягивать улыбку и контролировать свои слова. Ещё я несколько стеснялась припухшего от слёз лица и нанесённого небрежно макияжа. Как бы то ни было, я не могла повторно отказать ему в общении и приняла предложение сесть.
– Министр, что ты здесь делаешь?
– Тебя ожидаю, принцесса. Вчера я решил, что не буду настаивать на разговоре, однако снял здесь номер и дождался, когда начнётся завтрак. Я очень надеялся, что ты спустишься поесть, и тогда мы поговорим.
– О чём ты хочешь говорить? – слегка удивилась я поступку чиновника.
– Для начала я принесу тебе вкусностей.
– Я сама! – поднялась я со стула.
– Позволь мне поухаживать! – бросился он к стойке с едой.
Я смотрела на заботливого министра, и мне было приятно такое внимание, однако сердце все ещё терзала грусть.
Он вернулся с подносом полным еды: булочки, сыр, манная каша и чашка горячего кофе.
– Прошу тебя поешь, что душе угодно! Я взял всего, что показалось вкусным! – уселся он за стол.
– У меня нет аппетита, но булочку с кофе я всё–таки в себя «впихну», – печально улыбнулась я. – Что ты хотел со мной обсудить?
– Я просто поддержать тебя пытаюсь, ведь мне понятно, что ты оказалась в беде. Женщины редко съезжают из дома в отель без причины! Твоя, скорей всего, – майор. Если расскажешь, то на сердце легче станет.
– Министр, мне не хочется об этом говорить!
– Возможно, вы расстались? – настаивал он на ответе.
– Мы просто повздорили, – избегала я подробностей.
– Ты ушла от побоев?
– Он выставил меня из дома, увидев фото поцелуя, что ты мне подарил под проливным дождем, – сдалась я под давлением допроса.
Министр помолчал с минуту, вращая вилку в сжатых пальцах и глядя на меня. Я же смотрела на еду, не поднимая своих глаз.
– Откуда у него такие снимки?
– Полковник постарался! Нанял ищейку, следившую за мной из объектива фотокамеры. Офицер хотел отомстить мне и мужу за драку, за потерянные акции и за то, что находится под следствием из–за письма, написанного зеком. Ты ведь отдал его полиции.
– Да, я был обязан это сделать! Но каков подлец! – достаточно нейтральным тоном произнёс чиновник и отведал омлета.
Мы молча продолжали есть, пока он снова не нарушил тишину:
– Ты винишь меня в том поцелуе?
– Нет, только себя! Я не должна была предавать супруга! – не сдержалась я и разрыдалась. Схватив льняную салфетку, я закрыла ей лицо. Эмоции вновь захлестнули мою растерзанную душу, и тело затрясло от плача и лёгкого озноба.
– Взгляни на это под другим углом! – поучительно продолжил чиновник. – Ты молодая, умная, красивая! Судьба даёт тебе возможность стать счастливой, самостоятельной, свободной от тирана! Не нужно плакать и, тем более, просить его принять тебя обратно! Привычка к мужу пройдёт, боль поутихнет, и твоя жизнь будет прекрасней, чем когда–либо была.
– Ты не плакал, когда разводился с женой? – прикрикнула я на него сквозь всхлипы. Я знала, что под «лучшей жизнью» он имел в виду себя, и мне казалось, что ему моя беда в усладу.
– Я тоже грустил и тосковал, но потом я встретил тебя и безумно влюбился. А ещё у меня была дочь, и я был обязан держаться. Я тоже начал заново всю жизнь, и было очень нелегко, но я нисколько не желаю об ушедшем прошлом.
– Я жалею о настоящем, а не о прошлом! – отбросила я салфетку в сторону и чуть похлопала себя по распылавшимся щекам. Чувство отчаяния сменилось непонятной злостью. – Я не знаю, куда мне податься, имея клеймо заключенной и кучу врагов! Где работать? Где жить? Куда двигаться дальше? Вместе с супругом я потеряла и всю свою жизнь.
– Тебе так кажется! Ты свыклась с мыслей о его защите; о том, что он решает всё; о том, что ты не человек, а его тень. Он деспот по натуре, и ему было выгодно держать тебя в зависимости и в «ежовых рукавицах». Бесправие вынуждало тебя исполнять прихоти и приказы мужа, и принимать его господство над собой. Хочет – любит, хочет – бьёт, – куда бы ты делась, сидя в ловушке?!
– Да, я зависела от своего супруга, но в этом виноваты были обстоятельства, а не майор. Он никогда специально не подстраивал ситуаций с целью унизить или подчинить меня. Ему это было просто не нужно! Я слушалась и без того! Мой муж – сильный мужчина, привыкший командовать и управлять, и я подчинялась силе его духа и характера.
– Не расставлял ловушек подневольности, говоришь?
– Да, на супруга это не похоже!
– Скажи, для чего ты хочешь возобновить своё дело в суде?
– Чтобы каждый человек, подставивший меня, был наказан по справедливости, и чтобы мой паспорт наконец-то очистился от штампа о судимости, лишающего меня возможности жить в обществе на полных правах свободного гражданина!
– Я говорил с адвокатом, которого тебе обещал, и он сказал мне, что после оправдательного приговора, все записи о твоей судимости были удалены из реестра осуждённых. Они теперь ушли в архивы с пометкой о полном оправдании. Это значит, что никакого штампа о заключении у тебя давно уже нет, и ты восстановлена во всех правах! Пользуясь тем, что ты не знаешь законов, майор скрыл от тебя этот факт, и сделал это для того, чтобы ты оставалась зависима. Вот он и нанял тебе своего адвоката, чтобы другой представитель закона лишнего тебе не ляпнул.
– Почему же тогда паспорт не отозвали? – шокировано вскрикнула я.
– Ещё одно свидетельство сокрытия правды мужем! Паспорт тебе нужно поменять самой!
– Но как такое может быть, что меня ни о чём не уведомили? Я думала, что отметка о судимости будет снята тогда, когда я докажу свою невиновность! Не просто буду оправдана за неимением улик, а именно представлю доказательства невиновности, которые примет Верховный суд и аннулирует мою судимость и отметку в паспорте.
– Это не так, как ты теперь знаешь! А информация о снятии судимости приходит из суда обычной почтой по адресу проживания. Вероятно, что эти бумаги супруг тебе не показал!
С каждой минутой мне становилось всё больше не по себе. Я не могла поверить в то, что муж мог так жестоко поступить со мной. Хотя, чему я удивлялась? Это же он настаивал на срочном аборте ради защиты репутации и центра кинологии, когда я сидела в тюрьме! Всё очень даже походило на правду! Ещё я сильно ругала себя, потому что, проживая с майором, я ослабила хватку и потеряла контроль над собственной жизнью. Я расслабилась, зная, что он решает и мыслит за двоих, а расслабляться было нельзя! Я должна была почитать законы, обратиться в суд, узнать, что происходит после снятия всех обвинений. Однако горевать об этом было поздно, да и не нужно, ведь чиновник открыл мне глаза на супруга и на правду, которую тот подло от меня скрывал. Я посмотрела на часы, боясь, что опоздаю в академию.
– Мне пора, министр! До занятий нужно ещё съехать из отеля и привести себя в порядок!
– Перед тем, как ты покинешь этот зал, скажу ещё, что ты имеешь право подать на компенсацию за моральный и физический ущерб, полученный в тюрьме из–за неверного вердикта судьи! И повторюсь, что сейчас самое время возобновить слушание по твоему вопросу. Выиграть суд будет легче, если мы объединим твоё дело с исками других пострадавших! Картина так будет ясней!
– Адвокат майора смело утверждал, что нет доказательств тому, что переводы между майором–юристом, свекровью и судьёй были взятками. Мы рискуем проиграть, если поторопимся!
– На то адвокат и майора, чтоб выполнять приказы заказчика! Ты уверена, что твой супруг, действительно, хотел помочь с судом, и это, несмотря на риск для его имени и репутации? Может, всё это было отвлекающим манёвром? Пылью в глаза? С целью тебя успокоить и усмирить?
– Мне, правда, пора! – встала я из–за стола и собралась покинуть столовую.
– Я снял тебе отель на месяц! Ты можешь оставаться здесь! – сказал министр, поднявшись со стула.
– Не стоило этого делать! Я найду, где мне жить!
– Ты можешь искать, принцесса! Но если вдруг не найдёшь, то бронь тебя будет ждать! – поцеловал он мою руку и, не дождавшись ответа, покинул зал.
Должна признать, что разговор с министром «вырвал» меня из мрака безнадёжности, чувства вины и удушения печалью. Мне просто стало не до них! Я была рассержена на мужа и снова ненавидела его! Он знал, как я страдала от бесправия в гражданском обществе; что не могла воспользоваться ни одной услугой государства из–за отметки об отсидке в паспорте. Он знал и хладнокровно молчал! Мои угрызения совести тут же прошли, и я больше не ощущала себя виноватой перед супругом! Наоборот, мне было хорошо от мысли, что он узнал о поцелуе с чиновником. «Поделом ему! Предатель и тиран!», – сказала я вслух у зеркала в номере и, решительно направилась на выход, в академию МВД.
После занятий я, как всегда, отправилась в центр кинологии. Мне не хотелось видеть мужа и я не желала там работать и сталкиваться с ним, но другой перспективы пока не намечалось, и я была рада тому, что у меня был хоть какой–то заработок. Я собиралась вернуть ключи супругу и обсудить всё то, что не успелось.
Поднявшись на верхний этаж, я заглянула в комнату акционеров, куда он должен был сегодня перебраться, вот только, видимо, не сделал это. Подойдя к кабинету начальства, я услышала голос майора по телефонной связи с кем–то, и решила дождаться её окончания. Сердце стучало в груди, и я ужасно волновалась перед встречей, как и всегда, боясь, что муж снова меня отчитает. Министр был прав: от привычки быть послушной девочкой майора мне ещё предстояло отказаться, как и привыкнуть к фразе «бывший муж».
– Я думала, ты съехать с утра собирался! – зашла я в кабинет, когда он дал отбой по телефону, и завязала диалог с нейтрального вопроса.
– Зачем пришла?
– Ключи от дома и от машины оставить.
– Автомобиль мне возвращать не надо, ты же работаешь на нём, а от квартиры – на стол положи.
– То есть мне можно продолжать трудиться при центре, пока другую подработку не найду?
– А кто я такой, чтобы уволить тебя? Я ж не чиновник и не государство, и больше не начальник собственного дела! Спасибо тебе и любовнику! – с упрёком сказал майор, откинувшись на спинку кресла.
– Я не вступала в заговор с министром, чтобы лишить тебя позиции начальника, и не спала с ним никогда, и убивать тебя не собиралась! – подняла я тон голоса, задетая укором. – Ты же повёл себя, как негодяй, скрывая снятие судимости с меня!
– О чём ты говоришь? – сморщился он в знак презрения.
– Ты знал, что после оправдания с меня официально сняли обвинения, но не сказал, что после этого все записи о судимости и заключение были аннулированы. Я могла бы просто сменить паспорт и избавиться от заметки о тюрьме! Но тебе это было невыгодно! Ты хотел держать меня в своём плену: секретаршей при центре кинологии и домашней рабыней при себе.
– У тебя всё в порядке с головой? Откуда мне знать, что происходит с зечками после освобождения? Я что, работаю в тюремном праве или при суде? – вздымалась грудь майора от слов возмущения.
– Ты не отдал мне письмо, пришедшее с почтой, в котором находилась справка о том, что информация о моём заключении была удалена из реестров осуждённых.
– С чего ты взяла, что оно приходило? Любовник на ушко ночью нашептал?
– Я поняла, с чего исходило твоё рвение присутствовать при моих беседах с адвокатом: ты контролировал, чтоб он не проболтался о давнишнем снятии судимости. Я отказываюсь от его услуг, хотя, вероятно, ты и не собирался больше их оплачивать.
– Эмоции всегда мешали тебе здраво мыслить!
– Это ты мне мешал адекватно оценивать то, что вокруг меня происходило! Ты только и делал, что управлял мной и тиранил.
– Ну–ну, зато теперь я самоустранился, и ты всё сможешь сама!
– Вот и славно!
– Покинь кабинет, сейчас же! Твоя работа внизу на первом этаже, а на второй тебе подниматься не следует!
– Я и сама видеть тебя не желаю! – хлопнула я дверью, желая отныне исполнять приказы лишь собственного сердца.
Спустившись вниз к вольерам питомцев, я принялась за ежедневную работу в центре. Мои руки кормили и холили собак, но мысли были далеко. Я понимала, что сильно запуталась: врёт ли супруг или действительно использовал мою зависимость от обстоятельств в собственную пользу? Наверное, это уже не имело особого значения, и всё–таки хотелось знать, способен ли он был на эту подлость. Я понимала, что министру было выгодно облить майора грязью и показать себя с хорошей стороны, но и винить его за это не могла. Он был ещё одним альфа–самцом, желавшим получить присмотренную самку, и дискредитация противника играла ему на руку. Как бы то ни было, я, кажется, была свободна от отметки о судимости и в планах намечалась смена паспорта, да и как можно скорее.
– Странно, что ты сегодня сразу приступила к служебным заданиям, вместо того чтобы лясы точить со своим супругом, – съязвил старший кинолог, увидев меня.
– Вы ещё долго собираетесь цепляться ко мне? – посмотрела я ему в глаза.
– Ладно! Теперь у нас в центре порядок и каждый сверчок на своем шестке: и ты, и твой акционер.
– Вы должны быть благодарны мужу за то, что он устроил Вас сюда, а не пускать словесный яд за его спиной.
– Я благодарен, но в меру! Без переплетения личных эмоций со служебными отношениями! Сапоги начальству я лизать не собираюсь! А как уж ты благодаришь министра за должность помощницы при мне, я даже и представить постыжусь!
– Вы снова унижаете меня?
– За добермана зека я наказал бы не только майора с полковником, но и тебя, которая и заварила эту кашу! Однако чиновник тебя не тронул! Значит, признательность твоя в большую усладу ему, – бросил он взгляд на меня ниже пояса, открыто намекая на близость с министром.
Умывшись и приведя себя в порядок, я спустилась в столовую отеля, чтобы хоть что–то поесть. Аппетита не было. Его место заполнили ком слез и «резь» от огорчения. Я вошла в небольшой ресторанчик и, направившись к стойке с горячим завтраком, слегка оторопела. В двух метрах от неё за столиком у самого окна сидел ухоженный министр. Увидев меня, он встал и жестом руки пригласил присесть за его стол. Должна признать, что мне совсем не жаждалось вести беседы. Разбитая после бессонной ночи, я не могла натягивать улыбку и контролировать свои слова. Ещё я несколько стеснялась припухшего от слёз лица и нанесённого небрежно макияжа. Как бы то ни было, я не могла повторно отказать ему в общении и приняла предложение сесть.
– Министр, что ты здесь делаешь?
– Тебя ожидаю, принцесса. Вчера я решил, что не буду настаивать на разговоре, однако снял здесь номер и дождался, когда начнётся завтрак. Я очень надеялся, что ты спустишься поесть, и тогда мы поговорим.
– О чём ты хочешь говорить? – слегка удивилась я поступку чиновника.
– Для начала я принесу тебе вкусностей.
– Я сама! – поднялась я со стула.
– Позволь мне поухаживать! – бросился он к стойке с едой.
Я смотрела на заботливого министра, и мне было приятно такое внимание, однако сердце все ещё терзала грусть.
Он вернулся с подносом полным еды: булочки, сыр, манная каша и чашка горячего кофе.
– Прошу тебя поешь, что душе угодно! Я взял всего, что показалось вкусным! – уселся он за стол.
– У меня нет аппетита, но булочку с кофе я всё–таки в себя «впихну», – печально улыбнулась я. – Что ты хотел со мной обсудить?
– Я просто поддержать тебя пытаюсь, ведь мне понятно, что ты оказалась в беде. Женщины редко съезжают из дома в отель без причины! Твоя, скорей всего, – майор. Если расскажешь, то на сердце легче станет.
– Министр, мне не хочется об этом говорить!
– Возможно, вы расстались? – настаивал он на ответе.
– Мы просто повздорили, – избегала я подробностей.
– Ты ушла от побоев?
– Он выставил меня из дома, увидев фото поцелуя, что ты мне подарил под проливным дождем, – сдалась я под давлением допроса.
Министр помолчал с минуту, вращая вилку в сжатых пальцах и глядя на меня. Я же смотрела на еду, не поднимая своих глаз.
– Откуда у него такие снимки?
– Полковник постарался! Нанял ищейку, следившую за мной из объектива фотокамеры. Офицер хотел отомстить мне и мужу за драку, за потерянные акции и за то, что находится под следствием из–за письма, написанного зеком. Ты ведь отдал его полиции.
– Да, я был обязан это сделать! Но каков подлец! – достаточно нейтральным тоном произнёс чиновник и отведал омлета.
Мы молча продолжали есть, пока он снова не нарушил тишину:
– Ты винишь меня в том поцелуе?
– Нет, только себя! Я не должна была предавать супруга! – не сдержалась я и разрыдалась. Схватив льняную салфетку, я закрыла ей лицо. Эмоции вновь захлестнули мою растерзанную душу, и тело затрясло от плача и лёгкого озноба.
– Взгляни на это под другим углом! – поучительно продолжил чиновник. – Ты молодая, умная, красивая! Судьба даёт тебе возможность стать счастливой, самостоятельной, свободной от тирана! Не нужно плакать и, тем более, просить его принять тебя обратно! Привычка к мужу пройдёт, боль поутихнет, и твоя жизнь будет прекрасней, чем когда–либо была.
– Ты не плакал, когда разводился с женой? – прикрикнула я на него сквозь всхлипы. Я знала, что под «лучшей жизнью» он имел в виду себя, и мне казалось, что ему моя беда в усладу.
– Я тоже грустил и тосковал, но потом я встретил тебя и безумно влюбился. А ещё у меня была дочь, и я был обязан держаться. Я тоже начал заново всю жизнь, и было очень нелегко, но я нисколько не желаю об ушедшем прошлом.
– Я жалею о настоящем, а не о прошлом! – отбросила я салфетку в сторону и чуть похлопала себя по распылавшимся щекам. Чувство отчаяния сменилось непонятной злостью. – Я не знаю, куда мне податься, имея клеймо заключенной и кучу врагов! Где работать? Где жить? Куда двигаться дальше? Вместе с супругом я потеряла и всю свою жизнь.
– Тебе так кажется! Ты свыклась с мыслей о его защите; о том, что он решает всё; о том, что ты не человек, а его тень. Он деспот по натуре, и ему было выгодно держать тебя в зависимости и в «ежовых рукавицах». Бесправие вынуждало тебя исполнять прихоти и приказы мужа, и принимать его господство над собой. Хочет – любит, хочет – бьёт, – куда бы ты делась, сидя в ловушке?!
– Да, я зависела от своего супруга, но в этом виноваты были обстоятельства, а не майор. Он никогда специально не подстраивал ситуаций с целью унизить или подчинить меня. Ему это было просто не нужно! Я слушалась и без того! Мой муж – сильный мужчина, привыкший командовать и управлять, и я подчинялась силе его духа и характера.
– Не расставлял ловушек подневольности, говоришь?
– Да, на супруга это не похоже!
– Скажи, для чего ты хочешь возобновить своё дело в суде?
– Чтобы каждый человек, подставивший меня, был наказан по справедливости, и чтобы мой паспорт наконец-то очистился от штампа о судимости, лишающего меня возможности жить в обществе на полных правах свободного гражданина!
– Я говорил с адвокатом, которого тебе обещал, и он сказал мне, что после оправдательного приговора, все записи о твоей судимости были удалены из реестра осуждённых. Они теперь ушли в архивы с пометкой о полном оправдании. Это значит, что никакого штампа о заключении у тебя давно уже нет, и ты восстановлена во всех правах! Пользуясь тем, что ты не знаешь законов, майор скрыл от тебя этот факт, и сделал это для того, чтобы ты оставалась зависима. Вот он и нанял тебе своего адвоката, чтобы другой представитель закона лишнего тебе не ляпнул.
– Почему же тогда паспорт не отозвали? – шокировано вскрикнула я.
– Ещё одно свидетельство сокрытия правды мужем! Паспорт тебе нужно поменять самой!
– Но как такое может быть, что меня ни о чём не уведомили? Я думала, что отметка о судимости будет снята тогда, когда я докажу свою невиновность! Не просто буду оправдана за неимением улик, а именно представлю доказательства невиновности, которые примет Верховный суд и аннулирует мою судимость и отметку в паспорте.
– Это не так, как ты теперь знаешь! А информация о снятии судимости приходит из суда обычной почтой по адресу проживания. Вероятно, что эти бумаги супруг тебе не показал!
С каждой минутой мне становилось всё больше не по себе. Я не могла поверить в то, что муж мог так жестоко поступить со мной. Хотя, чему я удивлялась? Это же он настаивал на срочном аборте ради защиты репутации и центра кинологии, когда я сидела в тюрьме! Всё очень даже походило на правду! Ещё я сильно ругала себя, потому что, проживая с майором, я ослабила хватку и потеряла контроль над собственной жизнью. Я расслабилась, зная, что он решает и мыслит за двоих, а расслабляться было нельзя! Я должна была почитать законы, обратиться в суд, узнать, что происходит после снятия всех обвинений. Однако горевать об этом было поздно, да и не нужно, ведь чиновник открыл мне глаза на супруга и на правду, которую тот подло от меня скрывал. Я посмотрела на часы, боясь, что опоздаю в академию.
– Мне пора, министр! До занятий нужно ещё съехать из отеля и привести себя в порядок!
– Перед тем, как ты покинешь этот зал, скажу ещё, что ты имеешь право подать на компенсацию за моральный и физический ущерб, полученный в тюрьме из–за неверного вердикта судьи! И повторюсь, что сейчас самое время возобновить слушание по твоему вопросу. Выиграть суд будет легче, если мы объединим твоё дело с исками других пострадавших! Картина так будет ясней!
– Адвокат майора смело утверждал, что нет доказательств тому, что переводы между майором–юристом, свекровью и судьёй были взятками. Мы рискуем проиграть, если поторопимся!
– На то адвокат и майора, чтоб выполнять приказы заказчика! Ты уверена, что твой супруг, действительно, хотел помочь с судом, и это, несмотря на риск для его имени и репутации? Может, всё это было отвлекающим манёвром? Пылью в глаза? С целью тебя успокоить и усмирить?
– Мне, правда, пора! – встала я из–за стола и собралась покинуть столовую.
– Я снял тебе отель на месяц! Ты можешь оставаться здесь! – сказал министр, поднявшись со стула.
– Не стоило этого делать! Я найду, где мне жить!
– Ты можешь искать, принцесса! Но если вдруг не найдёшь, то бронь тебя будет ждать! – поцеловал он мою руку и, не дождавшись ответа, покинул зал.
Должна признать, что разговор с министром «вырвал» меня из мрака безнадёжности, чувства вины и удушения печалью. Мне просто стало не до них! Я была рассержена на мужа и снова ненавидела его! Он знал, как я страдала от бесправия в гражданском обществе; что не могла воспользоваться ни одной услугой государства из–за отметки об отсидке в паспорте. Он знал и хладнокровно молчал! Мои угрызения совести тут же прошли, и я больше не ощущала себя виноватой перед супругом! Наоборот, мне было хорошо от мысли, что он узнал о поцелуе с чиновником. «Поделом ему! Предатель и тиран!», – сказала я вслух у зеркала в номере и, решительно направилась на выход, в академию МВД.
После занятий я, как всегда, отправилась в центр кинологии. Мне не хотелось видеть мужа и я не желала там работать и сталкиваться с ним, но другой перспективы пока не намечалось, и я была рада тому, что у меня был хоть какой–то заработок. Я собиралась вернуть ключи супругу и обсудить всё то, что не успелось.
Поднявшись на верхний этаж, я заглянула в комнату акционеров, куда он должен был сегодня перебраться, вот только, видимо, не сделал это. Подойдя к кабинету начальства, я услышала голос майора по телефонной связи с кем–то, и решила дождаться её окончания. Сердце стучало в груди, и я ужасно волновалась перед встречей, как и всегда, боясь, что муж снова меня отчитает. Министр был прав: от привычки быть послушной девочкой майора мне ещё предстояло отказаться, как и привыкнуть к фразе «бывший муж».
– Я думала, ты съехать с утра собирался! – зашла я в кабинет, когда он дал отбой по телефону, и завязала диалог с нейтрального вопроса.
– Зачем пришла?
– Ключи от дома и от машины оставить.
– Автомобиль мне возвращать не надо, ты же работаешь на нём, а от квартиры – на стол положи.
– То есть мне можно продолжать трудиться при центре, пока другую подработку не найду?
– А кто я такой, чтобы уволить тебя? Я ж не чиновник и не государство, и больше не начальник собственного дела! Спасибо тебе и любовнику! – с упрёком сказал майор, откинувшись на спинку кресла.
– Я не вступала в заговор с министром, чтобы лишить тебя позиции начальника, и не спала с ним никогда, и убивать тебя не собиралась! – подняла я тон голоса, задетая укором. – Ты же повёл себя, как негодяй, скрывая снятие судимости с меня!
– О чём ты говоришь? – сморщился он в знак презрения.
– Ты знал, что после оправдания с меня официально сняли обвинения, но не сказал, что после этого все записи о судимости и заключение были аннулированы. Я могла бы просто сменить паспорт и избавиться от заметки о тюрьме! Но тебе это было невыгодно! Ты хотел держать меня в своём плену: секретаршей при центре кинологии и домашней рабыней при себе.
– У тебя всё в порядке с головой? Откуда мне знать, что происходит с зечками после освобождения? Я что, работаю в тюремном праве или при суде? – вздымалась грудь майора от слов возмущения.
– Ты не отдал мне письмо, пришедшее с почтой, в котором находилась справка о том, что информация о моём заключении была удалена из реестров осуждённых.
– С чего ты взяла, что оно приходило? Любовник на ушко ночью нашептал?
– Я поняла, с чего исходило твоё рвение присутствовать при моих беседах с адвокатом: ты контролировал, чтоб он не проболтался о давнишнем снятии судимости. Я отказываюсь от его услуг, хотя, вероятно, ты и не собирался больше их оплачивать.
– Эмоции всегда мешали тебе здраво мыслить!
– Это ты мне мешал адекватно оценивать то, что вокруг меня происходило! Ты только и делал, что управлял мной и тиранил.
– Ну–ну, зато теперь я самоустранился, и ты всё сможешь сама!
– Вот и славно!
– Покинь кабинет, сейчас же! Твоя работа внизу на первом этаже, а на второй тебе подниматься не следует!
– Я и сама видеть тебя не желаю! – хлопнула я дверью, желая отныне исполнять приказы лишь собственного сердца.
Глава 54. Свободна и одна
Спустившись вниз к вольерам питомцев, я принялась за ежедневную работу в центре. Мои руки кормили и холили собак, но мысли были далеко. Я понимала, что сильно запуталась: врёт ли супруг или действительно использовал мою зависимость от обстоятельств в собственную пользу? Наверное, это уже не имело особого значения, и всё–таки хотелось знать, способен ли он был на эту подлость. Я понимала, что министру было выгодно облить майора грязью и показать себя с хорошей стороны, но и винить его за это не могла. Он был ещё одним альфа–самцом, желавшим получить присмотренную самку, и дискредитация противника играла ему на руку. Как бы то ни было, я, кажется, была свободна от отметки о судимости и в планах намечалась смена паспорта, да и как можно скорее.
– Странно, что ты сегодня сразу приступила к служебным заданиям, вместо того чтобы лясы точить со своим супругом, – съязвил старший кинолог, увидев меня.
– Вы ещё долго собираетесь цепляться ко мне? – посмотрела я ему в глаза.
– Ладно! Теперь у нас в центре порядок и каждый сверчок на своем шестке: и ты, и твой акционер.
– Вы должны быть благодарны мужу за то, что он устроил Вас сюда, а не пускать словесный яд за его спиной.
– Я благодарен, но в меру! Без переплетения личных эмоций со служебными отношениями! Сапоги начальству я лизать не собираюсь! А как уж ты благодаришь министра за должность помощницы при мне, я даже и представить постыжусь!
– Вы снова унижаете меня?
– За добермана зека я наказал бы не только майора с полковником, но и тебя, которая и заварила эту кашу! Однако чиновник тебя не тронул! Значит, признательность твоя в большую усладу ему, – бросил он взгляд на меня ниже пояса, открыто намекая на близость с министром.
