– Возможно, – ответила прокурор, окинув его презрительным взглядом. – Однако сразу после свидания с кассиром в колонии, вы отправились к наркодиллеру и прикупили у него кокаин. Мы знаем это из учётной книги наркодиллера. Кроме того в ходе следствия мы произвели сравнительный анализ кокаина, извлечённого из шкатулки, изъятой из кармана пальто, так называемой Искры; из вашей шкатулки, найденной при аресте; и из того кокаина, которым торговал присутствующий наркодиллер. Все три образца идентичны по составу. Выходит, вы покупали порошок у этого наркоторговца, а познакомил вас допрашиваемый кассир. Вы же и подложили шкатулку Искре, и сами употребляли запрещенные вещества из схожей шкатулки, подаренной вам матерью.
Пехотинец отчаянно зарычал и схватился за волосы, а я почти не дышала от чувств, перекрывших мне кислород неописуемой легкостью от услышанного.
– Ладно, я признаюсь, признаюсь! – закричал мой сокурсник. – Я путешествовал на трейлере вместе с Искрой, и мы остановились на стоянке, заправиться и переночевать. За кассой сидел этот мужчина и явно был не в себе. На это я не сразу обратил внимание, а вот моя подруга – да. Тогда я ничего не принимал, клянусь! Я уснул в своем трейлере и очнулся от её истеричного крика. Искра была напугана тем, что этот мужик пытался изнасиловать её, и мы поспешно покинули стоянку. Вскоре по возвращению в столицу она вернулась к своему офицеру, разбив мне сердце. Я начал пить, но алкоголь не избавлял меня от боли. Тогда я вспомнил этого наркомана–кассира со стоянки. Отправившись туда, я выяснил, что его посадили, но навестил в тюрьме и попросил снабдить порошком, а он послал меня к дружку – наркоторговцу. У него я и купил свою первую дозу, а дальше доставал наркотики у тех, к кому он направлял меня в столице. Именно так я и приобрёл кокаин, который подсунул Искре во время вечеринки у дружка Отвёртки. Я сделал это из мести и под воздействием наркотиков. А что касается утра, когда меня арестовали в академии, я был под кокаином и мало что помню. Откуда у меня была шкатулка в рюкзаке я не могу сказать. Прошу, я же признался, отправьте меня в наркодиспонсер, только не в тюрьму! Прошу Вас, не в тюрьму! – заистерил он пуще прежнего, а я разрыдалась.
Это признание не только оправдало меня, но и наконец–то лейтенант, наконец–то, доказало, что меня подставили и несправедливо осудили. Зал вздрогнул после слов Пехотинца и удивлённо вздохнул, обращая на меня взгляды каждого из присутствующих. Их жалобные взоры, от которых было ещё тяжелей, и одновременно легче, ведь они подтверждали, как это страшно быть осуждённой по вину другого человека. А я, я так долга ждала, когда же с меня смоется вся эта наркотическая грязь! Я вспомнила всё то, что пережила в колонии, ребёнка, которого потеряла, отношения с мужем, которые испортила, месть, заполнявшую мне душу, горечь обиды, страх и боль потерь. Это признание очистило меня, и на эмоциях я не смогла остановить потока слез. Адвокат министра прижал меня к себе, а я пыталась усмирить рыдания, но всхлипы рвались из измученной груди, словно всё зло, затаённое в ней выходило наружу и испарялось в воздухе.
«Подсудимый, Вы приговорены к 5 годам в исправительной колонии строгого режима за незаконное хранение и потребление наркотических средств в крупном размере, а также обвиняетесь в незаконном сбыте наркотиков, так как подбросили их женщине на вечеринке, но это дело рассмотрит другой суд», – объявил судья, в ответ на что, Пехотинец издал истошный полу–животный рёв.
Я всё ещё рыдала на плече адвоката, как и рыдала мать моего сокурсница, жалея своего «хорошего мальчика» и обзывая меня стервой и мразью.
«Вердикт будет приведен в исполнение немедленно. Вывести заключенного из зала суда и отправить в исправительную колонию на север страны! Исполняйте!», – отдал приказ судья.
«Всё теперь будет хорошо!», – подошла ко мне прокурор, протянув стакан воды, и глядя в её глаза, я убедилась, что так и будет.
Глава 62. Зависть
– Благодарю Вас! Я так благодарна! – всё ещё возбуждённая после оглашённого вердикта, повторяла я адвокату на улице.
– Вы же понимаете, что теперь нам ничего не стоит вытянуть из Пехотинца признание в том, что наркотики он Вам подбросил, вступив в преступный заговор с майором–юристом?!
– В зале суда подонок утверждал, что сделал это из злости на то, что бросила его.
– Совершенно верно! Наверняка, это и был рычаг давления, на который нажала юрист. О сговоре он рассказать боится, поэтому не стал упоминать заказчиков, но ещё больше боится долгого срока в колонии строгого режима. На этот крючок его и зацепим! Я говорил с прокуратурой и судьёй, которые будут вести непосредственно Ваше дело: Пехотинцу грозит 17 лет тюрьмы, если я докажу участие в преступном сговоре и сбыт наркотиков. Однако взамен на чистосердечное признание они готовы скосить ему срок на два года.
– Двумя годами меньше ада... Как жаль, что нет другого выхода! – остервенело ухмыльнулась я.
– Согласен с Вами, иного выхода нет. Нам нужно это признание для главного суда над Вашими врагами, – убедительно посмотрел на меня адвокат, поджав губы.
– Действуйте! – похлопала я его по плечу и двинулась к своей машине.
По дороге на работу я всё думала о том, что случилось во время слушания. Казалось бы, я должны была испытывать радость, но вместо этого чувствовала грусть. Грусть по тому, что потеряла по вине Пехотинца. В груди я ощущала давление тяжкого груза, вроде бы сброшенного, но, видимо, не до конца. Я приспустила стекло машины и стала глубоко вдыхать свободу и свежесть лета. Мне так хотелось поделиться с кем–то всем произошедшим, сказать об ощущениях и чувствах, но инструктор–кинолог была недоступна, а больше никого и не было. Конечно, по приезду в центр кинологии я позвонила министру и поведала ему итоги суда, на что он выразил восторг работой адвоката и поздравил меня. Детали с ним обсудить я не могла, ибо они носили личный и не очень приятный характер, ведь в них таились жуткие воспоминания о той стоянке на востоке родины. Но я могла рассказать о них мужу, а заодно сказать «спасибо» за то, что спас меня той ночью и упёк ублюдка в тюрьму. Это я и решила сделать по прибытию в наше учреждение.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я заметила, что дверь его кабинета была немного приоткрыта, а Отвёртка отсутствовала на своём рабочем посту. Подойдя поближе, я расслышала её голос в комнате супруга и, затаившись у двери, решила подслушать их разговор.
– Сегодня Пехотинца посадили. Мне подруга, Ветеринар, сообщила, – судя по звону посуды, поднесла она ему кофе.
– Поделом наркоману, – коротко ответил муж, изображая равнодушие, хотя, возможно, так и было.
– Я уверена, что порошок ему подбросил Бугай по просьбе твоей бывшей жены, так что вердикт не очень справедливый.
– Справедливость – понятие относительное. Во всех своих бедах мы виноваты сами. Он сам нюхал «дрянь», и жене моей её подбросил. А ты работой займись, а не тем, что тебя не касается!
– Ты же разводишься с ней, так почему до сих пор защищаешь? Неужели только лишь из репутации, которая, итак, давно уже подпорчена её тюремным прошлым? – настраивала стерва майора против меня.
– Я развожусь с женой из–за уязвлённого мужского самолюбия, но это не значит, что я перестал её любить. К тому же она – сирота, и о ней не позаботится никто, кроме меня. Я заточен в рамки репутации, которая превыше всего, но ответственность за супругу не менее важна. Скажу тебе больше, Отвёртка, если кто–то решит её намеренно обидеть, – порву на куски! Ты это вроде поняла, когда подала заявление в прокуратуру.
– А как же я, майор? Если ты её любишь, то, как же я?
– С тобой у меня договор. Ты ложишься под нужных мне людей и получаешь деньги; работаешь секретарём и получаешь деньги.
– Но чем я хуже Искры? Почему ты не можешь меня полюбить?
Супруг прокашлялся:
– Ты смазливая, но тебе не хватает женского шарма, и с интеллектом беда. Наверное, поэтому ты и торгуешь телом, а не работаешь умом.
– Ты жестокий! – оскорбилась моя сослуживица.
– Я прямолинейный. Ты спросила – я ответил.
Отвёртка застучала каблуками по полу, и я поняла, что она покидает кабинет. Отступив назад в коридор, я сделала вид, что только зашла и не в курсе этой беседы.
– О, ты уже здесь! Поздравляю с выигрышем в суде! – пробормотала она мне, полная зависти и злости.
– Как искренне! Благодарю! – гордо прошла я мимо неё к своему супругу, который только что растопил мне сердце своим признанием.
Дверь кабинета была приоткрыта, но я постучала в неё, желая избежать замечания о том, что вхожу к нему без стука. Он поднял на меня глаза, но ничего не сказав, откинулся в кресле.
– Пехотинцу дали 5 лет, майор, за потребление наркотиков. А ещё этот слабак и трус признался, что подбросил мне порошок в пальто в ту злополучную вечеринку, но без тебя, возможно, этого признания бы не случилось. Ты посадил кассира, который чуть не изнасиловал меня. Он подтвердил, что познакомил Пехотинца с наркоторговцем незадолго до того, как меня арестовали. Детали и даты сошлись, и внезапно моя невиновность была доказана, хотя разбирательство было не обо мне.
– Я говорил, что не приемлю сексуального насилия над женщиной, а над своей невестой так тем более. Благодарить меня не стоит, я сделал то, что должен был.
– Можно я обниму тебя? – расчувствовалось я.
– Министра обнимать ночами будешь. Однако я тебя поздравляю с этой победой!
– Спасибо, – тихо прозвучал мой огорченный ответ. – А ты ничего не слышал о моей бывшей начальнице? Она внезапно в служебную командировку уехала, а мне ни слова не сказала.
– Инструктор–кинолог узнала о моих родословных ищейках, и позвонила мне, желая взять двоих в аренду. Я назначил ей встречу, но она не пришла, и я решил, что передумала.
– Как это странно!
– Странно всё, что касается тебя! Мне нужно работать, – оттолкнувшись от спинки кресла, навис он над письменным стол.
Я молча вышла из кабинета и спустилась вниз к питомцам центра, не совсем готовая начать рабочий день, ведь после утренних переживаний слегка ослабла и еле волочила ноги.
Я мыла вольеры и чистила территорию, а также наблюдала за тем, как старший кинолог и приглашенный мужем эксперт, тренировали собак на прохождение препятствий. Мужчины чётко отдавали команды, и каждая собака уверенно выполняла их, точно зная, что делать. Одни псы молниеносно перепрыгивали барьеры, другие грациозно проходили через тоннели и змейки. Кинологи практически не говорили друг с другом, но их действия были прекрасно слаженны. Я восхищалась тем, как они управлялись с животными – голосом, жестами и движением поводка.
Внезапно у меня перехватило дыхание, и я схватилась за живот, подавшись торсом вперёд и удержавшись за сетку, ограждавшую площадку. В глазах потемнело, а к горлу подступила тошнота.
– Вам нехорошо? – подбежал ко мне старший кинолог.
– Нездоровится что–то. Голова немного кружится и дышать тяжело.
– Вы не беременны случайно? – поддерживая за локоть, довёл он меня до скамейки у выхода с поля.
– С чего Вы взяли?
– У моей супруги такие же симптомы были.
– Думаю, я многое пережила сегодня, вот нервы и сдали! – отрицала я его версию, хотя безумно вдохновилась ей и, несмотря на недомогание, ощутила приток жизненных сил.
– Я думаю, Вы будете отличной матерью! – не верил кинолог в мои оправдания.
– Спасибо! – заулыбалась я ему, угодившему мне такими словами и обнадёжившему меня.
– Я вызову такси, повидаетесь с доктором!
– Мой рабочий день ещё не закончен.
– Мы с экспертом–кинологом справимся, – ответил заботливый мужчина и отправил меня в местную больницу.
После сдачи анализов и тщательного осмотра, врач подтвердил моё предположение: нервное истощение. Беременна я не была, а жаль. Мне прописали успокоительные капли и строгий режим, который я, само собой, держать бы не смогла, ведь на носу была учёба в академии и все та же работа в центре кинологии.
Слегка огорчившись, я вернулась домой, где меня давно ждал с центра кинологии министр.
– Поздравляю, любимая! – притянул он меня к себя с порога и крепко поцеловал.
– Спасибо, дорогой, – устало улыбнулась я в ответ.
– Ты задержалась на работе. Всё ли в порядке?
– Мне было нехорошо, и я решила, что беременна, но доктор опроверг мои предположения.
– Каков же диагноз? – испуганно спросил чиновник.
– Нервное истощение, – сбросила я босоножки и, войдя в гостиную, плюхнулась на диван.
– Тебе поесть надо и спать пораньше лечь, – пропустил он мои слова о беременности мимо ушей.
– Аппетита нет.
– Это отговорки! Давай–ка в душевую, а затем за вкусный ужин!
Я послушала его и, искупавшись, вернулась в гостиную.
Чиновник накрыл торжественный стол по поводу моей победы над Пехотинцем. Он создал атмосферу уюта и праздника, расстелив белоснежную скатерть и поставив пионы в хрустальной вазе посреди неё. В ведерке со льдом стояло охлажденное шампанское, а на тарелках было разложено филе миньон с ароматным соусом из красного вина и бархатным картофельным пюре. Я с улыбкой смотрела на это великолепие, радуясь, что любимый так постарался для меня. Игривые пузырьки шампанского поднимались в бокалах, а вкусный ужин услаждал мои вкусовые рецепторы.
– А ты бы хотел малыша? – осторожно спросила я министра, всё ещё пребывая под впечатлением от слов, сказанных старшим кинологом.
– У меня уже дочка взрослая есть.
– То есть детей ты больше не хочешь? – ощутила я злость и огорчение, сама не знаю почему. Он не был обязан хотеть от меня ребёнка, но мне мечталось стать мамой, а этот ответ словно лишил меня надежды на исполнение мечты.
– Я стар для отцовства, тебе не кажется? Я о таком даже и не размышлял!
– Ты мне всё время говоришь, что наши отношения вечны, а сам не подумал, что я молодая и хочу ребёнка?
– Вот именно, ты слишком юная для материнства! Тебе учёбу надо закончить и руководствующую роль в центре кинологии принять.
– Просто это мечта моей жизни! Мужчина, который подарит мне дитя, станет для меня богом на этой грешней земле! – «выдала» я, дабы переубедить чиновника.
– Принцесса, ты с майором ещё не разведена, а уже о потомстве со мной размышляешь.
– Почему бы и нет? Но теперь мне ясно, что наследника от меня ты не хочешь, и тема закрыта.
– Ну что ты завелась? – заулыбался он. – Если Бог пошлёт, то будет у нас малыш. Я же не против, я лишь сказал, что не планировал стать папой.
Я недовольно посмотрела на него, но слегка успокоилась, услышав, что надежда есть.
Ужин был плотным и вкусным. Должна признать, лейтенант, что готовил министр отменно! У него был талант, и я это ценила. Тем вечером он был особенно услужлив и галантен со мной, а ещё всё время пополнял бокал шампанским, от которого я расслаблялась и веселела. Без умолку я говорила о суде и о том, как рада, что он закончился благополучно. Слегка опьяневшая я разболтала министру о том наркомане–кассире. Мой кавалер осудил подлеца и поднял тост за адвоката:
