Этой супругой должна была стать двухлетняя внучка последнего герцога Бургундии. Судя по её возрасту, ей требовались няньки, а не фрейлины. Забегая вперёд, скажу, что этот брачный союз не осуществился. До этого невестой дофина Карла считалась дочь английского короля, Елизавета Йоркская. Но королю стал более выгоден альянс с Максимилианом Австрийским, чем с Эдуардом Йорком. Глупые люди болтали, что английского короля отравили по приказу Людовика Валуа. Среди изготовителей снадобья народная молва чаще других называла два имени: королевский медик, Жак Куактье и архидьякон, Клод Фролло, который пользовался ужасной репутацией среди черни. Я не думаю, чтобы в этих слухах содержалась хотя бы крупица правды. На совести Клода Фролло было множество грехов, но отравителем он не был. Иначе я бы сейчас не писала эти мемуары. Он бы запросто отравил меня. Было, за что.
Людовик же решал свои проблемы более цивилизованными способами. Но люди обожают искать преступления там, где их нет, но, напротив, не видят пороков, скрытых под личиной добродетели. Я пережила это на собственной шкуре. Некогда вся Флоренция считала меня колдуньей, распутницей и убийцей. А настоящая преступница слишком долго оставалась безнаказанной.
В тот погожий мартовский денёк настроение у меня было препаршивое. Вы, вероятно, удивитесь тому, что я после оскорбительного поведения Феба не оборвала все отношения с его невестой? Но я с детства отличалась упрямым характером. Мой отец, которому я, впрочем, никогда не перечила, научил меня держать голову высоко и не отступать перед противником. К тому же, мне нравилось смотреть на растерянную физиономию Феба. Этот мужлан боялся, что я могу обо всём поведать Флёр-де-Лис. Но я не собиралась этого делать. В свои достаточно молодые годы я уже научилась разбираться в людях. Благородная девица скорее бы обвинила меня, чем упрекнула женишка. Этот день лишний раз убедил меня в правоте этой мысли.
Мадам Алоиза была явно в ударе. Как же меня раздражало её сюсюканье.
— Ах, господин Феб, вы только посмотрите, какая красавица ваша наречённая.
Так хотелось бросить резкую фразу, чтобы прекратить этот балаган.
— Имеющий глаза да увидит.
В то время я жила в разлуке со своей дочерью. Увы, как говорила королева Иоланда Арагонская по этому поводу, женщине, у которой есть любовник, не нужен ребёнок. Я поставила любовь к супругу выше материнства. Но эта история раскрыла мне глаза на многое. Порой путь к благоухающим садам лежит через бурелом и колючие кустарники. Если бы не эта история, то я никогда не обрела бы старшую дочь. Расстояние, разделяющее нас с моей малышкой, сделало меня более злобной и раздражительной. Я не могла смотреть на других матерей, которые ласкали своих дочерей. Эти сцены впивались в моё сердце, подобно острым шипам. Я видела в этом живой укор. Мой старший сын Филипп не мог заменить малышку Лоренцу. Никто, кроме моей верной Леонарды, не знал о страшном горе, которое точило мою душу, как червь — стебель лилии. Порой я видела кошмарные сны, в которых снова и снова теряла дочь. Иногда желание ощутить в руках тяжесть маленького тельца становилось невыносимым.
Только Филиппу я могла дарить свою материнскую нежность, а мою дочку баюкала другая женщина. Именно она видела первые шаги Марии-Лоренцы, и ей принадлежали первые слова моей малютки.
В этот день тоска была особенно острой. Для Алоизы её дитя казалось воплощённым совершенством, и пожилая аристократка недоумевала, как другие не замечают очевидного. Что и говорить, для любого родителя дети остаются на всю жизнь милыми крошками. Зато диалог будущей семейной пары изрядно меня повеселил. Рассеянный Феб постоянно спрашивал у прелестной вышивальщицы про её работу. Под конец Флёр-де-Лис опостылело отвечать на один и тот же вопрос. Не таких слов она ждала от своего наречённого. Остальные девушки хихикали, вздыхали и говорили полнейшие банальности. Вдобавок ко всему мадам Алоиза расчувствовалась и стала вспоминать про свою молодость. Надо сказать, что жизнь почтенной вдовы напоминала тихую заводь и не отличалась яркими событиями. Она рассказывала про времена Карла Шестого, но для Феба слушать рассказы будущей тёщи было неимоверно скучно. В данном вопросе я могла согласиться с ним. Сейчас я смотрю более снисходительно на чудачества этой незлобной, но очень недалёкой женщины. Ведь весна почти любого человека наполнена радостью, сильными переживаниями и надеждой на то, что вся жизнь подобна сияющему голубизной небосклону. Всегда отрадно вспоминать счастливые времена. Тогда Алоиза была молода, красива и пользовалась определённым успехом у мужчин. Теперь же простодушную вдову никто не воспринимал всерьёз. Родная дочь стыдилась её старомодности и чопорности. Ведь тень пренебрежения Феба к Алоизе падала и на благовоспитанную Флёр-де-Лис.
В общем, в особняке Гонделорье дни походили друг на друга, как горошины в одном стручке. Единственную радость мне доставляло выражение лица Феба. Казалось, что благородный кавалер питается одними лимонами.
Но похоже, что Флёр-де-Лис всё же тяготилась неким однообразием своего существования, поэтому попросила Феба пригласить хорошенькую комедиантку, которая плясала на Соборной площади. Это становилось уже интереснее. До этого Феб прожужжал нам все уши, рассказывая о том, как отбил несчастную простолюдинку у целой банды разбойников. Да! Не больше не меньше. Разумеется, все ему поверили и произвели хвастливого воина в герои. Я не выказывала вслух своего скептицизма и сомнений. Зачем затевать свару? Почему-то до этого я была уверена, что Феб просто-напросто придумал эту плясунью. Оказалось, что сия девица являлась одной из достопримечательностей Парижа. Я же видела её танцы только мельком. Пару раз я бросала ей золотые монеты. Только и всего. Я повидала за свою жизнь слишком много фигляров, менестрелей и музыкантов, чтобы обращать на них внимание. Тем не менее я восприняла с восторгом подобную перемену. Вот, подумала я, теперь будет весело. Я не ошиблась. Впечатление у меня осталось незабываемое. Впрочем, не только у меня. Надо сказать, что девушка отличалась необыкновенной красотой, которую эти девицы восприняли как тяжелейшее оскорбление. Слишком поздно Флёр-де-Лис осознала, что допустила грубейший тактический просчёт, пригласив танцовщицу в особняк. Хотя, с другой стороны, ради старой карги Феб пальцем бы и не пошевелил. Но думать мои тогдашние приятельницы не привыкли. Девушка, на первый взгляд, не отличалась особым красноречием. С ума они, что ли, в своём Париже посходили, — с глухим раздражением думала я. Как же мне не хватало общества остроумной Кьяры или хотя бы живой и очаровательной Хатун. Почти забытая боль царапнула моё сердце. Но тут же мне показалось, что между мной и этой уличной девчонкой протянулась незримая нить. Хотя что могло быть между нами общего?
Но дальше моё раздражение прорвалось, как назревший нарыв, да простят потомки, мне это недостаточно изящное выражение. Уж эти кокетки по-любому были бы шокированы. Хотя в этот раз я их знатно удивила. Одна из девушек начала смеяться над нарядом красавицы из простого народа. Интересно, они с полной серьёзностью полагали, что уличные плясуньи затянуты в дамасский шёлк? Да, наряд смотрелся немного странно, но при этом обладал оригинальностью, причудливостью и некой красотой. Но посредственности всегда клюют более незаурядных личностей. Одна сказала — остальные подхватили. Феб всё же заступился за девушку, изрядно подняв себя в моих глазах. Девушку звали Эсмеральдой. Имя вполне обычное для Испании, но эти зловредные аристократки стали насмехаться и над ним. Тут моё терпение окончательно лопнуло. А какова я в гневе, знают очень многие. Как-то находясь в подобном настроении, я решила развестись с Филиппом. Идея была не самая умная, но разгневанные люди не рассуждают.
— В таком случае мне придётся последовать примеру Генриха Плантагенета, — произнесла я.
— Что вы имеете в виду? — не поняла Флёр-де-Лис.
— Не стыдно иметь своеобразный наряд и редкое имя. Имя даётся при рождении, как и богатство. Стыдно иметь возможность учиться, но быть глупой, как курица.
Наградой мне стал сияющий взгляд Эсмеральды. Она не рассчитывала найти защиту у одной из высокородных девиц. Флёр-де-Лис не осталась в долгу и наговорила мне много не самых приятных вещей. Я же парировала эти выпады, как умелый дуэлянт. Эсмеральда мне представлялась прекрасной и беззащитной нимфой, Феб — беспечным Юпитером, а Флёр-де-Лис — ревнивой и несправедливой Юноной.
Слово за слово мы поругались. Остальные девушки забыли о цыганке, пытаясь нас помирить. Когда страсти улеглись, Феб и Эсмеральда куда-то исчезли. Флёр-де-Лис даже упала в обморок. Разъярённая Алоиза отказала мне от дома. Возвращаясь домой, я почувствовала облегчение. Моё настроение улучшилось. Я радовалась весне. Мне хотелось петь и танцевать, подобно Эсмеральде. Теперь мне не было нужды общаться с неинтересными мне людьми. А уж сегодняшний случай переполнил чашу терпения, причём не только мою. Алоиза походила на разъярённую тигрицу, защищающую детёныша. Дома я обняла своего маленького сына и дала слово, что уж он-то не будет походить на моих бывших знакомых. Мои домочадцы выслушали эту весёлую историю с интересом и должным вниманием. Леонарда только заметила:
— Жаль, если из-за этого ветреника пострадает несчастная девушка.
— Каким дурнем надо быть, — усмехнулся Филипп, — чтобы уйти из дома невесты с первой встречной красоткой.
А мой сын после этой истории захотел иметь ручную козочку. Ведь эта девушка выступала с очень красивой и смышлёной белой козой, которую называла сестричкой. Я подумала, что, вероятно, она слишком одинока, раз так привязана к животному. К тому же у всех на слуху была история про повешенную свинью и прочих животных, которых привлекали к суду. Я не верю в колдовство. Возможно, потому, что я когда-то едва не стала жертвой ложного обвинения. Но вскоре я забыла про истеричную Алоизу, трепетную Флёр-де-Лис, её завистливых товарок, легкомысленного Феба и скромную Эсмеральду. Умерла герцогиня, Мария Бургундская. Это событие меня весьма расстроило. Уже миновали те времена, когда я ревновала мужа к венценосной красавице. Эта женщина была моей ровесницей. Трудно поверить, что весть правдива. Увы, многие молодые люди и юные девушки безвременно покидают земную юдоль. Я вспомнила Симонетту Веспуччи, Джулиано Медичи и... Хатун. Что-то мне подсказывало, что я больше не увижу свою наперсницу.
Я не стала препятствовать желанию Филиппа отдать последний долг бывшей повелительнице. Наше прощание вышло вполне душераздирающим, страстным и полным нежности. В середине апреля мой супруг отбыл в Брюгге. Филипп пообещал купить сыну какого-нибудь учёного зверька, а под конец шутливо заметил:
— Надеюсь, что в моё отсутствие не случится ничего страшного?
— А что у нас может случиться? — отмахнулась я. — С приятельницами — и с теми, я умудрилась поругаться.
— Это меня не удивляет, — заметил Филипп. — Ты честно предупредила меня, что не являешься образцом кротости. Хотя в этой ситуации я не вижу твоей вины. Иногда лучше расстаться с ненужными людьми.
Я решила не обманывать ожиданий Филиппа. Но не всё происходит так, как люди планируют. Думаю, что главные герои этой истории согласились бы с этим утверждением. Вначале я тосковала по Филиппу и ощущала в сердце некую болезненную пустоту. Увы, я всегда тяжело переносила разлуку с единственным человеком, которого любила. Вскоре мне предстоит встретиться с ним уже в Вечности. Думаю, что ему недолго осталось ждать. Но мы прожили долгую и счастливую жизнь, пусть и не умерли в один день. Но не будем о грустном, особенно, если учесть, что в той истории, которую я хочу поведать потомкам содержится слишком много печали, боли и несправедливости. Но я по мере своих сил старалась, чтобы конец этой истории стал счастливым. А удалось ли мне достигнуть конечной цели?.. Об этом вы узнаете в конце. Юность нетерпелива, а старость занудна. К тому же, по примеру мадам Алоизы, я просто обожаю вспоминать события моей молодости и юности. Но уж мне-то есть что вспомнить!
Когда кота нет, мыши пляшут. Поэтому, несмотря на свою тоску, я всё же решила воспользоваться отъездом Филиппа дабы навестить дочь. Леонарда меня отговаривала от опрометчивого шага, но даже этой доброй и разумной женщине не удавалось совладать с такой упрямицей как я. Этот визит был далеко не первым. Пусть я старалась держать посещения улицы Ломбардцев в тайне, но языки парижских сплетниц работали не хуже, чем флорентийских кумушек. Была среди них одна особа, по имени Ударда Мюнье. Эта толстая, болтливая и чувствительная женщина приходилась супругой Андри Мюнье, присяжному библиотекарю университета. Она была весьма общительной и незлобивой женщиной. Благодаря ей семейство Нарди было в курсе всех парижских сплетен. Толстуха не усматривала ничего особенного в моих визитах и даже гордилась тем, что знаменитая графиня так просто держится с ней. Это придавало доброй болтушке значимость в собственных глазах. Мне же она напоминала достойную бонну моей подруги Кьяры Альбицци, Коломбу, любящую перемывать косточки всем знакомым. Сама Ударда мечтала стать матерью, но её супруг пока не хотел детей. А вот мечта Кьяры стать матерью исполнилась в прошлом году. Я выделила подруге приданое, и она вышла за мужчину из рода Строцци. Щепетильность Кьяры долго не позволяла принять подобную милость, но в конечном итоге я, Коломба и Людовико Альбицци уговорили её принять данное благодеяние. Ведь Кьяра почти единственная не отвернулась от меня в тяжёлое время. Что значили флорины в сравнении с дружбой? Хотя в моей стране деньги играли первенствующую роль. Да и в других странах тоже. Напыщенный аристократ, Феб де Шатопер, немногим отличался от торговцев, которых так презирал. Он продавал свою свободу за деньги. В данном вопросе я не вполне беспристрастна. Всем известно, что брак является сделкой, но более эмоциональная сторона моей натуры отрицает подобные союзы. Ведь изначально Филипп женился на мне из-за приданого, хотя питал определённые чувства. Но с тех пор я отношусь с предубеждением к бракам, основанным исключительно на расчёте. Ведь брак в большинстве случаев это навсегда. А жить тебе предстоит не с золотыми монетами, обширными земельными угодьями или овечьими стадами. Да, я сама вышла замуж, скажем так, несколько поспешно. Но в моём случае дело было в любви с первого взгляда.
Многие итальянские аристократы кичились своей знатностью, но деньги убеждали их сквозь пальцы посмотреть на многие вещи. Такие люди со всем высокомерием относились к новоявленной родне, но проявляли неподдельнле уважение к деньгам. Я вижу в этом изрядную долю лицемерия. Феррарский герцог, Эрколе д’Эсте, не погнушался породниться с пресловутым семейством Борджиа. Уж больно хорошее приданое давал Родриго за дочуркой. Сто тысяч дукатов. Моё приданое составляло сто тысяч флоринов. Для сравнения, Клариче Орсини принесла в семью Медичи шесть тысяч флоринов. Не знаю, правдивы ли слухи, но Эрколе назначил невестке полунищенское содержание. Для молодой женщины, привыкшей к роскоши — это была капля в море.
Людовик же решал свои проблемы более цивилизованными способами. Но люди обожают искать преступления там, где их нет, но, напротив, не видят пороков, скрытых под личиной добродетели. Я пережила это на собственной шкуре. Некогда вся Флоренция считала меня колдуньей, распутницей и убийцей. А настоящая преступница слишком долго оставалась безнаказанной.
В тот погожий мартовский денёк настроение у меня было препаршивое. Вы, вероятно, удивитесь тому, что я после оскорбительного поведения Феба не оборвала все отношения с его невестой? Но я с детства отличалась упрямым характером. Мой отец, которому я, впрочем, никогда не перечила, научил меня держать голову высоко и не отступать перед противником. К тому же, мне нравилось смотреть на растерянную физиономию Феба. Этот мужлан боялся, что я могу обо всём поведать Флёр-де-Лис. Но я не собиралась этого делать. В свои достаточно молодые годы я уже научилась разбираться в людях. Благородная девица скорее бы обвинила меня, чем упрекнула женишка. Этот день лишний раз убедил меня в правоте этой мысли.
Мадам Алоиза была явно в ударе. Как же меня раздражало её сюсюканье.
— Ах, господин Феб, вы только посмотрите, какая красавица ваша наречённая.
Так хотелось бросить резкую фразу, чтобы прекратить этот балаган.
— Имеющий глаза да увидит.
В то время я жила в разлуке со своей дочерью. Увы, как говорила королева Иоланда Арагонская по этому поводу, женщине, у которой есть любовник, не нужен ребёнок. Я поставила любовь к супругу выше материнства. Но эта история раскрыла мне глаза на многое. Порой путь к благоухающим садам лежит через бурелом и колючие кустарники. Если бы не эта история, то я никогда не обрела бы старшую дочь. Расстояние, разделяющее нас с моей малышкой, сделало меня более злобной и раздражительной. Я не могла смотреть на других матерей, которые ласкали своих дочерей. Эти сцены впивались в моё сердце, подобно острым шипам. Я видела в этом живой укор. Мой старший сын Филипп не мог заменить малышку Лоренцу. Никто, кроме моей верной Леонарды, не знал о страшном горе, которое точило мою душу, как червь — стебель лилии. Порой я видела кошмарные сны, в которых снова и снова теряла дочь. Иногда желание ощутить в руках тяжесть маленького тельца становилось невыносимым.
Только Филиппу я могла дарить свою материнскую нежность, а мою дочку баюкала другая женщина. Именно она видела первые шаги Марии-Лоренцы, и ей принадлежали первые слова моей малютки.
В этот день тоска была особенно острой. Для Алоизы её дитя казалось воплощённым совершенством, и пожилая аристократка недоумевала, как другие не замечают очевидного. Что и говорить, для любого родителя дети остаются на всю жизнь милыми крошками. Зато диалог будущей семейной пары изрядно меня повеселил. Рассеянный Феб постоянно спрашивал у прелестной вышивальщицы про её работу. Под конец Флёр-де-Лис опостылело отвечать на один и тот же вопрос. Не таких слов она ждала от своего наречённого. Остальные девушки хихикали, вздыхали и говорили полнейшие банальности. Вдобавок ко всему мадам Алоиза расчувствовалась и стала вспоминать про свою молодость. Надо сказать, что жизнь почтенной вдовы напоминала тихую заводь и не отличалась яркими событиями. Она рассказывала про времена Карла Шестого, но для Феба слушать рассказы будущей тёщи было неимоверно скучно. В данном вопросе я могла согласиться с ним. Сейчас я смотрю более снисходительно на чудачества этой незлобной, но очень недалёкой женщины. Ведь весна почти любого человека наполнена радостью, сильными переживаниями и надеждой на то, что вся жизнь подобна сияющему голубизной небосклону. Всегда отрадно вспоминать счастливые времена. Тогда Алоиза была молода, красива и пользовалась определённым успехом у мужчин. Теперь же простодушную вдову никто не воспринимал всерьёз. Родная дочь стыдилась её старомодности и чопорности. Ведь тень пренебрежения Феба к Алоизе падала и на благовоспитанную Флёр-де-Лис.
В общем, в особняке Гонделорье дни походили друг на друга, как горошины в одном стручке. Единственную радость мне доставляло выражение лица Феба. Казалось, что благородный кавалер питается одними лимонами.
Но похоже, что Флёр-де-Лис всё же тяготилась неким однообразием своего существования, поэтому попросила Феба пригласить хорошенькую комедиантку, которая плясала на Соборной площади. Это становилось уже интереснее. До этого Феб прожужжал нам все уши, рассказывая о том, как отбил несчастную простолюдинку у целой банды разбойников. Да! Не больше не меньше. Разумеется, все ему поверили и произвели хвастливого воина в герои. Я не выказывала вслух своего скептицизма и сомнений. Зачем затевать свару? Почему-то до этого я была уверена, что Феб просто-напросто придумал эту плясунью. Оказалось, что сия девица являлась одной из достопримечательностей Парижа. Я же видела её танцы только мельком. Пару раз я бросала ей золотые монеты. Только и всего. Я повидала за свою жизнь слишком много фигляров, менестрелей и музыкантов, чтобы обращать на них внимание. Тем не менее я восприняла с восторгом подобную перемену. Вот, подумала я, теперь будет весело. Я не ошиблась. Впечатление у меня осталось незабываемое. Впрочем, не только у меня. Надо сказать, что девушка отличалась необыкновенной красотой, которую эти девицы восприняли как тяжелейшее оскорбление. Слишком поздно Флёр-де-Лис осознала, что допустила грубейший тактический просчёт, пригласив танцовщицу в особняк. Хотя, с другой стороны, ради старой карги Феб пальцем бы и не пошевелил. Но думать мои тогдашние приятельницы не привыкли. Девушка, на первый взгляд, не отличалась особым красноречием. С ума они, что ли, в своём Париже посходили, — с глухим раздражением думала я. Как же мне не хватало общества остроумной Кьяры или хотя бы живой и очаровательной Хатун. Почти забытая боль царапнула моё сердце. Но тут же мне показалось, что между мной и этой уличной девчонкой протянулась незримая нить. Хотя что могло быть между нами общего?
Но дальше моё раздражение прорвалось, как назревший нарыв, да простят потомки, мне это недостаточно изящное выражение. Уж эти кокетки по-любому были бы шокированы. Хотя в этот раз я их знатно удивила. Одна из девушек начала смеяться над нарядом красавицы из простого народа. Интересно, они с полной серьёзностью полагали, что уличные плясуньи затянуты в дамасский шёлк? Да, наряд смотрелся немного странно, но при этом обладал оригинальностью, причудливостью и некой красотой. Но посредственности всегда клюют более незаурядных личностей. Одна сказала — остальные подхватили. Феб всё же заступился за девушку, изрядно подняв себя в моих глазах. Девушку звали Эсмеральдой. Имя вполне обычное для Испании, но эти зловредные аристократки стали насмехаться и над ним. Тут моё терпение окончательно лопнуло. А какова я в гневе, знают очень многие. Как-то находясь в подобном настроении, я решила развестись с Филиппом. Идея была не самая умная, но разгневанные люди не рассуждают.
— В таком случае мне придётся последовать примеру Генриха Плантагенета, — произнесла я.
— Что вы имеете в виду? — не поняла Флёр-де-Лис.
— Не стыдно иметь своеобразный наряд и редкое имя. Имя даётся при рождении, как и богатство. Стыдно иметь возможность учиться, но быть глупой, как курица.
Наградой мне стал сияющий взгляд Эсмеральды. Она не рассчитывала найти защиту у одной из высокородных девиц. Флёр-де-Лис не осталась в долгу и наговорила мне много не самых приятных вещей. Я же парировала эти выпады, как умелый дуэлянт. Эсмеральда мне представлялась прекрасной и беззащитной нимфой, Феб — беспечным Юпитером, а Флёр-де-Лис — ревнивой и несправедливой Юноной.
Слово за слово мы поругались. Остальные девушки забыли о цыганке, пытаясь нас помирить. Когда страсти улеглись, Феб и Эсмеральда куда-то исчезли. Флёр-де-Лис даже упала в обморок. Разъярённая Алоиза отказала мне от дома. Возвращаясь домой, я почувствовала облегчение. Моё настроение улучшилось. Я радовалась весне. Мне хотелось петь и танцевать, подобно Эсмеральде. Теперь мне не было нужды общаться с неинтересными мне людьми. А уж сегодняшний случай переполнил чашу терпения, причём не только мою. Алоиза походила на разъярённую тигрицу, защищающую детёныша. Дома я обняла своего маленького сына и дала слово, что уж он-то не будет походить на моих бывших знакомых. Мои домочадцы выслушали эту весёлую историю с интересом и должным вниманием. Леонарда только заметила:
— Жаль, если из-за этого ветреника пострадает несчастная девушка.
— Каким дурнем надо быть, — усмехнулся Филипп, — чтобы уйти из дома невесты с первой встречной красоткой.
А мой сын после этой истории захотел иметь ручную козочку. Ведь эта девушка выступала с очень красивой и смышлёной белой козой, которую называла сестричкой. Я подумала, что, вероятно, она слишком одинока, раз так привязана к животному. К тому же у всех на слуху была история про повешенную свинью и прочих животных, которых привлекали к суду. Я не верю в колдовство. Возможно, потому, что я когда-то едва не стала жертвой ложного обвинения. Но вскоре я забыла про истеричную Алоизу, трепетную Флёр-де-Лис, её завистливых товарок, легкомысленного Феба и скромную Эсмеральду. Умерла герцогиня, Мария Бургундская. Это событие меня весьма расстроило. Уже миновали те времена, когда я ревновала мужа к венценосной красавице. Эта женщина была моей ровесницей. Трудно поверить, что весть правдива. Увы, многие молодые люди и юные девушки безвременно покидают земную юдоль. Я вспомнила Симонетту Веспуччи, Джулиано Медичи и... Хатун. Что-то мне подсказывало, что я больше не увижу свою наперсницу.
Я не стала препятствовать желанию Филиппа отдать последний долг бывшей повелительнице. Наше прощание вышло вполне душераздирающим, страстным и полным нежности. В середине апреля мой супруг отбыл в Брюгге. Филипп пообещал купить сыну какого-нибудь учёного зверька, а под конец шутливо заметил:
— Надеюсь, что в моё отсутствие не случится ничего страшного?
— А что у нас может случиться? — отмахнулась я. — С приятельницами — и с теми, я умудрилась поругаться.
— Это меня не удивляет, — заметил Филипп. — Ты честно предупредила меня, что не являешься образцом кротости. Хотя в этой ситуации я не вижу твоей вины. Иногда лучше расстаться с ненужными людьми.
Прода от 03.10.2025, 19:16
Я решила не обманывать ожиданий Филиппа. Но не всё происходит так, как люди планируют. Думаю, что главные герои этой истории согласились бы с этим утверждением. Вначале я тосковала по Филиппу и ощущала в сердце некую болезненную пустоту. Увы, я всегда тяжело переносила разлуку с единственным человеком, которого любила. Вскоре мне предстоит встретиться с ним уже в Вечности. Думаю, что ему недолго осталось ждать. Но мы прожили долгую и счастливую жизнь, пусть и не умерли в один день. Но не будем о грустном, особенно, если учесть, что в той истории, которую я хочу поведать потомкам содержится слишком много печали, боли и несправедливости. Но я по мере своих сил старалась, чтобы конец этой истории стал счастливым. А удалось ли мне достигнуть конечной цели?.. Об этом вы узнаете в конце. Юность нетерпелива, а старость занудна. К тому же, по примеру мадам Алоизы, я просто обожаю вспоминать события моей молодости и юности. Но уж мне-то есть что вспомнить!
Когда кота нет, мыши пляшут. Поэтому, несмотря на свою тоску, я всё же решила воспользоваться отъездом Филиппа дабы навестить дочь. Леонарда меня отговаривала от опрометчивого шага, но даже этой доброй и разумной женщине не удавалось совладать с такой упрямицей как я. Этот визит был далеко не первым. Пусть я старалась держать посещения улицы Ломбардцев в тайне, но языки парижских сплетниц работали не хуже, чем флорентийских кумушек. Была среди них одна особа, по имени Ударда Мюнье. Эта толстая, болтливая и чувствительная женщина приходилась супругой Андри Мюнье, присяжному библиотекарю университета. Она была весьма общительной и незлобивой женщиной. Благодаря ей семейство Нарди было в курсе всех парижских сплетен. Толстуха не усматривала ничего особенного в моих визитах и даже гордилась тем, что знаменитая графиня так просто держится с ней. Это придавало доброй болтушке значимость в собственных глазах. Мне же она напоминала достойную бонну моей подруги Кьяры Альбицци, Коломбу, любящую перемывать косточки всем знакомым. Сама Ударда мечтала стать матерью, но её супруг пока не хотел детей. А вот мечта Кьяры стать матерью исполнилась в прошлом году. Я выделила подруге приданое, и она вышла за мужчину из рода Строцци. Щепетильность Кьяры долго не позволяла принять подобную милость, но в конечном итоге я, Коломба и Людовико Альбицци уговорили её принять данное благодеяние. Ведь Кьяра почти единственная не отвернулась от меня в тяжёлое время. Что значили флорины в сравнении с дружбой? Хотя в моей стране деньги играли первенствующую роль. Да и в других странах тоже. Напыщенный аристократ, Феб де Шатопер, немногим отличался от торговцев, которых так презирал. Он продавал свою свободу за деньги. В данном вопросе я не вполне беспристрастна. Всем известно, что брак является сделкой, но более эмоциональная сторона моей натуры отрицает подобные союзы. Ведь изначально Филипп женился на мне из-за приданого, хотя питал определённые чувства. Но с тех пор я отношусь с предубеждением к бракам, основанным исключительно на расчёте. Ведь брак в большинстве случаев это навсегда. А жить тебе предстоит не с золотыми монетами, обширными земельными угодьями или овечьими стадами. Да, я сама вышла замуж, скажем так, несколько поспешно. Но в моём случае дело было в любви с первого взгляда.
Многие итальянские аристократы кичились своей знатностью, но деньги убеждали их сквозь пальцы посмотреть на многие вещи. Такие люди со всем высокомерием относились к новоявленной родне, но проявляли неподдельнле уважение к деньгам. Я вижу в этом изрядную долю лицемерия. Феррарский герцог, Эрколе д’Эсте, не погнушался породниться с пресловутым семейством Борджиа. Уж больно хорошее приданое давал Родриго за дочуркой. Сто тысяч дукатов. Моё приданое составляло сто тысяч флоринов. Для сравнения, Клариче Орсини принесла в семью Медичи шесть тысяч флоринов. Не знаю, правдивы ли слухи, но Эрколе назначил невестке полунищенское содержание. Для молодой женщины, привыкшей к роскоши — это была капля в море.
