Лицо и шея дядюшки опухли, побагровели, пошли крупными пятнами, а из груди вырывались нехорошие хрипы.
Я упала перед ним на колени и привычно коснулась ладонью его горячей щеки. Можно было обойтись любой частью тела, но вот так, кожа к коже, было эффективнее всего.
Закатившиеся глазные яблоки Икарта сигналили, что дело совсем плохо и он почти потерял сознание. Подключаем крайние меры. Я легла рядом со стариком и прижалась к нему всем телом. Если понадобиться, я готова была раздеться и увеличить площадь обнаженной кожи, но эта, действительно самая крайняя, мера не понадобилась.
К счастью, мир, куда меня угораздило попасть, не был еще одной версией консервативного средневековья. Обнять представителя противоположного пола, который родственник тебе лишь на бумаге, не порицается и не запрещается. Максимум, к чему приведет прикосновение к незнакомцу – недоумение и просьба не лезть в личное пространство. Женщин не загоняли в рамки и условности, от которых взвыла бы любая феминистка, не осуждали за свободное поведение или излишне откровенное платье.
Разве что к добрачным связям относились куда строже, чем хотелось бы. Нет, они не считались чем-то ужасным. Одинокая женщина с ребенком никого не заставляла морщиться и перейти на другую сторону улицы. И в правах на наследство бастарда никто не станет ущемлять. И всё же, всё же...
Аристократы, эта богатая и гордая элита Ку-Ай-Дэри, трясутся над чистотой крови и щепетильны в вопросах выбора спутниц жизни. Им подавай лишь скромных девственниц, а женщины, посмевшие упасть в пучину страсти до брака, немедленно падали и в глазах знати Великого Мира.
Может, именно поэтому он так повел себя в ту памятную ночь?
Знакомо заныла давняя незаживающая рана в сердце. Я упрямо мотнула головой, не позволяя себе отвлекаться, и загнала в глубокое подполье поплывшие в сторону дракона мысли. Только не сейчас, когда от оперативности моих действий зависит жизнь близкого мне человека.
Яркая краска на лице дядюшки медленно бледнела, дыхание начало выравниваться. Отек спадал за считанные секунды. Икарт приходил в себя. Убедившись, что опасность миновала, я отодвинулась и села на колени, а ладонью сжала легонько руку своего пациента. Этого вполне хватит, чтобы окончательно снять остаточные симптомы его недуга.
С Икартом мы познакомились шесть лет назад примерно при таких же обстоятельствах. Я брела по улицам Столицы, совершенно потерянная, измученная и голодная. Чужая в этом мире и без возможности вернуться в свой. Всего неделя прошла с момента, когда мое нечаянное счастье разбилось о жестокие слова: «А эту бросить в темницу! Такие заслуживают самой страшной казни!»
Произнесенные тем, кто еще несколько часов назад шептал о любви, покрывая мое тело жаркими поцелуями.
И мне пришлось бежать. Бежать в никуда, без оглядки, без надежды.
Сколько я скиталась по чужому безучастному городу, прячась от патрулей, шарахаясь от прохожих, слабея от голода, утоляя жажду единственным за это время дождем? На самом деле недолго – дня три или четыре. Но они казались мне вечностью.
Пока не наткнулась на человека, которому было куда хуже, чем мне. Я хотя бы сохранила жизнь. А он умирал. Задыхался на глазах у толпы зевак, прямо посреди улицы. Благородного вида худощавый пожилой человек лет шестидесяти, в дорогом костюме, еще не седой, но уже со слегка посеребрённой густой шевелюрой.
Сердце прихватило? Приступ астмы? Подавился?
Я растерянно глядела на людей, не приближающихся к умирающему ближе чем на десять метров.
- Чего вы смотрите? Срочно вызывайте помощь! – закричала я равнодушным зрителям.
Вроде приличные с виду люди! Как они могут вот так просто стоять и глазеть на мучения пострадавшего?
- Не поможет ему помощь, – послышался чей-то печальный голос. – Эх, жаль старика. Но его уже не спасти.
Я не верила своим ушам. Неужели жители Великого Мира настолько черствы и ужасны?
Я так не могла. И пусть сама была на грани отчаяния и голодного обморока. Сострадание – это ведь нормальная часть человеческой натуры, верно?
Меня не смущало, что прочие люди шарахались от умирающего, как от чумного или прокаженного. Удивляло, но не смущало. Это их выбор, их совесть…
- Не вздумай применять магию, – сказал кто-то из толпы, когда я опустилась перед пострадавшим на колени и взяла его за руку. Не спасу, так хоть не дам этому несчастному умереть в одиночестве. – Это же Икарт Кеттэльбрахт. Только добьешь старика.
Я не поняла, к чему это было сказано. Какая магия, о чем он? О ней мне, совершенно бесталанной, приходилось лишь мечтать. Это в книгах героиня, угодившая в другой мир, получала бонусом если не суперспособности, то, как минимум, какие-нибудь волшебные силы или умения, которые затем успешно прокачивала до уровня «Бог».
Мне не повезло. Как была обычным человеком на Земле, так им и осталась. И если на моей родине это было в порядке вещей, то в Ку-Ай-Дэри, где любой чих завязан на магии, пустышки вроде меня были обречены обходиться костылями в виде работающей от артефактов техники.
- Смотри-ка, он приходит в себя, – произнес за моей спиной кто-то с недоумением.
Я сфокусировала взгляд на лице старика, продолжая держать его за руку.
Ему и вправду становилось лучше. Приступ, чем бы он ни был вызван, явно прошел, и пожилой мужчина выглядел уже вполне здоровым.
- Это Икарт Кеттэльбрахт, – пояснили мне. – Человек с аллергией на магию. Про него все знают. Обычно он запирается в своем доме и носа наружу не показывает. Потому что любое магическое действие рядом с ним может привести к таким вот последствиям. И ни один лекарь не способен ему помочь. Потому что лекари лечат магией. А это, сама понимаешь, только усугубит его состояние. Или добьет окончательно. Думаешь, почему мы к нему не подходили? Потому что не хотели помогать? Просто мы тут все маги. Наша помочь только навредит. Его даже транспортировать до дома нельзя. Весь транспорт оснащен артефактами, а это та же магия.
- Я всего лишь светлячка создал, – убитым голосом признался еще один парень из толпы. – Просто решил показать девушке красивого светлячка. Кто же знал, что Кеттэльбрахт в нескольких шагах от меня? Зачем он вообще из своей норы выполз?..
А старик вдруг открыл глаза и посмотрел на меня.
- Как ты это сделала? – прохрипел он. – Как?
Надо ли говорить, что в тот памятный день шесть лет назад Икарт Кеттэльбрахт забрал меня жить к себе? Я стала его спасением, индивидуальным антигистаминным средством. Отныне он мог чаще появляться на публике, свободно ходить по городу, не опасаясь умереть в любую минуту из-за чужих магических действий, работы какого-нибудь прибора с артефактом или даже просто мимо проезжающего магомобиля. Мог посещать любые мероприятия аристократов, о чем раньше и помыслить не смел. И, конечно же, свободно заниматься своими научными исследованиями, не только запираясь в доме.
Я, разумеется, везде его сопровождала. Незаметно касалась дядюшки ладонью, если рядом появлялся источник аллергии, нейтрализуя его влияние, а в особо опасных случаях, когда приступа избежать не удавалось, снимала его симптомы и последствия.
Окружающим он представлял меня как свою дальнюю родственницу. Многоюродную племянницу из ныне несуществующей ветви древнего рода Кеттэльбрахтов. И даже официально записал меня таковой. Аристократы щепетильно относились не только к выбору супругов, но и тщательно отслеживали всех появившихся в браке отпрысков, документально оформляя каждого в особом Реестре Благородных, и поначалу признать меня дочерью дворянского семейства казалось задачей из разряда невозможный. Но Икарт не был бы умнейшим представителем своего народа, если бы не нашел выход, как легализовать в Ку-Ай-Дэри иномирянку.
Так я стала считаться незаконнорожденным ребенком одной из его почивших кузин. Бастардов регистрировали в обычном порядке, как и всех простолюдин, для этого не нужно было пытаться изменить записи в Реестре.
Легенда гласила, что некая Тиния Кеттэльбрахт некогда сбежала из дома с мужчиной из простого народа и приняла его фамилию, потеряв тем самым все связи с изначальной семьей. А добрый дядюшка Икарт нашел ее дочь Ирию и принял обратно в род.
Фамилию, которая якобы принадлежала моему мифическому отцу, я придумала сама, просто укоротив свою собственную. В то время как об имена аристократов можно было не только язык сломать, но и благодаря усердному их заучиванию чудесно прокачать память, простолюдины величались легко и изящно. Мне очень нравилась местная версия моих паспортных данных, превративших Ирину Николаевну Денисову в Ирию Дэн. Отчества в Великом Мире не были в ходу, принадлежность конкретным родителям определялась лишь фамилией.
У меня же и вовсе в местном аналоге метрики на месте имени отца стоял прочерк, вписана была лишь фамилия. Совсем как у моей собственной дочери, повторяющей вымышленную судьбу мамы. И носящей красивое имя Алиста Дэн.
Впоследствии я ненавязчиво интересовалась у Икарта, стоила ли я того, чтобы замарать имя ни в чем не повинной девушки по имени Тиния, на что Икарт серьезно отвечал: он не просто так подобрал из всей родни именно эту особу. Тиния в свое время и в самом деле запятнала репутацию Кеттэльбрахтов в похожей ситуации, с той лишь разницей, что не оставила реальных детей, и я могу не беспокоиться на ее счет.
Я больше и не беспокоилась. Просто радовалась, что мне есть, где и на что жить. Радовалась новой семье, в которой мы нуждались друг в друге и взаимно поддерживали. Икарт стал для меня настоящим дядюшкой, а я для него – любимой драгоценной племянницей.
А потом на свет появилась Алина. И ученый Икарт Кеттэльбрахт, человек одинокий, а до недавнего времени и вовсе живший затворником, никогда не имевший даже детей, незаметно для себя обзавелся статусом дедушки. Что, надо сказать, сделало его по-настоящему счастливым человеком. Алину он обожал и готов был ради нее на всё.
Я хотела назвать дочь Аленушкой, Леной-Еленой. Моим солнечным, сияющим светом. Но дядюшка отговорил.
- У нее и так внешность иномирная, выделяющаяся, так ты ее еще и чуднЫм именем наградить хочешь. Не порть девочке жизнь.
А когда я рассказала о значении имени Елена и как оно замечательно будет соотноситься с ее светлыми русыми волосиками, и вовсе пришел в ужас.
- Под суд хочешь? Имена, где есть Солнце, разрешены только Драконьему роду! Потому что они Солнечные! Их сила от нашего небесного светила!
Тогда тем более она имеет право на это имя, чуть не ляпнула я, да вовремя спохватилась. Дядюшка ни тогда, ни сейчас не знает о происхождении Алисты. Для него она такое же дитя иного мира, как и я. Ведь по срокам Ирина Денисова, гражданка Земли, вполне могла пересечь границу миров уже с маленьким комочком жизни в животе.
- Это что за монополия на солнечные имена? – воспылала я праведным гневом. – К тому же, если никто не знает такого имени, как Елена, никто и не поймет, что я нарушила закон.
- Но оно не существует в нашем мире! Зато существует перечень имен, среди которых и следует искать то, что понравится!
Мне понравилось имя Алиста. Красивое, немного напоминающее земное. И чудесно сокращающееся до привычной Али. А там и до Алины рукой подать. Так я и стала называть дочку по-домашнему.
Алина. И никто во всем Великом Мире не заподозрил, что Ирия Дэн всё-таки обошла закон о запрете на солнечные имена. Ведь одно из значений имени Алина – «Солнечный луч».
В первые месяцы жизни моей дочери я переживала, что настало время покинуть гостеприимный дом Икарта. Каждая минута наполнялась страхом ожидания, когда же у младенца проявится сила дракона, ее отца, несовместимая с благополучной и здоровой жизнью нашего новоявленного родственника. Но время шло, Алина вела себя как человечек без единого проблеска магического дара, и я успокоилась. Видимо, она унаследовала мою неспособность к волшебству и не представляла опасность для приобретенного дедушки. Правда, гасить магию вокруг себя и спасать дедушку от аллергической реакции, как ее мама, Аля, увы, не могла. Но спасибо уже на том, что она не стала аллергеном для единственного для нас с ней родного во всем Ку-Ай-Дэри человека.
Конечно же, Икарт Кеттэльбрахт не был бы истинным ученым, если бы не пытался разобраться в природе моего странного дара.
Сам он, как и все его предки, магом не был. В этом мире людей без магического дара вообще было куда больше, чем истинных волшебников. Именно для них изобретались всевозможные приборы, работающие от специально созданных для этой цели артефактов. Аналоги привычных мне электрических чайников, духовок, холодильников и телевизоров. Ими мог воспользоваться любой житель Ку-Ай-Дэри.
Любой. Кроме Икарта. И меня.
- Да ты, оказывается, антимаг! – воскликнул Икарт, когда докопался до причин внезапной и в принципе невозможной поломки кофейника, который я купила для себя, а заодно и понял, наконец, как именно пришелица с Земли спасает от аллергии его самого. – Всё дело в мире, в котором ты родилась. Он абсолютно лишен магии. Он как антипод Ку-Ай-Дэри. Но ладно бы ты просто была обычным человеком, как я. Нет, полное отсутствие магической энергии, похоже, превратило жителей твоей Земли в нечто противоположное нашим магам. Они создают что угодно посредством магии, а ты ее, напротив, гасишь. Вот почему ты никогда не сможешь пользоваться вещами нашего мира. Они просто перестают работать в твоем присутствии.
Если вернуться к прежним аналогиям, то я оказалась инвалидом, от прикосновения которого рассыпались в прах любые костыли.
Икарт помолчал, что-то обдумывая с серьезным видом, и добавил:
- Если смотреть глобально, то, объединившись, оба мира взаимно уничтожатся.
Угу, подумала я. Материя и антиматерия. Спасибо, что я всего лишь гашу магию вокруг себя. А могла и погибнуть.
- И что мне теперь делать… – растерялась я. – У вас тут всё завязано на этой дурацкой магии. Даже кофе не сваришь без нее. Как мне жить-то?
И ведь какая ирония. Вроде и мир продвинутый, по уровню благоустроенности не отстающий от моего родного, разве что использующий альтернативный источник энергии. И возможностей открывается столько, что любое неровно дышащее к фэнтези сердечко тихо заплачет от привалившего счастья и умиления. Вот только судьба-интригантка посмеялась надо мной, наделила даром, который играючи обнулил все плюсы от вынужденной иммиграции.
- То же, что и мне, – отвечал Икарт с обнадеживающей улыбкой. – Мы с тобой, по сути, в одинаковом положении. Оба не способны использовать магию Великого Мира. Хорошая новость состоит в том, что я всю жизнь изучал возможности жизни без всего этого чародейства, искал ему замену и создавал комфортные условия жизни в собственном доме без всех этих магических штук.
Так я узнала, что Икарт Кеттэльбрахт изобрел… электричество. Совершенно неинтересное всему остальному Великому Миру, но прекрасно подходящее под наши уникальные потребности.
В подвале дома оказался спрятан самый настоящий электрогенератор. От него работали все приборы в доме, самые обычные, собранные по технологиям вроде наших земных.
На всей территории усадьбы не было магии. От слова совсем. Жилье страдающего редкой аллергией аристократа представляет собой самое защищенное от смертельно опасного раздражителя место.
Я упала перед ним на колени и привычно коснулась ладонью его горячей щеки. Можно было обойтись любой частью тела, но вот так, кожа к коже, было эффективнее всего.
Закатившиеся глазные яблоки Икарта сигналили, что дело совсем плохо и он почти потерял сознание. Подключаем крайние меры. Я легла рядом со стариком и прижалась к нему всем телом. Если понадобиться, я готова была раздеться и увеличить площадь обнаженной кожи, но эта, действительно самая крайняя, мера не понадобилась.
К счастью, мир, куда меня угораздило попасть, не был еще одной версией консервативного средневековья. Обнять представителя противоположного пола, который родственник тебе лишь на бумаге, не порицается и не запрещается. Максимум, к чему приведет прикосновение к незнакомцу – недоумение и просьба не лезть в личное пространство. Женщин не загоняли в рамки и условности, от которых взвыла бы любая феминистка, не осуждали за свободное поведение или излишне откровенное платье.
Разве что к добрачным связям относились куда строже, чем хотелось бы. Нет, они не считались чем-то ужасным. Одинокая женщина с ребенком никого не заставляла морщиться и перейти на другую сторону улицы. И в правах на наследство бастарда никто не станет ущемлять. И всё же, всё же...
Аристократы, эта богатая и гордая элита Ку-Ай-Дэри, трясутся над чистотой крови и щепетильны в вопросах выбора спутниц жизни. Им подавай лишь скромных девственниц, а женщины, посмевшие упасть в пучину страсти до брака, немедленно падали и в глазах знати Великого Мира.
Может, именно поэтому он так повел себя в ту памятную ночь?
Знакомо заныла давняя незаживающая рана в сердце. Я упрямо мотнула головой, не позволяя себе отвлекаться, и загнала в глубокое подполье поплывшие в сторону дракона мысли. Только не сейчас, когда от оперативности моих действий зависит жизнь близкого мне человека.
Яркая краска на лице дядюшки медленно бледнела, дыхание начало выравниваться. Отек спадал за считанные секунды. Икарт приходил в себя. Убедившись, что опасность миновала, я отодвинулась и села на колени, а ладонью сжала легонько руку своего пациента. Этого вполне хватит, чтобы окончательно снять остаточные симптомы его недуга.
С Икартом мы познакомились шесть лет назад примерно при таких же обстоятельствах. Я брела по улицам Столицы, совершенно потерянная, измученная и голодная. Чужая в этом мире и без возможности вернуться в свой. Всего неделя прошла с момента, когда мое нечаянное счастье разбилось о жестокие слова: «А эту бросить в темницу! Такие заслуживают самой страшной казни!»
Произнесенные тем, кто еще несколько часов назад шептал о любви, покрывая мое тело жаркими поцелуями.
И мне пришлось бежать. Бежать в никуда, без оглядки, без надежды.
Сколько я скиталась по чужому безучастному городу, прячась от патрулей, шарахаясь от прохожих, слабея от голода, утоляя жажду единственным за это время дождем? На самом деле недолго – дня три или четыре. Но они казались мне вечностью.
Пока не наткнулась на человека, которому было куда хуже, чем мне. Я хотя бы сохранила жизнь. А он умирал. Задыхался на глазах у толпы зевак, прямо посреди улицы. Благородного вида худощавый пожилой человек лет шестидесяти, в дорогом костюме, еще не седой, но уже со слегка посеребрённой густой шевелюрой.
Сердце прихватило? Приступ астмы? Подавился?
Я растерянно глядела на людей, не приближающихся к умирающему ближе чем на десять метров.
- Чего вы смотрите? Срочно вызывайте помощь! – закричала я равнодушным зрителям.
Вроде приличные с виду люди! Как они могут вот так просто стоять и глазеть на мучения пострадавшего?
- Не поможет ему помощь, – послышался чей-то печальный голос. – Эх, жаль старика. Но его уже не спасти.
Я не верила своим ушам. Неужели жители Великого Мира настолько черствы и ужасны?
Я так не могла. И пусть сама была на грани отчаяния и голодного обморока. Сострадание – это ведь нормальная часть человеческой натуры, верно?
Меня не смущало, что прочие люди шарахались от умирающего, как от чумного или прокаженного. Удивляло, но не смущало. Это их выбор, их совесть…
- Не вздумай применять магию, – сказал кто-то из толпы, когда я опустилась перед пострадавшим на колени и взяла его за руку. Не спасу, так хоть не дам этому несчастному умереть в одиночестве. – Это же Икарт Кеттэльбрахт. Только добьешь старика.
Я не поняла, к чему это было сказано. Какая магия, о чем он? О ней мне, совершенно бесталанной, приходилось лишь мечтать. Это в книгах героиня, угодившая в другой мир, получала бонусом если не суперспособности, то, как минимум, какие-нибудь волшебные силы или умения, которые затем успешно прокачивала до уровня «Бог».
Мне не повезло. Как была обычным человеком на Земле, так им и осталась. И если на моей родине это было в порядке вещей, то в Ку-Ай-Дэри, где любой чих завязан на магии, пустышки вроде меня были обречены обходиться костылями в виде работающей от артефактов техники.
- Смотри-ка, он приходит в себя, – произнес за моей спиной кто-то с недоумением.
Я сфокусировала взгляд на лице старика, продолжая держать его за руку.
Ему и вправду становилось лучше. Приступ, чем бы он ни был вызван, явно прошел, и пожилой мужчина выглядел уже вполне здоровым.
- Это Икарт Кеттэльбрахт, – пояснили мне. – Человек с аллергией на магию. Про него все знают. Обычно он запирается в своем доме и носа наружу не показывает. Потому что любое магическое действие рядом с ним может привести к таким вот последствиям. И ни один лекарь не способен ему помочь. Потому что лекари лечат магией. А это, сама понимаешь, только усугубит его состояние. Или добьет окончательно. Думаешь, почему мы к нему не подходили? Потому что не хотели помогать? Просто мы тут все маги. Наша помочь только навредит. Его даже транспортировать до дома нельзя. Весь транспорт оснащен артефактами, а это та же магия.
- Я всего лишь светлячка создал, – убитым голосом признался еще один парень из толпы. – Просто решил показать девушке красивого светлячка. Кто же знал, что Кеттэльбрахт в нескольких шагах от меня? Зачем он вообще из своей норы выполз?..
А старик вдруг открыл глаза и посмотрел на меня.
- Как ты это сделала? – прохрипел он. – Как?
Глава четвертая
Надо ли говорить, что в тот памятный день шесть лет назад Икарт Кеттэльбрахт забрал меня жить к себе? Я стала его спасением, индивидуальным антигистаминным средством. Отныне он мог чаще появляться на публике, свободно ходить по городу, не опасаясь умереть в любую минуту из-за чужих магических действий, работы какого-нибудь прибора с артефактом или даже просто мимо проезжающего магомобиля. Мог посещать любые мероприятия аристократов, о чем раньше и помыслить не смел. И, конечно же, свободно заниматься своими научными исследованиями, не только запираясь в доме.
Я, разумеется, везде его сопровождала. Незаметно касалась дядюшки ладонью, если рядом появлялся источник аллергии, нейтрализуя его влияние, а в особо опасных случаях, когда приступа избежать не удавалось, снимала его симптомы и последствия.
Окружающим он представлял меня как свою дальнюю родственницу. Многоюродную племянницу из ныне несуществующей ветви древнего рода Кеттэльбрахтов. И даже официально записал меня таковой. Аристократы щепетильно относились не только к выбору супругов, но и тщательно отслеживали всех появившихся в браке отпрысков, документально оформляя каждого в особом Реестре Благородных, и поначалу признать меня дочерью дворянского семейства казалось задачей из разряда невозможный. Но Икарт не был бы умнейшим представителем своего народа, если бы не нашел выход, как легализовать в Ку-Ай-Дэри иномирянку.
Так я стала считаться незаконнорожденным ребенком одной из его почивших кузин. Бастардов регистрировали в обычном порядке, как и всех простолюдин, для этого не нужно было пытаться изменить записи в Реестре.
Легенда гласила, что некая Тиния Кеттэльбрахт некогда сбежала из дома с мужчиной из простого народа и приняла его фамилию, потеряв тем самым все связи с изначальной семьей. А добрый дядюшка Икарт нашел ее дочь Ирию и принял обратно в род.
Фамилию, которая якобы принадлежала моему мифическому отцу, я придумала сама, просто укоротив свою собственную. В то время как об имена аристократов можно было не только язык сломать, но и благодаря усердному их заучиванию чудесно прокачать память, простолюдины величались легко и изящно. Мне очень нравилась местная версия моих паспортных данных, превративших Ирину Николаевну Денисову в Ирию Дэн. Отчества в Великом Мире не были в ходу, принадлежность конкретным родителям определялась лишь фамилией.
У меня же и вовсе в местном аналоге метрики на месте имени отца стоял прочерк, вписана была лишь фамилия. Совсем как у моей собственной дочери, повторяющей вымышленную судьбу мамы. И носящей красивое имя Алиста Дэн.
Впоследствии я ненавязчиво интересовалась у Икарта, стоила ли я того, чтобы замарать имя ни в чем не повинной девушки по имени Тиния, на что Икарт серьезно отвечал: он не просто так подобрал из всей родни именно эту особу. Тиния в свое время и в самом деле запятнала репутацию Кеттэльбрахтов в похожей ситуации, с той лишь разницей, что не оставила реальных детей, и я могу не беспокоиться на ее счет.
Я больше и не беспокоилась. Просто радовалась, что мне есть, где и на что жить. Радовалась новой семье, в которой мы нуждались друг в друге и взаимно поддерживали. Икарт стал для меня настоящим дядюшкой, а я для него – любимой драгоценной племянницей.
А потом на свет появилась Алина. И ученый Икарт Кеттэльбрахт, человек одинокий, а до недавнего времени и вовсе живший затворником, никогда не имевший даже детей, незаметно для себя обзавелся статусом дедушки. Что, надо сказать, сделало его по-настоящему счастливым человеком. Алину он обожал и готов был ради нее на всё.
Я хотела назвать дочь Аленушкой, Леной-Еленой. Моим солнечным, сияющим светом. Но дядюшка отговорил.
- У нее и так внешность иномирная, выделяющаяся, так ты ее еще и чуднЫм именем наградить хочешь. Не порть девочке жизнь.
А когда я рассказала о значении имени Елена и как оно замечательно будет соотноситься с ее светлыми русыми волосиками, и вовсе пришел в ужас.
- Под суд хочешь? Имена, где есть Солнце, разрешены только Драконьему роду! Потому что они Солнечные! Их сила от нашего небесного светила!
Тогда тем более она имеет право на это имя, чуть не ляпнула я, да вовремя спохватилась. Дядюшка ни тогда, ни сейчас не знает о происхождении Алисты. Для него она такое же дитя иного мира, как и я. Ведь по срокам Ирина Денисова, гражданка Земли, вполне могла пересечь границу миров уже с маленьким комочком жизни в животе.
- Это что за монополия на солнечные имена? – воспылала я праведным гневом. – К тому же, если никто не знает такого имени, как Елена, никто и не поймет, что я нарушила закон.
- Но оно не существует в нашем мире! Зато существует перечень имен, среди которых и следует искать то, что понравится!
Мне понравилось имя Алиста. Красивое, немного напоминающее земное. И чудесно сокращающееся до привычной Али. А там и до Алины рукой подать. Так я и стала называть дочку по-домашнему.
Алина. И никто во всем Великом Мире не заподозрил, что Ирия Дэн всё-таки обошла закон о запрете на солнечные имена. Ведь одно из значений имени Алина – «Солнечный луч».
В первые месяцы жизни моей дочери я переживала, что настало время покинуть гостеприимный дом Икарта. Каждая минута наполнялась страхом ожидания, когда же у младенца проявится сила дракона, ее отца, несовместимая с благополучной и здоровой жизнью нашего новоявленного родственника. Но время шло, Алина вела себя как человечек без единого проблеска магического дара, и я успокоилась. Видимо, она унаследовала мою неспособность к волшебству и не представляла опасность для приобретенного дедушки. Правда, гасить магию вокруг себя и спасать дедушку от аллергической реакции, как ее мама, Аля, увы, не могла. Но спасибо уже на том, что она не стала аллергеном для единственного для нас с ней родного во всем Ку-Ай-Дэри человека.
Конечно же, Икарт Кеттэльбрахт не был бы истинным ученым, если бы не пытался разобраться в природе моего странного дара.
Сам он, как и все его предки, магом не был. В этом мире людей без магического дара вообще было куда больше, чем истинных волшебников. Именно для них изобретались всевозможные приборы, работающие от специально созданных для этой цели артефактов. Аналоги привычных мне электрических чайников, духовок, холодильников и телевизоров. Ими мог воспользоваться любой житель Ку-Ай-Дэри.
Любой. Кроме Икарта. И меня.
- Да ты, оказывается, антимаг! – воскликнул Икарт, когда докопался до причин внезапной и в принципе невозможной поломки кофейника, который я купила для себя, а заодно и понял, наконец, как именно пришелица с Земли спасает от аллергии его самого. – Всё дело в мире, в котором ты родилась. Он абсолютно лишен магии. Он как антипод Ку-Ай-Дэри. Но ладно бы ты просто была обычным человеком, как я. Нет, полное отсутствие магической энергии, похоже, превратило жителей твоей Земли в нечто противоположное нашим магам. Они создают что угодно посредством магии, а ты ее, напротив, гасишь. Вот почему ты никогда не сможешь пользоваться вещами нашего мира. Они просто перестают работать в твоем присутствии.
Если вернуться к прежним аналогиям, то я оказалась инвалидом, от прикосновения которого рассыпались в прах любые костыли.
Икарт помолчал, что-то обдумывая с серьезным видом, и добавил:
- Если смотреть глобально, то, объединившись, оба мира взаимно уничтожатся.
Угу, подумала я. Материя и антиматерия. Спасибо, что я всего лишь гашу магию вокруг себя. А могла и погибнуть.
- И что мне теперь делать… – растерялась я. – У вас тут всё завязано на этой дурацкой магии. Даже кофе не сваришь без нее. Как мне жить-то?
И ведь какая ирония. Вроде и мир продвинутый, по уровню благоустроенности не отстающий от моего родного, разве что использующий альтернативный источник энергии. И возможностей открывается столько, что любое неровно дышащее к фэнтези сердечко тихо заплачет от привалившего счастья и умиления. Вот только судьба-интригантка посмеялась надо мной, наделила даром, который играючи обнулил все плюсы от вынужденной иммиграции.
- То же, что и мне, – отвечал Икарт с обнадеживающей улыбкой. – Мы с тобой, по сути, в одинаковом положении. Оба не способны использовать магию Великого Мира. Хорошая новость состоит в том, что я всю жизнь изучал возможности жизни без всего этого чародейства, искал ему замену и создавал комфортные условия жизни в собственном доме без всех этих магических штук.
Так я узнала, что Икарт Кеттэльбрахт изобрел… электричество. Совершенно неинтересное всему остальному Великому Миру, но прекрасно подходящее под наши уникальные потребности.
В подвале дома оказался спрятан самый настоящий электрогенератор. От него работали все приборы в доме, самые обычные, собранные по технологиям вроде наших земных.
На всей территории усадьбы не было магии. От слова совсем. Жилье страдающего редкой аллергией аристократа представляет собой самое защищенное от смертельно опасного раздражителя место.
