Распахнул заднюю дверцу, нажал на плечи сверху, заставляя пригнуться. Толкнул в спину. В нос ударил запах новой обивки салона. Пассажирское сиденье послушно качнулось ей навстречу. На мгновение прикрыла глаза — привычно нырнула во тьму. И стала другой Катей.
Время замедлилось, словно превратившись в клейкую массу. Девушка развернулась, резко подалась назад, и, скользнув под рукой противника полукругом, оказалась за его спиной. Мир вокруг утратил привычные ориентиры, размылся и побледнел. Амбал заторможено выруливал к ней лицом и заносил руку, за которой плавно тянулся, отстающий на четверть секунды, неясный полупрозрачный след.
Катя определенно знала, куда и как бить — и со всей силы приложила ему коленкой в пах. Разворачиваясь ко второму, успела зафиксировать вниманием — здоровяк плавно оседал на землю, фиксируя пораженную промежность руками. Шагнула ближе к дрыщу и, сложив пальцы в кулак, быстрым выпадом ударила в солнечное сплетение. В последнее мгновение воздух вокруг его живота сделался вязким, в ушах щелкнуло и затрещало, перед глазами сверкнула вспышка, расфокусировав взгляд, — и толчок получился слабым. Но, кажется, щупляку хватило — он зашатался.
— Сууууууууука! — буква в середине слова растянулась, стала легко осязаемой, — это третий подонок, разинув рот, начал выбираться из тачки. Девушка жестко, одним ударом ноги, припечатала его открывающейся дверцей, отбросив назад внутрь салона.
Краем глаза отметила — мажор, все же удержавшись на ногах, неумело достает из кармана нож. Вернулась к нему, нацелившись выбить оружие, но что-то... что-то мешало, обволакивало, сбивало настрой. Перехватила запястье, сжала, крутанула наружу. Мажор присел от боли, но нож не выпустил. Более того, она увидела, поняла, что он готовится... вот сейчас ударит ее кулаком второй руки. Но почему... какая-то сила не давала мыслить ясно, замедляла, рассеивала ее движения. И тогда внутри заклокотала Ярость. Она поднялась из глубины, янтарными всполохами пронеслась по телу, холодной ясностью озарила разум. Катя увидела — нет, не глазами — вокруг хилого мажора мерцало защитное кольцо силы. И тут же, не двигаясь, одним стремительно долгим внутренним напряжением расколола его надвое. Тряхнуло, тело мгновенно покрылось испариной. А затем, обхватив запястье противника и второй рукой, крутанула назад; безжалостно и резко сжала кисть; надавив, завалила нож, приведя его в максимальное соприкосновение с кожей лица, и полоснула лезвием. И… ощутила его шок и неверие. Боль же, как всегда, на несколько секунд опоздала.
Дрыщ взвыл, заверещал, иссиня-белый след на щеке рвано зевнул, набух и заполнился темной кровью.
— Дзинь! — нож стукнулся об асфальт и замер. Мажор лихорадочно принялся ощупывать резаную рану.
Отмечая периферией зрения, что остальные противники зашевелились активнее, Катя непроизвольно потянулась к оружию. Она могла сделать больше, гораздо больше... Она могла их всех убить. Здесь. Сейчас. Этим самым ножом. Она этого хотела...
И тут у дрыща зазвонил телефон. Девушка покачнулась, вздрогнула и наваждение растаяло. Мир вокруг стремительно возвращался к привычным значениям: предметы проступали детальнее, цвета наливались красками, движения ускорялись… только вот память размывалась и таяла... И теперь девушка проигрывала в скорости — она отшатнулась и со всех ног понеслась к дому. Взлетев по ступенькам на пятый, ворвалась в квартиру, пулей пролетела в свою комнату, закрылась на щеколду и перевела дух. Только без сил рухнув на кровать, ощутила вернувшуюся боль в лодыжке.
Воскресное утро началось, как часто и бывало, с небольшой прозрачной лужицы перед дверью комнаты. Пребывая в потрясенно-заторможенном состоянии, вызванном ночными событиями; со всклокоченными волосами и опухшим из-за долгого сна лицом; Катя, имея за плечами многолетний опыт избегания таких подозрительно-очевидных луж, на этот раз пала ее первой жертвой. Та довольно хлюпнула, и носок на ноге сразу потемнел от воды.
— Мама! — возмущенно заорала девушка. — Чапа опять нассала в коридоре!
Услышав свое имя, из кухни весело выбежала белая в черное яблоко бульдожка, но, с ходу оценив ситуацию, благоразумно повернула назад.
— Ну пописала собачка, не убивать же ее теперь, — раздался в ответ приторно-елейный голос. — Не успела утром на улицу вывести. — Мама постоянно говорила подобное — ей попросту было лень гулять с животиной, и та испражнялась и мочилась в длинном коридоре, с изощренным постоянством выбирая место у Катиного порога. Из-за этих маленьких шалостей край ковра на выходе из комнаты часто промокал и уже ощутимо подванивал мочой.
— Как же, не успела она, — бурчала девушка себе под нос, брезгливо стягивая мокрый носок в ванной. Да, лодыжка распухла знатно...
Пятнадцать минут назад, с трудом разлепив глаза и отвернувшись от яркого полуденного солнца, ехидно заглядывающего в окно, она на несколько секунд потерялась в пространстве и времени. Вновь стала ребенком, не обремененным взрослыми переживаниями и заботами. Через две недели идти в первый класс, где она окунется в этот загадочный и одновременно пугающий мир знаний, пахнущий новыми тетрадями, книгами и отутюженной школьной формой. А пока можно еще немного понежиться в постели. Девочка лениво перевернулась на другой бок, потянулась... Ногу прострелил острый импульс боли — она вскрикнула и вчерашние события лавиной затопили сознание. Резко села, заозиралась по сторонам. Глаза быстро наполнялись осмысленностью, оттесняя на периферию наивные детские воспоминания.
Так... Вчера она испугалась какой-то птицы в парке, упала и подвернула лодыжку. Пернатая даже снилась ей ночью: преследовала и злобно щелкала клювом, била по лицу огромными крыльями и пыталась запустить под кожу острые когти. А потом и вовсе уселась на подоконник и выдала странную метаморфозу — проявив женскую блондинистую голову на совином теле. С мерзкой ухмылкой облизывая ярко напомаженные губы, человекоголовая белобрысая, явно крашенная, прошипела:
— Вот ты и попалась...
Катя нахмурилась, взгляд задумчиво скользнул по цветочным горшкам на окне, пробежался по простыне и невольно уперся в собственные руки. На левом запястье очень красноречиво проступали синяками следы чьих-то пальцев.
— О нет... — внутри все похолодело. До этого момента в ней жила наивная надежда, что трое отморозков в машине просто приснились. Кажется, вчера она впала в какое-то неистовство, когда отбивалась... или показалось?
— Я тоже это видел, — безапелляционно заявил В.Д. — Ты так испугалась, что перешла на расширенное восприятие реальности. И по максимуму использовала скорость и навыки борьбы. Но затем отклонилась вправо, включив Ярость... Хорошо, хоть убить никого не успела.
Катя закатила глаза и хихикнула. Странные мысли порой без спросу пролезали ей в голову. Иногда умные, как с полетом совы, а иногда, вот как сейчас, откровенно нелепые.
Простирнув обесчещенный носок и наскоро умывшись, вернулась в комнату за резиновыми шлепками. Ведь первое правило проживания в квартире родителей гласило: за порогом комнаты всегда перемещайся в непромокаемой обуви.
Она понуро прошаркала на кухню, где мама поедала халву, запивая мелко нарезанные кусочки горячим чаем. Открыв холодильник, скептически уставилась на свою опустевшую полку.
— Сейчас такое расскажу, упадешь! — поприветствовала родительница, чавкая набитым ртом. — Терентьева пропала!
— Что такое?! — удивленно протянула Катя, обращаясь не то к собеседнице, не то к двум залежавшимся яйцам в упаковке перед глазами. — У тебя масло есть?
— Да, возьми в морозилке, — женщина сковырнула ногтем кусочек налипшей на зуб халвы и продолжила: — Так вот, она в кафе до ночи работала...
— Мам, что-то нету... — перебила девушка.
— Да в верхнем ящике! — нервно вскричала родительница, — зенки-то разуй! — и, уже спокойней, удлинила рассказ: — Ну, ты поняла, о ком я? Высокая такая, красивая, твоя ровесница с третьего этажа.
— Да помню я ее! — огрызнулась Катя. — Мы в одну школу ходили и в лифте часто пересекались.
«Шшшш...» — зашипело масло на сковородке, «пок-блым... пок-блым...» — последовали за ним яйца.
Возможно, кому-то показались бы странными некоторые моменты разговора о продуктах... но на то были свои причины. Ведь второе правило сожительства с семьей гласило: каждый сам за себя. Нет, конечно, если у тебя чего-то не хватало, то соседи всегда делились: хлебом или маргарином, да и солонка была одна на всех. Просто каждый тратил свое, готовил себе сам, убирался и мыл за собой посуду.
— Так вот, — не унималась мама, — парень до дороги проводил, а домой она не вернулась. Совсем идиот, три минуты пожалел...
«Шлеп», — девушка лопаткой перекинула глазунью на тарелку.
— … и ладно бы днем, а то в час ночи! — все возмущалась родительница. Заколебавшись, вновь придвинула уже было отторгнутую тарелку с халвой. — Фы хстате там фчера пфразновали... ф пфарке том...
Катя покосилась на маму, — та люто боялась лишнего веса, но порой ее диета выглядела весьма сомнительно. К тому же, какой толк шинковать сладкое, если следом сметаешь всю пачку? И тут ее кипятком окатил смысл сказанных слов.
— Когда?! — хрипло выдохнула.
Лицо собеседницы мгновенно ощетинилось подозрением: черты заострились, губы растянулись в линию, а глаза под прищуром век впились в дочь мертвой хваткой. Пришлось даже закашляться, имитируя, будто подавилась едой. И тут же исправила оплошность, придав голосу максимально небрежные нотки:
— А когда она пропала-то?
После секундной паузы кожа лица разгладилась, и родительница с видимым сожалением откинулась на спинку стула.
— Позавчера. В милицию заявление подали, но ты сама знаешь, там сволочи работают — будут три дня теперь ждать.
Фуф... Кажется, пронесло. Катя вытерла полотенцем мгновенно взмокшие ладони. Она боялась нарушения третьего правила больше, чем выводов о похитителях соседки. Ибо оно гласило: не дай маме ничего о себе разнюхать.
— Я тебе говорила вроде до этого, — проник в разум болтающий дальше голос, — еще три студентки в течение года пропали, и все с нашего района.
— Разберутся, — обманчиво-безразлично бросила девушка. — Может, и правда загуляли, — с тарелки не мигая на нее таращилась пара сдувшихся совиных глаз. — В моем возрасте молодежь обычно крайне безрассудна...
«Дзынь... дзынь... дзынь...» — зазвенел в зале домашний телефон, и мама, не дослушав, рванула туда, чуть не уронив на пол тарелку со сладким — пища для сплетен была явно вкуснее.
— Ну вот мы и остались одни, — угрожающе прошептала Катя и покосилась вниз. — Из-за твоего появления я потеряла время и столкнулась с троицей на машине. — И она мстительно ткнула вилкой в глаз, потом поддела второй и отправила в рот. Обычно она съедала только белок, а желток просто промакивала хлебом. Но сегодня проглотила все — наболело. Хлебнула чай и сразу поспешила к себе.
— Итак, — начал расследование В.Д, как только Катя переступила порог комнаты, — что мы имеем? Три подонка на машине пытались тебя вчера похитить, а за день до этого, почти на том же самом месте, пропадает соседка по дому. Загадочно исчезают и другие девушки, живущие неподалеку. Совпадение? Не думаю! Что будем делать?
— Ну, — ответила сама себе Катя, — действительно странно. Но те трое... было больше похоже, что они просто хотят поразвлечься. Изнасиловать — вполне вероятно, но убить — очень сомнительно. Хотя... может, эти мрази просто держат своих жертв где-нибудь, — она невольно заходила туда-сюда по комнате, — или продают в бордель! — резко остановилась. — Ведь пропавшие могут быть еще живы! Нужно в милицию идти, заявление на троицу писать...
— Ты серьезно? — В.Д придал голосу вкрадчивые нотки: — А вдруг в участке оборотни сидят. Те, что в погонах. Даже не думай... — он сделал паузу, словно прислушиваясь к мыслям девушки. — Не, не... не думай!
Но Катя уже вовсю копалась в ящиках стола — искала ксерокопию паспорта. Оригинал, конечно, был недоступен — мама хранила все документы у себя, опасаясь, что кого-нибудь из членов семьи обманут и наберут на его имя кредитов. А еще она боялась, что «какая-нибудь проститутка окрутит отца» и он отпишет вертихвостке свою квартирную долю.
— Эй! Ты и правда пойдешь?! — не унимался В.Д. — Наверняка у тех подонков в машине все схвачено и менты давно куплены. Девушек, конечно, жалко, но своя жизнь дороже. Ну сама посуди, — заныл уже более жалобно, — иномарка дорогая, вели они себя нагло. Лучше сейчас затаиться, пересидеть. К тому же, — достал свой последний козырь, — ты здорово повредила мажору лицо, и если окажется, что они с милицией заодно... — понимаешь, что с тобой сделают?!
Катю на секунду прошиб холодный пот — несомненно, это был неслабый аргумент.
— Но, — неуверенно начала девушка, — порезанный хиляк наверняка захочет отомстить. И, вероятнее всего, найдет меня, — судорожно сглотнула ком в горле. — Так что добрые дяди полицейские — мой единственный шанс. Возможно, ты не прав, и тогда они мне помогут.
В.Д поморщился и недовольно заворчал:
— А если прав, ты сама на язык тигра сядешь, да еще и пасть захлопнешь. — И забубнил, заверещал, взывая к доводам разума хозяйки.
— Хватит, — отрезала Катя. — Мне и так страшно.
— Вот увидишь... — пробурчал, — да поздно будет... — девушка мысленно замахнулась. — Хорошо, хорошо ухожу. Просто просплю следующую серию с недалекой главной героиней. — И он смолк.
Быстро покидав в сумочку необходимое и нацепив неброское синее платьице, Катя побежала по лестнице вниз, попутно набирая Викин номер. Не очень удобно говорить о важном в подъезде, но лучше согреть уши случайному прохожему, чем мнительной родительнице.
— Вик, привет!
— Алло... — раздался из трубки безжизненный и плохо соображающий голос.
— Вот зараза, — чуть слышно выругалась девушка. После ее ухода именинница, видимо, продолжила празднование, где-то не слабо нажралась и сейчас ловит отходняк. Вообще-то, Вика была довольно прагматичной. Поступив в институт вне конкурса по целевому, она понимала, что, окончив его, будет вынуждена вернуться для отработки в деревню. Поэтому искала любую возможность зацепиться в городе и не позволяла себе сумасбродных вольностей. Но, как и многие ее подружки, почему-то считала романтичным напиться и проблеваться на плече малознакомого «принца». Они как будто полагали, что это нелепое действо заставит парня влюбиться, но на деле все оказывалось гораздо прозаичней — таких дур часто принуждали к сексу, воспользовавшись их беспомощным состоянием.
— Вика! — прокричала Катя в телефон, понимая, что говорит в пустоту. — Я сейчас иду в милицию, в ближайший к дому участок, если со мной что-то случится, расскажи это моим родителям.
— Что…? Где…? — та еле ворочала языком и казалась совсем уж маловменяемой. Ну, может, хоть что-то вспомнит...
Теша себя призрачной надеждой, вышла на улицу и двинулась к остановке автобусов: хоть до участка пешком минут десять, боль в ноге не оставила выбора. Про себя уже репетировала речь для людей в форме, как вдруг ощущение внезапной опасности вторглось в мысли. Спину буравил такой тяжелый пронзительный взгляд, что захотелось срочно почесать кожу между лопатками. Слежка или просто кому-то понравилась? Катя остановилась и, сделав вид, что пытается найти что-то в сумочке, незаметно просканировала пространство вокруг.
Время замедлилось, словно превратившись в клейкую массу. Девушка развернулась, резко подалась назад, и, скользнув под рукой противника полукругом, оказалась за его спиной. Мир вокруг утратил привычные ориентиры, размылся и побледнел. Амбал заторможено выруливал к ней лицом и заносил руку, за которой плавно тянулся, отстающий на четверть секунды, неясный полупрозрачный след.
Катя определенно знала, куда и как бить — и со всей силы приложила ему коленкой в пах. Разворачиваясь ко второму, успела зафиксировать вниманием — здоровяк плавно оседал на землю, фиксируя пораженную промежность руками. Шагнула ближе к дрыщу и, сложив пальцы в кулак, быстрым выпадом ударила в солнечное сплетение. В последнее мгновение воздух вокруг его живота сделался вязким, в ушах щелкнуло и затрещало, перед глазами сверкнула вспышка, расфокусировав взгляд, — и толчок получился слабым. Но, кажется, щупляку хватило — он зашатался.
— Сууууууууука! — буква в середине слова растянулась, стала легко осязаемой, — это третий подонок, разинув рот, начал выбираться из тачки. Девушка жестко, одним ударом ноги, припечатала его открывающейся дверцей, отбросив назад внутрь салона.
Краем глаза отметила — мажор, все же удержавшись на ногах, неумело достает из кармана нож. Вернулась к нему, нацелившись выбить оружие, но что-то... что-то мешало, обволакивало, сбивало настрой. Перехватила запястье, сжала, крутанула наружу. Мажор присел от боли, но нож не выпустил. Более того, она увидела, поняла, что он готовится... вот сейчас ударит ее кулаком второй руки. Но почему... какая-то сила не давала мыслить ясно, замедляла, рассеивала ее движения. И тогда внутри заклокотала Ярость. Она поднялась из глубины, янтарными всполохами пронеслась по телу, холодной ясностью озарила разум. Катя увидела — нет, не глазами — вокруг хилого мажора мерцало защитное кольцо силы. И тут же, не двигаясь, одним стремительно долгим внутренним напряжением расколола его надвое. Тряхнуло, тело мгновенно покрылось испариной. А затем, обхватив запястье противника и второй рукой, крутанула назад; безжалостно и резко сжала кисть; надавив, завалила нож, приведя его в максимальное соприкосновение с кожей лица, и полоснула лезвием. И… ощутила его шок и неверие. Боль же, как всегда, на несколько секунд опоздала.
Дрыщ взвыл, заверещал, иссиня-белый след на щеке рвано зевнул, набух и заполнился темной кровью.
— Дзинь! — нож стукнулся об асфальт и замер. Мажор лихорадочно принялся ощупывать резаную рану.
Отмечая периферией зрения, что остальные противники зашевелились активнее, Катя непроизвольно потянулась к оружию. Она могла сделать больше, гораздо больше... Она могла их всех убить. Здесь. Сейчас. Этим самым ножом. Она этого хотела...
И тут у дрыща зазвонил телефон. Девушка покачнулась, вздрогнула и наваждение растаяло. Мир вокруг стремительно возвращался к привычным значениям: предметы проступали детальнее, цвета наливались красками, движения ускорялись… только вот память размывалась и таяла... И теперь девушка проигрывала в скорости — она отшатнулась и со всех ног понеслась к дому. Взлетев по ступенькам на пятый, ворвалась в квартиру, пулей пролетела в свою комнату, закрылась на щеколду и перевела дух. Только без сил рухнув на кровать, ощутила вернувшуюся боль в лодыжке.
Глава 2. Три золотых правила спокойной жизни
Воскресное утро началось, как часто и бывало, с небольшой прозрачной лужицы перед дверью комнаты. Пребывая в потрясенно-заторможенном состоянии, вызванном ночными событиями; со всклокоченными волосами и опухшим из-за долгого сна лицом; Катя, имея за плечами многолетний опыт избегания таких подозрительно-очевидных луж, на этот раз пала ее первой жертвой. Та довольно хлюпнула, и носок на ноге сразу потемнел от воды.
— Мама! — возмущенно заорала девушка. — Чапа опять нассала в коридоре!
Услышав свое имя, из кухни весело выбежала белая в черное яблоко бульдожка, но, с ходу оценив ситуацию, благоразумно повернула назад.
— Ну пописала собачка, не убивать же ее теперь, — раздался в ответ приторно-елейный голос. — Не успела утром на улицу вывести. — Мама постоянно говорила подобное — ей попросту было лень гулять с животиной, и та испражнялась и мочилась в длинном коридоре, с изощренным постоянством выбирая место у Катиного порога. Из-за этих маленьких шалостей край ковра на выходе из комнаты часто промокал и уже ощутимо подванивал мочой.
— Как же, не успела она, — бурчала девушка себе под нос, брезгливо стягивая мокрый носок в ванной. Да, лодыжка распухла знатно...
Пятнадцать минут назад, с трудом разлепив глаза и отвернувшись от яркого полуденного солнца, ехидно заглядывающего в окно, она на несколько секунд потерялась в пространстве и времени. Вновь стала ребенком, не обремененным взрослыми переживаниями и заботами. Через две недели идти в первый класс, где она окунется в этот загадочный и одновременно пугающий мир знаний, пахнущий новыми тетрадями, книгами и отутюженной школьной формой. А пока можно еще немного понежиться в постели. Девочка лениво перевернулась на другой бок, потянулась... Ногу прострелил острый импульс боли — она вскрикнула и вчерашние события лавиной затопили сознание. Резко села, заозиралась по сторонам. Глаза быстро наполнялись осмысленностью, оттесняя на периферию наивные детские воспоминания.
Так... Вчера она испугалась какой-то птицы в парке, упала и подвернула лодыжку. Пернатая даже снилась ей ночью: преследовала и злобно щелкала клювом, била по лицу огромными крыльями и пыталась запустить под кожу острые когти. А потом и вовсе уселась на подоконник и выдала странную метаморфозу — проявив женскую блондинистую голову на совином теле. С мерзкой ухмылкой облизывая ярко напомаженные губы, человекоголовая белобрысая, явно крашенная, прошипела:
— Вот ты и попалась...
Катя нахмурилась, взгляд задумчиво скользнул по цветочным горшкам на окне, пробежался по простыне и невольно уперся в собственные руки. На левом запястье очень красноречиво проступали синяками следы чьих-то пальцев.
— О нет... — внутри все похолодело. До этого момента в ней жила наивная надежда, что трое отморозков в машине просто приснились. Кажется, вчера она впала в какое-то неистовство, когда отбивалась... или показалось?
— Я тоже это видел, — безапелляционно заявил В.Д. — Ты так испугалась, что перешла на расширенное восприятие реальности. И по максимуму использовала скорость и навыки борьбы. Но затем отклонилась вправо, включив Ярость... Хорошо, хоть убить никого не успела.
Катя закатила глаза и хихикнула. Странные мысли порой без спросу пролезали ей в голову. Иногда умные, как с полетом совы, а иногда, вот как сейчас, откровенно нелепые.
Простирнув обесчещенный носок и наскоро умывшись, вернулась в комнату за резиновыми шлепками. Ведь первое правило проживания в квартире родителей гласило: за порогом комнаты всегда перемещайся в непромокаемой обуви.
Она понуро прошаркала на кухню, где мама поедала халву, запивая мелко нарезанные кусочки горячим чаем. Открыв холодильник, скептически уставилась на свою опустевшую полку.
— Сейчас такое расскажу, упадешь! — поприветствовала родительница, чавкая набитым ртом. — Терентьева пропала!
— Что такое?! — удивленно протянула Катя, обращаясь не то к собеседнице, не то к двум залежавшимся яйцам в упаковке перед глазами. — У тебя масло есть?
— Да, возьми в морозилке, — женщина сковырнула ногтем кусочек налипшей на зуб халвы и продолжила: — Так вот, она в кафе до ночи работала...
— Мам, что-то нету... — перебила девушка.
— Да в верхнем ящике! — нервно вскричала родительница, — зенки-то разуй! — и, уже спокойней, удлинила рассказ: — Ну, ты поняла, о ком я? Высокая такая, красивая, твоя ровесница с третьего этажа.
— Да помню я ее! — огрызнулась Катя. — Мы в одну школу ходили и в лифте часто пересекались.
«Шшшш...» — зашипело масло на сковородке, «пок-блым... пок-блым...» — последовали за ним яйца.
Возможно, кому-то показались бы странными некоторые моменты разговора о продуктах... но на то были свои причины. Ведь второе правило сожительства с семьей гласило: каждый сам за себя. Нет, конечно, если у тебя чего-то не хватало, то соседи всегда делились: хлебом или маргарином, да и солонка была одна на всех. Просто каждый тратил свое, готовил себе сам, убирался и мыл за собой посуду.
— Так вот, — не унималась мама, — парень до дороги проводил, а домой она не вернулась. Совсем идиот, три минуты пожалел...
«Шлеп», — девушка лопаткой перекинула глазунью на тарелку.
— … и ладно бы днем, а то в час ночи! — все возмущалась родительница. Заколебавшись, вновь придвинула уже было отторгнутую тарелку с халвой. — Фы хстате там фчера пфразновали... ф пфарке том...
Катя покосилась на маму, — та люто боялась лишнего веса, но порой ее диета выглядела весьма сомнительно. К тому же, какой толк шинковать сладкое, если следом сметаешь всю пачку? И тут ее кипятком окатил смысл сказанных слов.
— Когда?! — хрипло выдохнула.
Лицо собеседницы мгновенно ощетинилось подозрением: черты заострились, губы растянулись в линию, а глаза под прищуром век впились в дочь мертвой хваткой. Пришлось даже закашляться, имитируя, будто подавилась едой. И тут же исправила оплошность, придав голосу максимально небрежные нотки:
— А когда она пропала-то?
После секундной паузы кожа лица разгладилась, и родительница с видимым сожалением откинулась на спинку стула.
— Позавчера. В милицию заявление подали, но ты сама знаешь, там сволочи работают — будут три дня теперь ждать.
Фуф... Кажется, пронесло. Катя вытерла полотенцем мгновенно взмокшие ладони. Она боялась нарушения третьего правила больше, чем выводов о похитителях соседки. Ибо оно гласило: не дай маме ничего о себе разнюхать.
— Я тебе говорила вроде до этого, — проник в разум болтающий дальше голос, — еще три студентки в течение года пропали, и все с нашего района.
— Разберутся, — обманчиво-безразлично бросила девушка. — Может, и правда загуляли, — с тарелки не мигая на нее таращилась пара сдувшихся совиных глаз. — В моем возрасте молодежь обычно крайне безрассудна...
«Дзынь... дзынь... дзынь...» — зазвенел в зале домашний телефон, и мама, не дослушав, рванула туда, чуть не уронив на пол тарелку со сладким — пища для сплетен была явно вкуснее.
— Ну вот мы и остались одни, — угрожающе прошептала Катя и покосилась вниз. — Из-за твоего появления я потеряла время и столкнулась с троицей на машине. — И она мстительно ткнула вилкой в глаз, потом поддела второй и отправила в рот. Обычно она съедала только белок, а желток просто промакивала хлебом. Но сегодня проглотила все — наболело. Хлебнула чай и сразу поспешила к себе.
— Итак, — начал расследование В.Д, как только Катя переступила порог комнаты, — что мы имеем? Три подонка на машине пытались тебя вчера похитить, а за день до этого, почти на том же самом месте, пропадает соседка по дому. Загадочно исчезают и другие девушки, живущие неподалеку. Совпадение? Не думаю! Что будем делать?
— Ну, — ответила сама себе Катя, — действительно странно. Но те трое... было больше похоже, что они просто хотят поразвлечься. Изнасиловать — вполне вероятно, но убить — очень сомнительно. Хотя... может, эти мрази просто держат своих жертв где-нибудь, — она невольно заходила туда-сюда по комнате, — или продают в бордель! — резко остановилась. — Ведь пропавшие могут быть еще живы! Нужно в милицию идти, заявление на троицу писать...
— Ты серьезно? — В.Д придал голосу вкрадчивые нотки: — А вдруг в участке оборотни сидят. Те, что в погонах. Даже не думай... — он сделал паузу, словно прислушиваясь к мыслям девушки. — Не, не... не думай!
Но Катя уже вовсю копалась в ящиках стола — искала ксерокопию паспорта. Оригинал, конечно, был недоступен — мама хранила все документы у себя, опасаясь, что кого-нибудь из членов семьи обманут и наберут на его имя кредитов. А еще она боялась, что «какая-нибудь проститутка окрутит отца» и он отпишет вертихвостке свою квартирную долю.
— Эй! Ты и правда пойдешь?! — не унимался В.Д. — Наверняка у тех подонков в машине все схвачено и менты давно куплены. Девушек, конечно, жалко, но своя жизнь дороже. Ну сама посуди, — заныл уже более жалобно, — иномарка дорогая, вели они себя нагло. Лучше сейчас затаиться, пересидеть. К тому же, — достал свой последний козырь, — ты здорово повредила мажору лицо, и если окажется, что они с милицией заодно... — понимаешь, что с тобой сделают?!
Катю на секунду прошиб холодный пот — несомненно, это был неслабый аргумент.
— Но, — неуверенно начала девушка, — порезанный хиляк наверняка захочет отомстить. И, вероятнее всего, найдет меня, — судорожно сглотнула ком в горле. — Так что добрые дяди полицейские — мой единственный шанс. Возможно, ты не прав, и тогда они мне помогут.
В.Д поморщился и недовольно заворчал:
— А если прав, ты сама на язык тигра сядешь, да еще и пасть захлопнешь. — И забубнил, заверещал, взывая к доводам разума хозяйки.
— Хватит, — отрезала Катя. — Мне и так страшно.
— Вот увидишь... — пробурчал, — да поздно будет... — девушка мысленно замахнулась. — Хорошо, хорошо ухожу. Просто просплю следующую серию с недалекой главной героиней. — И он смолк.
Быстро покидав в сумочку необходимое и нацепив неброское синее платьице, Катя побежала по лестнице вниз, попутно набирая Викин номер. Не очень удобно говорить о важном в подъезде, но лучше согреть уши случайному прохожему, чем мнительной родительнице.
— Вик, привет!
— Алло... — раздался из трубки безжизненный и плохо соображающий голос.
— Вот зараза, — чуть слышно выругалась девушка. После ее ухода именинница, видимо, продолжила празднование, где-то не слабо нажралась и сейчас ловит отходняк. Вообще-то, Вика была довольно прагматичной. Поступив в институт вне конкурса по целевому, она понимала, что, окончив его, будет вынуждена вернуться для отработки в деревню. Поэтому искала любую возможность зацепиться в городе и не позволяла себе сумасбродных вольностей. Но, как и многие ее подружки, почему-то считала романтичным напиться и проблеваться на плече малознакомого «принца». Они как будто полагали, что это нелепое действо заставит парня влюбиться, но на деле все оказывалось гораздо прозаичней — таких дур часто принуждали к сексу, воспользовавшись их беспомощным состоянием.
— Вика! — прокричала Катя в телефон, понимая, что говорит в пустоту. — Я сейчас иду в милицию, в ближайший к дому участок, если со мной что-то случится, расскажи это моим родителям.
— Что…? Где…? — та еле ворочала языком и казалась совсем уж маловменяемой. Ну, может, хоть что-то вспомнит...
Теша себя призрачной надеждой, вышла на улицу и двинулась к остановке автобусов: хоть до участка пешком минут десять, боль в ноге не оставила выбора. Про себя уже репетировала речь для людей в форме, как вдруг ощущение внезапной опасности вторглось в мысли. Спину буравил такой тяжелый пронзительный взгляд, что захотелось срочно почесать кожу между лопатками. Слежка или просто кому-то понравилась? Катя остановилась и, сделав вид, что пытается найти что-то в сумочке, незаметно просканировала пространство вокруг.
