быть просто хорошими друзьями? Почему если он мужчина, а я женщина… Все должно обязательно скатываться ко всяким дурацким поцелуям и постели? Пригожин стоит, повернув голову, и ждет продолжения моих слов.
- Что?
Боюсь не выдержать и разреветься - чувствую, как в глазах уже закипают слезы.
- Ты понимаешь, я… Ты мне тоже нравишься…
Вижу, как Сергей радостно меняется в лице и замирает, а потому тороплюсь закончить:
-… Но как друг, понимаешь?
- Гкхм… Как друг, да, понимаю… Хотя бы, так.
Я чувствую себя ужасно несчастной, и когда он делает шаг к двери зову:
- Сереж, подожди, ну!
Он снова тормозит, и не глядя на меня, бормочет:
- Да чего ждать, Маш, все понятно! Чего ждать...
Он уходит, а у меня внутри скребут кошки, и хочется плакать. Мне его так жалко. Но Ромка… Дать надежду Сергею, это же будет предательство? Или нет?
На улице темнеет, а общественный транспорт уже накрывает час пик, так что скоро будет совсем не протолкнуться. Подумав, еду домой, пока еще можно сесть в автобус. От остановки до подъезда пешком метров триста и я, сунув руки в карманы, преодолеваю их не спеша и растягивая прогулку. Есть время поразмышлять о себе, о Пригожине, о Ромке с его бывшей - дни идут, а вестей из милиции по нашему со Светкой заявлению, как не было, так и нет.
У подъезда меня вдруг пробирает холодок, неприятное беспокойное ощущение, будто взгляд в спину, тяжелый и злобный как штык. Остановившись возле входной двери, резко оборачиваюсь, подозревая за спиной присутствие посторонней личности – слава богу, нет никого, улица пустынна. Кошмар… С этой сумасшедшей дурой, Миланой, сама скоро станешь параноиком с манией преследования. Постояв несколько секунд, тяну на себя тяжелую дверь в подъезд и захожу внутрь.
Дорохина уже дома, преспокойно читает книжку в гостиной, за чашкой чая, и за ужин еще не принималась. Отправляюсь в спальню переодеваться:
- Пойду-ка я приму душ, занырну по-быстрому.
Накинув халат, сначала устраиваюсь перед зеркалом в ванной смыть макияж. До меня доносятся глухие звуки — звонок в дверь, голоса, но мое внимание слишком увлечено процессом, чтобы отвлекаться — на хозяйстве есть Дорохина, и она разберется. Но уже через пару минут возникают вопросы, и я кричу сквозь двери:
- Свет, ты полотенца чистые не приносила?
То, что Дорохина одним вытиралась вижу – вот оно на перекладине висит, а для себя ничего не нахожу - кроме халата все крючки пустые. В ответ молчание и я продолжаю поиски, пока не обнаруживаю свернутое полотенце на стиральной машине, под грудой высохшего белья. Натянув шапочку на пучок, лезу под струи воды. Пятнадцати минут, чтобы поплескаться, вылезти, накинуть красный банный халат на тело и довершить вечерний уход над кожей оказывается достаточным. Оставив дверь в ванную открытой, чтобы выпустить лишний жар, протираю кремом руки и прислушиваюсь к тишине в квартире. Странно… Уйти на ночь глядя Светка не могла, тогда что? Затаилась и дрыхнет под шапкой? Ворчу:
- Дорохина, ты там умерла, что ли?
Подняв глаза, вдруг вижу в зеркале Ромкину бывшую, застывшую в дверном проеме. Это совершенно непонятно и неожиданно. Господи, зачем Светка ее впустила вообще?! И где она сама? Медленно оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу - у той безумные глаза, а в опущенной вниз руке огромный кухонный нож. Все как в замедленном кино – потеряв голос, я пытаюсь шевелить губами, а Милана приближается и от нее исходит такая угроза, что, кажется, говорить с ней о чем то и успокаивать бесполезно. Она взмахивает ножом с воплем:
- Тварь.
Хорошо, что Ромкины уроки самообороны срабатывают, и я успеваю поставить блок, развернув корпус так, что женщина весь свой импульс проносит мимо, падая на край ванны, а нож отлетает в сторону. Она только и успевает, что издать какие-то нечленораздельные вскрики и, схватившись за лицо, потерять сознание. Я в шоке! Меня хотели убить! Зарезать, как свинью, в собственной ванной!
- Ничего себе.
Топчусь рядом, не зная вызывать ли скорую для этой сумасшедшей, милицию или бежать в гостиную спасать Дорохину. Выброс адреналина заставляет бурлить кровь и я, склонившись над поверженной соперницей, растерянно выкрикиваю, взмахивая руками:
- Ты что, вообще конченная, что ли?
В ответ тишина и я сама пугаюсь – может она уже и не живая? Коленки подгибаются, и я чуть приседаю, наклоняясь ниже:
- Э... Эй!
Присев, поднимаю нож с пола. Тишина в квартире страшит, и я испуганно говорю своему отражению:
- Я что, ее убила, что ли?
Еще страшнее за Дорохину. Кричу громче:
- Свет!
Засунув нож в корзину с грязным бельем, бегу отсюда, торопливо проскакивая спальню:
- Свет.
Дорохина обнаруживается привязанной веревками к несущей колонне возле полок, с заклеенным скотчем ртом. Криминальная шизофреничка видимо обшарила все ящики в квартире и чулан, пока я мылась — там полно всяких хозяйственных штучек и мелочей, и моток веревки тоже. Несмотря на Светланин мученический вид у меня отлегает от сердца, и я спешу к подруге:
- О господи, Свет. Что она с тобой сделала!
Первым делом срываю скотч с губ, и Дорохина меня успокаивает:
- Да ничего, ой..., а где она?
Даже не знаю, жива ли эта дура. Растерянно кошу глаз в сторону ванной:
- А… Она там... Я ее, по-моему, того.
- Чего того?
Меня саму все трясет, и я несколько раз мелко киваю, признаваясь:
- Грохнула.
- Да? Ну, туда ей и дорога. Развяжи меня.
- Да, сейчас.
Это то, что мне сейчас не хватает – четкая команда и Светкина моральная поддержка. Охотно нагибаюсь к ее ногам, пытаясь распутать узлы. Но их так много, что парой минут не обойдешься, проще разрезать ножом, но мысли о режущих инструментах пугают и вызывают холодок на спине.
- Черт!
- Что такое?
- Узлов поназавязала…
- Возьми ножницы, там в ящике.
- Нет, сейчас, сейчас, вроде пошел.
И действительно начал поддаваться, я чувствую. Неожиданно Дорохина орет над ухом:
- Машка, сзади!
Не успеваю ни выпрямиться, ни оглянуться – что-то взрывается прямо в затылке и чернота.
Ромаша
Невнятные, словно кисель, мысли, медленно пробиваются изнутри, сменяя тьму на серость вокруг. Опасность! Опасность возвращает сознание. Кажется, я лежу… Где? Почему? Что со мной? Тело затекло, не слушается, руками и ногами не пошевелить. Наконец, понимаю, что связан, а рот заклеен. Лежу, скрючившись, в неудобной позе, с завязанными спереди руками и перетянутыми поверх халата, ногами. Зябко и страшно – похоже, под халатом даже белья нет, только голое тело.
Сверху слышится резкий Ланкин голос:
- Ну, что девочки, удобно, а?
Рядом слышится мычание Дорохиной:
- М-м-м.
- А? Чего ты там говоришь?
- М-м-м.
- Чего говоришь?
Открывать глаза не хочется – там, вне меня, вот где кошмарный сон и фильм ужасов.
- М-м-м.
Голос сумасшедшей удаляется:
- А... Это еще ничего! Это ты трое суток в смирительной рубашке не лежала. С кляпом во рту, а? Представляешь, кляп вынут, лекарства зальют и опять заткнут, а? Как вам такой расклад красавицы, м-м-м?
Осторожно приоткрываю глаза, пытаясь сориентироваться. Голова болит ужасно и гудит, плохо соображая. Чуть приподнимаю голову стараясь разглядеть Светлану. Она здесь, рядом, совсем близко, тоже связанная и с заклеенным ртом. Именно Светке Милана и читает свои издевательские нравоучения:
- Чего такое?
- М-м-м.
У них даже начинается диалог:
- М-м-м... М-м-м...
- М-м-м.
- М-м-м..., м-м-м..., м-м-м. Давай, погромче, давай!
- М-м-м.
- М-м-м... М-м-м.
Неожиданно развлечение прерывается звонком в дверь, и психопатка замирает притихнув. Дорохина еще раз вякает:
- М-м-м.
Но на нее прикрикивают:
- Тихо! Тихо.
Приподнимаю голову и тут же чувствую жесткую руку, вцепившуюся мне в волосы и заставляющую сесть, запрокидывая голову назад.
- Тихо. Хоть слово и я тебе башку снесу, ты поняла меня?
Холодное лезвие японской катаны, висевшей до сих пор на стене, как украшение, касается горла. Господи, какой дурак придумал ее туда вешать!? Из-за входной двери глухо доносится знакомый голос и сердце екает:
- Маш, пожалуйста, открой дверь! Это Сергей.
Безвольно поникнув на руках убийцы, я молчу, а в глазах копятся слезы – как все глупо и страшно. Все же дергаюсь, что-то мыча, не надеясь быть услышанным. Жесткая рука больно тянет за волосы.
- Тс-с, убью!
Все равно ведь убьет. Может быть, я слышу Сережкин голос в последний раз, и это вызывает новые слезы.
- Машуль, ну, пожалуйста, открой дверь, я же слышу что ты дома. Маш, ну я очень тебя прошу, не обижайся на меня, пожалуйста. Если ты хочешь, чтобы я извинился, я с удовольствием это сделаю: прости меня, я был неправ, я признаю.
Интересно за что?
- Мария, ну, пожалуйста, ну, открой дверь. Маш, ну что я здесь стою как пионер?!
Он уже стучит в дверь кулаком:
- Маша. Мария я хочу тебе сказать, что я люблю тебя. Я очень люблю тебя, прости меня, пожалуйста.
Кто-то внутри меня охает. Машка? Рука Ланы тянет волосы так сильно, что впору завыть сквозь наклеенный скотч. Я уже не сдерживаю слез, и они катятся непрерывным потоком по щекам. Пригожин нетерпеливо требует:
- Маш, ну это уже честное слово не смешно... Черт!
Он уходит, доведя Ланку до истерики и оставляя нас умирать. Та уже, взвизгивая и сопя, мечется позади дивана, становясь все более и более одержимой. Почему, почему он не догадался, что мы со Светой в опасности?! Она нас на ленточки порежет и это так страшно, что меня все сильнее и сильнее бьет дрожь.
Ланкины взвизги перемежаются с ударами тяжелой катаны по спинке дивана, Светлана притискивается поближе ко мне, и связанными руками пытается погладить по голове, успокаивая. С каждым ударом она приникает все сильнее, словно прикрывая. Родная Светочка, как же я ей благодарен за все, даже за это самоотверженное прощание.
За диваном все громче слышится плач, вой и топтание. Надеяться на помилование от этой безумной уже не приходится. Слава богу, предпринять что-то катастрофичное Милана не успевает — начинает звонить городской телефон, стоящий на полке в мебельной стенке. Так с катаной наперевес, сумасшедшая и идет к нему, видимо собираясь изрубить на кусочки. Но нет, она хватает трубку в руки и замирает, глядя на высветившийся номер. Машкиным голосом срабатывает автоответчик:
- Привет. Извините, но в это время суток весь народ в поле. Если что-то важное, скажите об этом после звукового сигнала. А если очень важное, звоните на мобильный.
Дурацкие слова… Какое поле среди ночи… Слушая весь этот пустячный бред, Лана возвращается обратно, прячась за диван. Слышится писк сигнала и снова голос, теперь Сергея:
- Алло, Маш. Привет, это Сергей.
Замерев, слушаю такой родной голос - теперь уж точно в последний раз.
- Я забегал к тебе, но видимо не застал. Ты знаешь, на самом деле, я хотел, ну, с тобой серьезно поговорить. Жаль, не судьба….
У Катерины вдруг из горла вырываются довольные писклявые всхлипы.
- Ромочка… Это Рома!
Похоже, у нее совсем крыша поехала и ей мерещатся голоса. Дорохина гладит щеку, а я плачу, понимая, что именно с этой последней мыслью о Сергее я и умру через несколько минут.
- Я хочу, что бы ты была счастливой и я все для этого сделаю. Еще раз извини меня, пожалуйста.
Счастье – это мои мама, это беззаботная жизнь Романа Сереброва, это просто жизнь… и неужели и наши встречи, и робкие поцелуи с Сергеем тоже? И признание в любви прозвучавшее под дверью? Счастье, которое оборвется одним ударом катаны по шее. Сергей замолкает:
- Пока. Все. Прости.
Я трясу головой, звучит писк автоответчика, и над ухом раздается безумный вопль:
- Ты слышала тварь!
Я не тварь. Трясу и трясу головой, протестуя. Скопившиеся женские слезы, находят новую дорогу и скатываются с запрокинутого лица к вискам. Ланка толкает меня обеими руками и снова победно вопит:
- Слышала, а?
Не знаю, какая картинка сложилась в ее воспаленном мозгу, но кажется, меня назначили главным врагом ее семейного счастья с Романом Серебровым и жить мне остается минуты… Какая злая ирония судьбы. Сердце разрывается от боли в душе, но заклеенный рот не дает разрыдаться в голос и все мои всхлипы тонут в стянутых скотчем губах. Чувствую, как Дорохина елозит связанными руками, по волосам, по лбу, стараясь хоть чуточку поддержать меня. Неожиданно из прихожей раздается треск вышибаемой двери, Милана оглядывается на прихожую и вскрикивает:
- А!
Оттуда слышится голос Сергея:
- Есть кто дома?
Он вернулся! Голос перемещается ближе:
- Чи,чи.чи...Тихо... Кто вы? Что такое?
Ланка в своем фантазийном бреду делает шаг к Пригожину, взмахивая катаной:
- Рома!
Надо Серегу предупредить про катану! Изо всех сил тяну вверх голову, скосив глаза и пытаясь оценить, что происходит. Сердце бешено колотится, наполняясь надеждой на спасение - Сергей здесь, он все увидит и поймет, он нам поможет!
- Все, все, тихо...Что вы хотите? Что вы здесь делаете?
- А я, так....
- Так?
- Случайно. Ты извини меня.
- Я понял... Зачем вам вот эта штучка, а?
Извернувшись, могу видеть отступающую вдоль дивана Милану с ножом в руке и ступающего вслед за ней с протянутыми руками Сергея. Сумасшедшая кидает взгляд на оружие в руке и бессвязно оправдывается:
- Э-э-э... Это так, ерунда.
Пригожин осторожно просит:
- Можно, я заберу эту ерунду? Ну, пожалуйста, отдай мне.
С безумным смехом та отступает в угол, исчезая из поля зрения, но Сергей удерживает ее руку и вырывает нож:
- Давай! Все, тихо, все, все, все….
Та бросается в объятия мужчины и, рыдая, приникает к нему.
- Ромочка!
- Все, все, все. Успокойся, я рядом, все.
Пользуясь моментом, кручусь, словно ерш на сковородке, пытаясь высвободиться. Страх до конца, не отпускает меня, но вмиг вылезают наружу все неудобности моего положения: сразу сильно болит голова, губы, стянутые руки и ноги, жутко знобит голое тело под халатом и хочется в туалет. Краем уха слышатся рыдания за диваном и успокаивающий голос Сергея:
- Тише, успокойся, все.
Ланка буквально захлебывается:
- Ромочка, Ромочка... Родно-о-о-ой мой.
- Все, все... Тихо.
- А...Что ты делаешь?
Снова вся изворачиваюсь, стараясь разглядеть, что происходит. Оказывается, Пригожин ухватил Ланку сзади со спины, прижимая ее руки к телу, и просит дворничиху, которая тоже у нас в прихожей:
- Пожалуйста, скорую вызовете!
Милана начинает биться, пытаясь вырваться, и визжать:
- Пусти меня.
- Все, тихо я тебе говорю.
- Пусти!
Он опять кричит в коридор:
- Вызывайте, вызывайте!
- Пусти меня!
Тем временем, Светке удается частично распутать мои руки, и она помогает мне сесть. Тут же срываю с губ клейкую ленту и пытаюсь отдышаться, хватая воздух ртом. Картина с Пригожиным и Ланой так ужасна и трагична, а мой испуг от кошмарного вечера настолько осязаем и плотен, заставляя трястись крупной дрожью, что я закрываю рот ладонью, боясь именно сейчас разрыдаться и этим отвлечь, помешать Сереже.
- Успокойся! Все, все, тихо.
Дорохина тянет остатки веревки к себе, и я беззвучно плача, судорожно стряхиваю их с рук. Быстрее освободить ноги и можно будет защищаться самому…. Хотя, какой из меня сейчас боец, одни сопли.
Когда мы со Светланой полностью освобождаем другу друга, с лестницы раздается шум и на пороге распахнутой двери возникают два дюжих парня в белых халатах. Они с полувзгляда оценивают ситуацию, сразу перехватывая руки Миланы, так что Сергею особо не приходиться даже объясняться с ними.
- Что?
Боюсь не выдержать и разреветься - чувствую, как в глазах уже закипают слезы.
- Ты понимаешь, я… Ты мне тоже нравишься…
Вижу, как Сергей радостно меняется в лице и замирает, а потому тороплюсь закончить:
-… Но как друг, понимаешь?
- Гкхм… Как друг, да, понимаю… Хотя бы, так.
Я чувствую себя ужасно несчастной, и когда он делает шаг к двери зову:
- Сереж, подожди, ну!
Он снова тормозит, и не глядя на меня, бормочет:
- Да чего ждать, Маш, все понятно! Чего ждать...
Он уходит, а у меня внутри скребут кошки, и хочется плакать. Мне его так жалко. Но Ромка… Дать надежду Сергею, это же будет предательство? Или нет?
***
На улице темнеет, а общественный транспорт уже накрывает час пик, так что скоро будет совсем не протолкнуться. Подумав, еду домой, пока еще можно сесть в автобус. От остановки до подъезда пешком метров триста и я, сунув руки в карманы, преодолеваю их не спеша и растягивая прогулку. Есть время поразмышлять о себе, о Пригожине, о Ромке с его бывшей - дни идут, а вестей из милиции по нашему со Светкой заявлению, как не было, так и нет.
У подъезда меня вдруг пробирает холодок, неприятное беспокойное ощущение, будто взгляд в спину, тяжелый и злобный как штык. Остановившись возле входной двери, резко оборачиваюсь, подозревая за спиной присутствие посторонней личности – слава богу, нет никого, улица пустынна. Кошмар… С этой сумасшедшей дурой, Миланой, сама скоро станешь параноиком с манией преследования. Постояв несколько секунд, тяну на себя тяжелую дверь в подъезд и захожу внутрь.
***
Дорохина уже дома, преспокойно читает книжку в гостиной, за чашкой чая, и за ужин еще не принималась. Отправляюсь в спальню переодеваться:
- Пойду-ка я приму душ, занырну по-быстрому.
Накинув халат, сначала устраиваюсь перед зеркалом в ванной смыть макияж. До меня доносятся глухие звуки — звонок в дверь, голоса, но мое внимание слишком увлечено процессом, чтобы отвлекаться — на хозяйстве есть Дорохина, и она разберется. Но уже через пару минут возникают вопросы, и я кричу сквозь двери:
- Свет, ты полотенца чистые не приносила?
То, что Дорохина одним вытиралась вижу – вот оно на перекладине висит, а для себя ничего не нахожу - кроме халата все крючки пустые. В ответ молчание и я продолжаю поиски, пока не обнаруживаю свернутое полотенце на стиральной машине, под грудой высохшего белья. Натянув шапочку на пучок, лезу под струи воды. Пятнадцати минут, чтобы поплескаться, вылезти, накинуть красный банный халат на тело и довершить вечерний уход над кожей оказывается достаточным. Оставив дверь в ванную открытой, чтобы выпустить лишний жар, протираю кремом руки и прислушиваюсь к тишине в квартире. Странно… Уйти на ночь глядя Светка не могла, тогда что? Затаилась и дрыхнет под шапкой? Ворчу:
- Дорохина, ты там умерла, что ли?
Подняв глаза, вдруг вижу в зеркале Ромкину бывшую, застывшую в дверном проеме. Это совершенно непонятно и неожиданно. Господи, зачем Светка ее впустила вообще?! И где она сама? Медленно оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу - у той безумные глаза, а в опущенной вниз руке огромный кухонный нож. Все как в замедленном кино – потеряв голос, я пытаюсь шевелить губами, а Милана приближается и от нее исходит такая угроза, что, кажется, говорить с ней о чем то и успокаивать бесполезно. Она взмахивает ножом с воплем:
- Тварь.
Хорошо, что Ромкины уроки самообороны срабатывают, и я успеваю поставить блок, развернув корпус так, что женщина весь свой импульс проносит мимо, падая на край ванны, а нож отлетает в сторону. Она только и успевает, что издать какие-то нечленораздельные вскрики и, схватившись за лицо, потерять сознание. Я в шоке! Меня хотели убить! Зарезать, как свинью, в собственной ванной!
- Ничего себе.
Топчусь рядом, не зная вызывать ли скорую для этой сумасшедшей, милицию или бежать в гостиную спасать Дорохину. Выброс адреналина заставляет бурлить кровь и я, склонившись над поверженной соперницей, растерянно выкрикиваю, взмахивая руками:
- Ты что, вообще конченная, что ли?
В ответ тишина и я сама пугаюсь – может она уже и не живая? Коленки подгибаются, и я чуть приседаю, наклоняясь ниже:
- Э... Эй!
Присев, поднимаю нож с пола. Тишина в квартире страшит, и я испуганно говорю своему отражению:
- Я что, ее убила, что ли?
Еще страшнее за Дорохину. Кричу громче:
- Свет!
Засунув нож в корзину с грязным бельем, бегу отсюда, торопливо проскакивая спальню:
- Свет.
Дорохина обнаруживается привязанной веревками к несущей колонне возле полок, с заклеенным скотчем ртом. Криминальная шизофреничка видимо обшарила все ящики в квартире и чулан, пока я мылась — там полно всяких хозяйственных штучек и мелочей, и моток веревки тоже. Несмотря на Светланин мученический вид у меня отлегает от сердца, и я спешу к подруге:
- О господи, Свет. Что она с тобой сделала!
Первым делом срываю скотч с губ, и Дорохина меня успокаивает:
- Да ничего, ой..., а где она?
Даже не знаю, жива ли эта дура. Растерянно кошу глаз в сторону ванной:
- А… Она там... Я ее, по-моему, того.
- Чего того?
Меня саму все трясет, и я несколько раз мелко киваю, признаваясь:
- Грохнула.
- Да? Ну, туда ей и дорога. Развяжи меня.
- Да, сейчас.
Это то, что мне сейчас не хватает – четкая команда и Светкина моральная поддержка. Охотно нагибаюсь к ее ногам, пытаясь распутать узлы. Но их так много, что парой минут не обойдешься, проще разрезать ножом, но мысли о режущих инструментах пугают и вызывают холодок на спине.
- Черт!
- Что такое?
- Узлов поназавязала…
- Возьми ножницы, там в ящике.
- Нет, сейчас, сейчас, вроде пошел.
И действительно начал поддаваться, я чувствую. Неожиданно Дорохина орет над ухом:
- Машка, сзади!
Не успеваю ни выпрямиться, ни оглянуться – что-то взрывается прямо в затылке и чернота.
Ромаша
Невнятные, словно кисель, мысли, медленно пробиваются изнутри, сменяя тьму на серость вокруг. Опасность! Опасность возвращает сознание. Кажется, я лежу… Где? Почему? Что со мной? Тело затекло, не слушается, руками и ногами не пошевелить. Наконец, понимаю, что связан, а рот заклеен. Лежу, скрючившись, в неудобной позе, с завязанными спереди руками и перетянутыми поверх халата, ногами. Зябко и страшно – похоже, под халатом даже белья нет, только голое тело.
Сверху слышится резкий Ланкин голос:
- Ну, что девочки, удобно, а?
Рядом слышится мычание Дорохиной:
- М-м-м.
- А? Чего ты там говоришь?
- М-м-м.
- Чего говоришь?
Открывать глаза не хочется – там, вне меня, вот где кошмарный сон и фильм ужасов.
- М-м-м.
Голос сумасшедшей удаляется:
- А... Это еще ничего! Это ты трое суток в смирительной рубашке не лежала. С кляпом во рту, а? Представляешь, кляп вынут, лекарства зальют и опять заткнут, а? Как вам такой расклад красавицы, м-м-м?
Осторожно приоткрываю глаза, пытаясь сориентироваться. Голова болит ужасно и гудит, плохо соображая. Чуть приподнимаю голову стараясь разглядеть Светлану. Она здесь, рядом, совсем близко, тоже связанная и с заклеенным ртом. Именно Светке Милана и читает свои издевательские нравоучения:
- Чего такое?
- М-м-м.
У них даже начинается диалог:
- М-м-м... М-м-м...
- М-м-м.
- М-м-м..., м-м-м..., м-м-м. Давай, погромче, давай!
- М-м-м.
- М-м-м... М-м-м.
Неожиданно развлечение прерывается звонком в дверь, и психопатка замирает притихнув. Дорохина еще раз вякает:
- М-м-м.
Но на нее прикрикивают:
- Тихо! Тихо.
Приподнимаю голову и тут же чувствую жесткую руку, вцепившуюся мне в волосы и заставляющую сесть, запрокидывая голову назад.
- Тихо. Хоть слово и я тебе башку снесу, ты поняла меня?
Холодное лезвие японской катаны, висевшей до сих пор на стене, как украшение, касается горла. Господи, какой дурак придумал ее туда вешать!? Из-за входной двери глухо доносится знакомый голос и сердце екает:
- Маш, пожалуйста, открой дверь! Это Сергей.
Безвольно поникнув на руках убийцы, я молчу, а в глазах копятся слезы – как все глупо и страшно. Все же дергаюсь, что-то мыча, не надеясь быть услышанным. Жесткая рука больно тянет за волосы.
- Тс-с, убью!
Все равно ведь убьет. Может быть, я слышу Сережкин голос в последний раз, и это вызывает новые слезы.
- Машуль, ну, пожалуйста, открой дверь, я же слышу что ты дома. Маш, ну я очень тебя прошу, не обижайся на меня, пожалуйста. Если ты хочешь, чтобы я извинился, я с удовольствием это сделаю: прости меня, я был неправ, я признаю.
Интересно за что?
- Мария, ну, пожалуйста, ну, открой дверь. Маш, ну что я здесь стою как пионер?!
Он уже стучит в дверь кулаком:
- Маша. Мария я хочу тебе сказать, что я люблю тебя. Я очень люблю тебя, прости меня, пожалуйста.
Кто-то внутри меня охает. Машка? Рука Ланы тянет волосы так сильно, что впору завыть сквозь наклеенный скотч. Я уже не сдерживаю слез, и они катятся непрерывным потоком по щекам. Пригожин нетерпеливо требует:
- Маш, ну это уже честное слово не смешно... Черт!
Он уходит, доведя Ланку до истерики и оставляя нас умирать. Та уже, взвизгивая и сопя, мечется позади дивана, становясь все более и более одержимой. Почему, почему он не догадался, что мы со Светой в опасности?! Она нас на ленточки порежет и это так страшно, что меня все сильнее и сильнее бьет дрожь.
Ланкины взвизги перемежаются с ударами тяжелой катаны по спинке дивана, Светлана притискивается поближе ко мне, и связанными руками пытается погладить по голове, успокаивая. С каждым ударом она приникает все сильнее, словно прикрывая. Родная Светочка, как же я ей благодарен за все, даже за это самоотверженное прощание.
За диваном все громче слышится плач, вой и топтание. Надеяться на помилование от этой безумной уже не приходится. Слава богу, предпринять что-то катастрофичное Милана не успевает — начинает звонить городской телефон, стоящий на полке в мебельной стенке. Так с катаной наперевес, сумасшедшая и идет к нему, видимо собираясь изрубить на кусочки. Но нет, она хватает трубку в руки и замирает, глядя на высветившийся номер. Машкиным голосом срабатывает автоответчик:
- Привет. Извините, но в это время суток весь народ в поле. Если что-то важное, скажите об этом после звукового сигнала. А если очень важное, звоните на мобильный.
Дурацкие слова… Какое поле среди ночи… Слушая весь этот пустячный бред, Лана возвращается обратно, прячась за диван. Слышится писк сигнала и снова голос, теперь Сергея:
- Алло, Маш. Привет, это Сергей.
Замерев, слушаю такой родной голос - теперь уж точно в последний раз.
- Я забегал к тебе, но видимо не застал. Ты знаешь, на самом деле, я хотел, ну, с тобой серьезно поговорить. Жаль, не судьба….
У Катерины вдруг из горла вырываются довольные писклявые всхлипы.
- Ромочка… Это Рома!
Похоже, у нее совсем крыша поехала и ей мерещатся голоса. Дорохина гладит щеку, а я плачу, понимая, что именно с этой последней мыслью о Сергее я и умру через несколько минут.
- Я хочу, что бы ты была счастливой и я все для этого сделаю. Еще раз извини меня, пожалуйста.
Счастье – это мои мама, это беззаботная жизнь Романа Сереброва, это просто жизнь… и неужели и наши встречи, и робкие поцелуи с Сергеем тоже? И признание в любви прозвучавшее под дверью? Счастье, которое оборвется одним ударом катаны по шее. Сергей замолкает:
- Пока. Все. Прости.
Я трясу головой, звучит писк автоответчика, и над ухом раздается безумный вопль:
- Ты слышала тварь!
Я не тварь. Трясу и трясу головой, протестуя. Скопившиеся женские слезы, находят новую дорогу и скатываются с запрокинутого лица к вискам. Ланка толкает меня обеими руками и снова победно вопит:
- Слышала, а?
Не знаю, какая картинка сложилась в ее воспаленном мозгу, но кажется, меня назначили главным врагом ее семейного счастья с Романом Серебровым и жить мне остается минуты… Какая злая ирония судьбы. Сердце разрывается от боли в душе, но заклеенный рот не дает разрыдаться в голос и все мои всхлипы тонут в стянутых скотчем губах. Чувствую, как Дорохина елозит связанными руками, по волосам, по лбу, стараясь хоть чуточку поддержать меня. Неожиданно из прихожей раздается треск вышибаемой двери, Милана оглядывается на прихожую и вскрикивает:
- А!
Оттуда слышится голос Сергея:
- Есть кто дома?
Он вернулся! Голос перемещается ближе:
- Чи,чи.чи...Тихо... Кто вы? Что такое?
Ланка в своем фантазийном бреду делает шаг к Пригожину, взмахивая катаной:
- Рома!
Надо Серегу предупредить про катану! Изо всех сил тяну вверх голову, скосив глаза и пытаясь оценить, что происходит. Сердце бешено колотится, наполняясь надеждой на спасение - Сергей здесь, он все увидит и поймет, он нам поможет!
- Все, все, тихо...Что вы хотите? Что вы здесь делаете?
- А я, так....
- Так?
- Случайно. Ты извини меня.
- Я понял... Зачем вам вот эта штучка, а?
Извернувшись, могу видеть отступающую вдоль дивана Милану с ножом в руке и ступающего вслед за ней с протянутыми руками Сергея. Сумасшедшая кидает взгляд на оружие в руке и бессвязно оправдывается:
- Э-э-э... Это так, ерунда.
Пригожин осторожно просит:
- Можно, я заберу эту ерунду? Ну, пожалуйста, отдай мне.
С безумным смехом та отступает в угол, исчезая из поля зрения, но Сергей удерживает ее руку и вырывает нож:
- Давай! Все, тихо, все, все, все….
Та бросается в объятия мужчины и, рыдая, приникает к нему.
- Ромочка!
- Все, все, все. Успокойся, я рядом, все.
Пользуясь моментом, кручусь, словно ерш на сковородке, пытаясь высвободиться. Страх до конца, не отпускает меня, но вмиг вылезают наружу все неудобности моего положения: сразу сильно болит голова, губы, стянутые руки и ноги, жутко знобит голое тело под халатом и хочется в туалет. Краем уха слышатся рыдания за диваном и успокаивающий голос Сергея:
- Тише, успокойся, все.
Ланка буквально захлебывается:
- Ромочка, Ромочка... Родно-о-о-ой мой.
- Все, все... Тихо.
- А...Что ты делаешь?
Снова вся изворачиваюсь, стараясь разглядеть, что происходит. Оказывается, Пригожин ухватил Ланку сзади со спины, прижимая ее руки к телу, и просит дворничиху, которая тоже у нас в прихожей:
- Пожалуйста, скорую вызовете!
Милана начинает биться, пытаясь вырваться, и визжать:
- Пусти меня.
- Все, тихо я тебе говорю.
- Пусти!
Он опять кричит в коридор:
- Вызывайте, вызывайте!
- Пусти меня!
Тем временем, Светке удается частично распутать мои руки, и она помогает мне сесть. Тут же срываю с губ клейкую ленту и пытаюсь отдышаться, хватая воздух ртом. Картина с Пригожиным и Ланой так ужасна и трагична, а мой испуг от кошмарного вечера настолько осязаем и плотен, заставляя трястись крупной дрожью, что я закрываю рот ладонью, боясь именно сейчас разрыдаться и этим отвлечь, помешать Сереже.
- Успокойся! Все, все, тихо.
Дорохина тянет остатки веревки к себе, и я беззвучно плача, судорожно стряхиваю их с рук. Быстрее освободить ноги и можно будет защищаться самому…. Хотя, какой из меня сейчас боец, одни сопли.
Когда мы со Светланой полностью освобождаем другу друга, с лестницы раздается шум и на пороге распахнутой двери возникают два дюжих парня в белых халатах. Они с полувзгляда оценивают ситуацию, сразу перехватывая руки Миланы, так что Сергею особо не приходиться даже объясняться с ними.
