У бортика Музыкального фонтана всегда толпятся парочки. Обещают друг другу всякие глупости, типа любви до гроба, и Салбатор раздражённо протискивался вперёд, внезапно оттеснённый молодёжью в третий ряд.
Острый глаз его сразу заметил, когда Болдер схватил нежить за руку, знал бы, стервец, кого хватает, и наклонился к воде в фонтане, увлекая девицу за собой.
— Разойтись! — рявкнул Салбатор так громко, что перекричал музыку фонтана, и толпа расступилась, отпрянула, как волна с берега Проклятого озера.
— А ну, отстань от неё!
Пришлось схватить нежить за другую руку и потянуть на себя. Внезапно Болдер распрямился и отпустил руку спутницы, что та со всего размаху врезалась ему в грудь, обдав могильной прохладой и запахом трав, мокрых от росы.
Салбатор даже не сразу сообразил, что не так. Следил лишь за рукой Болдера, в которой тот держал какой-то металлический предмет размером с орех и похожий на шестерёнку в механических паровых машинах.
— Тихо, как тихо, — плакала нежить настоящими женскими слезами, как плачут молодые вдовицы по дорогому, ещё не забытому покойнику.
И Салбатор понял причину столь яркой грусти: фонтан замолчал. Оборвал музыку на полувздохе, словно подбитая птица, напоровшаяся грудью на остриё стрелы. Такой стон уже не повторится.
Фонтан замолчал надолго. Или навсегда.
Глава 4
Миджина
От всего произошедшего у Миджины разболелась голова. Зашумело в ушах, бешено заколотилось неживое сердце, а боль в висках стала такой невыносимой, словно кто-то давил на них громадными пальцами, и вот сейчас кости треснут, а из глаз польётся кровь.
Салбатор что-то говорил, но Миджина не разбирала ни слова. Смотрела на его губы, ловила встревоженный взгляд некроманта, но была не в силах даже шевельнуться. Мир вокруг превратился в ярмарочную карусель, где всё яркое, громкое, но ненастоящее, а малёванные красочные лошадки всего лишь деревянные статуи.
Салбатор де Торес ругнулся, это она поняла по злому выражению его лица и судороге, скривившей рот. А ещё он сплюнул на землю и, схватив её за рукав, потащил к выходу. Миджина по-прежнему чувствовала себя куклой на верёвочках, но в душе была рада, что де Торес уводит её отсюда.
Прочь от онемевшего фонтана, вокруг которого началась паника. Люди куда-то бежали, суетились, и в то же время оставались в парке, желая разобраться с причинами поломки Музыкального фонтана. Миджина помнила, ведь она жила здесь, что городу было предсказано: замолчит фонтан — захиреет это место.
Салбатор ускорил шаг, и Миджина обернулась. Ей очень хотелось посмотреть, куда делся Петер Болдер. Ещё минуту назад он держал её за руку, а потом куда-то пропал. Растворился в толпе, будто флейтист, сотни лет назад забравший детей целого города.
Странно устроена память: Миджина вспоминала сказки, которыми её потчевали в детстве, и прочие неважные мелочи, но никак не могла воссоздать в голове лица родных.
Она даже не тосковала по ним более: прошлое отпустило её, но отпустит ли будущее?
Вскоре они с де Торесом нырнули в узкую улочку, однако некромант не остановился и не сбавил шагу, а продолжал тащить её дальше, одному ему ведомыми закоулками, и волшебным образом спустя некоторое время они вышли точно к дому старого Тадеуша.
Лишь проводив её в комнату, де Торес запер дверь, проверив, нет ли за ней посторонних, и обернулся. Миджина с мстительной радостью заметила, как напряжена его спина и руки.
— Узнала этого человека?
— Нет, — голос вернулся, слава Создателю!
— Думаю, это твой убийца, — внезапно предположил некромант, и Миджина опешила, словно он предложил немедленно закопать её обратно.
Прислушалась к себе: шум в ушах пропал, голова прояснилась, и снова появилось чувство, что Салбатор недоговаривает. Сознательно ли или нет, но явно утаивает детали, подсовывая другие, не относящиеся к делу. Откуда это чувство пришло, было неясно да и неважно.
Память услужливо нарисовала белую маску убийцы. Такие носили на праздниках в честь окончания зимы.
На Мэрцишор люди одевают их и приговаривают: «Возьми у меня всё чёрное и принеси белое», а потом отпускают голубей в небо.
— У него была маска, как на кукле Мэрци, — сказала она осторожно, потому как не была уверена, что память верна. Может, в неживой голове посмешалось всё, чему её учили при жизни?
— Так маска была красно-белой?
— Нет, чисто-белой, глаза его были красными, — выдохнула Миджина. Слова нашлись сами собой, они хотели, чтобы их произнесли.
Значит, всё правда. Истина вырвется наружу, как не удерживай её за зубами.
— Выходит, это Болдер, — с чего-то вдруг решил некромант. — Если верно, завтра в городе его не найдут.
— Почему он? Совсем непохож на убийцу.
Миджина встала и подошла к де Торесу. Ей хотелось дотронуться до его лица, чтобы снова увидеть в глазах-болотах ужас. Как ни странно это её успокаивало. Пусть боится, значит, есть в ней какая-то сила. А коли так, можно рассчитывать на его помощь.
— Непохож на кого? На красноглазого демона в белой маске? Так мы его ещё в ней и не видели.
— Нет, он страдает. По-настоящему. Я чувствую.
Де Торес посмотрел как-то зло, словно она сморозила невероятную глупость, приличествующую разве детям, и отошёл подальше, к окну.
Снаружи всё ещё было светло, но город гудел, как растревоженный улей. Голоса, мужские, женские, даже визги детей, сливались в единый шум, напоминающий дальнюю грозу.
Оживление на улицах, хлопанье створками окон навевали тревогу. Словно кто-то большой наскоро покидал город и небрежно собирал пожитки, выворачивая карманы и вытряхивая содержимое ящиков, ведь возвращаться не планировал.
— Удача уходит из Цинсидироса, — тихо произнесла Миджина, и де Торес, до этого высматривавший кого-то на улице, снова странно посмотрел на неё.
— А ведьму не почуяла? — спросил он спокойным тоном, но Миджина расслышала напряжение в голосе. Ответ на этот вопрос был гораздо важнее для некроманта, чем всё, о чём он спрашивал ранее.
— Нет, — тут же ответила она и выдержала тяжёлый взгляд некроманта.
Заметила, как у него дёрнулась рука, словно хотела сжать невидимый кол. Такие, как он, привыкли решать вопрос силой. Вырывать правду щипцами, ставить отметины лжи калёным железом и добивать бесполезного свидетеля одним ударом.
И почему-то в этот раз он не мог обратиться к привычным методам.
— Тогда на рассвете мы уезжаем, — рявкнул де Торес и вышел, толкнув дверь.
Миджина не стала его останавливать и напоминать об обещании, данном после того разговора, когда де Торес заставил её признать в себе нежить. Ей нравилось видеть, как он превозмогает себя и сдерживается, чтобы не морщиться от отвращения.
И всё же это было обидно.
Миджина посмотрела на себя в зеркальце, которое в знак примирения принёс ей де Торес. Взамен того, расколотого.
И увидела только рыжеволосую красавицу с алыми губами. Слишком яркую картинку показывало серебряное стекло. Почему-то Миджина и ему не верила. Раньше она была какой-то другой.
Похожей и совсем не такой. А ещё Миджина запомнила себя другую. Настоящую. Монстра в обличье человека.
А вдруг правда, что Чёрная ведьма может вернуть ей жизнь? Или хотя бы спрятать истинную сущность ото всех. Прежде всего от неё самой?
С этой мыслью Миджина провалилась в сон. Чёрный, липкий, как дёготь. И такой же дурнопахнущий.
А когда проснулась, над ней стоял де Торес со свечой в руке. И смотрел, Миджина была уверена, что он смотрел на неё долго, решая, не совершает ли ошибку, таская нежить за собой.
И от этого сделалось зябко и захотелось снова провалиться в липкое забытьё, только бы не видеть этот холодный взгляд бывалого палача.
Так смотрят на змею, задушившую выводок цыплят. На лису, своровавшую куриц и тем самым обрёкшую вдову с маленькими детьми на голодную смерть.
— Вставай! Пока ты тут спала, ночью убили ещё одну девицу.
— Где?
— Недалеко от замка Корвитов. Мы должны быть там как можно скорее.
Салбатор
— Осторожнее, друг! Замок Корвитов не то место, в округе которого можно прогуливаться безнаказанно, — сказал старый Тадеуш на прощание и шмыгнул толстым красным носом.
Салбатор кивнул и хотел попрощаться как следует, но раздумал. Они оба были одиночками и не терпели пошлых сантиментов. Каждая встреча может оказаться последней, но всё же это недостаточный повод для объятий и бабьих слёз.
— И это, ты поосторожнее с ней. Я всегда знал, что для некроманта ты слишком мягок, — прокряхтел в спину Тадеуш.
Салбатор не оглянулся и не подал вида, что услышал.
— Верхом ехать сможешь? — спросил он нежить, когда отошёл, и та глаза округлила, но кивнула.
Хотела, видимо, спросить, почему бы не арендовать коляску или повозку, но Салбатор её опередил. Он всегда опережал своих «подопечных», поэтому всё ещё был жив и силён.
— До замка три часа пути. Мы с тобой паломники, а не аристократы на прогулке. Да и сюда возвращаться не станем. Нет здесь тех, кого ищем.
— А там они будут? — шёпотом спросила она и, не дожидаясь помощи, вскочила в седло гнедой кобылы.
Салбатор поручил Тадеушу купить смирных коней и заплатил достаточно, вот только тот прилично сэкономил и взял низкорослых. Порода выносливая, но больно медлительная.
Придётся пришпоривать.
— Посмотрим, — буркнул он и тоже вскочил в седло, привязав до этого к нему свои небогатые пожитки.
У любого уважающего себя некроманта есть берлога. Там он хранит раритетные книги, оружие, трофеи, там же Салбатор оставил и записную книгу, в которую аккуратно вносил имена всех им упокоенных.
А имени этой так и не запомнил, память сопротивлялась, но ничего, внесёт в своё время.
И забудет о спелых вишнёвых губах и тёмных влажных глазах. Даже лицо Катаржины стало забываться, и как он ни старался, вместо глаз и улыбки невесты видел в памяти лишь туман.
Ещё помнил, как она двигалась, плавно, словно заморская пава, какими белыми и тонкими были её щиколотки, когда, смеясь и дурачась, она при нём пыталась искупаться в озере.
Память затягивала его словно тот омут. Салбатор этого и боялся: что однажды забудет о настоящем и станет, как юродивые вдоль дорог, замечать лишь то, чего нет.
К счастью, нежить молчала и, тихо сопя, ехала позади на целый круп. Разговаривать с неупокоенными Салбатор не любил: зазеваешься, — и начнёт казаться, что они такие же, как он. Как те зеваки, встречаемые ими по пути.
Город остался позади, и дышать стало легче. Нежить права: он обречён. Салбатор дал себе слово больше никогда сюда не возвращаться. Довольно с него и кладбищ, чтобы ещё бродить по тихим улицам с неощутимым для других запахом тлена и разложения.
Салбатор оглянулся, когда миновали половину пути. Нежить держалась в седле, словно родилась в нём.
— Ездила раньше, смотрю?
— Бывало. Я любила лошадей, отец купил мне одну. Белоснежную кобылу Вилку. Не знаю, где она сейчас. Продали, наверное.
И в глазах заблестели слёзы. Она вытерла их надушенным платком, который всегда держала в кармане и в упор посмотрела на него. Салбатор поёжился, но придержал коня, чтобы поравняться.
— Вспомнила что-то ещё? — спросил он с налётом равнодушия, а сам затаился. Вспомнила, видно же. И убийцу тоже.
— Он был невысоким. В тёмном плаще. Я тогда из гостей возвращалась. Со слугами, понятное дело. Так он возник из ниоткуда, отделился от стены, спросить что-то хотел. Вроде бы заплутал, пришёптывал ещё, как змея, а потом… Раз и полоснул чем-то по горлу. Стало так тепло, а потом резко холодно. И всё.
— Горло перерезал.
Она сразу поднесла руку к шее, словно хотела проверить, нет ли следа. Не было. Нежить возрождается крепкой, сильной, способной на многое. Убить голыми руками, например.
— Что так смотришь? Думал, сопли тебе вытирать буду да по ручке гладить? Езжай быстрее, до полудня успеть надо.
Она поджала губы, сверкнула глазами-вишнями и пришпорила сонную кобылу. Та встрепенулась да поскакала так, словно по пятам бежала стая волков.
Салбатор вздохнул и попытался приободрить своего мерина, но тот шагу если и прибавил, то галопом его бег можно было назвать с натяжкой. Прогулочной рысью побежал.
Пришлось пришпоривать и ругаться так, что вороны с веток поднимались в воздух и оглашали округу тревожным карканьем.
Салбатор нагнал нежить уже у широкой дороги, ведущей прямо к замку Корвитов. Паломников туда едет немало.
Рядом с замком бьёт горячий источник, по слухам, дарящий искупавшемуся в нём годы жизни. Правда, к молодости это не имеет отношения, но для иных даже видимость существования лучше страха неминуемого конца.
— Здесь сам Граф- Кровесмеситель семь лет провёл, — шептались те, кто шли в замок. Вход недешёвый, да больно народ любопытен.
— Говорят, в подземелье сидел.
— Куда там! Знамо дело, девственниц ему приводили, он их, ирод, и портил!
Нежить присмирела и держалась ближе к нему. Вот и славно!
Дорога хоть и широкая, а и разного люда, кто пеший, кто в повозках, но большинство верхом, полным-полно. Все идут в одном направлении, да не каждый к замку стремится. Есть тут позагадочнее место, туда они и направляются, только нежити пока об этом знать не следует.
Испугается, потом умолять начнёт, а то и сбежит, набравшись смелости. Да перед Чёрной церковью Салбатор и сам испытывал ощущение, будто стоишь на краю ямы, а внизу копошится Мгла. Живая и голодная. Куда его нежити до такой мощи?!
Салбатор слушал разговоры вокруг, не забывая украдкой присматривать за девицей. Святые шавки! Он уже назвал её так, словно она была человеком!
— Я что-то видела! — прошептала нежить, схватившись за его запястье и уставившись, куда-то в сторону.
Неужели псы Инквизиции? Нет, они хорошо замаскированы, сразу не отличишь от бродяг или крестьян.
— Тише ты! Привлекаешь внимание! — рявкнул он так, чтобы нежить отцепилась. Теперь её смрад будет на нём весь день!
И посмотрел в ту сторону, куда она указывала.
Сердце забилось так, как давно не трепыхалось. Лет десять, наверное. Близость цели ударило в голову горячительной волной.
— Что стоишь, давай за мной, — бросил Салбатор через плечо и спешился, чтобы вернее достичь цели. Пеший пройдёт там, где нет дороги конному.
Взял коня под уздцы и принялся протискиваться сквозь людскую реку на другой край дороги.
Глава 5
Миджина
— Не зевай! Упустим его! — кричал ей Салбатор.
Миджина продиралась сквозь людской поток, грозя отстать от спутника, и не раз слышала в свою сторону похабные предложения о сопровождении или о том, чтобы за медную монету развлечь паломников.
Раньше бы она испугалась и ринулась прочь, подальше от незнакомцев, но сейчас в Миджине проснулось ледяное спокойствие и ощущение, что все люди вокруг не смогут причинить ей вреда. Ничего подобного доселе она не испытывала.
Раньше она не была такой холодной.
Память подводила, но вот некоторые вещи забыть не получалось.
С каждым днём новой жизни Миджина чувствовала, что дверь в прошлое приоткрывается, и боялась этого гораздо больше, чем грядущего.
Кто знает, какие тайны найдёт она за дверью?! И захочет ли после этого жить так, как сейчас?
— Домин Болдер, мы уже и не чаяли увидеть вас снова! — Салбатор возник перед растерявшимся молодым человеком, шедшим налегке с котомкой за плечами и постоянно затравленно озиравшимся по сторонам.
