— Может, назовём его… Счастливчик?— предложила Вера.
— Хорошее имя, — согласился Никита. — Хотя он уже родился счастливым, потому что ты его спасла.
Афонина хотела что-то сказать, но не смогла найти слов.
— Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, — добавил он. — Я просто хочу, чтобы ты знала: ты имеешь право выбрать другое, даже если оно страшное или непредсказуемое. Главное, чтобы оно было твоим.
Вера кивнула. Где-то внутри начало просыпаться что-то знакомое. То самое чувство, которое она загнала глубоко внутрь, чтобы соответствовать требованиям матери, угодить Дмитрию и не выглядеть слабой.
Они сели на скамейку. Котёнок устроился между ними, свернувшись клубочком.
— А почему ты вообще тут оказался? — спросила Вера.
— Бабушка послала за хлебом, а я решил прогуляться, — ответил Никита. — Иногда мне нужно выйти из дома, чтобы не сойти с ума.
— От чего?
— От всего, — улыбнулся он. — От мыслей, от одиночества, от желания сделать что-то важное, но не знать, что именно.
— Я тебя понимаю, — кивнула Вера.
— Знаю, — кивнул в ответ Никита. — Поэтому ты мне и интересна.
— Я тебе интересна? — удивилась она.
— Очень, — он посмотрел ей в глаза. — Ты живёшь как в другой реальности. Такая… законченная. Как картина, которую нельзя испортить лишним мазком. Но я знаю, что под этим слоем краски — что-то настоящее. И мне хочется это увидеть.
— А если я не позволю?
— Тогда я просто буду наблюдать, — не стал настаивать Никита. — Издалека. До тех пор, пока ты не решишь, что готова показать.
Вера хотела сказать, что он ошибается, что она не такая; что она не боится, а просто не может. Но слова не находились.
— Я должна идти, — сказала она, вставая.
— Конечно, — тоже вставая, ответил он. — Ты же невеста, у тебя график.
— Это не смешно.
— Прости, — Никита опустил голову. — Не хотел задеть.
— Я знаю.
Она протянула ему котёнка. Он взял его осторожно, как хрупкую вещь.
— Будь счастлива, Вера, — сказал он. — Неважно, каким путём ты пойдёшь, просто будь счастлива.
Она кивнула. Хотела поблагодарить и сказать что-то важное, но вместо этого просто ушла.
Домой она шла медленно. Мысли вихрем кружились в голове. Она вспоминала, как держала котёнка, как Никита на неё смотрел; как он сказал, что она имеет право выбрать другое.
«А если я действительно хочу выбрать другое?»
В квартире её ждало сообщение от Дмитрия: «Сегодня вечером ужин с родителями. Подготовься, оденься строго. Они хотят обсудить детали свадьбы».
Она посмотрела на телефон, затем на своё отражение в зеркале. В глазах — пустота.
Она вошла в ванную, намочила лицо водой, посмотрела на себя и впервые за долгое время спросила:
— Кто ты?
Ответа не было.
Вечером за ужином у родителей Дмитрия Вера сидела за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью. Перед ней — серебряные приборы, хрустальные бокалы и блюда с изысканными закусками. Все говорили о планах, бюджете, списке гостей. Обсуждали, где будет первый танец, как оформить банкетный зал, кто будет сидеть рядом с родителями.
— Мне нравится ваше решение о классическом стиле, — пригубливая вино, сказала мать Дмитрия. — Это говорит о вашем вкусе и утончённости.
— Да, — почти автоматически ответила Вера. — Это логично.
— Логично — это хорошо, — согласился отец Дмитрия. — Особенно в браке.
Все кивнули. Все улыбались, все казались довольными.
Но внутри Веры уже росло что-то новое — не уверенность, не сомнение, а протест: «Это всё? Это вся моя жизнь?»
Дмитрий сидел рядом, невозмутимый, как всегда. Ел сдержанно, говорил сдержанно, даже дышал, кажется, сдержанно.
После застолья она сказала родителям, что вернётся домой одна, хочет прогуляться. Галина Петровна посмотрела на дочь с подозрением, но ничего не ответила.
Ночь была тихой и холодной, фонари освещали дорогу мягким светом. Вера думала о том, как много всего произошло за последние дни; о Софии, о Лиде, о матери, о Дмитрии, о Никите. И о котёнке, которого она спасла. «Может, он станет символом чего-то?»
Одно было ясно: что бы ни случилось дальше, она больше не сможет жить, как прежде. Она уже не та Вера Афонина, которая собралась замуж из логики. Она становилась кем-то другим — кем-то, кто готов был сделать свой и только свой выбор.
Парк «Лесная симфония» проснулся рано, как будто знал, что сегодня здесь произойдёт что-то важное. Лёгкий утренний туман ещё держался в тени деревьев, но солнце уже пробивалось сквозь листву, оставляя на дорожках причудливые узоры. Воздух был свеж и немного прохладен, наполненный ароматом мокрой травы и цветущих кустов. Над аллеями порхали птицы, переговариваясь короткими щебечущими фразами. Парк жил своей спокойной размеренной жизнью.
Вера пришла сюда без чёткого плана. Просто вышла из дома, надев джинсы, свободный свитер бежевого цвета и куртку потеплее. На голове — платок, кончики волос выбились из него, растрёпанно колыхались на ветру. Она чувствовала себя странно: не тревожной, но и не спокойной, словно чего-то ожидала. Чего-то, чего не могла назвать.
Она шла по знакомой аллее, где несколько дней назад спасла котёнка. Место было тем же, но теперь ей казалось, что всё вокруг чуть ярче и живее. Может быть, потому что она начала видеть мир другими глазами?
Вскоре она услышала знакомый голос, немного хрипловатый и полный энтузиазма.
— Ну давай, малыш! Я знаю, ты справишься!
Она обернулась. Под тем же самым деревом стоял Никита. Он снова пытался помочь животному — на этот раз кошачьему другу, который забрался повыше, чем в прошлый раз. Котёнок мяукал, дергал лапкой за ветку, не понимая, как слезть обратно.
Как и раньше, Никита был одет в простую футболку с абстрактным рисунком, потёртые джинсы и кожаную куртку, которая стала для Веры символом его непредсказуемости. Его волосы были взъерошены, лицо сосредоточено, движения энергичны, но немного беспорядочны.
— Опять ты? — подходя ближе спросила Вера.
Заметив её, Никита обернулся. Его лицо осветилось улыбкой.
— Привет! Ага, опять, — ответил он. — На этот раз он упрямее, не хочет слезать.
— Может, стоит просто подождать, пока сам решится? — предложила Вера.
— Может быть, — согласился он, — но тогда я не смогу сказать, что сегодня помог кому-то. А мне нужно начать день с доброго дела.
Вера усмехнулась. Она хотела что-то ответить, но котёнок вдруг потерял равновесие и взвизгнул.
— Ой! — протягивая руки вверх, воскликнул Никита. — Давай, давай! Только не упади!
Животное замяукало громче, будто пыталось что-то объяснить.
— У тебя есть сумка? — внезапно спросила Вера.
— Что?
— Сумка, — повторила она. — Твоя куртка. Если мы положим её под дерево, может, котёнок прыгнет прямо туда.
— Это... интересная идея, — признал Никита. — Почему бы и нет?
Он снял куртку и расстелил на траве под веткой. Вера достала свою большую кожаную сумку и аккуратно положила рядом.
— Теперь давай уговаривай его, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул Никита и повернулся к котёнку: — Смотри, там безопасно. Мы тебя поймаем, обещаю.
Котёнок посмотрел вниз и осторожно спустился на нижнюю ветку. Постоял немного, потом прыгнул.
Сумка мягко приняла его. Котёнок завертелся внутри, мяукая, будто не ожидал такого мягкого приземления.
— Ура! — подхватывая сумку, воскликнул Никита. — Мы спасли его!
Вера рассмеялась. Этот смех вырвался сам собой, легко и свободно, как будто давно ждал момента вырваться наружу.
— Выглядишь как герой, который только что вернулся с важной миссии, — провозгласила она.
— Так и есть, — бережно доставая котёнка, заявил Никита. — Это мой второй спасённый котёнок за неделю. Я официально становлюсь специалистом по животным в беде.
— Тогда тебе нужен новый геройский костюм! — всё ещё улыбаясь, добавила Вера.
— А что не так с этим? — спросил он, показывая на свои джинсы и футболку.
— Они слишком… земные.
— Да, я не могу позволить себе костюм от Армани, — засмеялся Никита. — Хотя если бы мог, то, наверное, надел бы его в пятницу вечером, чтобы смотреть Netflix и есть пиццу.
Вера покачала головой, но продолжала улыбаться. Она чувствовала, как внутри начинает просыпаться легкость — та самая, которую она давно потеряла.
Они сели на скамейку, котёнок устроился на коленях у Никиты.
— Как ты вообще здесь оказываешься каждое утро? — спросила Вера.
— Бабушка говорит, что парк — это место, где можно найти ответы, — произнёс он, гладя животное. — Я не всегда их нахожу, но хотя бы задаюсь правильными вопросами.
— Какими вопросами?
— Например: «Что действительно важно?», «Почему люди делают то, что делают?», «Как стать лучше, не теряя себя?». Наверное, глупые вопросы?
— Нет, — ответила Афонина. — Они просто… необычные.
— А ты никогда не задаёшь их себе? — поинтересовался Никита.
— Иногда, — кивнула Вера. — Но чаще стараюсь не задавать, потому что ответы могут быть неприятными.
— А если они будут приятными? — заулыбался он.
— Тогда я боюсь, что не смогу их принять, — серьёзно ответила Вера.
Наступило молчание. Не неловкое, не напряжённое, просто пауза между словами, которые ещё не сказаны.
— Я художник, — вдруг так же серьёзно сказал Никита.
— Да? — удивилась Вера. — Интересно.
— Я небогат, нестабилен, непредсказуем. Но я умею видеть красоту даже в самых обычных вещах. И иногда мне кажется, что именно это делает жизнь ценной.
Впервые за долгое время Вера видела человека, который не играл роли, не притворялся, а просто был собой.
— Ты часто так говоришь? — спросила она.
— Только когда чувствую, что человек готов меня услышать.
— А если я не готова?
— Тогда я просто буду рядом. До тех пор, пока ты не решишь, что готова.
Скамейка была старой, деревянной, с местами облупившейся краской. На соседней скамейке сидела пара. На асфальтовой дорожке на велосипедах катались. В воздухе из кафе неподалёку плыл запах выпечки.
Вера почувствовала, как холодный ветер коснулся её лица. Она поправила платок, закрыв уши.
— А ты часто приходишь сюда? — спросила она.
— Почти каждый день, — ответил Никита. — Это моё маленькое убежище. Здесь я могу просто быть, словно выпадаю из жизни.
— Мне тоже хотелось бы иметь такое место, — вздохнула Вера.
— У тебя оно есть, — тихо произнёс он. — Просто ты ещё не нашла его.
— А если я не знаю, как искать? — повернула она голову в его сторону.
— Тогда начни с того, что перестанешь прятаться от себя.
Эти слова превратились в невидимую нить, связывающую их взгляды.
— Почему ты такой добрый ко мне? — спросила Афонина.
— Потому что вижу в тебе того, кто боится сделать первый шаг, — глядя на катающихся детей, ответил Никита. — Хочу, чтобы ты знала: ты имеешь право выбрать другое.
Сердце Веры сжалось, но не от боли, а от понимания.
— А если я сделаю выбор… и ошибусь?
Никита молчал.
Котёнок начал мяукать громче, будто требовал внимания.
— Похоже, он хочет домой, — сказала Вера.
Они пошли вместе, не спеша. Никита сунул котёнка за пазуху, Афонина шла рядом, не говоря много. Но это молчание не было тяжёлым.
— Ты ведь собираешься выйти замуж, правда? — спросил он через некоторое время.
— Да, — ответила она. — Через три дня.
— И ты хочешь этого?
— Не знаю, — призналась Вера.
Они шли дальше, котёнок за пазухой Никиты пригрелся и помалкивал. Наверное, задремал.
— Я должна идти, — сказала она.
— Конечно, — ответил он.
Вера кивнула и быстрым шагом направилась к выходу из парка.
Казалось, улицы города были намеренно запутаны в лабиринт, чтобы отвлечь тех, кто не искал чего-то особенного. Никита уверенно мчался на старом, но ухоженном мотоцикле, и Вера, крепко держась за его талию, чувствовала, как ветер щекочет лицо, проникая даже сквозь плотную ткань плаща. Она сидела на заднем сиденье, прижавшись к его спине, и впервые за долгое время ей было не страшно.
Они остановились у невзрачного здания в районе, где ещё сохранились старые советские постройки, обросшие граффити и амбарами. Здесь воздух пах чем-то незнакомым — масляными красками, строительной пеной и... свободой. Никита заглушил двигатель, снял шлем и улыбнулся, протягивая Веру руку:
— Ну что, готова?
Она не ответила, а лишь, осторожно вздохнув, шагнула к нему.
Студия Никиты находилась на втором этаже. Ведущая наверх лестница скрипела под ногами так, будто вот-вот решит их предать. В коридоре горели не все лампочки, и Вера машинально прижала сумочку к груди, словно это могло защитить её от враждебного мира.
— Не бойся, — заметив её напряжение, успокоил Никита. — Это здание старше меня, но живёт до сих пор.
Дверь в студию оказалась без замка, просто прикрытая массивным деревянным засовом, украшенным резьбой в виде цветов и птиц. За ней открывалось пространство, которое трудно было назвать мастерской — скорее, художественный хаос, воплощённый в реальность.
Просторное помещение, разделённое на зоны: одна — для живописи, другая — для создания объёмных объектов, а третья — для отдыха. Стены были покрыты слоями граффити, набросков, распечатанных фотографий и вырезок из журналов. На полу валялись банки с краской, кисти, свёрнутые в трубки холсты, какие-то необычные инструменты, похожие то ли на столярные, то ли на хирургические. Повсюду — разноцветные пятна и следы работы. Казалось, здесь постоянно рождается что-то новое.
Посреди комнаты стоял большой стол, заваленный не только бумагами, но и остатками еды: чашки с засохшим кофе, пустые упаковки от пиццы и фруктовые корки. В углу — старый диван, покрытый клетчатым пледом, рядом — музыкальная установка.
— Прости за беспорядок, — сказал Никита, сдвигая в сторону несколько книг, чтобы освободить место на диване. — Я тут немного переборщил с проектом.
Вера, оглядываясь, медленно вошла внутрь. Её взгляд задержался на огромном полотне у окна. Там был город, но совсем не такой, какой она знала: он светился, дышал, жил своей жизнью. Цвета были яркими, почти безумными, но вместе с тем гармоничными, как будто сама жизнь решила проявиться на холсте.
— Это ты написал? — подходя ближе, спросила она.
— Да, — усмехнулся он. — Месяца два назад. Мне тогда снилась Москва, но не та, которую мы видим каждый день. А та, которая существует в мечтах людей, которые не боятся быть собой.
Вера молча смотрела на картину.
— А ты часто так… смотришь на мир? — спросила она, всё ещё не отводя глаз от картины.
— Только если не забываю, как это делать, — ответил Никита. — Иди сюда, хочу тебе кое-что показать.
Он провёл её к другой стене, где на длинной веревке висели листы бумаги. Каждый — эскиз, набросок или идея. Люди, животные, абстрактные формы, лица.
— Это мои мысли, — сказал Никита. — То, что не успеваю воплотить в жизнь. Иногда я просто рисую, чтобы не забыть, что я человек, а не автомат, который должен соответствовать чьему-то представлению о «нормальной» жизни.
Афонина принялась рассматривать развешанные эскизы, а Никита отправился на кухню, отделённую высокой стойкой.
— Кофе? Чай? — крикнул он оттуда.
— Чай, пожалуйста, — ответила Вера.
Он быстро сварил им чай — в старых кружках с трещинами и надписями, которые явно имели историю. Поставил перед ней чашку и сел напротив, рассматривая её с добродушной усмешкой:
— Ну что, как тебе мой «творческий хаос»?
Вера вздохнула, беря в руки кружку. Тепло приятно грело ладони.
— Хорошее имя, — согласился Никита. — Хотя он уже родился счастливым, потому что ты его спасла.
Афонина хотела что-то сказать, но не смогла найти слов.
— Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, — добавил он. — Я просто хочу, чтобы ты знала: ты имеешь право выбрать другое, даже если оно страшное или непредсказуемое. Главное, чтобы оно было твоим.
Вера кивнула. Где-то внутри начало просыпаться что-то знакомое. То самое чувство, которое она загнала глубоко внутрь, чтобы соответствовать требованиям матери, угодить Дмитрию и не выглядеть слабой.
Они сели на скамейку. Котёнок устроился между ними, свернувшись клубочком.
— А почему ты вообще тут оказался? — спросила Вера.
— Бабушка послала за хлебом, а я решил прогуляться, — ответил Никита. — Иногда мне нужно выйти из дома, чтобы не сойти с ума.
— От чего?
— От всего, — улыбнулся он. — От мыслей, от одиночества, от желания сделать что-то важное, но не знать, что именно.
— Я тебя понимаю, — кивнула Вера.
— Знаю, — кивнул в ответ Никита. — Поэтому ты мне и интересна.
— Я тебе интересна? — удивилась она.
— Очень, — он посмотрел ей в глаза. — Ты живёшь как в другой реальности. Такая… законченная. Как картина, которую нельзя испортить лишним мазком. Но я знаю, что под этим слоем краски — что-то настоящее. И мне хочется это увидеть.
— А если я не позволю?
— Тогда я просто буду наблюдать, — не стал настаивать Никита. — Издалека. До тех пор, пока ты не решишь, что готова показать.
Вера хотела сказать, что он ошибается, что она не такая; что она не боится, а просто не может. Но слова не находились.
— Я должна идти, — сказала она, вставая.
— Конечно, — тоже вставая, ответил он. — Ты же невеста, у тебя график.
— Это не смешно.
— Прости, — Никита опустил голову. — Не хотел задеть.
— Я знаю.
Она протянула ему котёнка. Он взял его осторожно, как хрупкую вещь.
— Будь счастлива, Вера, — сказал он. — Неважно, каким путём ты пойдёшь, просто будь счастлива.
Она кивнула. Хотела поблагодарить и сказать что-то важное, но вместо этого просто ушла.
Домой она шла медленно. Мысли вихрем кружились в голове. Она вспоминала, как держала котёнка, как Никита на неё смотрел; как он сказал, что она имеет право выбрать другое.
«А если я действительно хочу выбрать другое?»
В квартире её ждало сообщение от Дмитрия: «Сегодня вечером ужин с родителями. Подготовься, оденься строго. Они хотят обсудить детали свадьбы».
Она посмотрела на телефон, затем на своё отражение в зеркале. В глазах — пустота.
Она вошла в ванную, намочила лицо водой, посмотрела на себя и впервые за долгое время спросила:
— Кто ты?
Ответа не было.
Вечером за ужином у родителей Дмитрия Вера сидела за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью. Перед ней — серебряные приборы, хрустальные бокалы и блюда с изысканными закусками. Все говорили о планах, бюджете, списке гостей. Обсуждали, где будет первый танец, как оформить банкетный зал, кто будет сидеть рядом с родителями.
— Мне нравится ваше решение о классическом стиле, — пригубливая вино, сказала мать Дмитрия. — Это говорит о вашем вкусе и утончённости.
— Да, — почти автоматически ответила Вера. — Это логично.
— Логично — это хорошо, — согласился отец Дмитрия. — Особенно в браке.
Все кивнули. Все улыбались, все казались довольными.
Но внутри Веры уже росло что-то новое — не уверенность, не сомнение, а протест: «Это всё? Это вся моя жизнь?»
Дмитрий сидел рядом, невозмутимый, как всегда. Ел сдержанно, говорил сдержанно, даже дышал, кажется, сдержанно.
После застолья она сказала родителям, что вернётся домой одна, хочет прогуляться. Галина Петровна посмотрела на дочь с подозрением, но ничего не ответила.
Ночь была тихой и холодной, фонари освещали дорогу мягким светом. Вера думала о том, как много всего произошло за последние дни; о Софии, о Лиде, о матери, о Дмитрии, о Никите. И о котёнке, которого она спасла. «Может, он станет символом чего-то?»
Одно было ясно: что бы ни случилось дальше, она больше не сможет жить, как прежде. Она уже не та Вера Афонина, которая собралась замуж из логики. Она становилась кем-то другим — кем-то, кто готов был сделать свой и только свой выбор.
ГЛАВА 7
Парк «Лесная симфония» проснулся рано, как будто знал, что сегодня здесь произойдёт что-то важное. Лёгкий утренний туман ещё держался в тени деревьев, но солнце уже пробивалось сквозь листву, оставляя на дорожках причудливые узоры. Воздух был свеж и немного прохладен, наполненный ароматом мокрой травы и цветущих кустов. Над аллеями порхали птицы, переговариваясь короткими щебечущими фразами. Парк жил своей спокойной размеренной жизнью.
Вера пришла сюда без чёткого плана. Просто вышла из дома, надев джинсы, свободный свитер бежевого цвета и куртку потеплее. На голове — платок, кончики волос выбились из него, растрёпанно колыхались на ветру. Она чувствовала себя странно: не тревожной, но и не спокойной, словно чего-то ожидала. Чего-то, чего не могла назвать.
Она шла по знакомой аллее, где несколько дней назад спасла котёнка. Место было тем же, но теперь ей казалось, что всё вокруг чуть ярче и живее. Может быть, потому что она начала видеть мир другими глазами?
Вскоре она услышала знакомый голос, немного хрипловатый и полный энтузиазма.
— Ну давай, малыш! Я знаю, ты справишься!
Она обернулась. Под тем же самым деревом стоял Никита. Он снова пытался помочь животному — на этот раз кошачьему другу, который забрался повыше, чем в прошлый раз. Котёнок мяукал, дергал лапкой за ветку, не понимая, как слезть обратно.
Как и раньше, Никита был одет в простую футболку с абстрактным рисунком, потёртые джинсы и кожаную куртку, которая стала для Веры символом его непредсказуемости. Его волосы были взъерошены, лицо сосредоточено, движения энергичны, но немного беспорядочны.
— Опять ты? — подходя ближе спросила Вера.
Заметив её, Никита обернулся. Его лицо осветилось улыбкой.
— Привет! Ага, опять, — ответил он. — На этот раз он упрямее, не хочет слезать.
— Может, стоит просто подождать, пока сам решится? — предложила Вера.
— Может быть, — согласился он, — но тогда я не смогу сказать, что сегодня помог кому-то. А мне нужно начать день с доброго дела.
Вера усмехнулась. Она хотела что-то ответить, но котёнок вдруг потерял равновесие и взвизгнул.
— Ой! — протягивая руки вверх, воскликнул Никита. — Давай, давай! Только не упади!
Животное замяукало громче, будто пыталось что-то объяснить.
— У тебя есть сумка? — внезапно спросила Вера.
— Что?
— Сумка, — повторила она. — Твоя куртка. Если мы положим её под дерево, может, котёнок прыгнет прямо туда.
— Это... интересная идея, — признал Никита. — Почему бы и нет?
Он снял куртку и расстелил на траве под веткой. Вера достала свою большую кожаную сумку и аккуратно положила рядом.
— Теперь давай уговаривай его, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул Никита и повернулся к котёнку: — Смотри, там безопасно. Мы тебя поймаем, обещаю.
Котёнок посмотрел вниз и осторожно спустился на нижнюю ветку. Постоял немного, потом прыгнул.
Сумка мягко приняла его. Котёнок завертелся внутри, мяукая, будто не ожидал такого мягкого приземления.
— Ура! — подхватывая сумку, воскликнул Никита. — Мы спасли его!
Вера рассмеялась. Этот смех вырвался сам собой, легко и свободно, как будто давно ждал момента вырваться наружу.
— Выглядишь как герой, который только что вернулся с важной миссии, — провозгласила она.
— Так и есть, — бережно доставая котёнка, заявил Никита. — Это мой второй спасённый котёнок за неделю. Я официально становлюсь специалистом по животным в беде.
— Тогда тебе нужен новый геройский костюм! — всё ещё улыбаясь, добавила Вера.
— А что не так с этим? — спросил он, показывая на свои джинсы и футболку.
— Они слишком… земные.
— Да, я не могу позволить себе костюм от Армани, — засмеялся Никита. — Хотя если бы мог, то, наверное, надел бы его в пятницу вечером, чтобы смотреть Netflix и есть пиццу.
Вера покачала головой, но продолжала улыбаться. Она чувствовала, как внутри начинает просыпаться легкость — та самая, которую она давно потеряла.
Они сели на скамейку, котёнок устроился на коленях у Никиты.
— Как ты вообще здесь оказываешься каждое утро? — спросила Вера.
— Бабушка говорит, что парк — это место, где можно найти ответы, — произнёс он, гладя животное. — Я не всегда их нахожу, но хотя бы задаюсь правильными вопросами.
— Какими вопросами?
— Например: «Что действительно важно?», «Почему люди делают то, что делают?», «Как стать лучше, не теряя себя?». Наверное, глупые вопросы?
— Нет, — ответила Афонина. — Они просто… необычные.
— А ты никогда не задаёшь их себе? — поинтересовался Никита.
— Иногда, — кивнула Вера. — Но чаще стараюсь не задавать, потому что ответы могут быть неприятными.
— А если они будут приятными? — заулыбался он.
— Тогда я боюсь, что не смогу их принять, — серьёзно ответила Вера.
Наступило молчание. Не неловкое, не напряжённое, просто пауза между словами, которые ещё не сказаны.
— Я художник, — вдруг так же серьёзно сказал Никита.
— Да? — удивилась Вера. — Интересно.
— Я небогат, нестабилен, непредсказуем. Но я умею видеть красоту даже в самых обычных вещах. И иногда мне кажется, что именно это делает жизнь ценной.
Впервые за долгое время Вера видела человека, который не играл роли, не притворялся, а просто был собой.
— Ты часто так говоришь? — спросила она.
— Только когда чувствую, что человек готов меня услышать.
— А если я не готова?
— Тогда я просто буду рядом. До тех пор, пока ты не решишь, что готова.
Скамейка была старой, деревянной, с местами облупившейся краской. На соседней скамейке сидела пара. На асфальтовой дорожке на велосипедах катались. В воздухе из кафе неподалёку плыл запах выпечки.
Вера почувствовала, как холодный ветер коснулся её лица. Она поправила платок, закрыв уши.
— А ты часто приходишь сюда? — спросила она.
— Почти каждый день, — ответил Никита. — Это моё маленькое убежище. Здесь я могу просто быть, словно выпадаю из жизни.
— Мне тоже хотелось бы иметь такое место, — вздохнула Вера.
— У тебя оно есть, — тихо произнёс он. — Просто ты ещё не нашла его.
— А если я не знаю, как искать? — повернула она голову в его сторону.
— Тогда начни с того, что перестанешь прятаться от себя.
Эти слова превратились в невидимую нить, связывающую их взгляды.
— Почему ты такой добрый ко мне? — спросила Афонина.
— Потому что вижу в тебе того, кто боится сделать первый шаг, — глядя на катающихся детей, ответил Никита. — Хочу, чтобы ты знала: ты имеешь право выбрать другое.
Сердце Веры сжалось, но не от боли, а от понимания.
— А если я сделаю выбор… и ошибусь?
Никита молчал.
Котёнок начал мяукать громче, будто требовал внимания.
— Похоже, он хочет домой, — сказала Вера.
Они пошли вместе, не спеша. Никита сунул котёнка за пазуху, Афонина шла рядом, не говоря много. Но это молчание не было тяжёлым.
— Ты ведь собираешься выйти замуж, правда? — спросил он через некоторое время.
— Да, — ответила она. — Через три дня.
— И ты хочешь этого?
— Не знаю, — призналась Вера.
Они шли дальше, котёнок за пазухой Никиты пригрелся и помалкивал. Наверное, задремал.
— Я должна идти, — сказала она.
— Конечно, — ответил он.
Вера кивнула и быстрым шагом направилась к выходу из парка.
ГЛАВА 8
Казалось, улицы города были намеренно запутаны в лабиринт, чтобы отвлечь тех, кто не искал чего-то особенного. Никита уверенно мчался на старом, но ухоженном мотоцикле, и Вера, крепко держась за его талию, чувствовала, как ветер щекочет лицо, проникая даже сквозь плотную ткань плаща. Она сидела на заднем сиденье, прижавшись к его спине, и впервые за долгое время ей было не страшно.
Они остановились у невзрачного здания в районе, где ещё сохранились старые советские постройки, обросшие граффити и амбарами. Здесь воздух пах чем-то незнакомым — масляными красками, строительной пеной и... свободой. Никита заглушил двигатель, снял шлем и улыбнулся, протягивая Веру руку:
— Ну что, готова?
Она не ответила, а лишь, осторожно вздохнув, шагнула к нему.
Студия Никиты находилась на втором этаже. Ведущая наверх лестница скрипела под ногами так, будто вот-вот решит их предать. В коридоре горели не все лампочки, и Вера машинально прижала сумочку к груди, словно это могло защитить её от враждебного мира.
— Не бойся, — заметив её напряжение, успокоил Никита. — Это здание старше меня, но живёт до сих пор.
Дверь в студию оказалась без замка, просто прикрытая массивным деревянным засовом, украшенным резьбой в виде цветов и птиц. За ней открывалось пространство, которое трудно было назвать мастерской — скорее, художественный хаос, воплощённый в реальность.
Просторное помещение, разделённое на зоны: одна — для живописи, другая — для создания объёмных объектов, а третья — для отдыха. Стены были покрыты слоями граффити, набросков, распечатанных фотографий и вырезок из журналов. На полу валялись банки с краской, кисти, свёрнутые в трубки холсты, какие-то необычные инструменты, похожие то ли на столярные, то ли на хирургические. Повсюду — разноцветные пятна и следы работы. Казалось, здесь постоянно рождается что-то новое.
Посреди комнаты стоял большой стол, заваленный не только бумагами, но и остатками еды: чашки с засохшим кофе, пустые упаковки от пиццы и фруктовые корки. В углу — старый диван, покрытый клетчатым пледом, рядом — музыкальная установка.
— Прости за беспорядок, — сказал Никита, сдвигая в сторону несколько книг, чтобы освободить место на диване. — Я тут немного переборщил с проектом.
Вера, оглядываясь, медленно вошла внутрь. Её взгляд задержался на огромном полотне у окна. Там был город, но совсем не такой, какой она знала: он светился, дышал, жил своей жизнью. Цвета были яркими, почти безумными, но вместе с тем гармоничными, как будто сама жизнь решила проявиться на холсте.
— Это ты написал? — подходя ближе, спросила она.
— Да, — усмехнулся он. — Месяца два назад. Мне тогда снилась Москва, но не та, которую мы видим каждый день. А та, которая существует в мечтах людей, которые не боятся быть собой.
Вера молча смотрела на картину.
— А ты часто так… смотришь на мир? — спросила она, всё ещё не отводя глаз от картины.
— Только если не забываю, как это делать, — ответил Никита. — Иди сюда, хочу тебе кое-что показать.
Он провёл её к другой стене, где на длинной веревке висели листы бумаги. Каждый — эскиз, набросок или идея. Люди, животные, абстрактные формы, лица.
— Это мои мысли, — сказал Никита. — То, что не успеваю воплотить в жизнь. Иногда я просто рисую, чтобы не забыть, что я человек, а не автомат, который должен соответствовать чьему-то представлению о «нормальной» жизни.
Афонина принялась рассматривать развешанные эскизы, а Никита отправился на кухню, отделённую высокой стойкой.
— Кофе? Чай? — крикнул он оттуда.
— Чай, пожалуйста, — ответила Вера.
Он быстро сварил им чай — в старых кружках с трещинами и надписями, которые явно имели историю. Поставил перед ней чашку и сел напротив, рассматривая её с добродушной усмешкой:
— Ну что, как тебе мой «творческий хаос»?
Вера вздохнула, беря в руки кружку. Тепло приятно грело ладони.
