ГЛАВА 1
Миша Попов ненавидел опоздания. Особенно свои. Он считал, что каждый сбой в графике — это личное оскорбление для вселенной, а вселенная, как известно, не терпит халтуры. Сегодня, однако, вселенная не просто оскорбилась — она, судя по всему, решила устроить ему полный демонтаж.
Попов проснулся ровно в 6:47 утра. Это было на три минуты позже, чем запланировано, и уже стало катастрофой. Его будильник, калиброванный до миллисекунд, как будто издевался: он не просто не сработал — он улыбался. Да, улыбался. Потому что на экране смартфона стояла улыбающаяся рожица и надпись: «Доброе утро, Миша! Сегодня ты опоздаешь на 100% веселее!» Это была новая функция — «позитивный старт дня». Миша ненавидел позитив, особенно когда он лез без приглашения и с улыбкой идиота.
— Ёлки-палки! — Попов вскочил, ударившись коленом о тумбочку, где лежала его любимая книга «Оптимизация логистических потоков в условиях нестабильного спроса», и начал собираться по графику: 6:47 — подъём, 6:49 — умывание, 6:51 — завтрак (гречка, кефир, яблоко, нарезанное кубиками 1x1 см), 6:53 — проверка наличия билета на автобус, 6:54 — обувание, 6:55 — выход. Но уже на 6:52 он обнаружил, что яблоко превратилось в кашу, потому что на него случайно вылился кефир. Это был знак. Или, как сказал бы его начальник, «недостаток синхронизации процессов».
Теперь, с пробелом в «незапланированный сон», весь график трещал по швам как старый мост под тяжёлым грузовиком. Миша не стал анализировать возможное развитие ситуации. Он натянул рубашку наизнанку, не заметив этого, схватил рюкзак с «аварийным набором» — термос с чаем, скотч, запасные носки, инструкция по выживанию в дикой природе (вдруг автобус сломается?), схватил билет, бросил в мусорное ведро кефирно-яблочную катастрофу, надел пиджак, который был отутюжен ещё вчера вечером (потому что утюг — это не только бытовой прибор, но и символ контроля), и выбежал из квартиры, не попив кофе. На улице его ждал таксист.
Это было первой ошибкой.
Вторая ошибка — что он, менеджер по логистике, специалист по оптимизации маршрутов доставки мороженого, не проверил погоду. Третья — что он не учёл, что в мире существуют таксисты-философы.
Таксист был не просто водителем. Он был философом. С бородой как у Льва Толстого, если бы Лев Толстой жил в пригороде и ездил на «Ладе Калине» с подогревом сидений и чехлами в стиле «розовый барокко».
— К автовокзалу, — захлопывая дверь, сказал Миша. — На море еду, в отпуск!
— А зачем? — не заводя двигатель, спросил таксист.
— Что «зачем»? — не понял Попов.
— Зачем вам море?
— Потому что хочу купаться, — ответил Миша, как будто объяснял ребёнку, зачем дырка в крышке от банки.
— Моря там нет, — сказал таксист, глядя в зеркало.
— Как нет? — опешил логист.
— Исчезло. В прошлом году. Ушло. Как чувства после свадьбы.
— Вы издеваетесь? — начал заводиться логист.
— Я констатирую, — устало вздохнул водитель. — Море ушло, остались только пляж и аквапарк. А ещё там есть пингвины, но они тоже ненастоящие.
— Вы шутите? — спросил Попов.
— Я серьёзно, — подтвердил водила. — Я был там в прошлом году. Поехал на пляж, а там только лужи, чайки и один мужик с удочкой, который ловил что-то, что, по его словам, «раньше было рыбой».
— Это же прибрежный город!
— Прибрежный, — согласился таксист. — Прибрежный к болоту.
Миша сжал кулаки. Он ненавидел, когда логистика давала сбой, особенно из-за чужого упрямства. Попов хотел возразить таксисту, но понял, что спорить с водителем — всё равно что спорить с прогнозом погоды: бесполезно и обидно.
Молчание пассажира таксист воспринял как благословение на начало пути, вздохнул, как будто принял вызов судьбы, и рванул с места так, что Мишу прижало к сиденью. В зеркале он увидел, что из кармана таксиста торчит бутылка с жидкостью, помеченная как «настойка от депрессии и пробок».
— Это коньяк? — поинтересовался Миша.
— Это философия, — ответил таксист. — Без неё ни одна поездка не имеет смысла.
По дороге таксист рассказывал о теории хаоса, применяя её к пробкам, и утверждал, что каждый светофор — это иносказание о выборе в жизни. Миша молчал. Он считал светофоры инструментами управления потоком, а не философскими дилеммами. Когда они доехали до автовокзала, Попов бросил деньги на сиденье и выскочил. Часы показывали 7:38. Автобус отправлялся в 7:40.
Автовокзал встретил Мишу хаосом: толпа, крики, запах жареных пирожков и визг колёс. Он пробивался сквозь людей, сверяясь с часами. Попов бежал, как будто за ним гналась команда аудиторов. Его галстук хлопал как флаг капитуляции. Перед ним стоял последний автобус с надписью «Море — 2 часа» и рисунком пальмы, которая выглядела, будто её нарисовал первоклассник под диктовку слепого.
— Семь тридцать девять...
Автобус до Курортного стоял на перроне уже с работающим двигателем. Водитель, угрюмый мужчина в кепке, курил рядом, равнодушно наблюдая, как кондукторша закрывает багажное отделение.
— Эй, подождите!, стойте! — Попов рванул вперёд, чуть не сбив бабушку с клетчатым чемоданом, внутри которого, судя по звуку, что-то мяукало.
— Ты опоздал, — сказала кондукторша.
— Нет! — закричал Миша. — Всего на минуту!
— Минута — это вечность, — серьёзно проговорила она.
— Я заплатил за билет! — размахивал проездным документом логист.
Кондукторша посмотрела на него как на назойливую муху, которая успела сесть на её бутерброд.
— Билеты не спасают от хронологической неизбежности, — философски произнесла кондукторша. — Но ты мне симпатичен, заходи.
Попов тяжело дышал, чувствуя, как в груди колотится сердце, будто он только что выиграл марафон или проиграл в покер. Миша впрыгнул внутрь. Логист огляделся. Салон был пуст. Или почти пуст.
На переднем сиденье сидела бабуля. Но не просто бабуля, а бабуля уровня «бабушка, которая знает, где растут грибы, и не боится рассказывать об этом всем подряд».
Она попивала что-то из термоса. На коленях у неё стояла корзинка, из которой меланхолично смотрела кошка — пушистая громадина с жёлтыми глазами, размером с собаку. Кошка уставилась на Мишу как на личного врага. Увидев Попова, она тут же зашипела как вскипевший чайник и медленно моргнула.
— Это Госпожа Мяу, — заметив взгляд нового пассажира, сказала бабушка. — Не трогайте её, она консерватор.
— Я и не трогаю, — пожал плечами Миша. — А почему Госпожа Мяу?
— Потому что она не просит молока, — без улыбки ответила бабуля. — Она требует.
— А-а, — протянул Попов, но не решился спросить что-то ещё.
— Потому что, однажды она моргнула, и свет погас, — продолжила бабушка с абсолютно серьёзным лицом. — Это не шутка. Это был день, когда у нас отключили электричество. Совпадение? Я думаю, нет.
Попов посмотрел на кошку. Та моргнула ещё раз.
— А я Анна Петровна, — осклабилась бабка и шмыгнула носом. — Она погладила животину, которая равнодушно взирала на мир. — Внук боится эту Госпожу трогать.
— Почему? — удивился Миша.
— Как только он пытается её погладить, получает в ответ холодный взгляд и лёгкое шипение — и тут же вспоминает, что у него «очень срочные дела на кухне».
— Серьёзная кошка, — согласился Попов.
Госпожа Мяу смотрела на него жёлтым немигающим взглядом, словно спрашивая, рискнёт ли он её погладить. У Миши такого желания не было.
— Внук уже три года не приходит в гости, — продолжила бабуля.
Вторым пассажиром был худой парень в очках с взъерошенными волосами. Он размахивал руками, как будто дирижировал оркестром, и что-то бормотал под нос, словно проводил какой-то ритуал вызова.
— Вы учитесь? — спросил Миша.
— Да, — ответил парень. — Артём, — представился он. — Филология, учусь на третьем курсе. Или на втором. Зависит от того, верю ли я деканату.
— И что вы бормочете?
— Стихи Пушкина. Для экзамена.
Артём глубоко вдохнул и произнёс с надрывом:
— «Я вас любил, любовь ещё, быть может... в темноте, с ножом...».
— Ты опять перепутал! — крикнула ему бабуля.
— Это не я, это рифма сама пошла! — оправдывался филолог.
— Миша, — представился Миша. — Логистика.
— А-а, — протянул Артём. — Вы обеспечиваете движение грузов?
— Да.
— Душевных? — заглядывая ему в глаза, поинтересовался филолог.
— Нет, — признался Попов.
— Жаль, — вздохнул студент, — а то у меня сейчас застой.
Третьим пассажиром был пингвин. Да, пингвин. Чёрно-белый, с ластами, с картонным клювом. Но не настоящий, а человек в костюме пингвина, который сидел у окна и махал Мише ластой.
Попов застыл на месте. Он боялся пингвинов. Не потому что они кусаются и не потому, что они большие. А потому что пингвины смотрели на мир с холодным, почти человеческим осуждением, как будто знали, что ты вчера съел последний йогурт из офисного холодильника и не признался. Как будто видели твои мысли. Как будто читали твою душу.
И этот пингвин смотрел прямо на него. И тут он снял маску с картонным клювом. Под костюмом оказалась девушка лет двадцати пяти с ярко-рыжими растрёпанными волосами, веснушками и насмешливым взглядом, будто уже знала, что этот день будет странным. Она была... красивой. Не идеально красивой, а по-настоящему. С глазами, в которых было что-то, что Миша не мог назвать.
— Привет, я Света по прозвищу Пингвин, — сказала она. — Работаю пингвином в аквапарке «Ласточка», аниматор. Опаздываю на смену, поэтому сразу в спецодежде..
— Ты что, весь путь проведёшь в костюме? — изумился Миша.
— А как ещё? — спросила аниматорша. — Если сниму, то кто поверит, что я пингвин?
Логист молчал, переваривая услышанное.
— Ты выглядишь так, будто тебя только что вырвали из матрицы, — глядя на его недоумение, засмеялась Света. — Садись, — кивнула она на соседнее сиденье. — Или ты боишься пингвинов?
— А пингвинов я... не боюсь, — стушевался логист.
Студент вдруг поднял голову и произнёс с трагической интонацией:
— «Люблю тебя, мой друг коварный… как сталь твоя остра…».
— Это... Баратынский? — неуверенно уточнил Миша.
— Нет, — сказал Артём. — Это я перепутал. Это было «Я помню чудное мгновенье», но я подумал про другую девушку.
— Сядь, Артём, — сказала Света. — Мы не на экзамене.
— Но это же Пушкин!
— Ага, — кивнула она. — И ты читаешь, как будто собираешься меня похитить.
— Я просто вкладываю душу! — постарался объяснить филолог, но аудитория его явно не понимала.
— Душу, да! — ухмыльнулась пингвинша. — А ещё, судя по интонации, нож и верёвку.
Артём обиделся и ушёл в конец автобуса.
— Он поэт, — пояснила девушка-пингвин, — учит стихи, но они звучат, так, будто он серийный убийца.
— Я заметил, — кивнул Миша.
— Садись, — повторила ему девушка и похлопала по соседнему сиденью. — Или ты всё-таки меня боишься?
— Я... не боюсь пингвинов, — стушевался логист.
На самом деле, он боялся пингвинов. Не иррационально, конечно. Он был логичным человеком, но пингвины — они смотрели. С осуждением. Как будто знали, что ты съел последний йогурт. Что ты притворялся больным, и что ты три раза пересмотрел один и тот же сериал, хотя сказал, что «просто проверял качество перевода».
— Ты сядешь или будешь стоять как столб? — повысила голос девушка.
Её голос был низким, с лёгкой хрипотцой, как будто она только что выиграла спор у кого-то сильного и теперь наслаждалась победой.
— Я думал, что пингвины не разговаривают, — попытался он пошутить и даже натянуто улыбнулся.
— Это ты думал, — ответила девушка. — А я — нет.
Она снова постучала по сиденью рядом с собой:
— Присаживайся, место свободно. Только не смотри на кошку, она ревнует.
Миша медленно опустился на сиденье. Рюкзак он положил на колени как щит.
— Так, — сказал он себе. — Нужно восстановить контроль.
Он достал ноутбук, открыл Excel и начал составлять таблицу:
«План выхода из кризиса:
1. Узнать, почему автобус пуст
2. Убедиться, что пингвин, — это не угроза
3. Проверить, работает ли Wi-Fi (для связи с диспетчером)
4. Оценить запасы еды и воды
5. Придумать, как объяснить начальству, почему он не вернётся вовремя».
Двери закрылись, и автобус резко тронулся. Ноутбук выскользнул из рук, ударился об пол и погас.
— Если с самого начала всё пойдёт не по резьбе, то потом не жди хорошего! — вздохнул Миша.
Он вытащил из кармана салфетку, достал ручку и начал рисовать схему.
— Это что, план побега? — заглянула в его запись пингвинша.
— План выживания, — поправил он. — В случае ЧП.
— Например?
— Например, если автобус застрянет в лесу, или если кошка начнёт говорить.
— Тогда тебе конец, — кивнула она, — потому что ты умрёшь от страха или подумаешь, что сошёл с ума.
— Не смешно, — ухмыльнулся Попов.
— Я и не шутила.
Он посмотрел на неё.
— Ты серьёзно? — насторожился Миша.
— Нет.
Он облегчёно выдохнул.
— А ты ходишь в костюме пингвина и развлекаешь детей? — задал глупый вопрос Попов, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Ага, — ответила Света, и впервые за несколько минут как будто смягчилась. — Танцую, крякаю, раздаю шарики. Иногда падаю, но это тоже часть работы.
— Но это же неправильно, чтобы работа взрослого человека состояла в том, чтобы просто падать! Это невозможно! — воскликнул Попов. — Это нерационально!
— А ты попробуй выйти из рациональности, — предложила пингвинша. — Иногда лучше быть живым, чем правильным.
Спрашивать, почему она засомневалась в возможности «быть живым», он счёл неуместным, поэтому спросил:
— А если ты не хочешь быть пингвином? Например, тебе нравится другая работа, а ты ходишь в жару в таком костюме и с ластами на руках.
— А если ты не хочешь быть таким логичным и думаешь, что сможешь выжить без ноутбука? — ответила она вопросом на вопрос.
— Я не думал об этом. — признался Попов.
— Вот и я не думала, — Света вздохнула. — А теперь думаю.
— И ты носишь этот костюм всё время? — уточнил он.
— Почти, — кивнула Света. — Это моя суперсила.
— Суперсила? — удивился Миша.
— Ну да, — подтвердила пингвинша. — В маске я королева льда, а без маски — просто Света.
Миша посмотрел на аниматоршу и задумался.
— А ты куда едешь? — спросила она.
— На море, в отпуск, — объяснил Попов.
— Ага. Чтобы не думать о том, что ты оставил? — усмехнулась Света.
— Ничего я не оставлял, — нахмурился Попов.
— Ага, как же! — не поверила пингвинша и отвернулась к окну.
Миша дописал на салфетке:
«План дня:
1. Прибытие
2. Пляж
3. Отдых
4. Возврат
5. Отчёт по отпуску».
Он писал, словно это спасёт его от происходящего.
Автобус съехал с магистрали и выехал на просёлочную дорогу. Она была узкой, с глубокими колеями, как будто её использовали для съёмок фильма ужасов. По ней они тряслись несколько часов.
— Эй, водитель! — в конце концов крикнул Попов. — Вы уверены, что это правильный путь?
Водитель не ответил. За окнами мелькал лес, потом он стал гуще. Автобус начал странно трястись, резко дёрнулся, заглох и встал посреди тёмной дороги. За окнами — лес. Густой, тёмный, как будто сошёл со страниц сказки про Бабу-ягу.
Тишина. Попов подошёл к кабине, прочитал на бейджике фамилию и имя водилы. Тот сидел, откинувшись на спинку, с закрытыми глазами. Лицо — как у человека, который видел слишком многое.
— Геннадий? — окликнул его логист. — Что случилось?
— Авария, — сказал водитель. — Бензин кончился.
— Как кончился? — закричал Попов. — У вас же он был!
