- И я очень заинтересовался этим особым чаем, Арлэви, и попросил заварить его мне. Как ты помнишь, после того, что случилось тогда с Аленом, все мои мысли были заняты зельями и тем, как они действуют на человека... Перечитал все, что нашел в библиотеке, а когда мне разрешили выходить в город, нашел больницу, где лечили таких несчастных... хотя лечили - это сильно сказано. Привязывали к кроватям и оставляли мучиться, пока само не пройдет. Изучал зелья у аптекарей нашей расы, и даже... у деревенских знахарей киранов и гибенов, это уже после выпуска, и потом, когда учился на медицинских курсах. И вот... когда она заварила чай, и я вдохнул запах и сделал глоток, я узнал его. Видишь ли, есть такие травки, с очень интересными свойствами: они совершенно безвредны для людей из низших рас. Успокаивают, облегчают боль - как физическую, так и душевную.
- Она у нас на глазах выпила чашку этого чая, чтобы показать, что с ним все в порядке, - подтвердил Барт. - Горничная потом сделала то же самое - и тоже с видом оскорбленного достоинства, и привела в пример дочь - у той вышла какая-то история с Ориеном Орио, короче говоря, девушка была всерьез влюблена и переживала его смерть очень тяжело, как и Ольви, - в общем, они отпаивали ее этим чаем, и ей помогало. Так что они решили, что и госпоже поможет.
- Но для высшей расы это яд, - заключил Кельвин, встряхивая склянку с приготовленным раствором. - Угнетает мышление и память, вызывает привыкание... Честно говоря, я не уверен в положительном исходе. На полное выздоровление я мог бы рассчитывать, если бы ала Ольви принимала его не больше недели - ну... дней десять максимум, но теперь... - он сжал губы и как-то судорожно пожал плечами. - Не могу ничего обещать.
- Слуги, конечно же, утверждают, что ничего не знали о таких особенностях своего зелья, - холодно обронил Барт.
- И ты им не веришь, - тихо сказала Арлэви.
- Нет, - жестко ответил он. - Пожалуй, единственная вне подозрений - та девочка, дочь горничной. Во-первых, слишком юна. Во-вторых, слишком поглощена своим горем, чтобы строить козни. Это дело рук старших слуг... Кстати, горничная киранка, а ее дочь гибенка, понимаешь, Лэви, что это значит?
- Ее отец гибен? Домашний советник?
- Именно. Я не верю, что он ничего не знал и ни о чем не догадывался. Вполне возможно, что именно он это и затеял. Подал идею. Или не воспрепятствовал. Конечно, он клянется в своем невежестве, как и остальные. Еще там есть конюх - весьма подозрительный тип, он ближе всех общался с Ольви два года после ее возвращения. И не заметил, что с ней творится что-то не то? Я отдал всех под стражу. За покушение на убийство алвоя их ждет казнь или сорок лет каторги, - зависит от того, в чем их обвинить, в злом умысле или халатности. Это решит Ольви, когда... если ей станет лучше. Если не станет... тогда решу я.
- Ала Ольви, это лекарство уберет из организма яд. Для максимального эффекта я введу его прямо в кровь.
Кельвин показал ей шприц - черный цилиндр с иглой с одной стороны и длинным стержнем поршня с другой. Ольви испуганно отшатнулась и закуталась в одеяло, настороженно глядя на доктора. Тот обернулся на Барта, ища поддержки. Барт подошел, сел рядом с ней на кровати, привлек к себе, гладя по голове, как ребенка, шепча что-то успокаивающее, касаясь губами ее волос. Судорожно вздохнув, Ольви уткнулась головой ему в плечо и позволила Кельвину взять себя за руку. Тот закатал на ней рукав, перетянул руку выше локтя, набрал лекарство из своей склянки, внимательно отмеряя его по насечкам на поршне, и ввел в вену - она вздрогнула от резкой вспышки боли, когда игла пронзила кожу, и сильнее прижалась к Барту, а он поцеловал ее в макушку.
- Не нужно беспокоиться, я уже все, - Кельвин выпрямился, - а теперь согните руку, вот так. Ощущения будут не из приятных, и лучше, если вы перенесете это во сне. Поэтому выпейте еще вот это.
Она не ответила, и Барт забрал у доктора чашку со снотворным. Ольви подняла голову и, доверчиво глядя на Барта, как будто в комнате не было никого, кроме него, сделала глоток, потом еще и еще, пока ее сознание не затуманилось. Барт отдал Кельвину пустую чашку, уложил Ольви и укрыл ее одеялом.
- Сколько она проспит?
- Часов пять-шесть.
- Благодарю вас, Кельвин. Вы очень помогли нам. Можете отдыхать.
- Нам всем не помешает, - сказала Арлэви. - Ты совсем не спал этой ночью. А после обеда отправимся в наш домик в лесу. Свежий воздух, смена обстановки... Я уверена, там ей станет лучше.
Она провела брата в его спальню. Барт тяжело опустился на кровать, уперся локтями в колени и уронил в ладони голову.
- Кажется, я все-таки опоздал, - глухо сказал он.
- Ах, Барти, - вздохнула Арлэви, садясь рядом и обнимая его за плечи.
Он поднял голову и заговорил, уставившись прямо перед собой невидящим взглядом.
- Я её не оставлю... без поддержки, но... Я представлял это себе совершенно по-другому. Я думал вдохнуть силу в род Авилей... нам позарез нужна свежая кровь, всем древним родам, и когда я увидел ее... а потом узнал о ней побольше... Знаешь, в том, что мы все делаем - ты, я, Ларри - нам очень бы пригодилась Синица. Все складывалось... так удачно, так правильно, как кусочки мозаики. А сейчас... на нее больно смотреть.
- Она дорога тебе? Не как возможная союзница или мать наследников. Как Ольви. Тебе, Барту. Не главе рода, а лично тебе?
- Но я - Авиль, - ответил он совсем тихо. - Один из сорока восьми. Допустить, чтобы древний род прервался на мне? Перечеркнуть все, что мы с тобой и Ларрэном сделали до сих пор?
- И ты решил...
- Я не знаю, Лэви, - прошептал Барт. - Не знаю...
Следующие несколько дней слились для Ольви в одни длинные сутки. Она даже не заметила, как ее перевезли в лесной дом Ли. А потом ее втянуло в бесконечный круговорот: неизменный Кельвин со шприцем; чашка снотворного; сон без сновидений; кто-нибудь, сидящий рядом в кресле, оберегая ее покой (чаще всего Барт); бульон или жидкая каша с ложечки; снова сон. Постоянно заставляли что-то пить: воду с лимоном, чай или молоко. Когда Ольви не спала, Барт читал ей; Стелла, киранка, помогала ей принимать ванну и убирала в комнате.
Ольви постепенно привыкла к тому, что Барт всегда рядом, привыкла к Арлэви, привыкла даже к Кельвину и больше его не дичилась. Он перестал давать ей лекарства, и Ольви начала вставать с кровати, сквозь слабость и тошноту делая несколько неуверенных шагов к окну. А вскоре, с поддержкой Барта, уже спускалась к завтраку и обеду на открытую веранду. Правда, она похудела за время болезни, и ее платья, доставленные по распоряжению Арлэви, сделались велики.
- Когда ты совсем поправишься, вызовем швею из города и сошьем тебе новые.
После завтрака Беллу, шестилетнюю дочь Арлэви, учили кататься на пони. Четырехлетний Дани тоже требовал и канючил, чтобы его учили, но не мог высидеть долго, валился набок и хныкал. Ольви наблюдала за ними, сидя в шезлонге, укутанная в теплый плед. Часто горничные-киранки уходили в лес по ягоды и грибы, и брали с собой детей и их гувернантку-мисанку, Милену. Тогда Ольви оставалась одна во дворе, любуясь лесом: золото и багрянец, редкие проблески запоздалой зелени под пронзительно-синим небом. Иногда в солнечном свете радужно вспыхивали паутинки, а легкий ветер срывал листья и бросал их на колени и к ногам Ольви. Воздух был таким, что его хотелось пить - резкий, морозный и бодрящий по утрам; мягкий, прелый, чуть горьковатый днем. Вдыхала - и он тек сквозь нее, очищая кровь и сознание.
Служанки и дети возвращались вечером; дети, усталые и счастливые, протягивали взрослым грибы и ягоды, наперебой щебеча о том, что они видели в лесу, лезли на руки, обнимали за шею и целовали. Ни Арлэви, ни Милена не одергивали их: здесь, в лесу, можно было все.
Однажды к Арлэви прискакал посыльный из города. Она прочла записку, и улыбка тронула ее губы:
- Сегодня приедет Ларри.
И он приехал - когда ранние осенние сумерки сгустили тени и дохнули холодом, а взрослые и дети пили чай на веранде. Кучер остановил лошадей перед крыльцом, и Ларрэн выпрыгнул из коляски.
Арлэви с сияющими глазами медленно поднялась ему навстречу, расправляя складки платья, убирая с лица невидимые пряди. Дети опередили её, скатившись с крыльца с восторженным визгом. Дани был первым - ему не приходилось путаться в юбках, как сестре, и Белла сердито сопела позади, косясь на него ревнивым глазом.
Ларрэн, долговязый, в тёмном дорожном костюме, рассмеялся, наклонился, раскрывая им объятия, поймал и подбросил в воздух по очереди. Потом взял обоих на руки и в два прыжка взлетел на крыльцо, перешагивая ступеньки длинными ногами. С улыбкой поприветствовал Милену, передал ей детей и остановился перед Арлэви. Взял её лицо в ладони и несколько мгновений смотрел на неё, легко гладя пальцами скулы и подбородок, а потом поцеловал и обнял крепко-крепко.
Арлэви, какая-то новая, сияющая и невероятно красивая, подвела мужа к столу. Он обнялся с Бартом, сразу показавшись худеньким и хрупким, как и все рядом с Бартом, пожал руку Кельвину и хлопнул его по плечу, и в конце концов остановился перед Ольви.
- Невероятно рад знакомству... Синица, - сказал он, поцеловав ей руку и глядя на нее блестящими глазами, улыбаясь до ушей, как ребенок, получивший неожиданный подарок. - Я даже не мог себе вообразить...
Позже, за ужином, Ларрэн рассказывал сестре, Барту и мисанам столичные новости. Дети стали зевать, и Милена увела их. Ольви тоже попросила прощения и поднялась к себе: она утомлялась очень быстро. Отпустила киранку, упала в прохладную постель и попыталась обдумать сегодняшний день, но усталость взяла свое, и она уснула.
Проснулась уже утром от того, что чьи-то теплые пальцы очень нежно, едва касаясь, ласкали ее лицо: очертили брови, сбежали вниз по скулам, легко провели по подбородку, спустились на шею, задержавшись на ямочке между ключиц. Ольви поняла, что это Барт, по запаху его туалетной воды, и еще поняла, что это было прощание.
Конечно, она не могла его так отпустить. Поймала его пальцы в ладонь, теплую и непослушную со сна. И открыла глаза.
- Прости, - смущенно пробормотал Барт, одетый по-дорожному. - Я не хотел тебя разбудить.
- Ты уезжаешь?
Он кивнул. А потом добавил шепотом:
- Я вернусь.
- Я буду тебя ждать, - прошептала Ольви в ответ.
Первый день Ольви чувствовала себя потерянно без Барта, но привыкнуть к новому человеку в доме оказалось на удивление легко.
Быстрый и стремительный, с веселыми серыми глазами и подкупающей улыбкой, Ларрэн располагал к себе сразу же. Ольви, затаив дыхание, наблюдала, как они с Арлэви смотрят друга на друга - открыто, доверяя без оглядки, без тени сомнения; как держатся за руки; как обнимают и целуют детей и сами дурачатся, словно малые дети, и смеются, запрокидывая голову.
Это было ей в новинку. Ольви ещё никогда не видела супружеские пары алвоев так близко, в их обычной семейной жизни. И где-то глубоко зарождалась робкая мысль, что ей тоже хотелось бы так, и еще - что для нее это возможно; от этого становилось странно и необычно, и Ольви уходила куда-нибудь в тихий уголок, чтобы не расплескать новое хрупкое равновесие в себе.
По вечерам, когда Милена с киранками уводили детей спать, Арлэви с мужем, Кельвин и Ольви усаживались с вином перед камином, и наступало время удивительных историй. Ольви уже знала, что Ларрэн - инспектор по образованию в южных областях, что в его ведении находятся все пансионы Невии и Аллии, что одна из его служебных обязанностей - наблюдение за ночными нарушителями. В самом деле, кто лучше бывшего нарушителя знает их повадки?
- Знаете - и просто смотрите? - изумлялась Ольви. - Я-то думала... мы рискуем, сбегаем, применяем всяческие ухищрения, взять хотя бы эти шифровки...
Внезапно Арлэви начала произносить числовой код тайников, навсегда врезавшийся в память Ольви - и остановилась на середине. Ольви ошарашенно досказала его до конца.
- Лентяи! Лоботрясы! - простонал Ларри, закатывая глаза. - Ребятишечки... За десять! Лет! Даже в голову не пришло, что неплохо бы что-то обновить. Совсем расслабились! Мы такими не были. Пора устроить им пертурбацию...
Когда все отсмеялись, он продолжил уже серьезно:
- Сбегает всегда небольшое число воспитанников... и сам факт побега уже позволяет многое о них сказать. Можно было бы их переловить и изолировать, но гораздо интереснее понаблюдать, на что они способны. Кому-то достаточно просто... глотнуть свободы, а кто-то идет дальше.
И он подмигнул Ольви.
- Ла-арри, - недовольно протянула она, - я же говорила, я о махинациях Лиса не имела ни малейшего понятия...
- Я помню, - немного разочарованно вздохнул он. - Но, тем не менее... Ты подыгрывала ему очень искусно... а еще - осталась на свободе, когда напарника поймали; а еще - сумела скрыться со своим настоящим возлюбленным так, что никто не смог тебя отследить. Это несомненный талант...
Кровь прилила к щекам, как всегда, когда кто-то из них упоминал Азура. Конечно, они не знали ни его имени, ни расы - но Ларри имел доступ ко всем сведениям о ней, что хранились в пансионе, знал о ребенке и о том, что это не мог быть ребенок Лиса. Все они знали. И приняли это как факт. Без единого слова упрека или осуждения.
- У всех есть прошлое, - пожимала плечами Арлэви. - Знала бы ты, какие скелеты в шкафу хранятся у древних родов... Мы не будем ни о чем тебя расспрашивать. Если захочешь... расскажешь сама. Когда и кому захочешь.
И это тоже было ей в новинку. Впервые она встретила алвоев, старше ее, имеющих вес в обществе, у которых ее похождения не вызывали ни презрения, ни отвращения - напротив, искренний интерес и участие. И она привязывалась к ним все больше и больше.
И на Кельвина она взглянула другими глазами, услышав его старое прозвище.
- Кузнец? Кузнец?? - она уставилась на него, широко распахнув глаза. - Кузнец - это вы? Невероятно...
- Вы слышали обо мне? - спросил Кельвин, безуспешно стараясь сдержать довольную улыбку.
- Еще бы! - с жаром воскликнула Ольви. - Это же легенда! Тот, кто заставил летать наковальню!
Ларри с Кельвином рассмеялись одновременно и мечтательно переглянулись:
- Эх, были времена...
- Мальчишки, - проворчала Арлэви, закатывая глаза. - Никогда не вырастут... Вы могли кого-то убить или покалечить. Надеюсь, ты Арису с Ариэль об этом не рассказывал? С Ариса станется повторить...
Ольви жаждала подробностей, и мужчины охотно с ней делились, а Арлэви время от времени вставляла язвительные ремарки.
- У одного из наших, мисанов, отец был кираном. Кузнецом. Вот так я и узнал о том, как проверяют наковальни на прочность. Весьма оригинально...
- Ставят одну вверх дном, насыпают на нее пороху... там есть специальная выемка...
- А сверху - вторую, и поджигают порох. Если наковальня не развалится - отлично, можно использовать.
- И эти два юных гения задумались: а что, если пороху насыпать побольше?
- Вышло просто великолепно!
- Да, эффект превзошел все наши самые смелые фантазии!
- Это правда, что во всей округе вылетели стекла, а потом наковальня, падая, пробила три крыши?
- Ну не-е-ет! Это все поздние досужие домыслы! Мы запускали ее на пляже, подальше от жилья. На рассвете, чтобы видеть, куда она полетит.
- Она у нас на глазах выпила чашку этого чая, чтобы показать, что с ним все в порядке, - подтвердил Барт. - Горничная потом сделала то же самое - и тоже с видом оскорбленного достоинства, и привела в пример дочь - у той вышла какая-то история с Ориеном Орио, короче говоря, девушка была всерьез влюблена и переживала его смерть очень тяжело, как и Ольви, - в общем, они отпаивали ее этим чаем, и ей помогало. Так что они решили, что и госпоже поможет.
- Но для высшей расы это яд, - заключил Кельвин, встряхивая склянку с приготовленным раствором. - Угнетает мышление и память, вызывает привыкание... Честно говоря, я не уверен в положительном исходе. На полное выздоровление я мог бы рассчитывать, если бы ала Ольви принимала его не больше недели - ну... дней десять максимум, но теперь... - он сжал губы и как-то судорожно пожал плечами. - Не могу ничего обещать.
- Слуги, конечно же, утверждают, что ничего не знали о таких особенностях своего зелья, - холодно обронил Барт.
- И ты им не веришь, - тихо сказала Арлэви.
- Нет, - жестко ответил он. - Пожалуй, единственная вне подозрений - та девочка, дочь горничной. Во-первых, слишком юна. Во-вторых, слишком поглощена своим горем, чтобы строить козни. Это дело рук старших слуг... Кстати, горничная киранка, а ее дочь гибенка, понимаешь, Лэви, что это значит?
- Ее отец гибен? Домашний советник?
- Именно. Я не верю, что он ничего не знал и ни о чем не догадывался. Вполне возможно, что именно он это и затеял. Подал идею. Или не воспрепятствовал. Конечно, он клянется в своем невежестве, как и остальные. Еще там есть конюх - весьма подозрительный тип, он ближе всех общался с Ольви два года после ее возвращения. И не заметил, что с ней творится что-то не то? Я отдал всех под стражу. За покушение на убийство алвоя их ждет казнь или сорок лет каторги, - зависит от того, в чем их обвинить, в злом умысле или халатности. Это решит Ольви, когда... если ей станет лучше. Если не станет... тогда решу я.
***
- Ала Ольви, это лекарство уберет из организма яд. Для максимального эффекта я введу его прямо в кровь.
Кельвин показал ей шприц - черный цилиндр с иглой с одной стороны и длинным стержнем поршня с другой. Ольви испуганно отшатнулась и закуталась в одеяло, настороженно глядя на доктора. Тот обернулся на Барта, ища поддержки. Барт подошел, сел рядом с ней на кровати, привлек к себе, гладя по голове, как ребенка, шепча что-то успокаивающее, касаясь губами ее волос. Судорожно вздохнув, Ольви уткнулась головой ему в плечо и позволила Кельвину взять себя за руку. Тот закатал на ней рукав, перетянул руку выше локтя, набрал лекарство из своей склянки, внимательно отмеряя его по насечкам на поршне, и ввел в вену - она вздрогнула от резкой вспышки боли, когда игла пронзила кожу, и сильнее прижалась к Барту, а он поцеловал ее в макушку.
- Не нужно беспокоиться, я уже все, - Кельвин выпрямился, - а теперь согните руку, вот так. Ощущения будут не из приятных, и лучше, если вы перенесете это во сне. Поэтому выпейте еще вот это.
Она не ответила, и Барт забрал у доктора чашку со снотворным. Ольви подняла голову и, доверчиво глядя на Барта, как будто в комнате не было никого, кроме него, сделала глоток, потом еще и еще, пока ее сознание не затуманилось. Барт отдал Кельвину пустую чашку, уложил Ольви и укрыл ее одеялом.
- Сколько она проспит?
- Часов пять-шесть.
- Благодарю вас, Кельвин. Вы очень помогли нам. Можете отдыхать.
- Нам всем не помешает, - сказала Арлэви. - Ты совсем не спал этой ночью. А после обеда отправимся в наш домик в лесу. Свежий воздух, смена обстановки... Я уверена, там ей станет лучше.
Она провела брата в его спальню. Барт тяжело опустился на кровать, уперся локтями в колени и уронил в ладони голову.
- Кажется, я все-таки опоздал, - глухо сказал он.
- Ах, Барти, - вздохнула Арлэви, садясь рядом и обнимая его за плечи.
Он поднял голову и заговорил, уставившись прямо перед собой невидящим взглядом.
- Я её не оставлю... без поддержки, но... Я представлял это себе совершенно по-другому. Я думал вдохнуть силу в род Авилей... нам позарез нужна свежая кровь, всем древним родам, и когда я увидел ее... а потом узнал о ней побольше... Знаешь, в том, что мы все делаем - ты, я, Ларри - нам очень бы пригодилась Синица. Все складывалось... так удачно, так правильно, как кусочки мозаики. А сейчас... на нее больно смотреть.
- Она дорога тебе? Не как возможная союзница или мать наследников. Как Ольви. Тебе, Барту. Не главе рода, а лично тебе?
- Но я - Авиль, - ответил он совсем тихо. - Один из сорока восьми. Допустить, чтобы древний род прервался на мне? Перечеркнуть все, что мы с тобой и Ларрэном сделали до сих пор?
- И ты решил...
- Я не знаю, Лэви, - прошептал Барт. - Не знаю...
***
Следующие несколько дней слились для Ольви в одни длинные сутки. Она даже не заметила, как ее перевезли в лесной дом Ли. А потом ее втянуло в бесконечный круговорот: неизменный Кельвин со шприцем; чашка снотворного; сон без сновидений; кто-нибудь, сидящий рядом в кресле, оберегая ее покой (чаще всего Барт); бульон или жидкая каша с ложечки; снова сон. Постоянно заставляли что-то пить: воду с лимоном, чай или молоко. Когда Ольви не спала, Барт читал ей; Стелла, киранка, помогала ей принимать ванну и убирала в комнате.
Ольви постепенно привыкла к тому, что Барт всегда рядом, привыкла к Арлэви, привыкла даже к Кельвину и больше его не дичилась. Он перестал давать ей лекарства, и Ольви начала вставать с кровати, сквозь слабость и тошноту делая несколько неуверенных шагов к окну. А вскоре, с поддержкой Барта, уже спускалась к завтраку и обеду на открытую веранду. Правда, она похудела за время болезни, и ее платья, доставленные по распоряжению Арлэви, сделались велики.
- Когда ты совсем поправишься, вызовем швею из города и сошьем тебе новые.
После завтрака Беллу, шестилетнюю дочь Арлэви, учили кататься на пони. Четырехлетний Дани тоже требовал и канючил, чтобы его учили, но не мог высидеть долго, валился набок и хныкал. Ольви наблюдала за ними, сидя в шезлонге, укутанная в теплый плед. Часто горничные-киранки уходили в лес по ягоды и грибы, и брали с собой детей и их гувернантку-мисанку, Милену. Тогда Ольви оставалась одна во дворе, любуясь лесом: золото и багрянец, редкие проблески запоздалой зелени под пронзительно-синим небом. Иногда в солнечном свете радужно вспыхивали паутинки, а легкий ветер срывал листья и бросал их на колени и к ногам Ольви. Воздух был таким, что его хотелось пить - резкий, морозный и бодрящий по утрам; мягкий, прелый, чуть горьковатый днем. Вдыхала - и он тек сквозь нее, очищая кровь и сознание.
Служанки и дети возвращались вечером; дети, усталые и счастливые, протягивали взрослым грибы и ягоды, наперебой щебеча о том, что они видели в лесу, лезли на руки, обнимали за шею и целовали. Ни Арлэви, ни Милена не одергивали их: здесь, в лесу, можно было все.
Однажды к Арлэви прискакал посыльный из города. Она прочла записку, и улыбка тронула ее губы:
- Сегодня приедет Ларри.
И он приехал - когда ранние осенние сумерки сгустили тени и дохнули холодом, а взрослые и дети пили чай на веранде. Кучер остановил лошадей перед крыльцом, и Ларрэн выпрыгнул из коляски.
Арлэви с сияющими глазами медленно поднялась ему навстречу, расправляя складки платья, убирая с лица невидимые пряди. Дети опередили её, скатившись с крыльца с восторженным визгом. Дани был первым - ему не приходилось путаться в юбках, как сестре, и Белла сердито сопела позади, косясь на него ревнивым глазом.
Ларрэн, долговязый, в тёмном дорожном костюме, рассмеялся, наклонился, раскрывая им объятия, поймал и подбросил в воздух по очереди. Потом взял обоих на руки и в два прыжка взлетел на крыльцо, перешагивая ступеньки длинными ногами. С улыбкой поприветствовал Милену, передал ей детей и остановился перед Арлэви. Взял её лицо в ладони и несколько мгновений смотрел на неё, легко гладя пальцами скулы и подбородок, а потом поцеловал и обнял крепко-крепко.
Арлэви, какая-то новая, сияющая и невероятно красивая, подвела мужа к столу. Он обнялся с Бартом, сразу показавшись худеньким и хрупким, как и все рядом с Бартом, пожал руку Кельвину и хлопнул его по плечу, и в конце концов остановился перед Ольви.
- Невероятно рад знакомству... Синица, - сказал он, поцеловав ей руку и глядя на нее блестящими глазами, улыбаясь до ушей, как ребенок, получивший неожиданный подарок. - Я даже не мог себе вообразить...
Позже, за ужином, Ларрэн рассказывал сестре, Барту и мисанам столичные новости. Дети стали зевать, и Милена увела их. Ольви тоже попросила прощения и поднялась к себе: она утомлялась очень быстро. Отпустила киранку, упала в прохладную постель и попыталась обдумать сегодняшний день, но усталость взяла свое, и она уснула.
Проснулась уже утром от того, что чьи-то теплые пальцы очень нежно, едва касаясь, ласкали ее лицо: очертили брови, сбежали вниз по скулам, легко провели по подбородку, спустились на шею, задержавшись на ямочке между ключиц. Ольви поняла, что это Барт, по запаху его туалетной воды, и еще поняла, что это было прощание.
Конечно, она не могла его так отпустить. Поймала его пальцы в ладонь, теплую и непослушную со сна. И открыла глаза.
- Прости, - смущенно пробормотал Барт, одетый по-дорожному. - Я не хотел тебя разбудить.
- Ты уезжаешь?
Он кивнул. А потом добавил шепотом:
- Я вернусь.
- Я буду тебя ждать, - прошептала Ольви в ответ.
***
Первый день Ольви чувствовала себя потерянно без Барта, но привыкнуть к новому человеку в доме оказалось на удивление легко.
Быстрый и стремительный, с веселыми серыми глазами и подкупающей улыбкой, Ларрэн располагал к себе сразу же. Ольви, затаив дыхание, наблюдала, как они с Арлэви смотрят друга на друга - открыто, доверяя без оглядки, без тени сомнения; как держатся за руки; как обнимают и целуют детей и сами дурачатся, словно малые дети, и смеются, запрокидывая голову.
Это было ей в новинку. Ольви ещё никогда не видела супружеские пары алвоев так близко, в их обычной семейной жизни. И где-то глубоко зарождалась робкая мысль, что ей тоже хотелось бы так, и еще - что для нее это возможно; от этого становилось странно и необычно, и Ольви уходила куда-нибудь в тихий уголок, чтобы не расплескать новое хрупкое равновесие в себе.
По вечерам, когда Милена с киранками уводили детей спать, Арлэви с мужем, Кельвин и Ольви усаживались с вином перед камином, и наступало время удивительных историй. Ольви уже знала, что Ларрэн - инспектор по образованию в южных областях, что в его ведении находятся все пансионы Невии и Аллии, что одна из его служебных обязанностей - наблюдение за ночными нарушителями. В самом деле, кто лучше бывшего нарушителя знает их повадки?
- Знаете - и просто смотрите? - изумлялась Ольви. - Я-то думала... мы рискуем, сбегаем, применяем всяческие ухищрения, взять хотя бы эти шифровки...
Внезапно Арлэви начала произносить числовой код тайников, навсегда врезавшийся в память Ольви - и остановилась на середине. Ольви ошарашенно досказала его до конца.
- Лентяи! Лоботрясы! - простонал Ларри, закатывая глаза. - Ребятишечки... За десять! Лет! Даже в голову не пришло, что неплохо бы что-то обновить. Совсем расслабились! Мы такими не были. Пора устроить им пертурбацию...
Когда все отсмеялись, он продолжил уже серьезно:
- Сбегает всегда небольшое число воспитанников... и сам факт побега уже позволяет многое о них сказать. Можно было бы их переловить и изолировать, но гораздо интереснее понаблюдать, на что они способны. Кому-то достаточно просто... глотнуть свободы, а кто-то идет дальше.
И он подмигнул Ольви.
- Ла-арри, - недовольно протянула она, - я же говорила, я о махинациях Лиса не имела ни малейшего понятия...
- Я помню, - немного разочарованно вздохнул он. - Но, тем не менее... Ты подыгрывала ему очень искусно... а еще - осталась на свободе, когда напарника поймали; а еще - сумела скрыться со своим настоящим возлюбленным так, что никто не смог тебя отследить. Это несомненный талант...
Кровь прилила к щекам, как всегда, когда кто-то из них упоминал Азура. Конечно, они не знали ни его имени, ни расы - но Ларри имел доступ ко всем сведениям о ней, что хранились в пансионе, знал о ребенке и о том, что это не мог быть ребенок Лиса. Все они знали. И приняли это как факт. Без единого слова упрека или осуждения.
- У всех есть прошлое, - пожимала плечами Арлэви. - Знала бы ты, какие скелеты в шкафу хранятся у древних родов... Мы не будем ни о чем тебя расспрашивать. Если захочешь... расскажешь сама. Когда и кому захочешь.
И это тоже было ей в новинку. Впервые она встретила алвоев, старше ее, имеющих вес в обществе, у которых ее похождения не вызывали ни презрения, ни отвращения - напротив, искренний интерес и участие. И она привязывалась к ним все больше и больше.
И на Кельвина она взглянула другими глазами, услышав его старое прозвище.
- Кузнец? Кузнец?? - она уставилась на него, широко распахнув глаза. - Кузнец - это вы? Невероятно...
- Вы слышали обо мне? - спросил Кельвин, безуспешно стараясь сдержать довольную улыбку.
- Еще бы! - с жаром воскликнула Ольви. - Это же легенда! Тот, кто заставил летать наковальню!
Ларри с Кельвином рассмеялись одновременно и мечтательно переглянулись:
- Эх, были времена...
- Мальчишки, - проворчала Арлэви, закатывая глаза. - Никогда не вырастут... Вы могли кого-то убить или покалечить. Надеюсь, ты Арису с Ариэль об этом не рассказывал? С Ариса станется повторить...
Ольви жаждала подробностей, и мужчины охотно с ней делились, а Арлэви время от времени вставляла язвительные ремарки.
- У одного из наших, мисанов, отец был кираном. Кузнецом. Вот так я и узнал о том, как проверяют наковальни на прочность. Весьма оригинально...
- Ставят одну вверх дном, насыпают на нее пороху... там есть специальная выемка...
- А сверху - вторую, и поджигают порох. Если наковальня не развалится - отлично, можно использовать.
- И эти два юных гения задумались: а что, если пороху насыпать побольше?
- Вышло просто великолепно!
- Да, эффект превзошел все наши самые смелые фантазии!
- Это правда, что во всей округе вылетели стекла, а потом наковальня, падая, пробила три крыши?
- Ну не-е-ет! Это все поздние досужие домыслы! Мы запускали ее на пляже, подальше от жилья. На рассвете, чтобы видеть, куда она полетит.
