— Кочевники — не главная беда пустыни, — повторила я, и мой голос сорвался, а по щекам потекли слёзы.
Трэвис непонимающе смотрел на меня, затем хлопнул себя по лбу:
— Во я дурак! Ис, прости. Не подумал. Слушай, крылатых тварей не видели над Ладеной десять лет. Мы их тогда хорошо припугнули!
— Будто ты помнишь, — всхлипнула я.
— Не помню, — согласился Трэвис. — Но они правда больше не нападали. Иногда кружат над горами, но не суют свои мерзкие морды в пустыню. Да ты побледнела! Идём-ка на балкон.
Внизу лежал Марсал, суетливый и безразличный к моим горестям. Мраморная всадница на крыше храма словно насмехалась надо мной. Мне следовало радоваться, что двое главных мужчин в моей жизни вместе повзрослеют, будут сражаться бок о бок… Но внутри ворочался холодный липкий страх отпустить Рая туда, где мы потеряли семью и едва не погибли.
— Всё так сразу навалилось, — сказала наконец я.
— Я знаю, Ис, — Трэвис обнял меня. Его рука скользнула по спине, по шнуровке платья, даря незнакомое и пугающее ощущение. — Верь мне. Всё будет хорошо.
— Когда ты уедешь?
— Через две недели. Обещаю, на днях мы выберемся в холмы — как раньше, со скачками и стрельбой. Только не давай лук своему телохранителю, кроме как для защиты!
Я заставила себя улыбнуться. Трэвис был на моей стороне и не заслужил раздражения. Мне по-прежнему было трудно представить его своим мужем, но я твердо верила, что привыкну.
Глава 4. Браслет с рубинами
— Мог бы и сказать, что уезжаешь с Трисом, — я старалась, чтобы голос звучал спокойно, но злость всё же прорывалась.
— Ты была занята. — Райнард, отвернувшись, смотрел на город.
— Ну прости, у меня была помолвка!
Праздник отшумел. Её светлость сразу после завтрака позвала Трэвиса к себе, и нам с Райнардом никто не помешал выбраться на стрельбище на холме. Лошади фыркали и щипали редкую траву, Гилберт возился со сбруей, временами оглядывая окрестности и прислушиваясь. Мы выпустили по мишеням с десяток стрел для вида и отошли за стену сосен.
— Я бы хотела услышать новость об отъезде от тебя, а не от Трэвиса, — сказала я, сдерживаясь изо всех сил, как учила её светлость.
— Между прочим, я уезжаю ради тебя!
— О да, все стараются ради меня! Устраивают мою жизнь, брак, только меня отчего-то не спросили, нужна мне забота или нет!
Горький аромат сосен смешивался с острым запахом лошадей. Снизу от города тянуло дымом и свежими лепёшками. Всё было привычно, уютно, только я не ощущала умиротворения, и только присутствие Гилберта удерживало меня от того, чтобы перейти на крик.
Райнард замолчал первым. Привлёк меня к себе, стиснул в объятиях, как раньше.
— Я собирался сказать. Но ты была такая усталая, держалась из последних сил. Не хотел тебя отвлекать.
— Я скучала по тебе, — всхлипывала я, уткнувшись в шёлковое плечо. Я сама шила эту рубашку, сама кроила, сама выбирала ткань. — Но ты всё ездил с Трисом…
— Ты сама просила поладить с ним. Я и старался!
Я вытерла слёзы. Далеко же мне было до её светлости в выдержке! С Трэвисом точно не стоит так себя вести. Промокнув лицо платком, я глубоко вздохнула и выложила, что лежало на сердце:
— Мне страшно, Рай. Зачем тебе ехать в Ладену? Почему не на север? Гилберт мог бы навести тебя на нужных людей. Не могу даже думать, что ты снова окажешься в проклятой пустыне!
— Меня тоже не особенно тянет в пески. Но выхода нет. — Он помолчал, глядя в сторону. — Я хочу разобраться с нашим наследством.
— С наследством? Но зачем, Рай?
— Нужно знать, чем мы будем располагать к совершеннолетию.
— Разве нужно ехать самому? При дворе есть надёжные люди, они всё устроят, нужно только написать его светлости…
— Ис, — Райнард увлёк меня ближе к каменному краю, будто опасался, что до Гилберта долетят обрывки разговора. — Я обещал не говорить дурного о грядущем браке, пока не увижу Триса. Я старался. Но чем дальше, тем меньше мне всё это нравится. Я хочу, чтобы у тебя были свои деньги, если передумаешь выходить за него.
Я вздохнула:
— Мне и правда бывает трудно, Рай. Трудно мириться с дурацкими ограничениями, правилами… Но я привыкну. Уже привыкаю. Главное, Трис остался прежним, а их светлости желают нам только добра.
— Я не верю им! — В глазах Рая горел упрямый огонь. — Почему тебе не дали выбрать жениха?
— Да разве я смогла бы выбрать?
— Погоди. Ты никогда не пыталась узнать, почему нас увезли на другой конец княжества? И неужели не осталось никакой родни, никого, кто мог взять нас на воспитание? Если родители ехали в Ладену на праздник, они же ехали к кому-то, правда?
Я пожала плечами. Моей семьёй был Райнард, в другой я не нуждалась.
— Ты преувеличиваешь, — сказала я.
— Вернусь из Ладены и узнаем. Я намерен увидеть отцовские земли и изучить архивы.
— Ты и в библиотеку тогда лазал, чтобы найти сведения о семье? — догадалась я.
Райнард кивнул:
— Судя по имени, наш род с севера. Но я ничего не нашёл. Посольские бумаги наверняка хранятся в столице, и я непременно их отыщу.
Лошади коротко заржали. До меня донёсся успокаивающий и, пожалуй, слишком громкий голос Гилберта, обещавший скакунам скорую чистку и кормёжку. Пора было возвращаться.
Я поёжилась. Здесь, наверху, дул жаркий южный ветер, но по спине бежал холод от дурного предчувствия.
— Теперь мне ещё страшнее за тебя, Рай. Обещай, что будешь молчать о своих опасениях и не дашь князю повод усомниться в своей верности.
— Глупышка Ис, — криво усмехнулся брат. — Меня не выдать замуж за княжича. И я слышу много такого, что не доходит до тебя. Выродок. Приёмыш. Бесполезная тварь…
— Рай!
— Я знаю, к тебе здесь добры, и могу спокойно уехать. Но прошу, не доверяй никому.
Я оглянулась на Гилберта. Он осматривал лошадям копыта. Может, и его приставили следить, подслушивать разговоры?.. Я зажмурилась, чтобы отогнать дурные мысли. Нет, каждого подозревать — умом рехнёшься.
— Я очень хочу узнать о нашем роде, — сказала я Раю. Взяла его за руку и залюбовалась сочетанием смуглой и белой кожи, пламенных рубинов и льдистого жемчуга. — Разобраться с наследством тоже нужно. У тебя ведь будет семья, да и не откажусь от собственных средств, чтобы помогать бедным. Но прошу тебя, не суди поспешно. Ради меня.
— Не буду, — Райнард коснулся губами моих волос. — Ради тебя.
***
Я была слишком увлечена помолвкой, чтобы запомнить приезд Трэвиса. Зато его отъезд наблюдала во всей красе. Доспехи горели на солнце, над шлемами колыхались цветные плюмажи, на ветру развевались знамёна… Южный ветер уводил от меня Райнарда в пугающую неизвестность.
На улицах негде было яблоку упасть. Я стояла на городской стене рядом с её светлостью, держа букет горных цветов, и видела только Райнарда. Он ехал рядом с Трэвисом — темноволосая голова гордо вскинута, на левой руке полыхает рубиновый браслет, на поясе — меч в начищенных ножнах. Печаль вытеснила гордость — кажется, впервые я заметила, что мой брат не уступает осанкой и красотой будущему князю.
Когда войско приблизилось, я спустилась и бросила цветы под ноги лошадям — на удачу.
Райнард и Трэвис спешились, чтобы попрощаться с нами в последний раз. Я вручила жениху лошадиную фигурку, сплетённую из тонкого зелёного шнура.
— Пусть пребудет с тобой благословение предков и воинская удача.
Трэвис коснулся губами моей руки, улыбнулся и отошёл к матери. А я торопливо вынула из-за пояса ещё один оберег, сплетённый из мягкого золотистого шнура.
— Я должна была подарить его Трису, — шепнула я Райнарду. — Но тебе удача в песках нужнее.
— Твои волосы, — Рай прижал оберег к губам и спрятал за пазуху. — Спасибо, милая. Прими и от меня кое-что.
— Рай, это же родительский подарок! — изумилась я, глядя, как он расстёгивает рубиновый браслет. — Мы не снимали их ни разу!
— О семье я и так не забуду. А браслет слишком хорош, чтобы таскать его по гарнизонам. Прощай, Ис. Не давай себя в обиду. Береги её! — крикнул он Гилберту, а после склонился перед княгиней. — Моё почтение, ваша светлость.
***
Давно стих стук копыт, умолкли прощальные возгласы. На Марсал опускалась вечерняя тьма, и светильников не хватало, чтобы рассеять её.
— Шить начнём завтра. — Княгиня отложила ножницы, ярко блеснувшие при свечах. — Это лучший орзорумский шёлк, Ис. Ты станешь самой красивой невестой княжества, а то и всей Империи.
Я полагала, что вечер мы проведём в тишине, но сразу после отъезда её светлость позвала мастериц и настояла, чтобы мы сегодня же выбрали ткани для свадебного наряда. Я быстро отчаялась уловить разницу между десятками белых полотен, и просто стояла перед зеркалом, пока ко мне прикладывали ткани, собирали их складками, просили то распустить волосы, то убрать… Ноги подкашивались, а в ушах шумело от названий оттенков: «драконья кость», «брызги морской пены», «утреннее молоко»… Больше всего на свете мне хотелось прилечь, и чтобы служанки сделали массаж с мятным маслом.
— Ты прекрасно держалась сегодня, — подбодрила её светлость. — Я не ошиблась, выбрав тебя в невестки. Можно привить манеры, но не благородство. В тебе есть врождённое достоинство, а значит, ты станешь хорошей женой и матерью.
Я принялась сматывать тесьму, чтобы скрыть смущение.
— Какой была моя мать? — спросила я, решившись. — Вы отзывались о ней как о благонравной женщине, но… что она любила? Какие платья носила, что предпочитала на обед?
— Когда я приехала в Ладену, твоя мать уже последовала за супругом на службу. Мы почти не встречались.
— Но они же приезжали в Ладену? У них остались там родные, друзья?
— Нет. — Княгиня покачала головой и забрала у меня смотанную тесьму. — Посольская служба требует полной отдачи, дорогая. Насколько мне известно, твои родители ни с кем не поддерживали связей, кроме как по делу.
— Тогда нам с Раем очень повезло, что они решили поехать в Ладену в тот день, — выговорила я сквозь ком в горле. — Останься мы у ларов, превратились бы в горстки пепла.
— Нам всем повезло, милая Исабель. — Её светлость неожиданно привлекла меня к себе. — Не печалься о прошлом. Семья — самая большая ценность, и она у тебя есть. Даже если мы вынуждены расстаться на время, мы всё равно связаны невидимыми нитями. Уверена, твои родители сейчас радуются, глядя на тебя из-за последнего рубежа.
Я вспомнила подаренный Раю оберег и его браслет, что лежал в ящике туалетного столика. О да, я ощущала незримую нить! И поняла, для чего её светлость устроила суматоху с нарядами именно сегодня. Я проводила брата, она — сына. Мы обе знали, что за нашими мужчинами приглядят опытные воины, но тоска леденила грудь, и на сердце было неспокойно.
— Трэвис говорил только о тебе все эти дни, — улыбнулась княгиня. — Мой мальчик! Так вырос, правда? Кажется, только вчера я качала его на руках, и вот он помолвлен! Люби его, Исабель!
— Я считаю дни до нашей следующей встречи, — заверила я. — И сегодня же начну писать им письма.
— Им?
— Трису и Райнарду.
— Ах да. — По лицу её светлости пробежала тень. Верно, свечи догорали и давали неровный свет. — И Райнарду.
Глава 5. Редкие письма
«Наследный принц и княжич Трэвис Ладенский приветствует свою невесту Исабель ван Дейль и шлёт ей свою любовь. Мы тут здорово закопались — кочевники прут, будто родятся из песка, пропади они пропадом. Знаю, мы условились, что вы с матерью приедете осенью, но здесь неспокойно. Ладно бы эти твари бесчинствовали за стенами, но они пробрались в город! Разжились орзорумским огнём и устроили на площади взрыв. Не буду расписывать, но поверь, зрелище было жуткое. Мы послали ноту орзорумскому халифу, потому что где ещё делают эту огненную мерзость, как не у них, только он ответил, будто их караваны тоже разоряют, стало быть, они не при чём. Так что сидите пока в Марсале. Мой рыжий жеребец вконец состарился, я теперь езжу на другом, гнедом. Приедешь — увидишь. Отличная лошадь. Привет тебе от Рая, он демонски хорош в стрельбе, но на мечах я его обставляю. На сём оканчиваю сие письмо, любезная моя невеста. Заверяю в своём добром здравии и выражаю надежду, что и ты, голубка души моей, весела и здорова».
Я читала письмо вслух, опустив лишь строки о Рае — они принадлежали мне одной. Княгиня слушала, не перебивая, изредка улыбалась и вздохнула, когда я закончила:
— Его светлость тоже считает, что нам стоит повременить с отъездом. Я рассчитывала, что Трэвис приедет на лето, но ему, конечно, веселее носиться по пустыне, чем коротать время с нами.
— Кем нужно быть, чтобы вовлекать в войну мирных горожан? — спросила я. Трэвис пощадил меня, умолчав о подробностях взрыва, но воображение дорисовало ужасную картину: брызги крови на белых плитах, пятна копоти, страшные крики раненых и тех, кто потерял близких. — Эти нелюди не лучше драконов, сжигающих караваны!
— Верно. — Княгиня крепко сжала губы и заработала иглой с удвоенной силой. — Наши мужчины делают благородное дело, очищая пустыню от подобных выродков. А больше всего я благодарна воинам его светлости, что позволяет моему сыну чувствовать себя героем, не давая ввязаться в по-настоящему опасную переделку.
Я вздохнула и тоже склонилась над шитьём. Когда её светлость сказала, что на подготовку свадебного наряда уйдёт шесть лет, я не поверила. Но увидев тончайшие шелка и крохотные жемчужины, которыми предстояло расшить брачный убор, усомнилась, что мы успеем и за десять. Разумеется, вместе с нами трудились искуснейшие мастерицы Марсала, но…
— Брачный убор — лицо невесты, — неустанно наставляла меня её светлость. — После свадьбы у тебя будут другие заботы, чем сидеть с иглой, но под венец нельзя идти в наряде, сшитом чужими руками. Хотя бы покрывало ты должна расшить сама.
Мои дни теперь были расписаны с раннего утра и до позднего вечера. Уроки этикета — не того, что я изучала наравне с другими знатными девушками, а высшего, уместного лишь в княжеской семье; ладенский и орзорумский языки, столичный диалект Империи, счётное дело, каллиграфия, танцы… Вечерами я просиживала в библиотеке над трактатами по истории и военному делу — это в программу не входило, но я считала, что должна уметь поддержать разговор с мужчинами, если им вздумается поговорить о сражениях былых и нынешних времён. Я привыкла думать, что хорошо образована, но мои знания оказались каплей в море того, что надлежало ведать княгине Ладенской.
— Исабель теперь важная птица, — змеилось за спиной, когда я шла по коридорам, метя полы подолом нового платья, а сзади шествовали Гилберт и две служанки. — Не поёт с нами, не играет в шатрандж, не взглянет лишний раз!
Мне нечего было возразить. На прежние забавы не было времени. Да и не в радость мне стали игры, когда Рай сражался в проклятых песках, и даже в кольце городских стен его подстерегала гибель.
***
Весточки с юга были настоящими островками счастья в ежедневной рутине. Трэвис писал часто и с чувством, Рай — реже, сдержаннее и всегда почти о том же, о чём Трис. Ни слова о наследстве или семье. Я слала им обоим подробные ответы, где рассказывала, как красиво алеют клёны, что южный ветер сменяется северным, а горожане снова прислали петицию за перенос зимнего пастбища, потому что город разросся, и глупые овцы разоряют огороды на окраинах.
