- Не беги, Пенни, а то стрелять буду! — она передразнила его, сделав свой голос глубже, — Что же ты меня не отпустишь?! Что, где-то здесь сердце есть? — Пенни ткнула пальцем в грудь мужчины, а сама перевела дыхание, которое срывалось от злости и всхлипов. Кожа на её щеках горела, а собственное сердце колотилось так, что казалось вот-вот выпрыгнет из груди.
— Притащил к себе девчонку, чтобы поизмываться?! Считаешь меня глупой?! Всем своим видом показываешь, что я тебе неприятна! Думаешь, я желала с тобой повстречаться? Думаешь, хотела остаться? В душу твою влезть?! — казалось, Пенни было не остановить, в ушах пульсировала кровь, а внутренний голос пробивался сквозь пучину ярости, заполнившей всё её существо, стараясь призвать её к спокойствию. — Никак нет, Алек Лестер, — она сделала акцент на его имени, - я не хочу тебя узнать, не хочу знать, что ты натворил и почему оказался здесь!
Дождь всё шумел вокруг них, создавая ощущение, будто кроме них двоих здесь и не было ничего и никого. Ни этого дома, ни леса, ни собаки. Только дождь, Пенни и Алек.
Пенни смотрела на Алека заплаканными глазами и прерывисто дышала, как дышат дети после истерики. Она разрывалась на части от обиды, злости и непонимания.
— Так пропусти меня, покажи, где лечь. А если я много прошу, то отпусти. А не запугивай тем, чего на самом деле не сделаешь. — она продолжила более спокойным тоном, выдохнула и убрала руку от груди мужчины. Пенни так полыхала внутри, что казалось даже снаружи стало жарко. Она стянула плед с плеч и держала в руках, а сама буравила взглядом Алека, ожидая его реакции.
Так и подмывало спросить, чем ее так не устраивала его привычка ходить без рубашки. Оскорбляла взор непотребным своим видом или тоже рождала совсем не те мысли?
Задумчиво разглядывая девчонку в кресле, он гадал, с чего у нее любимая книга этот вот романчик. Из услышанного Алек сделал вывод, что книжка поверхностная из серии "я люблю тебя до гроба, приходи на сеновал". Пенни будто смаковала страницу за страницей.
-Не удивительно, — усмехнувшись, обронил мужчина, сам гадая, читала ли Льюис все эти интимные подробности из жизни героев, пролистывала ли. А если читала, то представляла ли себя на месте героини, как это свойственно большинству девушек, согласно неумолимой науке статистике. Определенно, читать о сексе это куда менее приятно, чем им заниматься и даже чем просто смотреть. Возбуждали ли ее эти описания? Отчего-то вдруг представилось, что в ходе чтения Пенни останавливается, ее маленькая ладошка ловко скользит за пояс спортивных брюк, оттягивая трусики.
Алек вздохнул, сведя скулы, желваки напряглись, тело отозвалось новой волной жара. Лестер с трудом отвел глаза от державших книгу пальцев, злясь на себя за наваждение, не очень понимая, какого черта как заведенный мысленно ныряет ей в трусы. Все же не вчерашний мальчишка, чтоб вот так.
Не железная, подумайте только… Так и подмывало напомнить, что он вообще-то тоже. Совершенно не железный. И что лучше и безопаснее, если он станет подшучивать над ней, чем даст волю рукам и всему тому, что родилось в его явно одурманенный голове. Он даже сейчас, будто дурел от ее запаха, смешанного с запахом его мыла. Они оба им вымылись и теперь казалось, что от нее пахло им самим. Мысли эти отчего-то выбили воздух из лёгких. Разошедшаяся не на шутку Льюис этого, конечно, не заметила, слишком увлеченная своими претензиями. Затянутые слезами глаза казались ещё ярче и крупнее, девчонка то и дело покусывала и без того пухлые, сочно-розовые губы, от чего они набухли и Алек поймал себя на том, что сквозь вату этих мыслей с трудом вообще разбирает, о чем она с таким упоением орет. Истеричка, но, мать твою, соблазнительная до судороги!
Вообще, Алек ненавидел женские истерики, как и большинство собратьев. Знал пару действенных способов, как с ними бороться, но ни один из них сейчас не подходил. Пусть заткнуть ей рот хотелось неимоверно. Смять эти дрожащие губы, затолкав языком назад все колкие слова и обвинения.
"Ты извращенец, Лестер. С каких пор тебя торкает от вида ревущей бабы?" — надо чаще выбираться в люди, определенно это должно помочь с починкой крыши, так не вовремя давшей течь.
Алек прикрыл глаза, как раз когда Пенни всхлипнула. Звук этот резанул по нервам, отозвавшись тянущей болью в животе. И это ещё она не железная! Да надо обладать выдержкой бога, чтобы не прибить на месте или не трахнуть прям тут, чтобы если и всхлипывала, закусывая свои мягкие губы, так под ним, от желания и удовольствия. Как раз бы и за спасибо сошло.
Убежала бы она, — Лестер открыл глаза. Холодные, острозаточенные зрачки. Не ты первая девочка, не ты последняя. Бежать прочь от этого опустившегося человека. Где-то он уже слышал ту песню
. Так себе мотивчик, пренеприятный. Лестер тут же ощерился, будто оберегая себя от нового потока колкой, бьющей так метко отповеди.
-С удовольствием бы выпорол,- сквозь зубы вворачивает он, представляя, как красный след от его ладони расползается по нежной белизне ее напряжённой после порки ягодице. Станет ли она всхлипывать так же? Кусать губы? Или браниться?
И на колени бы тоже с удовольствием поставил, даже без гороха. Пусть бы применила свой рот с большей пользой и приятностью, чем заваливая его обвинениями.
"О чем, ты блядь, думаешь, Лестер", — едва не застонав от мыслей, что губы ее, влажные от слез сомкнутся на его напряжённом члене, Алек облизнулся, продолжая слушать, едва слыша, что там она ещё имела ему сказать. Слова бились в затуманенный мозг и не доходили до центра обработки информации, увзянув, как мухи в паутине, в липком желании получить ее. Что ему мешает просто взять ее здесь? Кроме миллиона разумных доводов и не схороненной ещё человечности, конечно. Он, может, мудак, херовый муж и никчёмный вояка, но точно не насильник. И даже не убийца.
Ему-то казалось, что шутки его очевидно, что шутки. Вроде бы они ещё в начале выяснили, что Пенни не боится и даже не считает его достойным звания маньяка. Видно, документы имеют удивительную власть убеждения.
-Все сказала? - холодно уточнил Алек, когда девчонка убрала, жгущую грудину свою ладонь. То место, где палец дырявил грудную мышцу, резко заиндевело, под напором ветра. — Нет там сердца, Пенни, даже не рассчитывай отыскать. — Было когда-то, но выкорчевали, как отживший свое старый дуб. Высохший и опасный для прохожих.
Так что все верно. Не нужно узнавать, не нужно оставаться, не нужно проявлять интерес. Все так. Знакомые слова, знакомый сценарий. Эту пьесу он уже видел в трёх актах. Насмотрелся. - Притащил, чтоб не околела к чертям в лесу, не переломала ноги и шею и не пошла на корм волкам или червям. И теперь вынужден вместо простого спасибо чинить ванну, разбирать бумаги и выслушивать нелепые обвинения с цветастой истерикой в придачу. Хороша благодарность, ничего не скажешь.
-Чего ж ты боишься, — поймав пальцами все ещё дрожащий подбородок, Алек сузил глаза, — раз решила, что ни одну из угроз не исполню? Дрожишь, как осиновый лист на ветру… Тяжёлый у тебя день? Все срочно должны войти в положение? Что плохого ты видела в этом доме, кроме безобидной иронии? Я издевался над тобой? Бил? Может, взял силой? -Смяв большим пальцем искусанные ее губы, Алек усмехнулся. — Мог. В такой-то глуши. Ты стояла, прикрытая жалкой полупрозрачной занавеской, в пустом доме, посреди нигде. Я мог трахать тебя пока у тебя бы не осталось сил даже рыдать, — что смотришь, правда колется? Вместо этого дал одежду, еду, чай тебе принес в койку. Пальцем не тронул, твою мать! Хотел, но сдержался.
- А ты стоишь тут обиженная, как попранная святыня и читаешь мне отповеди о том, как быть джентльменом? Так я не он. Сразу предупреждал. — убрав руку, Лестер сделал шаг вбок, освобождая проход к двери.
— Где кровать ты помнишь. Дверь не запирается, но в гости за благодарностями не приду. Можешь спать спокойно. Утром, как дождь утихнет, отвезу тебя к поселку и забудешь, как страшный сон. — Вернёшься к своим сюсюкающим донжуанам с конфетами и восторженными речами. Каждому свое, Пенни Льюис.
Его палец вдруг оказался на губах. Никогда ещё она не испытывала более противоречивых чувств, какие испытывала сейчас. Он до сих пор казался таким…большим и сильным, а Пенни чувствовала себя такой жалкой и никчемной. Пальцы Алека перебрались на подбородок, заставляя её смотреть на себя. Его взгляд пронизывающий, будто…раздевал её, сдирая одежду, кожу, всё вместе, будто забирался в самое нутро, чтобы показать какая она есть на самом деле. Но это всё его домыслы. Он посчитал, что она тут всем пользовалась и не была благодарной и истерика эта…
Слезы Пенни катились по щекам, оставаясь на губах солью, а она чувствовала прикосновение Алека и боролась с самой собой, чтобы не броситься к нему в объятия и снова не разрываться. Только теперь в его руках. Такое возможно? Только что она его ненавидела, только что она хотела бежать…
Пенни Льюис, у тебя пмс? Или просто мужчина не такой как все и …тебе это нравится? Хочется вызвать его на эмоции? А он стоит такой железный и хватает тебя за подбородок говоря о том, что приютил и не трахнул…
-Можешь спать спокойно…
Благородство. Она рядом с ним казалась чудовищем самой себе. От вновь накативших чувств, она стряхнула его руку с себя и кинулась на него с кулаками и с каким-то рыком. Пенни толкнула Алека к стене и прижала его своим телом, не совсем понимая сама, что происходит.
Обида? Злоба? От того, что всё правильно сказал? Но ведь на правду не обижаются.
Она не хотела его бить, да и невозможно это, с такой его комплекцией, просто прижала кулаки к его плечам и от безысходности что-то проскулила. Фонтан эмоций снова вырвался из неё слезами. Возможно, впервые в жизни человек был с ней откровенным. Так вот, не утаивая ничего, сказал, как есть, а она… дурочка, она тут истерики устраивает.
Его тело под её кулаками казалось напряжённым, Пенни всхлипывая где-то под его подбородком, не в силах спорить и вообще что-либо говорить. Она хотела стучать по нему кулаками, доказывать, что он не знает её, а ещё хотелось благодарить.
Кулаки бессильно разжались, ладони горячие скользнули вниз по мягкой ткани рубашки, остановившись у бёдер и отправив до сих пор зажатый плед на пол. Льюис не хотела больше препираться и самым правильным решением было бы пойти спать, сделать, как он сказал, пройти внутрь дома, а не прижаться вот так к нему, к груди щекой, а руки завести за спину, почти обнимая. Он был прав, чёрт возьми, прав! Сколько благородных таких в этом треклятом лесу? Она принесла ему разруху в дом, навела суету и теперь вот мозг выносит, а меж тем, другой бы на его месте уже давно бы сделал своё дело.
Быть благодарной. Нужно быть благодарной. Но как?
-Ты прав… — всхлипывая, она думала только о том, что наверное не сможет больше в глаза смотреть ему, — ты прав, прости…
О, боги, она бы хотела, чтобы он её сейчас обнял! Она отправилась в лес, чтобы "проветриться", отвлечься, развеяться. Это было самым лучшим решением в её жизни, сейчас она так и думала. Вряд ли этот бугай Алек сможет понять её чувства, всё, что сейчас происходит, наверняка, выглядит, как "пожалейте бедную овечку". Но на самом деле, Алек сейчас сделал то, что нужно было ей. Будто пощёчин надавал. Или ледяной водой облил. Ещё раз. Он это сделал и вряд ли осознавал сам, как помог ей. Это его опыт, его возраст сказывается? В таком случае, Пенни была бы рада встретить его при других обстоятельствах. А он…живёт как отшельник в этой глуши!
Пенни с большим трудом оторвалась от мужчины и наклонилась за пледом. Она спокойно, но всё ещё всхлипывая, взяла кружку и книгу с подоконника и пошла в дом.
Дом встретил её теплом, а запах прогоревших поленьев и влажности из душа казались очень уютными.
Немного кружилась голова. Льюис оставила кружку и книгу на столе, а плед положила на диван. Молча и не глядя на своего спасителя, прошла в комнату. Прикрыв дверь, стянула с себя всю одежду, оставшись в одних только трусиках, которые тонким кружевом прикрывали ягодицы. Она взезла в кровать и укрылась одеялом, всё ещё ощущая дрожь внутри.
Этот день закончится так? А завтра… она будет дома и больше никогда его не увидит.
Толчок не был сильным — разве что неожиданным. Лестер предполагал, что после холодной его отповеди девчонка картинно удалится, а она вдруг пошла в наступление. На какой-то момент даже показалось, что с намерением крайне схожим с его собственными. Холодная кладка грубой стены отрезвляла, покалывая острыми выбоинами кирпича спину.
-Не обольщайся, Лестер. И даже не думай выдавать желаемое за действительное, — утробный ее рык засел где-то в районе диафрагмы, вибрацией расходясь по телу. Гневный град ударов — слишком слабых, чтобы отрезвить его или причинить реальный ущерб — падал по плечам и груди. Алек мог поймать ее руки с легкостью, но отчего-то не стал, позволяя долбить себе в грудь, будто желая достучаться до гипотетического сердца наличие которого он в себе отрицал еще недавно.
Гадая, как далеко она зайдет и как надолго хватит его терпения, Алек напряженно следил за натиском это хрупкой воинственной особы, пока та с натужным всхлипом не вжалась в него едва не всем весом. Небольшим, но ощутимым настолько остро, что в ушах загудело.
-Ты слепая, дурная или настолько любишь рисковать? — барахтаясь в вязкой жиже эмоциональной контузии, Алек старался сфокусировать взгляд, чтобы выплыть из этого липкого дурмана. Смотреть куда угодно, только не на дрожащие ее губы и не думать, как вздрагивает при каждом всхлипе ее маленькая упругая грудь с манящими острыми пиками сосков. Как раз когда он уже почти победил в этом неравном изначально бою, девчонка вхлипнула сильнее, порывисто дернулась, мазнув грудью по окаменевшему его телу. Але замер, стараясь не дышать и вжаться спиной в кирпич минимизировав физический контакт с этим эмоциональным торнадо. Как она дожила до совершеннолетия с такой лабильной нервной системой?
Пенни ткнулась лбом в его плечо, заскулив. Мышцы тут же свело судорогой. Лестер глотнул воздуха, задержав дыхание, стискивая зубы так сильно, что и скулы свело ноющей болью. Каждым дюймом тела ощущая, как дрожащие ее руки скользят вдоль его боков к спине, Алек сминал пальцами шершавый холод кладки, чтобы только не дать рукам волю, зная точно, что потом сам себя станет презирать.
-Это истерика, Лестер, — сколько они видывал таких за жизнь. Не только у девчонок. Война оставила в памяти массу неизгладимых впечатлений и уродливых воспоминаний. Как поломанные мальчишки, вчерашние выпускники летного училища после первого боя так же дрожа искали утешения и поддержки у старших товарищей, как некоторые пользовались удобным моментом. Изголодавшиеся, одичавшие, измученные долгими командировками, выжженные чудовищными буднями, каждый день сминавшими остатки человечности, превращая тебя в бездушную машину для убийства. — Она ищет участия и поддержки. — Не легкого перепиха на разок, хотя сейчас он мог бы спокойно, без уговоров получить ее прямо тут, хоть у это же стены, подмяв дрожащее, податливое ее тело под свое почти каменное от напряжения. Нужно только протянуть руку, скользнуть по выпирающим под майкам бугоркам позвонков, поддеть пальцами резинку затянутых на слабый узел спортивок.
— Притащил к себе девчонку, чтобы поизмываться?! Считаешь меня глупой?! Всем своим видом показываешь, что я тебе неприятна! Думаешь, я желала с тобой повстречаться? Думаешь, хотела остаться? В душу твою влезть?! — казалось, Пенни было не остановить, в ушах пульсировала кровь, а внутренний голос пробивался сквозь пучину ярости, заполнившей всё её существо, стараясь призвать её к спокойствию. — Никак нет, Алек Лестер, — она сделала акцент на его имени, - я не хочу тебя узнать, не хочу знать, что ты натворил и почему оказался здесь!
Дождь всё шумел вокруг них, создавая ощущение, будто кроме них двоих здесь и не было ничего и никого. Ни этого дома, ни леса, ни собаки. Только дождь, Пенни и Алек.
Пенни смотрела на Алека заплаканными глазами и прерывисто дышала, как дышат дети после истерики. Она разрывалась на части от обиды, злости и непонимания.
— Так пропусти меня, покажи, где лечь. А если я много прошу, то отпусти. А не запугивай тем, чего на самом деле не сделаешь. — она продолжила более спокойным тоном, выдохнула и убрала руку от груди мужчины. Пенни так полыхала внутри, что казалось даже снаружи стало жарко. Она стянула плед с плеч и держала в руках, а сама буравила взглядом Алека, ожидая его реакции.
Часть Алек
Так и подмывало спросить, чем ее так не устраивала его привычка ходить без рубашки. Оскорбляла взор непотребным своим видом или тоже рождала совсем не те мысли?
Задумчиво разглядывая девчонку в кресле, он гадал, с чего у нее любимая книга этот вот романчик. Из услышанного Алек сделал вывод, что книжка поверхностная из серии "я люблю тебя до гроба, приходи на сеновал". Пенни будто смаковала страницу за страницей.
-Не удивительно, — усмехнувшись, обронил мужчина, сам гадая, читала ли Льюис все эти интимные подробности из жизни героев, пролистывала ли. А если читала, то представляла ли себя на месте героини, как это свойственно большинству девушек, согласно неумолимой науке статистике. Определенно, читать о сексе это куда менее приятно, чем им заниматься и даже чем просто смотреть. Возбуждали ли ее эти описания? Отчего-то вдруг представилось, что в ходе чтения Пенни останавливается, ее маленькая ладошка ловко скользит за пояс спортивных брюк, оттягивая трусики.
Алек вздохнул, сведя скулы, желваки напряглись, тело отозвалось новой волной жара. Лестер с трудом отвел глаза от державших книгу пальцев, злясь на себя за наваждение, не очень понимая, какого черта как заведенный мысленно ныряет ей в трусы. Все же не вчерашний мальчишка, чтоб вот так.
Не железная, подумайте только… Так и подмывало напомнить, что он вообще-то тоже. Совершенно не железный. И что лучше и безопаснее, если он станет подшучивать над ней, чем даст волю рукам и всему тому, что родилось в его явно одурманенный голове. Он даже сейчас, будто дурел от ее запаха, смешанного с запахом его мыла. Они оба им вымылись и теперь казалось, что от нее пахло им самим. Мысли эти отчего-то выбили воздух из лёгких. Разошедшаяся не на шутку Льюис этого, конечно, не заметила, слишком увлеченная своими претензиями. Затянутые слезами глаза казались ещё ярче и крупнее, девчонка то и дело покусывала и без того пухлые, сочно-розовые губы, от чего они набухли и Алек поймал себя на том, что сквозь вату этих мыслей с трудом вообще разбирает, о чем она с таким упоением орет. Истеричка, но, мать твою, соблазнительная до судороги!
Вообще, Алек ненавидел женские истерики, как и большинство собратьев. Знал пару действенных способов, как с ними бороться, но ни один из них сейчас не подходил. Пусть заткнуть ей рот хотелось неимоверно. Смять эти дрожащие губы, затолкав языком назад все колкие слова и обвинения.
"Ты извращенец, Лестер. С каких пор тебя торкает от вида ревущей бабы?" — надо чаще выбираться в люди, определенно это должно помочь с починкой крыши, так не вовремя давшей течь.
Алек прикрыл глаза, как раз когда Пенни всхлипнула. Звук этот резанул по нервам, отозвавшись тянущей болью в животе. И это ещё она не железная! Да надо обладать выдержкой бога, чтобы не прибить на месте или не трахнуть прям тут, чтобы если и всхлипывала, закусывая свои мягкие губы, так под ним, от желания и удовольствия. Как раз бы и за спасибо сошло.
Убежала бы она, — Лестер открыл глаза. Холодные, острозаточенные зрачки. Не ты первая девочка, не ты последняя. Бежать прочь от этого опустившегося человека. Где-то он уже слышал ту песню
. Так себе мотивчик, пренеприятный. Лестер тут же ощерился, будто оберегая себя от нового потока колкой, бьющей так метко отповеди.
-С удовольствием бы выпорол,- сквозь зубы вворачивает он, представляя, как красный след от его ладони расползается по нежной белизне ее напряжённой после порки ягодице. Станет ли она всхлипывать так же? Кусать губы? Или браниться?
И на колени бы тоже с удовольствием поставил, даже без гороха. Пусть бы применила свой рот с большей пользой и приятностью, чем заваливая его обвинениями.
"О чем, ты блядь, думаешь, Лестер", — едва не застонав от мыслей, что губы ее, влажные от слез сомкнутся на его напряжённом члене, Алек облизнулся, продолжая слушать, едва слыша, что там она ещё имела ему сказать. Слова бились в затуманенный мозг и не доходили до центра обработки информации, увзянув, как мухи в паутине, в липком желании получить ее. Что ему мешает просто взять ее здесь? Кроме миллиона разумных доводов и не схороненной ещё человечности, конечно. Он, может, мудак, херовый муж и никчёмный вояка, но точно не насильник. И даже не убийца.
Ему-то казалось, что шутки его очевидно, что шутки. Вроде бы они ещё в начале выяснили, что Пенни не боится и даже не считает его достойным звания маньяка. Видно, документы имеют удивительную власть убеждения.
-Все сказала? - холодно уточнил Алек, когда девчонка убрала, жгущую грудину свою ладонь. То место, где палец дырявил грудную мышцу, резко заиндевело, под напором ветра. — Нет там сердца, Пенни, даже не рассчитывай отыскать. — Было когда-то, но выкорчевали, как отживший свое старый дуб. Высохший и опасный для прохожих.
Так что все верно. Не нужно узнавать, не нужно оставаться, не нужно проявлять интерес. Все так. Знакомые слова, знакомый сценарий. Эту пьесу он уже видел в трёх актах. Насмотрелся. - Притащил, чтоб не околела к чертям в лесу, не переломала ноги и шею и не пошла на корм волкам или червям. И теперь вынужден вместо простого спасибо чинить ванну, разбирать бумаги и выслушивать нелепые обвинения с цветастой истерикой в придачу. Хороша благодарность, ничего не скажешь.
-Чего ж ты боишься, — поймав пальцами все ещё дрожащий подбородок, Алек сузил глаза, — раз решила, что ни одну из угроз не исполню? Дрожишь, как осиновый лист на ветру… Тяжёлый у тебя день? Все срочно должны войти в положение? Что плохого ты видела в этом доме, кроме безобидной иронии? Я издевался над тобой? Бил? Может, взял силой? -Смяв большим пальцем искусанные ее губы, Алек усмехнулся. — Мог. В такой-то глуши. Ты стояла, прикрытая жалкой полупрозрачной занавеской, в пустом доме, посреди нигде. Я мог трахать тебя пока у тебя бы не осталось сил даже рыдать, — что смотришь, правда колется? Вместо этого дал одежду, еду, чай тебе принес в койку. Пальцем не тронул, твою мать! Хотел, но сдержался.
- А ты стоишь тут обиженная, как попранная святыня и читаешь мне отповеди о том, как быть джентльменом? Так я не он. Сразу предупреждал. — убрав руку, Лестер сделал шаг вбок, освобождая проход к двери.
— Где кровать ты помнишь. Дверь не запирается, но в гости за благодарностями не приду. Можешь спать спокойно. Утром, как дождь утихнет, отвезу тебя к поселку и забудешь, как страшный сон. — Вернёшься к своим сюсюкающим донжуанам с конфетами и восторженными речами. Каждому свое, Пенни Льюис.
Часть Пенни
Его палец вдруг оказался на губах. Никогда ещё она не испытывала более противоречивых чувств, какие испытывала сейчас. Он до сих пор казался таким…большим и сильным, а Пенни чувствовала себя такой жалкой и никчемной. Пальцы Алека перебрались на подбородок, заставляя её смотреть на себя. Его взгляд пронизывающий, будто…раздевал её, сдирая одежду, кожу, всё вместе, будто забирался в самое нутро, чтобы показать какая она есть на самом деле. Но это всё его домыслы. Он посчитал, что она тут всем пользовалась и не была благодарной и истерика эта…
Слезы Пенни катились по щекам, оставаясь на губах солью, а она чувствовала прикосновение Алека и боролась с самой собой, чтобы не броситься к нему в объятия и снова не разрываться. Только теперь в его руках. Такое возможно? Только что она его ненавидела, только что она хотела бежать…
Пенни Льюис, у тебя пмс? Или просто мужчина не такой как все и …тебе это нравится? Хочется вызвать его на эмоции? А он стоит такой железный и хватает тебя за подбородок говоря о том, что приютил и не трахнул…
-Можешь спать спокойно…
Благородство. Она рядом с ним казалась чудовищем самой себе. От вновь накативших чувств, она стряхнула его руку с себя и кинулась на него с кулаками и с каким-то рыком. Пенни толкнула Алека к стене и прижала его своим телом, не совсем понимая сама, что происходит.
Обида? Злоба? От того, что всё правильно сказал? Но ведь на правду не обижаются.
Она не хотела его бить, да и невозможно это, с такой его комплекцией, просто прижала кулаки к его плечам и от безысходности что-то проскулила. Фонтан эмоций снова вырвался из неё слезами. Возможно, впервые в жизни человек был с ней откровенным. Так вот, не утаивая ничего, сказал, как есть, а она… дурочка, она тут истерики устраивает.
Его тело под её кулаками казалось напряжённым, Пенни всхлипывая где-то под его подбородком, не в силах спорить и вообще что-либо говорить. Она хотела стучать по нему кулаками, доказывать, что он не знает её, а ещё хотелось благодарить.
Кулаки бессильно разжались, ладони горячие скользнули вниз по мягкой ткани рубашки, остановившись у бёдер и отправив до сих пор зажатый плед на пол. Льюис не хотела больше препираться и самым правильным решением было бы пойти спать, сделать, как он сказал, пройти внутрь дома, а не прижаться вот так к нему, к груди щекой, а руки завести за спину, почти обнимая. Он был прав, чёрт возьми, прав! Сколько благородных таких в этом треклятом лесу? Она принесла ему разруху в дом, навела суету и теперь вот мозг выносит, а меж тем, другой бы на его месте уже давно бы сделал своё дело.
Быть благодарной. Нужно быть благодарной. Но как?
-Ты прав… — всхлипывая, она думала только о том, что наверное не сможет больше в глаза смотреть ему, — ты прав, прости…
О, боги, она бы хотела, чтобы он её сейчас обнял! Она отправилась в лес, чтобы "проветриться", отвлечься, развеяться. Это было самым лучшим решением в её жизни, сейчас она так и думала. Вряд ли этот бугай Алек сможет понять её чувства, всё, что сейчас происходит, наверняка, выглядит, как "пожалейте бедную овечку". Но на самом деле, Алек сейчас сделал то, что нужно было ей. Будто пощёчин надавал. Или ледяной водой облил. Ещё раз. Он это сделал и вряд ли осознавал сам, как помог ей. Это его опыт, его возраст сказывается? В таком случае, Пенни была бы рада встретить его при других обстоятельствах. А он…живёт как отшельник в этой глуши!
Пенни с большим трудом оторвалась от мужчины и наклонилась за пледом. Она спокойно, но всё ещё всхлипывая, взяла кружку и книгу с подоконника и пошла в дом.
Дом встретил её теплом, а запах прогоревших поленьев и влажности из душа казались очень уютными.
Немного кружилась голова. Льюис оставила кружку и книгу на столе, а плед положила на диван. Молча и не глядя на своего спасителя, прошла в комнату. Прикрыв дверь, стянула с себя всю одежду, оставшись в одних только трусиках, которые тонким кружевом прикрывали ягодицы. Она взезла в кровать и укрылась одеялом, всё ещё ощущая дрожь внутри.
Этот день закончится так? А завтра… она будет дома и больше никогда его не увидит.
Часть Алек
Толчок не был сильным — разве что неожиданным. Лестер предполагал, что после холодной его отповеди девчонка картинно удалится, а она вдруг пошла в наступление. На какой-то момент даже показалось, что с намерением крайне схожим с его собственными. Холодная кладка грубой стены отрезвляла, покалывая острыми выбоинами кирпича спину.
-Не обольщайся, Лестер. И даже не думай выдавать желаемое за действительное, — утробный ее рык засел где-то в районе диафрагмы, вибрацией расходясь по телу. Гневный град ударов — слишком слабых, чтобы отрезвить его или причинить реальный ущерб — падал по плечам и груди. Алек мог поймать ее руки с легкостью, но отчего-то не стал, позволяя долбить себе в грудь, будто желая достучаться до гипотетического сердца наличие которого он в себе отрицал еще недавно.
Гадая, как далеко она зайдет и как надолго хватит его терпения, Алек напряженно следил за натиском это хрупкой воинственной особы, пока та с натужным всхлипом не вжалась в него едва не всем весом. Небольшим, но ощутимым настолько остро, что в ушах загудело.
-Ты слепая, дурная или настолько любишь рисковать? — барахтаясь в вязкой жиже эмоциональной контузии, Алек старался сфокусировать взгляд, чтобы выплыть из этого липкого дурмана. Смотреть куда угодно, только не на дрожащие ее губы и не думать, как вздрагивает при каждом всхлипе ее маленькая упругая грудь с манящими острыми пиками сосков. Как раз когда он уже почти победил в этом неравном изначально бою, девчонка вхлипнула сильнее, порывисто дернулась, мазнув грудью по окаменевшему его телу. Але замер, стараясь не дышать и вжаться спиной в кирпич минимизировав физический контакт с этим эмоциональным торнадо. Как она дожила до совершеннолетия с такой лабильной нервной системой?
Пенни ткнулась лбом в его плечо, заскулив. Мышцы тут же свело судорогой. Лестер глотнул воздуха, задержав дыхание, стискивая зубы так сильно, что и скулы свело ноющей болью. Каждым дюймом тела ощущая, как дрожащие ее руки скользят вдоль его боков к спине, Алек сминал пальцами шершавый холод кладки, чтобы только не дать рукам волю, зная точно, что потом сам себя станет презирать.
-Это истерика, Лестер, — сколько они видывал таких за жизнь. Не только у девчонок. Война оставила в памяти массу неизгладимых впечатлений и уродливых воспоминаний. Как поломанные мальчишки, вчерашние выпускники летного училища после первого боя так же дрожа искали утешения и поддержки у старших товарищей, как некоторые пользовались удобным моментом. Изголодавшиеся, одичавшие, измученные долгими командировками, выжженные чудовищными буднями, каждый день сминавшими остатки человечности, превращая тебя в бездушную машину для убийства. — Она ищет участия и поддержки. — Не легкого перепиха на разок, хотя сейчас он мог бы спокойно, без уговоров получить ее прямо тут, хоть у это же стены, подмяв дрожащее, податливое ее тело под свое почти каменное от напряжения. Нужно только протянуть руку, скользнуть по выпирающим под майкам бугоркам позвонков, поддеть пальцами резинку затянутых на слабый узел спортивок.
