Сэймур передаст Оберону, они тесно общаются. Обещали быть, хотя Оливия и побухтела немножко. Ну да она всегда бухтит, это нормально. Сперва побухтит, а как доходит до дела — первая тут как тут. Всегда так было, и теперь так же будет.
Мурлыкая задорную песенку, Оддбэлл преодолел все особенности перехода и оказался в ангаре. Дирижабль сонно плавал под потолком, удерживаемый канатами четырёх стационарных лебёдок. Вокруг аппарата тускло поблёскивали нити защитной энергетической «паутины» Сэймура. Молодец он всё-таки. Основательно к любому делу подходит.
Довольный, Оддбэлл вытянул лесенку и полез внутрь гондолы. Тесновато, но ничего, не бал же с танцами тут устраивать. Прошёлся, поправил чехол на пилотском кресле, пощёлкал клавишами навигатора, добавив к заданным заранее координатам точки прибытия ещё по одному знаку после запятой. Учёный знал их наизусть с ещё более юного возраста, чем у Эмилии.
Всё было в идеальном порядке, придраться больше не к чему. Оддбэлл выключил штурманскую машину и вернулся к люку, из которого опускалась лесенка. Однако в проёме внезапно остановился. Возникло странное ощущение — не то дежавю, не то предчувствие... Так иногда почему-то бывает при перекидывании, если собираешься обернуться в очень не подходящем месте — людном, шумном, не уютном. Странно...
Впрочем, ощущение исчезло так же внезапно, как и появилась. Списав его на побочный эффект привыкающей к хозяину защиты и решив не придавать этому особого значения, чудак в два шага спустился на недалёкую пока что землю, убрал лестницу и покинул ангар, оставшись вполне довольным. Подумал было навестить самую ближайшую соседку, сороку Маргарет: помимо ароматнейшего чая у неё всегда можно было гарантировано узнать все самые свежие новости и сплетни со всей округи. Способы, которыми она умудрялась их собирать, оставались для Оддбэлла загадкой, однако нужно было отдать должное: большая часть информации оказывалась достоверной, правда, всегда с той или иной степенью преувеличения. Чудак распорядился доставить из погребов банку жимолостного мёда — его фирменного лакомства, от которого соседка была совершенно без ума, и собрался переодеться для пешей прогулки: сорока жила всего в получасе ходьбы к востоку от Блэстхолла. Мелодичный звук органчика внешней сигнализации застал чудака на пути к костюмерной.
Гости? Хм. Странно. Оддбэлл никого не ждал, а сами по себе гости появлялись в загадочном лесном доме крайне редко. Разве что опять курьер чей-нибудь. Так поздновато уже для курьера. Разве только случилось что-то такое, из ряда вон... Странное предчувствие охватило на миг учёного — чего-то неотвратимого, тревожного и вместе с тем интересного, аж до мурашек, целым табуном метнувшихся по спине. Забыв про задуманный визит, Оддбэлл поспешил к входной двери и поскорее распахнул её. У порога, мрачный, как снеговая туча, стоял Генри. На его руке буквально повисла Луиза. Лицо её было серее горного мела, глаза ввалились, губы дрожали, а ноги явно если и слушались, то не хозяйку. Оддбэлл никогда не видел строгую и целеустремлённую родственницу в таком виде.
- Что случилось? Проходите же в дом и рассказывайте, во имя Великого!
Учёный старался придерживаться этикета, хотя уже наверняка знал ответ на свой вопрос, как и то, что последует за ответом, пока родственники не выплеснут переполняющие родительские эмоции и не окажутся готовы к действительно конструктивному диалогу.
Разбудил Эмилию тяжелый топот массивного тела. По лесной тропинке двигался кто-то большой. Прямо огромный. В еле брезжащем свете утренней зари оробевшая девушка увидела неторопливо топающую гору. Гора приближалась, фыркая и отдуваясь. Эмилия вжалась в землю, втянула голову, закрыла глаза.
Под лапами, тоже разбуженная сотрясением земли, живым шнуром зашевелилась змея, и это оказалось куда страшнее живой горы. В панике Эмилия выскочила на дорогу и налетела на парня, который шел рядом с чудовищным животным. Тот ловко сцапал ее в охапку и перевернул вниз головой, держа за лапы. Нехорошо обрадовался:
- О, вот и еда!
Солнце неторопливо ползло за горизонт. Близился закат. Ворон, вывалив язык, лениво переставлял когтистые птичьи лапы, недвусмысленно намекая на забытую хозяином-самодуром, бегущим от тёплого дома, обязанность. Кто тут должен заботиться о ездовом ящере, а? В том числе, и об отдыхе этого самого ящера! Но ночевать в лесу Косте не хотелось, и он, спрыгнув с широкой спины, упрямо шёл вперёд, не обращая внимания на плетущегося через силу динозавра, всеми силами посылающего ему в спину телепатические призывы: «Жрать хочу!».
Постепенно с обочины наползал туман. Симпатичный светлый дубовый бор, понизу обильно украшенный береклестом, приглашал на ночлег. Широкий тракт понемногу наполнили вечерние сумерки.
Идти дальше не было смысла.
Костя посмотрел на скакуна и полез распаковываться.
— Приехали, хватит вздыхать. Каша на ужин. Не ворчи. Котёл Таисья Сергеевна большой выдала, брюхо набьём.
Ночь прошла спокойно. Вековые дубы тихо шелестели пожухлой зимней листвой, а холодная позёмка, забравшись под тёплую стёганную куртку, всего один раз разбудила уютно закутавшегося в одеяло Костю. Он приоткрыл, было, глаза. На него, с ветки напротив, нагло лупал жёлтыми глазищами огромный филин. Парень зажмурился покрепче, перевернулся на другой бок и спокойно продолжил сон.
По безбрежному тёмному океану неба плыла яркая тарелка луны, и скалистый простор, поросший толстым мягким ковром вечно зелёного мха, казался склепом, специально приготовленным для умирающего дракона.
Когда, оттолкнувшись от балкона, тело поймало тугую воздушную струю, он, развернув крылья, какое-то время счастливо парил, ловя лёгкие зыбкие тени лун: серебряной и, спрятавшейся за соседку, голубой. Его мысли не задерживались на мелькающем пейзаже, он упивался таинственной тишиной.
Властитель мира вылетел на первую охоту.
Только очень скоро в груди появился странный, плохо различимый шум, и крылатый охотник сделал глубокий вдох, переводя дыхание… внутри заклокотало сильнее, и огромный ящер, теряя сознание, начал судорожно бить крыльями о твердеющий воздух, пытаясь выровнять падение.
Последние минуты полёта гаснувший разум уже не управлял телом, но, расправив крылья, ящер смог мягко приземлиться и лечь на вечную постель.
Умирающий мозг был спокоен. Разум оборотня доминировал над звериной сущностью, унося в вечность свою память — воспоминания счастья и великой всепоглощающей привязанности, которую поэты называют любовью.
Войдя через распахнутые двери зала приёмов, перед его глазами предстала, преклонив колени, женщина.
В тот момент его поразило, с какой непринуждённой грацией склонилась она: гибкая тонкая талия, не изуродованная корсетом; немного пышные бедра; гордый разворот головы; высокая грудь. Она разогнула шею, обрамлённую сверху короной огненных волос, и посмотрела на него.
Лицо обмануло ожидания толпы.
«А милочка-то некрасива!», — фыркнула сзади фаворитка, тут же отодвинутая куда-то вглубь зала.
О, нет! Природа не совершила ошибки…
Женщина была смугла от постоянного нахождения под лучами горячего солнца островов. Её большой рот казался почти мужским. Высокий лоб и прямой нос стирали классические понятия красоты, но миндалевидный разрез огромных зелёных глаз таил в себе силу и ум. Лицо, с упрямой прямой складкой рта, было лишено нежности, без которой самая прекрасная теряет страсть. Но Его Величество не видел реакции своего окружения. Он слушал её.
— Драко рода Кростер? — И гул зала, поражённого грубостью пришлой, приглушил следующую фразу. — Последняя из Драко рода Хартэд смиренно приветствует тебя, признавая Старшим!
И тогда, при немом изумлении свиты, он поклонился ей, как равной, и ответил:
— Последний из Драко рода Кростер приветствует тебя, признавая Равной!
Леди протянула ему руку, затянутую в белый шёлк перчатки, большую красивую руку настоящей светской дивы, и лицо, озарённое улыбкой, после его ответа сразу стало женственным и нежным.
Они сели за стол уже как старые друзья, как будто церемониальный завтрак — это их совместное каждодневное дело.
— Надеюсь, вы пригласили меня с самыми благими намерениями? — вновь нарушила она этикет.
— Я надеюсь, что это наша не последняя трапеза, — так же вольно ответил он, поражённый.
Потом посмотрел на вытянутые шеи свиты, боящейся пропустить даже слово этой удивительной беседы, и махнул рукой, указывая всем за дверь.
— Думаю, что не шокирую Вас, отослав ненужных свидетелей.
— Им хватит и этой информации на целый год, — улыбнулась она, соглашаясь.
И Его Величество вновь поразился выдержке этой молодой дамы, рискующей своей репутацией и титулом, оставаясь в его покоях наедине с ним. А она, привстав, смело налила ещё чаю и, протянув ему чашку, добавила:
— Мне нечего терять, я последняя в роду. Либо я возвращаюсь на свой ставший Змеиным остров, либо остаюсь и, смирив гордыню, наблюдаю за танцующим, флиртующим и крайне разговорчивым драконом, о женолюбии которого сложены легенды.
Это было откровенным оскорблением. Много позже она призналась, что тяжело ей дался этот день, и что именно эта, заранее заготовленная, фраза была самым серьёзным моментом их беседы. Ему предоставили выбор! Женщина ставила условие Верховному Дракону!
И тут он расхохотался. А потом, закусив пирожным, велел принести, наконец, настоящей еды — на завтрак!
А позже долго рассказывал анекдоты из светской жизни о том, как вот совсем недавно гостили у него две особы с Севера. А он живет по-холостяцки, с соседями ссорится и предпочитает жирную ветчину нежному омлету. Как захромал его верный друг, и он не загнал оленя. Как, разозлившись, перекинулся и не смог взлететь, застряв в кустах. И какую восхитительную игру привезли недавно с Востока.
— Шахматы? — тихо спросила она...
Вечером глашатаи объявили о помолвке Его Величества Драко рода Кростер и Её Величества Драко рода Хартэд.
Его выдернула из сна вздрогнувшая передняя лапа ящера. Парень открыл глаза, отпихнул дёргающуюся конечность и осоловело посмотрел на мир. Лес слегка шевелил массивными дубовыми лапами, где-то высоко наверху гасли последние звёзды, рассвело.
Он потянулся и, кряхтя, выполз из-под тёплого бока приятеля. Ворон всхрапнул, но не проснулся.
Костя совершил пару приседаний, махнул руками, изобразив спортсмена, и, пнув чёрный бок носком сапога, провозгласил:
— Вставай, соня, жизнь проспишь!
Туша не пошевелилась, наоборот, дыхание стало тише и мелодичнее. Путешественник хмыкнул и полез в одну из многочисленных бабкиных котомок. Оттуда, завёрнутый в белое полотенце с вышитыми по краю кошками, был извлечён знатный кусок сала. Костя слегка помахал им, и в кристальном утреннем лесном воздухе явственно запахло чесноком. Дыхание динозавра сбилось, и чешуйчатая морда, с огромными чёрными ноздрями, торопливо «навелась»в сторону острого духмана. Через секунду над плечом хозяина уже нависла зубастая пасть, издающая немелодичные хрюкающие звуки:
— Даааай, дааай, давай скореее, ууууууууу!
В последнем было столько разочарования, что всем окружающим, (будь они здесь, конечно), стало бы понятно: салом поманили, но не угостили. Публики, однако, вокруг не наблюдалось, поэтому, спрятав вкусняшку, Константин резюмировал сам:
— По карте мы в тридцати — тридцати пяти километрах от областного центра, тракт наезженный, но почти безлюдный. Здесь недалеко только небольшое поселение, со странным названием «Выселки», мы его обойдём. Ночи тёплые. Предлагаю не торопиться и поохотиться. Как ты, не знаю, а я мяса хочу… ну или птицы, — недобро помянул он ночного гостя — филина.
Они погрузились и свернули вглубь леса.
Постепенно дубы заменил мрачный захламлённый лес. Кроны сомкнулись, а зимнее неяркое солнце не торопилось проникать сквозь густую лиственную крышу. Стало ощутимо темнее. Ворон грустно ломился вперёд, вероятно, размышляя о превратностях засранки-судьбы, поманившей тёплым стойлом с доброй Бабой-Ягой и тут же вытряхнувшей в дикий мир, полный гниющих корней и мошек. Костя, исцарапанный и покусанный невидимыми мерзкими букашками, издавал плохо понятные нерусскому человеку звуки, продолжая свою позитивно-изыскательскую деятельность. В какой-то момент, они встретили ежа, к удовольствию последнего, признали добычу несъедобной и вышли на узкую тропинку, ведущую из ниоткуда в никуда.
Остановившись перевести дыхание, хозяин ездового динозавра опустил глаза на обочину и вздрогнул от летящего на него большого пучка перьев.
— О, вот и еда! — радостно заорал он, сцапав добычу на лету. И тут же ловко перевернул вниз головой, перехватив за лапы.
На этот раз он не обратил внимания на то, с каким недоумением рассматривает его ящер…
Присмотревшись к пыльному перьевому мешку, Ворон определил в нём наличие разума, и теперь, искренне недопонимал, почему хозяин развил такую кипучую деятельность по поиску подходящей стоянки. Еды-то ведь всё равно нет! Да и лес был тих и пуст. Но потом ящер прикинул наличие продемонстрированного ему утром сала, мысленно прикрепил последнее к гречневой крупе, также имеющейся в достатке, и смело свернул к небольшому водоёму, который, с некоторой натяжкой, можно было обозвать лесным озером. Кто его знает, этого хозяина, может, он решил этот «разум» тоже накормить? Мелкого оборотня же кормил? Тогда Ворон в очереди всё равно первый!
Работа между тем кипела. На месте Костя быстро набрал палок, выкопал ямку для кострища, обложил его камнями и, сделав удобный очаг, сообщил:
— Сейчас распотрошим, и в глину, запекаться, а потом, из костей супчик да с гречечкой и салом. Такой мировой закусон будет, я даж пятнадцать капель из фляги использую!
Ворон покосился с сомнением. Сознание, пропустив разглагольствования о неведомых «каплях», таки выцепило из речи хозяина слово «кости» и теперь пыталось соотнести с будущим ужином… а они никак не соотносились.
Притороченная к седлу курица, тем временем, мирно висела вниз головой, не подавая признаков жизни.
Динозавр затосковал окончательно. Аккуратно подцепив когтем хозяйскую «добычу», он порвал подвязки и, положив тушку на травку, стал ждать оборота. Но без толку, так как дурная несушка старательно притворялась трупом.
Серый день почти растворился в сумерках, когда из костра весело полетели трещащие искорки от сосновых дровишек и появился дымок. Костя обернулся к обеду и обнаружил… динозавра. Ящер плотоядно облизывался на тушку, аккуратно лежащую на травке. В сравнении с наглой мордой, курица казалась крохотным цыплёнком.
— Стой! — заорал охотник.
Ворон удивлённо обернулся и замер, а вот пеструха такого послушания не проявила. Она резво вскочила на ноги и помчалась прочь.
— Держи её!!! — дико завопил Костя, бросившись наперерез убегающему обеду.
Птица судорожно металась по песчаной гряде, пытаясь прорваться к тростнику и затаиться в нём. Но жаждущий сытного обеда парень взметнулся в воздухе, как цирковой акробат, и всем телом придавил беглянку. Под ним охнуло. Он, кряхтя, встал и сгрёб добычу, почему-то гладкую и оставшуюся без перьев.
Мурлыкая задорную песенку, Оддбэлл преодолел все особенности перехода и оказался в ангаре. Дирижабль сонно плавал под потолком, удерживаемый канатами четырёх стационарных лебёдок. Вокруг аппарата тускло поблёскивали нити защитной энергетической «паутины» Сэймура. Молодец он всё-таки. Основательно к любому делу подходит.
Довольный, Оддбэлл вытянул лесенку и полез внутрь гондолы. Тесновато, но ничего, не бал же с танцами тут устраивать. Прошёлся, поправил чехол на пилотском кресле, пощёлкал клавишами навигатора, добавив к заданным заранее координатам точки прибытия ещё по одному знаку после запятой. Учёный знал их наизусть с ещё более юного возраста, чем у Эмилии.
Всё было в идеальном порядке, придраться больше не к чему. Оддбэлл выключил штурманскую машину и вернулся к люку, из которого опускалась лесенка. Однако в проёме внезапно остановился. Возникло странное ощущение — не то дежавю, не то предчувствие... Так иногда почему-то бывает при перекидывании, если собираешься обернуться в очень не подходящем месте — людном, шумном, не уютном. Странно...
Впрочем, ощущение исчезло так же внезапно, как и появилась. Списав его на побочный эффект привыкающей к хозяину защиты и решив не придавать этому особого значения, чудак в два шага спустился на недалёкую пока что землю, убрал лестницу и покинул ангар, оставшись вполне довольным. Подумал было навестить самую ближайшую соседку, сороку Маргарет: помимо ароматнейшего чая у неё всегда можно было гарантировано узнать все самые свежие новости и сплетни со всей округи. Способы, которыми она умудрялась их собирать, оставались для Оддбэлла загадкой, однако нужно было отдать должное: большая часть информации оказывалась достоверной, правда, всегда с той или иной степенью преувеличения. Чудак распорядился доставить из погребов банку жимолостного мёда — его фирменного лакомства, от которого соседка была совершенно без ума, и собрался переодеться для пешей прогулки: сорока жила всего в получасе ходьбы к востоку от Блэстхолла. Мелодичный звук органчика внешней сигнализации застал чудака на пути к костюмерной.
Гости? Хм. Странно. Оддбэлл никого не ждал, а сами по себе гости появлялись в загадочном лесном доме крайне редко. Разве что опять курьер чей-нибудь. Так поздновато уже для курьера. Разве только случилось что-то такое, из ряда вон... Странное предчувствие охватило на миг учёного — чего-то неотвратимого, тревожного и вместе с тем интересного, аж до мурашек, целым табуном метнувшихся по спине. Забыв про задуманный визит, Оддбэлл поспешил к входной двери и поскорее распахнул её. У порога, мрачный, как снеговая туча, стоял Генри. На его руке буквально повисла Луиза. Лицо её было серее горного мела, глаза ввалились, губы дрожали, а ноги явно если и слушались, то не хозяйку. Оддбэлл никогда не видел строгую и целеустремлённую родственницу в таком виде.
- Что случилось? Проходите же в дом и рассказывайте, во имя Великого!
Учёный старался придерживаться этикета, хотя уже наверняка знал ответ на свой вопрос, как и то, что последует за ответом, пока родственники не выплеснут переполняющие родительские эмоции и не окажутся готовы к действительно конструктивному диалогу.
***
Разбудил Эмилию тяжелый топот массивного тела. По лесной тропинке двигался кто-то большой. Прямо огромный. В еле брезжащем свете утренней зари оробевшая девушка увидела неторопливо топающую гору. Гора приближалась, фыркая и отдуваясь. Эмилия вжалась в землю, втянула голову, закрыла глаза.
Под лапами, тоже разбуженная сотрясением земли, живым шнуром зашевелилась змея, и это оказалось куда страшнее живой горы. В панике Эмилия выскочила на дорогу и налетела на парня, который шел рядом с чудовищным животным. Тот ловко сцапал ее в охапку и перевернул вниз головой, держа за лапы. Нехорошо обрадовался:
- О, вот и еда!
Прода от 29.12.2019, 19:53 Легенды Оромеры. Великий Орел. ПОПАДАНЦЫ. Глава 25. Несостоявшийся обед (Александр Игнатьев)
Солнце неторопливо ползло за горизонт. Близился закат. Ворон, вывалив язык, лениво переставлял когтистые птичьи лапы, недвусмысленно намекая на забытую хозяином-самодуром, бегущим от тёплого дома, обязанность. Кто тут должен заботиться о ездовом ящере, а? В том числе, и об отдыхе этого самого ящера! Но ночевать в лесу Косте не хотелось, и он, спрыгнув с широкой спины, упрямо шёл вперёд, не обращая внимания на плетущегося через силу динозавра, всеми силами посылающего ему в спину телепатические призывы: «Жрать хочу!».
Постепенно с обочины наползал туман. Симпатичный светлый дубовый бор, понизу обильно украшенный береклестом, приглашал на ночлег. Широкий тракт понемногу наполнили вечерние сумерки.
Идти дальше не было смысла.
Костя посмотрел на скакуна и полез распаковываться.
— Приехали, хватит вздыхать. Каша на ужин. Не ворчи. Котёл Таисья Сергеевна большой выдала, брюхо набьём.
Ночь прошла спокойно. Вековые дубы тихо шелестели пожухлой зимней листвой, а холодная позёмка, забравшись под тёплую стёганную куртку, всего один раз разбудила уютно закутавшегося в одеяло Костю. Он приоткрыл, было, глаза. На него, с ветки напротив, нагло лупал жёлтыми глазищами огромный филин. Парень зажмурился покрепче, перевернулся на другой бок и спокойно продолжил сон.
***
По безбрежному тёмному океану неба плыла яркая тарелка луны, и скалистый простор, поросший толстым мягким ковром вечно зелёного мха, казался склепом, специально приготовленным для умирающего дракона.
Когда, оттолкнувшись от балкона, тело поймало тугую воздушную струю, он, развернув крылья, какое-то время счастливо парил, ловя лёгкие зыбкие тени лун: серебряной и, спрятавшейся за соседку, голубой. Его мысли не задерживались на мелькающем пейзаже, он упивался таинственной тишиной.
Властитель мира вылетел на первую охоту.
Только очень скоро в груди появился странный, плохо различимый шум, и крылатый охотник сделал глубокий вдох, переводя дыхание… внутри заклокотало сильнее, и огромный ящер, теряя сознание, начал судорожно бить крыльями о твердеющий воздух, пытаясь выровнять падение.
Последние минуты полёта гаснувший разум уже не управлял телом, но, расправив крылья, ящер смог мягко приземлиться и лечь на вечную постель.
Умирающий мозг был спокоен. Разум оборотня доминировал над звериной сущностью, унося в вечность свою память — воспоминания счастья и великой всепоглощающей привязанности, которую поэты называют любовью.
***
Войдя через распахнутые двери зала приёмов, перед его глазами предстала, преклонив колени, женщина.
В тот момент его поразило, с какой непринуждённой грацией склонилась она: гибкая тонкая талия, не изуродованная корсетом; немного пышные бедра; гордый разворот головы; высокая грудь. Она разогнула шею, обрамлённую сверху короной огненных волос, и посмотрела на него.
Лицо обмануло ожидания толпы.
«А милочка-то некрасива!», — фыркнула сзади фаворитка, тут же отодвинутая куда-то вглубь зала.
О, нет! Природа не совершила ошибки…
Женщина была смугла от постоянного нахождения под лучами горячего солнца островов. Её большой рот казался почти мужским. Высокий лоб и прямой нос стирали классические понятия красоты, но миндалевидный разрез огромных зелёных глаз таил в себе силу и ум. Лицо, с упрямой прямой складкой рта, было лишено нежности, без которой самая прекрасная теряет страсть. Но Его Величество не видел реакции своего окружения. Он слушал её.
— Драко рода Кростер? — И гул зала, поражённого грубостью пришлой, приглушил следующую фразу. — Последняя из Драко рода Хартэд смиренно приветствует тебя, признавая Старшим!
И тогда, при немом изумлении свиты, он поклонился ей, как равной, и ответил:
— Последний из Драко рода Кростер приветствует тебя, признавая Равной!
Леди протянула ему руку, затянутую в белый шёлк перчатки, большую красивую руку настоящей светской дивы, и лицо, озарённое улыбкой, после его ответа сразу стало женственным и нежным.
Они сели за стол уже как старые друзья, как будто церемониальный завтрак — это их совместное каждодневное дело.
— Надеюсь, вы пригласили меня с самыми благими намерениями? — вновь нарушила она этикет.
— Я надеюсь, что это наша не последняя трапеза, — так же вольно ответил он, поражённый.
Потом посмотрел на вытянутые шеи свиты, боящейся пропустить даже слово этой удивительной беседы, и махнул рукой, указывая всем за дверь.
— Думаю, что не шокирую Вас, отослав ненужных свидетелей.
— Им хватит и этой информации на целый год, — улыбнулась она, соглашаясь.
И Его Величество вновь поразился выдержке этой молодой дамы, рискующей своей репутацией и титулом, оставаясь в его покоях наедине с ним. А она, привстав, смело налила ещё чаю и, протянув ему чашку, добавила:
— Мне нечего терять, я последняя в роду. Либо я возвращаюсь на свой ставший Змеиным остров, либо остаюсь и, смирив гордыню, наблюдаю за танцующим, флиртующим и крайне разговорчивым драконом, о женолюбии которого сложены легенды.
Это было откровенным оскорблением. Много позже она призналась, что тяжело ей дался этот день, и что именно эта, заранее заготовленная, фраза была самым серьёзным моментом их беседы. Ему предоставили выбор! Женщина ставила условие Верховному Дракону!
И тут он расхохотался. А потом, закусив пирожным, велел принести, наконец, настоящей еды — на завтрак!
А позже долго рассказывал анекдоты из светской жизни о том, как вот совсем недавно гостили у него две особы с Севера. А он живет по-холостяцки, с соседями ссорится и предпочитает жирную ветчину нежному омлету. Как захромал его верный друг, и он не загнал оленя. Как, разозлившись, перекинулся и не смог взлететь, застряв в кустах. И какую восхитительную игру привезли недавно с Востока.
— Шахматы? — тихо спросила она...
Вечером глашатаи объявили о помолвке Его Величества Драко рода Кростер и Её Величества Драко рода Хартэд.
***
Его выдернула из сна вздрогнувшая передняя лапа ящера. Парень открыл глаза, отпихнул дёргающуюся конечность и осоловело посмотрел на мир. Лес слегка шевелил массивными дубовыми лапами, где-то высоко наверху гасли последние звёзды, рассвело.
Он потянулся и, кряхтя, выполз из-под тёплого бока приятеля. Ворон всхрапнул, но не проснулся.
Костя совершил пару приседаний, махнул руками, изобразив спортсмена, и, пнув чёрный бок носком сапога, провозгласил:
— Вставай, соня, жизнь проспишь!
Туша не пошевелилась, наоборот, дыхание стало тише и мелодичнее. Путешественник хмыкнул и полез в одну из многочисленных бабкиных котомок. Оттуда, завёрнутый в белое полотенце с вышитыми по краю кошками, был извлечён знатный кусок сала. Костя слегка помахал им, и в кристальном утреннем лесном воздухе явственно запахло чесноком. Дыхание динозавра сбилось, и чешуйчатая морда, с огромными чёрными ноздрями, торопливо «навелась»в сторону острого духмана. Через секунду над плечом хозяина уже нависла зубастая пасть, издающая немелодичные хрюкающие звуки:
— Даааай, дааай, давай скореее, ууууууууу!
В последнем было столько разочарования, что всем окружающим, (будь они здесь, конечно), стало бы понятно: салом поманили, но не угостили. Публики, однако, вокруг не наблюдалось, поэтому, спрятав вкусняшку, Константин резюмировал сам:
— По карте мы в тридцати — тридцати пяти километрах от областного центра, тракт наезженный, но почти безлюдный. Здесь недалеко только небольшое поселение, со странным названием «Выселки», мы его обойдём. Ночи тёплые. Предлагаю не торопиться и поохотиться. Как ты, не знаю, а я мяса хочу… ну или птицы, — недобро помянул он ночного гостя — филина.
Они погрузились и свернули вглубь леса.
Постепенно дубы заменил мрачный захламлённый лес. Кроны сомкнулись, а зимнее неяркое солнце не торопилось проникать сквозь густую лиственную крышу. Стало ощутимо темнее. Ворон грустно ломился вперёд, вероятно, размышляя о превратностях засранки-судьбы, поманившей тёплым стойлом с доброй Бабой-Ягой и тут же вытряхнувшей в дикий мир, полный гниющих корней и мошек. Костя, исцарапанный и покусанный невидимыми мерзкими букашками, издавал плохо понятные нерусскому человеку звуки, продолжая свою позитивно-изыскательскую деятельность. В какой-то момент, они встретили ежа, к удовольствию последнего, признали добычу несъедобной и вышли на узкую тропинку, ведущую из ниоткуда в никуда.
Остановившись перевести дыхание, хозяин ездового динозавра опустил глаза на обочину и вздрогнул от летящего на него большого пучка перьев.
— О, вот и еда! — радостно заорал он, сцапав добычу на лету. И тут же ловко перевернул вниз головой, перехватив за лапы.
На этот раз он не обратил внимания на то, с каким недоумением рассматривает его ящер…
***
Присмотревшись к пыльному перьевому мешку, Ворон определил в нём наличие разума, и теперь, искренне недопонимал, почему хозяин развил такую кипучую деятельность по поиску подходящей стоянки. Еды-то ведь всё равно нет! Да и лес был тих и пуст. Но потом ящер прикинул наличие продемонстрированного ему утром сала, мысленно прикрепил последнее к гречневой крупе, также имеющейся в достатке, и смело свернул к небольшому водоёму, который, с некоторой натяжкой, можно было обозвать лесным озером. Кто его знает, этого хозяина, может, он решил этот «разум» тоже накормить? Мелкого оборотня же кормил? Тогда Ворон в очереди всё равно первый!
Работа между тем кипела. На месте Костя быстро набрал палок, выкопал ямку для кострища, обложил его камнями и, сделав удобный очаг, сообщил:
— Сейчас распотрошим, и в глину, запекаться, а потом, из костей супчик да с гречечкой и салом. Такой мировой закусон будет, я даж пятнадцать капель из фляги использую!
Ворон покосился с сомнением. Сознание, пропустив разглагольствования о неведомых «каплях», таки выцепило из речи хозяина слово «кости» и теперь пыталось соотнести с будущим ужином… а они никак не соотносились.
Притороченная к седлу курица, тем временем, мирно висела вниз головой, не подавая признаков жизни.
Динозавр затосковал окончательно. Аккуратно подцепив когтем хозяйскую «добычу», он порвал подвязки и, положив тушку на травку, стал ждать оборота. Но без толку, так как дурная несушка старательно притворялась трупом.
***
Серый день почти растворился в сумерках, когда из костра весело полетели трещащие искорки от сосновых дровишек и появился дымок. Костя обернулся к обеду и обнаружил… динозавра. Ящер плотоядно облизывался на тушку, аккуратно лежащую на травке. В сравнении с наглой мордой, курица казалась крохотным цыплёнком.
— Стой! — заорал охотник.
Ворон удивлённо обернулся и замер, а вот пеструха такого послушания не проявила. Она резво вскочила на ноги и помчалась прочь.
— Держи её!!! — дико завопил Костя, бросившись наперерез убегающему обеду.
Птица судорожно металась по песчаной гряде, пытаясь прорваться к тростнику и затаиться в нём. Но жаждущий сытного обеда парень взметнулся в воздухе, как цирковой акробат, и всем телом придавил беглянку. Под ним охнуло. Он, кряхтя, встал и сгрёб добычу, почему-то гладкую и оставшуюся без перьев.
