Подсознание, ощутившее неладное раньше разума, попыталось намекнуть, что с добычей что-то не так… Костя же нравоучительно пропыхтел: «Врёшь, не уйдешь!..» — намеки до него пока не дошли…
Сзади хмыкнул динозавр.
Доходило постепенно.
Сначала – объём, странно крупноватый для птицы…
Потом руки ощутили неправильную гладкость – совсем не перьев…
Парень опустил глаза.
Перед ним, пытаясь прикрыть себя руками, сидела абсолютно голая девчонка!
— Поели... — только и смог вымолвить он.
- Сэмюэль!
Луиза находилась где-то на грани между обмороком и истерикой, глаза женщины пытались метать молнии. Получалось не то чтобы очень, поскольку молнии тут же гасли в слезах, готовых выплеснуться наружу фонтаном. В дом заходить эта в высшей степени благочестивая леди не захотела наотрез, хотя Генри сделал ровно две попытки сподвигнуть супругу к выполнению минимальных правил этикета. В конце концов, выразительно глянув на родственника и пожав плечами, Генри сдался и помог Луизе опуститься на скамейку справа от входной двери. Из-под скамейки тут же с писком прыснул в разные стороны давешний котёночий выводок, живые вперемешку с механическими, толком и не разобрать, где какие.
Оддбэлл, неловко постояв в прихожей, вышел к гостям, огляделся в поисках посадочного места, но не нашёл ничего более подходящего, чем взять пустую цветочную кадку, перевернуть её кверху дном и утвердиться на этом «пиратском троне» напротив скамейки с утешающим свою половину Генри.
Давно? - коротко спросил мистер Блэст. Зачем ждать, пока прозвучат никому не нужные формальные объяснения...
Генри поднял голову.
- Вчера. С утра сказала, что едет на прогулку к дальним озёрам. А к вечеру Луиза нашла вот это, - мужчина протянул сложенный вчетверо помявшийся бумажный листок. - Во имя Великого, Сэмюэль! Зачем Вы запудрили нашей девочке мозги своими безумными сказками? Давайте думать теперь, где искать Эмилию, а заодно скажите мне, каким способом сделать это быстро!
Голос Генри по-прежнему не утратил решительности, хотя и выдавал крайнее волнение и недовольство.
- Сэм!
Луиза порывисто вскочила со скамьи и сделала шаг к восседающему на бочке Оддбэллу. Чудак встал во весь свой несуразный рост и сделал неуклюжую попытку, наклонившись, протянуть женщине руку, но поскользнулся, на долю секунды изобразив «ласточку», и лягнул бочку дёрнувшейся назад ногой. Бочка повалилась на бок и, описав полукруг, с грохотом врезалась в большой медный отражатель, прислоненный к стене в десяти футах от скамейки. Тот рухнул, накрыв бочку собой, оставив жалобный, расплывающийся волнами звон, подобный звуку среднего звонничного колокола. Оддбэлл от неловкости ситуации перекинулся в сыча и моментально запутался в собственной одежде. Слёзы Луизы высохли, а Генри, не смотря на неожиданно постигшее семью горе, криво улыбнулся. Конечно, секундное наваждение стремительно улетучилось, но вместе с ним исчезла куда-то и злость на нелепого родственника. Долго злиться на этого безнадёжного клоуна оказалось просто невозможно.
- Что делать будем? - дождавшись, пока сыч выпутается из одежды, уже мягче сказал он.
Сыч встряхнулся, превратив оперение в подобие свежевзбитой подушки, склонил голову на бок на девяносто градусов, внимательно посмотрел на супругов, затем ухватил клювом край одёжки и предпринял безуспешную попытку утащить её в ближайшие кусты. Задача оказалась ему явно не под силу. Генри усмехнулся ещё раз, подобрал кипу вещей и перенёс их внутрь дома, в прихожую, куда с благодарным мурлыканьем немедленно уковылял и сыч. Через пару минут вся троица снова была в сборе. Изначальная напряженная атмосфера разрядилась, да и Луиза чувствовала себя уже значительно легче.
- Я не мог поступить иначе, сестра, - Оддбэлл сложился вдвое, присев на корточки, и рискнул дотронуться до руки вновь опустившейся на скамейку Луизы. - Пророчество всё равно взяло бы своё, сколько ни пытайся забыть или не замечать его.
Едва Луиза набрала в грудь воздуха для возмущённой тирады, Блэст поднял ладонь в примирительно-предостерегающем жесте, и продолжал:
- Но никто не говорит, что мы станем сидеть, сложа руки, и пассивно ждать. Я всё подготовил заранее. Отправляйтесь домой и готовьтесь. Мы вылетаем завтра на рассвете.
- Вылетаем?! Вы в своём уме? - глаза Генри недоумённо расширились. - Сыч, галка и тетерев, летящие через бурный океан?!
Чудак спокойно выдержал взгляд мужчины.
- Нет, Генри. Я, Вы, возможно — Сэймур Шер-Тхакур и Оберон. Не перекидываясь. Мы полетим на дирижабле. Я построил его специально для этого. Поскольку знал, что Эмилия рано или поздно отправится в этот путь, и ей понадобится наша помощь.
Во взгляде Генри промелькнуло недоверие. Но в глазах матери виновницы переполоха заплескалась надежда, и слёзы вновь закипели и наконец нашли выход, вырвавшись с громким рыданием, в котором более не было беспомощности и безвыходности.
Оддбэлл Блэст понял, что они с Эмилией выиграли и этот раунд.
Еще из глубины обморока Эмилия почувствовала, как у нее все болит. В голове, долгое время висевшей вниз, поселилась кузница со всеми ее молотками и тяжелыми железяками, лапы, связанные веревкой, наливались синяками, болело заломленное крыло. Окончательно Эмилия пришла в себя от того, что огромный, размером с одеяло, язык вылизывал ее, заливая липкой слюной, встопорщивая перья. Язык скрывался в не менее огромной пасти, размером с локомобиль дядюшки Оддбэлла. Пасть принадлежала давешнему животному-горе, от которого девушка пряталась под корнями.
Чудовище потыкало в нее саблей. Нет, когтем, острым, огромным, размером в руку. Эмилия, издав тихий писк, в страхе зажмурилась, и, когда, отпихнув морду чудовища, над ней склонился человек, поняла, что это шанс спастись, подскочила и кинулась бежать. Ну, как бежать… Травмированная звероформа напрочь отказывалась переставлять лапы в нужном направлении, так что Эмилия, пометавшись по поляне, влетела в камыши, надеясь, что найдет там хоть какое-то убежище. Надежда не оправдалась – человек стремительным броском придавил птицу к земле. Эмилия охнула и перекинулась исключительно ради того, чтобы не быть моментально раздавленной навалившейся массой.
Человек еще некоторое время лежал на ней, крепко стискивая, потом зашарил по телу руками. Эмилия отпихнула наглые руки от себя, и человек отпрянул, уставился недоуменно, чуть только не скребя в затылке. Эмилия прикрыла стратегические места ладонями – отношение к наготе у оборотней не паническое, чтоб прям паника-паника, но правила приличий никто не отменял. Человек, оказавшийся молодым парнем, продолжал растерянно пялиться, пришлось насуплено буркнуть ему:
- Отвернись!
Тот с обескураженным возгласом «Пообедали!» наконец-то отвернулся, и тут Эмилию накрыло осознание – он же ее хотел съесть. Сразу навалилось все – страх, боль, обида, усталость, и Эмилия хлюпнула носом, а потом зарыдала, спрятав лицо в коленках. Особенно обидно было, что придется возвращаться из неудавшегося похода. Она самозабвенно плакала, и едва заметила, как парень укрыл ее какой-то тряпкой и неловко погладил по голове со словами:
- Не реви, малявка, дело житейское…
Эмилия отревелась и сердито вытерла слезы попоной… Попоной? Тряпка, которой накрыл ее парень, оказалась попоной ездового ящера, язык которого снова прошелся по лицу девушки, оставив на нем толстый слой липкой слюны.
- Ворон, фу! – парень отпихнул морду, на которой явственно читалось сочувствие, в сторону.
- Так ты тоже того, оборотень?
- Да, - Эмилия безуспешно пыталась стереть следы приветственного облизывания с лица.
- Тут река есть, умыться можно. Я смотреть не буду, - парень действительно отвернулся. Ворон продолжал беззастенчиво разглядывать. Эмилия поднялась, придерживая попону на груди:
- Ты тоже человек?
На морде ящера отразилось бесконечное презрение к глупым двуногим. Мелким глупым двуногим, сам-то он был большим умным двуногим. Сумел ведь он рассмотреть в курице разумную самку, а хозяин как это у них? А, лопухнулся!
Эмилия спустилась по невысокому глинистому берегу к реке, умылась, зачерпывая по осеннему темную холодную воду ладонями. Полезла наверх. Почти на самом верху из-под ноги выкрошился ком глины, и Эмилия с испуганным вскриком полетела в воду. Плюхнулась она, подняв тучу брызг, на отмель, утонуть ей не грозило, но вымочилась вся, включая попону и волосы. Еще и в донной глине вывозилась.
Над кустами возникла обеспокоенная морда Ворона. Совсем по-человечески вздохнув, он развернулся и протянул девушке кончик хвоста.
- Подожди минутку, снова мыться надо, - попросила его Эмилия, торопливо смывая с себя грязь. Ворон подергал хвостом, то ли нетерпеливо, то ли желая сказать «подожду, что уж с тобой делать».
Обмывшись, Эмилия прополоскала попону и закуталась в нее, как в большое банное полотенце. Прикосновение мокрой холодной ткани было неприятным и грозило простудой, но иной, с позволения сказать, одежды, не было.
Эмилия уцепилась за хвост ящера, и Ворон выдернул ее из реки как морковку из грядки и аккуратно повернувшись, перенес на берег. Там опустил на землю и, подталкивая мордой, настойчиво сопроводил к костру. В заключение Эмилия почувствовала легкий напутственный шлепок самым кончиком хвоста чуть пониже спины. Возмущенно обернулась, но наглая хитрая морда выражала такую на голубом глазу невинность, что девушка погладила эту самую зубастую морду со словами:
- Ты хороший, зря я тебя боялась!
Ворон отчетливо улыбнулся. А вот его хозяин, сидящий у костра, улыбаться не спешил. Он кивнул на уложенное на землю седло:
- Садись и грейся. И рассказывай, кто ты такая, откуда ты здесь взялась. И желательно, что мне с тобой делать.
Эмилия села, пододвинувшись поближе к пламени.
- Я Эмилия Эддлкайнд, из клана Эддлкайнд, оборотни-птицы. Направлялась на север, на остров Олаора, там мне надо встретиться с Великим Орлом. Но мою лошадь, кажется, съели, и теперь я не знаю, что делать. Идти дальше невозможно, возвращаться очень неприятно.
Эмилия подумала, уткнулась в коленки и уже оттуда добавила:
- Возвращаться – стыдно. Как будто я маленькая девочка – на остров доехать не сумела.
Парень, разглядывая щиколотки Эмилии, щедро украшенные синяками, все-таки почесал в затылке.
- Я Костя. Константин из клана волков. Еду в столицу. Давай сейчас все-таки чего-нибудь поедим, а потом подумаем, что же с тобой делать.
Двадцать раз помянув улыбкой и добрыми словами Таисью Сергеевну, Костя мешал наваристый сытень. В десятилитровой посудине фигурировала крупа, морковь, чеснок, сухие грибы и сало с тёмно-вишнёвыми широкими пластами мяса, неторопливо отдающими вкус и цвет готовящемуся обеду.
Ворон, совсем по-собачьи усевшийся на мощные окорока, следил за поварёшкой, вращая глазами то по часовой стрелке, то против часовой, не спросив у матушки природы, как вообще такое возможно. Рядом с ним сидела, одетая в запасные штаны, свитер и чуни, закутанная в стёганное походное одеяло до кончика смешного розового носа девчонка.
«Курица! Курица... цыплёнок всклокоченный», — посматривал на неё Константин, тщательно следя за приготовлением обеда, а то подгорит ещё!
Из-под тяжёлых зимних туч тянуло зыбким ветром, а по пепельному, от стылого воздуха, небу с криком летела какая-то сумасшедшая птица, напоминая о конце серого дня.
Над озером полз ундиний чаровной туман, путающий звуки и превращающий тени в лица, но запасённые дрова полыхали яркими глазами углей, и солнце, собравшееся, было, спать, не давало серой стылой пелене переползти на берег, а пробив дорожку золотому лучу, развеяло навий морок.
Растрёпанная девчонка отогрелась и с аппетитом уплетала его стряпню. Рядом, чмокая языком, и, облизав от нетерпения морду до самых ушей, пританцовывал Ворон. Костя деловито отложил из самой гущи себе и найденышу добавки, потом, к явному облегчению ждущего, снял котёл с перекладины и отнёс его ближе к воде, студить.
— Твоё, — сообщил он другу. — Не торопись, жрать-то, пусть остынет.
Но Ворон только презрительно покосился и, чмокнув для пробы губами, втянул в себя содержимое вёдерного котла.
— Ну, ты бугай! — возмутился скорости съеденного Костя. Динозавр качнулся и, чудом не потеряв равновесие, вылизал остатки со звуком лопнувшего троса.
Парень заглянул в котёл и убедился, что мыть не надо. Рядом хихикнула малявка.
Костя посмотрел, как откинув одеяло, она бессовестно влезла в отложенное в миску, на завтрак. Его безразмерный свитер, напоминающий на ней мешок, задрался, показав сначала белую полоску поясницы, а потом оголив плечо, ещё и грудь.
Парень вдруг густо покраснел и отвернулся.
Зачем-то вспомнилось лето в лагере и дед конюх. Он зажмурился и отогнал дивное видение, но оно вернулось и хлестко решило проблему малявки за него.
«Около плетни забора, рядом со старой конюшней, наглая красногубая девчонка с клубникой дразнила, пробегающего мимо паренька. Он живо вспомнил половинки красных сердечек исчезающих во рту при его приближении. Она раздражала, и детдомовский оборванец стремился проскочить мимо калитки незамеченным, но его всегда ждали.
— Клубнички не желаете? Попробуйте, вкусная, — вспомнил он.
Парень опускал глаза к переполненной мутно бордовыми красками духмяно пахнущей корзине и видел её маленькие чёрные туфельки, надетые на босые ноги. Солнце просвечивало почти насквозь голубой сарафан, и Костя представлял эти смутные очертания чуть полноватых ног, почему-то в своих руках. Удивлялся бархатной белизне голых щиколоток и испуганно отводил глаза, от широкой каймы, подчеркивающей тонкую девичью талию.
Потом она вдруг пропала.
Он три раза караулил её у забора, но видение исчезло. Зато его нашёл участковый и, отведя в лагерь, долго задавал странные вопросы ему и воспитателям.
Отпущенный только через неделю в конюшню, под честное дедово слово, он так и не узнал, куда она пропала. Но странная фраза «снасиловали» больно отзывалось в его памяти».
Между тем, наглая малявка расстелила попону и разлеглась под защитой толстого Воронова живота, даже не подумав в каком месте должен разместиться хозяин ездового динозавра.
— Ты сказал, что из волчьего уезда, а как не здешний, — первой начала общение взъерошенная курица.
— Тутошний, — уверенно буркнул Константин. — Из Волков мы!
Она внимательно посмотрела на его руки, с серыми от старой грязи ногтями и заусенцами, и быстрым движением подвинулась, предоставляя место.
— А на озеро что приехал на ночь? Рыбачить? В лесу-то теплее.
— Кто сейчас рыбу ловит, по такой стуже?
— Ну, я знаю одного рыбака...
— Спать давай, знает она. Я подумал и решил, вместе поедем. Довезу. Как ты сказала, тётка у тебя в столице живет? Вот и сдам с рук на руки. А там, куда решишь, хоть на остров, хоть к рыбаку знакомому. Спать пора. Спокойной ночи.
Костя открыл глаза, когда звёздное зимнее пшено, разбросанное по тёмному небосводу, только начинало бледнеть.
Сзади хмыкнул динозавр.
Доходило постепенно.
Сначала – объём, странно крупноватый для птицы…
Потом руки ощутили неправильную гладкость – совсем не перьев…
Парень опустил глаза.
Перед ним, пытаясь прикрыть себя руками, сидела абсолютно голая девчонка!
— Поели... — только и смог вымолвить он.
Прода от 05.01.2020, 23:18 Легенды Оромеры. Великий Орёл. ЭМИЛИЯ. Глава 26. Что делать с малявкой!? (Оксана Лысенкова)
- Сэмюэль!
Луиза находилась где-то на грани между обмороком и истерикой, глаза женщины пытались метать молнии. Получалось не то чтобы очень, поскольку молнии тут же гасли в слезах, готовых выплеснуться наружу фонтаном. В дом заходить эта в высшей степени благочестивая леди не захотела наотрез, хотя Генри сделал ровно две попытки сподвигнуть супругу к выполнению минимальных правил этикета. В конце концов, выразительно глянув на родственника и пожав плечами, Генри сдался и помог Луизе опуститься на скамейку справа от входной двери. Из-под скамейки тут же с писком прыснул в разные стороны давешний котёночий выводок, живые вперемешку с механическими, толком и не разобрать, где какие.
Оддбэлл, неловко постояв в прихожей, вышел к гостям, огляделся в поисках посадочного места, но не нашёл ничего более подходящего, чем взять пустую цветочную кадку, перевернуть её кверху дном и утвердиться на этом «пиратском троне» напротив скамейки с утешающим свою половину Генри.
Давно? - коротко спросил мистер Блэст. Зачем ждать, пока прозвучат никому не нужные формальные объяснения...
Генри поднял голову.
- Вчера. С утра сказала, что едет на прогулку к дальним озёрам. А к вечеру Луиза нашла вот это, - мужчина протянул сложенный вчетверо помявшийся бумажный листок. - Во имя Великого, Сэмюэль! Зачем Вы запудрили нашей девочке мозги своими безумными сказками? Давайте думать теперь, где искать Эмилию, а заодно скажите мне, каким способом сделать это быстро!
Голос Генри по-прежнему не утратил решительности, хотя и выдавал крайнее волнение и недовольство.
- Сэм!
Луиза порывисто вскочила со скамьи и сделала шаг к восседающему на бочке Оддбэллу. Чудак встал во весь свой несуразный рост и сделал неуклюжую попытку, наклонившись, протянуть женщине руку, но поскользнулся, на долю секунды изобразив «ласточку», и лягнул бочку дёрнувшейся назад ногой. Бочка повалилась на бок и, описав полукруг, с грохотом врезалась в большой медный отражатель, прислоненный к стене в десяти футах от скамейки. Тот рухнул, накрыв бочку собой, оставив жалобный, расплывающийся волнами звон, подобный звуку среднего звонничного колокола. Оддбэлл от неловкости ситуации перекинулся в сыча и моментально запутался в собственной одежде. Слёзы Луизы высохли, а Генри, не смотря на неожиданно постигшее семью горе, криво улыбнулся. Конечно, секундное наваждение стремительно улетучилось, но вместе с ним исчезла куда-то и злость на нелепого родственника. Долго злиться на этого безнадёжного клоуна оказалось просто невозможно.
- Что делать будем? - дождавшись, пока сыч выпутается из одежды, уже мягче сказал он.
Сыч встряхнулся, превратив оперение в подобие свежевзбитой подушки, склонил голову на бок на девяносто градусов, внимательно посмотрел на супругов, затем ухватил клювом край одёжки и предпринял безуспешную попытку утащить её в ближайшие кусты. Задача оказалась ему явно не под силу. Генри усмехнулся ещё раз, подобрал кипу вещей и перенёс их внутрь дома, в прихожую, куда с благодарным мурлыканьем немедленно уковылял и сыч. Через пару минут вся троица снова была в сборе. Изначальная напряженная атмосфера разрядилась, да и Луиза чувствовала себя уже значительно легче.
- Я не мог поступить иначе, сестра, - Оддбэлл сложился вдвое, присев на корточки, и рискнул дотронуться до руки вновь опустившейся на скамейку Луизы. - Пророчество всё равно взяло бы своё, сколько ни пытайся забыть или не замечать его.
Едва Луиза набрала в грудь воздуха для возмущённой тирады, Блэст поднял ладонь в примирительно-предостерегающем жесте, и продолжал:
- Но никто не говорит, что мы станем сидеть, сложа руки, и пассивно ждать. Я всё подготовил заранее. Отправляйтесь домой и готовьтесь. Мы вылетаем завтра на рассвете.
- Вылетаем?! Вы в своём уме? - глаза Генри недоумённо расширились. - Сыч, галка и тетерев, летящие через бурный океан?!
Чудак спокойно выдержал взгляд мужчины.
- Нет, Генри. Я, Вы, возможно — Сэймур Шер-Тхакур и Оберон. Не перекидываясь. Мы полетим на дирижабле. Я построил его специально для этого. Поскольку знал, что Эмилия рано или поздно отправится в этот путь, и ей понадобится наша помощь.
Во взгляде Генри промелькнуло недоверие. Но в глазах матери виновницы переполоха заплескалась надежда, и слёзы вновь закипели и наконец нашли выход, вырвавшись с громким рыданием, в котором более не было беспомощности и безвыходности.
Оддбэлл Блэст понял, что они с Эмилией выиграли и этот раунд.
***
Еще из глубины обморока Эмилия почувствовала, как у нее все болит. В голове, долгое время висевшей вниз, поселилась кузница со всеми ее молотками и тяжелыми железяками, лапы, связанные веревкой, наливались синяками, болело заломленное крыло. Окончательно Эмилия пришла в себя от того, что огромный, размером с одеяло, язык вылизывал ее, заливая липкой слюной, встопорщивая перья. Язык скрывался в не менее огромной пасти, размером с локомобиль дядюшки Оддбэлла. Пасть принадлежала давешнему животному-горе, от которого девушка пряталась под корнями.
Чудовище потыкало в нее саблей. Нет, когтем, острым, огромным, размером в руку. Эмилия, издав тихий писк, в страхе зажмурилась, и, когда, отпихнув морду чудовища, над ней склонился человек, поняла, что это шанс спастись, подскочила и кинулась бежать. Ну, как бежать… Травмированная звероформа напрочь отказывалась переставлять лапы в нужном направлении, так что Эмилия, пометавшись по поляне, влетела в камыши, надеясь, что найдет там хоть какое-то убежище. Надежда не оправдалась – человек стремительным броском придавил птицу к земле. Эмилия охнула и перекинулась исключительно ради того, чтобы не быть моментально раздавленной навалившейся массой.
Человек еще некоторое время лежал на ней, крепко стискивая, потом зашарил по телу руками. Эмилия отпихнула наглые руки от себя, и человек отпрянул, уставился недоуменно, чуть только не скребя в затылке. Эмилия прикрыла стратегические места ладонями – отношение к наготе у оборотней не паническое, чтоб прям паника-паника, но правила приличий никто не отменял. Человек, оказавшийся молодым парнем, продолжал растерянно пялиться, пришлось насуплено буркнуть ему:
- Отвернись!
Тот с обескураженным возгласом «Пообедали!» наконец-то отвернулся, и тут Эмилию накрыло осознание – он же ее хотел съесть. Сразу навалилось все – страх, боль, обида, усталость, и Эмилия хлюпнула носом, а потом зарыдала, спрятав лицо в коленках. Особенно обидно было, что придется возвращаться из неудавшегося похода. Она самозабвенно плакала, и едва заметила, как парень укрыл ее какой-то тряпкой и неловко погладил по голове со словами:
- Не реви, малявка, дело житейское…
Эмилия отревелась и сердито вытерла слезы попоной… Попоной? Тряпка, которой накрыл ее парень, оказалась попоной ездового ящера, язык которого снова прошелся по лицу девушки, оставив на нем толстый слой липкой слюны.
- Ворон, фу! – парень отпихнул морду, на которой явственно читалось сочувствие, в сторону.
- Так ты тоже того, оборотень?
- Да, - Эмилия безуспешно пыталась стереть следы приветственного облизывания с лица.
- Тут река есть, умыться можно. Я смотреть не буду, - парень действительно отвернулся. Ворон продолжал беззастенчиво разглядывать. Эмилия поднялась, придерживая попону на груди:
- Ты тоже человек?
На морде ящера отразилось бесконечное презрение к глупым двуногим. Мелким глупым двуногим, сам-то он был большим умным двуногим. Сумел ведь он рассмотреть в курице разумную самку, а хозяин как это у них? А, лопухнулся!
Эмилия спустилась по невысокому глинистому берегу к реке, умылась, зачерпывая по осеннему темную холодную воду ладонями. Полезла наверх. Почти на самом верху из-под ноги выкрошился ком глины, и Эмилия с испуганным вскриком полетела в воду. Плюхнулась она, подняв тучу брызг, на отмель, утонуть ей не грозило, но вымочилась вся, включая попону и волосы. Еще и в донной глине вывозилась.
Над кустами возникла обеспокоенная морда Ворона. Совсем по-человечески вздохнув, он развернулся и протянул девушке кончик хвоста.
- Подожди минутку, снова мыться надо, - попросила его Эмилия, торопливо смывая с себя грязь. Ворон подергал хвостом, то ли нетерпеливо, то ли желая сказать «подожду, что уж с тобой делать».
Обмывшись, Эмилия прополоскала попону и закуталась в нее, как в большое банное полотенце. Прикосновение мокрой холодной ткани было неприятным и грозило простудой, но иной, с позволения сказать, одежды, не было.
Эмилия уцепилась за хвост ящера, и Ворон выдернул ее из реки как морковку из грядки и аккуратно повернувшись, перенес на берег. Там опустил на землю и, подталкивая мордой, настойчиво сопроводил к костру. В заключение Эмилия почувствовала легкий напутственный шлепок самым кончиком хвоста чуть пониже спины. Возмущенно обернулась, но наглая хитрая морда выражала такую на голубом глазу невинность, что девушка погладила эту самую зубастую морду со словами:
- Ты хороший, зря я тебя боялась!
Ворон отчетливо улыбнулся. А вот его хозяин, сидящий у костра, улыбаться не спешил. Он кивнул на уложенное на землю седло:
- Садись и грейся. И рассказывай, кто ты такая, откуда ты здесь взялась. И желательно, что мне с тобой делать.
Эмилия села, пододвинувшись поближе к пламени.
- Я Эмилия Эддлкайнд, из клана Эддлкайнд, оборотни-птицы. Направлялась на север, на остров Олаора, там мне надо встретиться с Великим Орлом. Но мою лошадь, кажется, съели, и теперь я не знаю, что делать. Идти дальше невозможно, возвращаться очень неприятно.
Эмилия подумала, уткнулась в коленки и уже оттуда добавила:
- Возвращаться – стыдно. Как будто я маленькая девочка – на остров доехать не сумела.
Парень, разглядывая щиколотки Эмилии, щедро украшенные синяками, все-таки почесал в затылке.
- Я Костя. Константин из клана волков. Еду в столицу. Давай сейчас все-таки чего-нибудь поедим, а потом подумаем, что же с тобой делать.
Прода от 12.01.2020, 15:28 Легенды Оромеры. Великий Орёл ПОПАДАНЦЫ. Глава 27. Находка (Александр Игнатьев)
Двадцать раз помянув улыбкой и добрыми словами Таисью Сергеевну, Костя мешал наваристый сытень. В десятилитровой посудине фигурировала крупа, морковь, чеснок, сухие грибы и сало с тёмно-вишнёвыми широкими пластами мяса, неторопливо отдающими вкус и цвет готовящемуся обеду.
Ворон, совсем по-собачьи усевшийся на мощные окорока, следил за поварёшкой, вращая глазами то по часовой стрелке, то против часовой, не спросив у матушки природы, как вообще такое возможно. Рядом с ним сидела, одетая в запасные штаны, свитер и чуни, закутанная в стёганное походное одеяло до кончика смешного розового носа девчонка.
«Курица! Курица... цыплёнок всклокоченный», — посматривал на неё Константин, тщательно следя за приготовлением обеда, а то подгорит ещё!
Из-под тяжёлых зимних туч тянуло зыбким ветром, а по пепельному, от стылого воздуха, небу с криком летела какая-то сумасшедшая птица, напоминая о конце серого дня.
Над озером полз ундиний чаровной туман, путающий звуки и превращающий тени в лица, но запасённые дрова полыхали яркими глазами углей, и солнце, собравшееся, было, спать, не давало серой стылой пелене переползти на берег, а пробив дорожку золотому лучу, развеяло навий морок.
Растрёпанная девчонка отогрелась и с аппетитом уплетала его стряпню. Рядом, чмокая языком, и, облизав от нетерпения морду до самых ушей, пританцовывал Ворон. Костя деловито отложил из самой гущи себе и найденышу добавки, потом, к явному облегчению ждущего, снял котёл с перекладины и отнёс его ближе к воде, студить.
— Твоё, — сообщил он другу. — Не торопись, жрать-то, пусть остынет.
Но Ворон только презрительно покосился и, чмокнув для пробы губами, втянул в себя содержимое вёдерного котла.
— Ну, ты бугай! — возмутился скорости съеденного Костя. Динозавр качнулся и, чудом не потеряв равновесие, вылизал остатки со звуком лопнувшего троса.
Парень заглянул в котёл и убедился, что мыть не надо. Рядом хихикнула малявка.
Костя посмотрел, как откинув одеяло, она бессовестно влезла в отложенное в миску, на завтрак. Его безразмерный свитер, напоминающий на ней мешок, задрался, показав сначала белую полоску поясницы, а потом оголив плечо, ещё и грудь.
Парень вдруг густо покраснел и отвернулся.
***
Зачем-то вспомнилось лето в лагере и дед конюх. Он зажмурился и отогнал дивное видение, но оно вернулось и хлестко решило проблему малявки за него.
«Около плетни забора, рядом со старой конюшней, наглая красногубая девчонка с клубникой дразнила, пробегающего мимо паренька. Он живо вспомнил половинки красных сердечек исчезающих во рту при его приближении. Она раздражала, и детдомовский оборванец стремился проскочить мимо калитки незамеченным, но его всегда ждали.
— Клубнички не желаете? Попробуйте, вкусная, — вспомнил он.
Парень опускал глаза к переполненной мутно бордовыми красками духмяно пахнущей корзине и видел её маленькие чёрные туфельки, надетые на босые ноги. Солнце просвечивало почти насквозь голубой сарафан, и Костя представлял эти смутные очертания чуть полноватых ног, почему-то в своих руках. Удивлялся бархатной белизне голых щиколоток и испуганно отводил глаза, от широкой каймы, подчеркивающей тонкую девичью талию.
Потом она вдруг пропала.
Он три раза караулил её у забора, но видение исчезло. Зато его нашёл участковый и, отведя в лагерь, долго задавал странные вопросы ему и воспитателям.
Отпущенный только через неделю в конюшню, под честное дедово слово, он так и не узнал, куда она пропала. Но странная фраза «снасиловали» больно отзывалось в его памяти».
***
Между тем, наглая малявка расстелила попону и разлеглась под защитой толстого Воронова живота, даже не подумав в каком месте должен разместиться хозяин ездового динозавра.
— Ты сказал, что из волчьего уезда, а как не здешний, — первой начала общение взъерошенная курица.
— Тутошний, — уверенно буркнул Константин. — Из Волков мы!
Она внимательно посмотрела на его руки, с серыми от старой грязи ногтями и заусенцами, и быстрым движением подвинулась, предоставляя место.
— А на озеро что приехал на ночь? Рыбачить? В лесу-то теплее.
— Кто сейчас рыбу ловит, по такой стуже?
— Ну, я знаю одного рыбака...
— Спать давай, знает она. Я подумал и решил, вместе поедем. Довезу. Как ты сказала, тётка у тебя в столице живет? Вот и сдам с рук на руки. А там, куда решишь, хоть на остров, хоть к рыбаку знакомому. Спать пора. Спокойной ночи.
***
Костя открыл глаза, когда звёздное зимнее пшено, разбросанное по тёмному небосводу, только начинало бледнеть.
