Я скинула куртку, так как постепенно становилось жарко, из чего я сделала глубокомысленный вывод, что попала я в этот мир утром. Не слишком ранним, так как солнце уже встало, но и не днём, иначе температура бы не повышалась так быстро.
На голое плечо тут же радостно уселся комар, ничем не отличающийся от своих земных собратьев. Я поспешно прихлопнула его, ничуть не устыдившись того факта, что только что убила местную живность. Как-то не с того я начинаю, или нет? Ну а что теперь: позволять всем подряд себя кусать? А вдруг у меня на местных насекомых аллергия?
Куртку пришлось снова надеть уже через минуту, так как на смену бесславно погибшему комару прилетело десятка полтора соплеменников, с радостным писком закруживших вокруг. Ничего… Жарко, конечно, но тут уж приходится выбирать: или жара, или комары. Я выбрала первое, пожалев, что не прихватила с собой какой-нибудь накомарник. Вообще — какой-то это неправильный лес. Он же в другом мире, значит, должен отличаться от земного, причём желательно — в лучшую сторону. По идее, в нём не должно быть ни комаров, ни мух, ни прочей неприятной живности. Нет, однозначно — попасть в комнату с няньками и служанками было бы лучше, но, увы, приходится довольствоваться тем, что получилось.
Почувствовав, что силы почти полностью восстановились, я внимательно оглядела полянку, ставшую моей дверью в новый мир, и решительно шагнула в сторону деревьев. Как известно, под лежачий камень вода не течёт, да и дела сами себя не сделают. Вряд ли в скором времени на поляну прибегут осчастливленные моим появлением аборигены и проводят меня в город. Следовательно, решать вопросы нужно самостоятельно.
Сейчас вот найду тропинку и выберусь туда, где есть цивилизация, ну а там уж буду разруливать проблемы по мере их возникновения. Понятно, что я пока даже сотой доли грядущих сложностей не представляю, я же не совсем безголовая. Мама всегда говорила, что я даже слишком рациональна. Не укладывалась в образ прагматичной и целеустремлённой девушки только моя мечта о попаданстве, но так как о ней никто не знал, то и ладно.
Размышляя об этом обо всём, я даже не заметила, как практически уткнулась носом в плотную стену, образованную несколькими деревьями и крепко-накрепко прицепившимися к ним лианам. Отступив на шаг, я сосредоточилась и медленно пошла вдоль зарослей, всматриваясь в них в надежде обнаружить тропинку. Деревьев было много, они поражали воображение мощными стволами и незнакомой формой листьев. На некоторых лианах виднелись невзрачные, но очень ароматные цветочки, трогать которые я не спешила, прекрасно помня, что в джунглях, например, некоторые выглядящие скромно и безобидно цветики являются смертельно ядовитыми. А умереть от отравления в первые же часы пребывания в новом мире — что может быть нелепее и глупее?
Я обошла уже почти всю поляну, но тропинки так и не обнаружила. Однажды мне показалось, что между двумя толстыми деревьями можно пройти, но, сделав несколько шагов, я уткнулась в какой-то жутко колючий куст и вернулась на открытое пространство. Интересно, и что мне делать, если дорожка — хоть какая-то! — не отыщется? Сидеть и ждать спасательный отряд? Что-то подсказывало мне, что так я могу провести на полянке всю оставшуюся жизнь. Нет, спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Надо выбираться туда, где есть жизнь и местные обитатели, хоть какие-нибудь, но, конечно, желательно адекватные.
Вернувшись на середину поляны, я уже прицельно, внимательно оглядела окружающие её заросли. Обо всех нюансах адаптации в этом новом мире я подумаю потом, сейчас на повестке дня — выбраться из леса. На этом и надо сосредоточиться.
Подумать дальше мне не дали: где-то достаточно далеко раздался жуткий рёв, который сопровождался жалобным и пронзительным визгом. Я замерла на месте, с опозданием сообразив, что было бы крайне наивно полагать, что я в этом лесу одна. Странно, что на меня до сих пор ещё никто не вышел и не выполз из этих чудесных густых зарослей. Может быть, просто данная конкретная полянка как-то защищена магически? Не случайно же я переместилась именно сюда, а не в берлогу к какому-нибудь местному медведю, например.
И вот что теперь делать? Так и стоять посреди поляны, привлекая к себе внимание всех, кому будет не лень сюда заглянуть? Или отойти поближе к зарослям, из которых в любой момент может выбраться какой-нибудь хищник? Или вообще лучше залезть на дерево, благо у некоторых ветки растут достаточно низко? А кто сказал, что на дереве будет безопасно? Где гарантия того, что там не ползает какая-нибудь оголодавшая в ожидании попаданки змеюка? Нет, всё-таки мечта — это одно, а реальность — это совершенно другое!
Словно в ответ на мои мысли в кустах на границе поляны и леса что-то активно зашуршало, и было это что-то явно достаточно крупным. Я застыла, как тот суслик в степи, но из дебрей никто так и не показался, из чего я сделала вывод, что место, ставшее моим прибежищем, действительно как-то защищено. Но не могу же я провести на нём всю жизнь, верно? К тому же тут ни еды, ни воды… Стоило мне подумать о воде, как я тут же поняла, что ужасно хочу пить. Так что Бог с ней, с едой, а вот воду найти необходимо. Насколько я помнила, без пищи человек может прожить до пятидесяти дней, а вот без воды — не больше недели. От этих мыслей пить захотелось ещё больше, и я постаралась утешить себя тем, что раз вокруг столько зелени, значит, с водой здесь проблем нет. Осталась самая малость — найти её.
За окном гостиной жизнерадостно щебетали птички, ветер играл листьями деревьев и весело швырялся в немногочисленных прохожих лепестками отцветающего жасмина, чей-то рыжий кот неторопливо прошёл вдоль ограды и шустро нырнул в соседский сад. Я с завистью проводил его взглядом и украдкой вздохнул. Хорошо ему: идёт, куда хочет, делает, что хочет, и никто ему не указ…
- Ты совершенно меня не слушаешь, Мэтью!
Негромкий голос матушки ворвался в мои размышления, и я тут же постарался изобразить внимание, но, судя по недовольному взгляду, не слишком в этом деле преуспел.
- А ведь речь идёт о твоём будущем, - мягко проговорила баронесса Даттон, являющаяся не только главой достаточно известного аристократического рода, но и моей любящей матушкой. И если первое пережить можно было достаточно спокойно, ибо сегодняшняя государственная политика не требовала от аристократии ничего сверхъестественного, то со вторым были определённые проблемы. Не для всех, конечно, исключительно для меня.
Позвольте представиться: Мэтью Энтони Даттон, девятнадцатый барон Даттон, будущий глава древнего, но, к счастью, уже не очень многочисленного рода баронов Даттон. Мне тридцать лет, я, как и положено отпрыску столь именитой фамилии, занимаюсь в основном тем, что трачу накопленные десятками поколений предков деньги. Нет, я не бездельничаю так-то уж совсем… Я состою на государственной службе и занимаюсь вопросами освоения новых территорий. Правда, таких уже почти не осталось, но должность есть, значит, и территории должны найтись. Иначе за что я получаю жалование и раз в неделю посещаю свой кабинет в министерстве?
Помимо этого я иногда инвестирую средства во что-нибудь интересное и прибыльное, а также занимаюсь благотворительностью. Это уж совершенно обязательно, иначе на меня начнут косо смотреть. Увлечений у меня особых нет, хотя я с удовольствием участвую в гонках на яхтах и в традиционных инсценированных реконструкциях великих сражений прошлого. Матушка, правда, говорит, что мне «что бы ни делать, лишь бы ничего не делать». Ну, в чём-то она, может быть, и права, но я так рассудил: когда на меня взвалят все заботы по руководству родом Даттон, мне станет не до ерунды, следовательно, нужно пользоваться свободой, пока можно.
И всё бы ничего, если бы матушка не решила, что глава рода обязательно должен быть образцовым семьянином, дабы личным примером вести молодое поколение всех ветвей рода Даттон в светлое будущее. Следовательно, этот самый будущий глава должен быть хотя бы женат! И вот тут я упёрся, проявляя знаменитое упрямство, характерное для всех мужчин нашей семьи. Дед говаривал, что раньше, когда во главе государства стоял король, а не парламент, его величество часто с одобрением говорил: «упрям, как Даттон». Как по мне, так это не самый удачный комплимент, зато очень близко к правде.
Вот и сегодня она выманила меня из дома под предлогом своего плохого самочувствия, и я, как мальчишка, купился. А когда приехал и увидел матушку бодрой, энергичной и полной всевозможных идей по поводу устройства моей личной жизни, понял, что дело плохо. Попытки отговориться делами результата не дали.
- Мелисса Карингтон — милейшая девушка, и я, право, совершенно не понимаю, почему ты отказываешься познакомиться с ней поближе?
Тут матушка с упрёком посмотрела на меня и осуждающе поджала губы, видимо, рассмотрев на моей физиономии отсутствие какого-либо желания становиться жертвой абсолютно незнакомой мне девицы. Нет, имя я, конечно, слышал, но какая именно из бело-розового цветника девушек на выданье, который можно наблюдать на каждом приёме, и есть чудесная Мелисса, я не знал. И, что характерно, знать не стремился.
- Она прекрасно воспитана, - продолжила матушка рекламную кампанию, - очень хорошо играет на скрипке и на фортепиано, пишет стихи и даже, кажется, прозу. Совсем недавно кузина Лионелла говорила, что романтические рассказы юной Карингтон пользуются большим успехом среди читательниц.
- Какой ужас, - совершенно искренне сказал я, но, заметив гневные искорки в глазах матери, поспешил исправиться, - в смысле — какой кошмар, что я недостоин такой одарённой девушки! А я наверняка недостоин, точно тебе говорю! Я и стихи не люблю, и к прозе достаточно равнодушен… Особенно к романтической!
- Полюбишь, - тоном, не допускающим возражений, припечатала баронесса Даттон, - куда ты денешься, Мэтью! Моё терпение кончилось: или ты добровольно начинаешь ухаживать за Мелиссой, или я завтра же перееду к тебе и начну методично превращать твою жизнь в кошмар. Ты меня знаешь, я сумею!
Я замер, так как такого коварства не ожидал даже от матушки. При этом не вызывал ни малейших сомнений тот факт, что она вполне в состоянии воплотить угрозу в жизнь. Тогда мне останется одно — бежать из собственного дома куда глаза глядят. Впрочем, и это не гарантировало мне спасения от брачных уз, всерьёз замаячивших на горизонте.
- Мелисса… - начал я, почёсывая кончик носа, кстати, вполне себе аристократичного, фамильного, - это такая светленькая? Да? С кудряшками?
- Святая Бенедикта, и в кого ты у меня такой бестолковый? - задала матушка риторический вопрос, так как вряд ли она всерьёз рассчитывала на то, что богиня, ответственная за благополучие семейного очага, отзовётся и прояснит ситуацию.
- В папу? - подсказал я, получив в ответ сердитый взгляд.
Дело было в том, что отец, предпоследний (восемнадцатый) барон Даттон, был человеком весёлым, своенравным и рискованным. К тому же с юности и до последних дней он отличался пылкой любовью к прекрасному полу, за что, собственно, и был убит на дуэли очередным ревнивым супругом. После этого прискорбного случая парламент быстренько запретил поединки, отчего их не стало меньше, зато в казну тонким, но непрерывным ручейком потекли деньги, полученные от штрафов.
- Светленькая в кудряшках — это Камилла, - осуждающе покачала головой матушка, - а Мелисса… Впрочем, скоро ты сам увидишь.
- В смысле? - моментально насторожился я. - Что ты хочешь сказать?
- Ничего кроме того, что через полчаса Мелисса с матерью будут здесь. Я пригласила их на завтрак.
Я в очередной раз поразился матушкиному коварству, но тут же изобразил глубокую задумчивость. Это выражение лица — одновременно строгое и значительное — было отработано мной до абсолютного автоматизма. Именно его я использовал в те дни, когда приходилось присутствовать на службе в министерстве.
- Как жаль, что ты не сказала раньше, - воскликнул я, поднимаясь, - мне, к сожалению…
- Прокляну, - невозмутимо сообщила баронесса Даттон, - даже не сомневайся, Мэтью.
Это была катастрофа. Матушка, как и все женщины рода Филлингс, в котором она родилась, имела способности к колдовству, хотя и пользовалась ими крайне редко. Ну вот не поощрялась в нашем государстве волшба ни в каком виде. Мы же цивилизованные люди, а все эти заговоры, проклятья, прочие колдовские штучки — это удел диких народов, населяющих отдалённые территории. Пусть этим занимаются кочевники Равенгарда или пираты Коридии! А у нас, в Энгалии, этим предрассудкам и отголоскам прошлого места нет и не будет! Такова была, во всяком случае, официальная позиция, закреплённая на законодательном уровне десятками указов и постановлений.
На самом же деле в большинстве аристократических родов к колдовским способностям относились достаточно лояльно, так как порой от них бывала и польза. Например, мало кто рисковал ссориться с теми же Филлингсами, потому как никому не улыбалось получить какое-нибудь не смертельное, но всё равно крайне неприятно проклятье.
Даттоны, кстати, тоже имели наследственный дар, но о нём было не принято говорить, так как был он странным и не так чтобы полезным. Все мужчины в нашем роду умели понимать язык животных. Видимо, эта способность сохранилась с тех невероятно древних времён, когда первый барон Даттон выбрался на простор из глубин Ривенгольского леса и построил на его краю замок.
Редкий дар, но, увы, совершенно бесполезный: ну с кем мне прикажете разговаривать? С матушкиными кошками? Со своей лошадью? С болонкой кузины Лионеллы? Вот и я о том же..
- За что? - попытался возмутиться я, но без особого энтузиазма, так как знал: если уж матушка начала угрожать проклятьем, то дело плохо. - Что я тебе такого сделал?
- В том-то и дело, что ничего, - сурово ответила баронесса Даттон, - а мог бы к тридцати годам уже сделать пару внуков для одинокой матери.
- Почему одинокой-то? - вот тут я искренне удивился. - То есть сестрицу Марион ты в расчёт уже не берёшь? Как и многочисленных кузин и поклонников?
- Они не наследники, - отрезала матушка, - Марион только начала выходить в свет, следовательно, толку от неё пока немного. К тому же дочь — это не про наследников, она всё равно станет частью другой семьи, у которой свои интересы. А вот ты, Мэтью… Ты должен наконец-то начать думать не только о себе, но и о величии рода Даттон.
- А можно я буду думать о нём без ущерба для собственной свободы? Это будет гораздо результативнее, - предпринял я последнюю попытку избавиться от неизвестной Мелиссы, - и могу дать слово, что в течение ближайшего года… нет, двух лет… выберу себе невесту.
- В течение двух месяцев, - тут же азартно откликнулась матушка, - и это я ещё иду на серьёзные уступки, Мэтью.
- Ну хорошо, пусть будет год, - я прямо чувствовал, как вокруг меня сжимается вражеское кольцо. Что-то подобное я испытывал, когда в последней реконструкции играл роль героически погибшего при защите столицы генерала Маршалла.
- Год — это непозволительно долго, - покачала головой матушка, - я могу столько не прожить…
Тут она приложила к глазам кружевной платочек, скорее всего, для того, чтобы скрыть пляшущих в глазах бесенят. Уж настолько-то я свою родительницу изучил…
На голое плечо тут же радостно уселся комар, ничем не отличающийся от своих земных собратьев. Я поспешно прихлопнула его, ничуть не устыдившись того факта, что только что убила местную живность. Как-то не с того я начинаю, или нет? Ну а что теперь: позволять всем подряд себя кусать? А вдруг у меня на местных насекомых аллергия?
Куртку пришлось снова надеть уже через минуту, так как на смену бесславно погибшему комару прилетело десятка полтора соплеменников, с радостным писком закруживших вокруг. Ничего… Жарко, конечно, но тут уж приходится выбирать: или жара, или комары. Я выбрала первое, пожалев, что не прихватила с собой какой-нибудь накомарник. Вообще — какой-то это неправильный лес. Он же в другом мире, значит, должен отличаться от земного, причём желательно — в лучшую сторону. По идее, в нём не должно быть ни комаров, ни мух, ни прочей неприятной живности. Нет, однозначно — попасть в комнату с няньками и служанками было бы лучше, но, увы, приходится довольствоваться тем, что получилось.
Почувствовав, что силы почти полностью восстановились, я внимательно оглядела полянку, ставшую моей дверью в новый мир, и решительно шагнула в сторону деревьев. Как известно, под лежачий камень вода не течёт, да и дела сами себя не сделают. Вряд ли в скором времени на поляну прибегут осчастливленные моим появлением аборигены и проводят меня в город. Следовательно, решать вопросы нужно самостоятельно.
Сейчас вот найду тропинку и выберусь туда, где есть цивилизация, ну а там уж буду разруливать проблемы по мере их возникновения. Понятно, что я пока даже сотой доли грядущих сложностей не представляю, я же не совсем безголовая. Мама всегда говорила, что я даже слишком рациональна. Не укладывалась в образ прагматичной и целеустремлённой девушки только моя мечта о попаданстве, но так как о ней никто не знал, то и ладно.
Размышляя об этом обо всём, я даже не заметила, как практически уткнулась носом в плотную стену, образованную несколькими деревьями и крепко-накрепко прицепившимися к ним лианам. Отступив на шаг, я сосредоточилась и медленно пошла вдоль зарослей, всматриваясь в них в надежде обнаружить тропинку. Деревьев было много, они поражали воображение мощными стволами и незнакомой формой листьев. На некоторых лианах виднелись невзрачные, но очень ароматные цветочки, трогать которые я не спешила, прекрасно помня, что в джунглях, например, некоторые выглядящие скромно и безобидно цветики являются смертельно ядовитыми. А умереть от отравления в первые же часы пребывания в новом мире — что может быть нелепее и глупее?
Я обошла уже почти всю поляну, но тропинки так и не обнаружила. Однажды мне показалось, что между двумя толстыми деревьями можно пройти, но, сделав несколько шагов, я уткнулась в какой-то жутко колючий куст и вернулась на открытое пространство. Интересно, и что мне делать, если дорожка — хоть какая-то! — не отыщется? Сидеть и ждать спасательный отряд? Что-то подсказывало мне, что так я могу провести на полянке всю оставшуюся жизнь. Нет, спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Надо выбираться туда, где есть жизнь и местные обитатели, хоть какие-нибудь, но, конечно, желательно адекватные.
Вернувшись на середину поляны, я уже прицельно, внимательно оглядела окружающие её заросли. Обо всех нюансах адаптации в этом новом мире я подумаю потом, сейчас на повестке дня — выбраться из леса. На этом и надо сосредоточиться.
Подумать дальше мне не дали: где-то достаточно далеко раздался жуткий рёв, который сопровождался жалобным и пронзительным визгом. Я замерла на месте, с опозданием сообразив, что было бы крайне наивно полагать, что я в этом лесу одна. Странно, что на меня до сих пор ещё никто не вышел и не выполз из этих чудесных густых зарослей. Может быть, просто данная конкретная полянка как-то защищена магически? Не случайно же я переместилась именно сюда, а не в берлогу к какому-нибудь местному медведю, например.
И вот что теперь делать? Так и стоять посреди поляны, привлекая к себе внимание всех, кому будет не лень сюда заглянуть? Или отойти поближе к зарослям, из которых в любой момент может выбраться какой-нибудь хищник? Или вообще лучше залезть на дерево, благо у некоторых ветки растут достаточно низко? А кто сказал, что на дереве будет безопасно? Где гарантия того, что там не ползает какая-нибудь оголодавшая в ожидании попаданки змеюка? Нет, всё-таки мечта — это одно, а реальность — это совершенно другое!
Словно в ответ на мои мысли в кустах на границе поляны и леса что-то активно зашуршало, и было это что-то явно достаточно крупным. Я застыла, как тот суслик в степи, но из дебрей никто так и не показался, из чего я сделала вывод, что место, ставшее моим прибежищем, действительно как-то защищено. Но не могу же я провести на нём всю жизнь, верно? К тому же тут ни еды, ни воды… Стоило мне подумать о воде, как я тут же поняла, что ужасно хочу пить. Так что Бог с ней, с едой, а вот воду найти необходимо. Насколько я помнила, без пищи человек может прожить до пятидесяти дней, а вот без воды — не больше недели. От этих мыслей пить захотелось ещё больше, и я постаралась утешить себя тем, что раз вокруг столько зелени, значит, с водой здесь проблем нет. Осталась самая малость — найти её.
ГЛАВА 2 Мэтью
За окном гостиной жизнерадостно щебетали птички, ветер играл листьями деревьев и весело швырялся в немногочисленных прохожих лепестками отцветающего жасмина, чей-то рыжий кот неторопливо прошёл вдоль ограды и шустро нырнул в соседский сад. Я с завистью проводил его взглядом и украдкой вздохнул. Хорошо ему: идёт, куда хочет, делает, что хочет, и никто ему не указ…
- Ты совершенно меня не слушаешь, Мэтью!
Негромкий голос матушки ворвался в мои размышления, и я тут же постарался изобразить внимание, но, судя по недовольному взгляду, не слишком в этом деле преуспел.
- А ведь речь идёт о твоём будущем, - мягко проговорила баронесса Даттон, являющаяся не только главой достаточно известного аристократического рода, но и моей любящей матушкой. И если первое пережить можно было достаточно спокойно, ибо сегодняшняя государственная политика не требовала от аристократии ничего сверхъестественного, то со вторым были определённые проблемы. Не для всех, конечно, исключительно для меня.
Позвольте представиться: Мэтью Энтони Даттон, девятнадцатый барон Даттон, будущий глава древнего, но, к счастью, уже не очень многочисленного рода баронов Даттон. Мне тридцать лет, я, как и положено отпрыску столь именитой фамилии, занимаюсь в основном тем, что трачу накопленные десятками поколений предков деньги. Нет, я не бездельничаю так-то уж совсем… Я состою на государственной службе и занимаюсь вопросами освоения новых территорий. Правда, таких уже почти не осталось, но должность есть, значит, и территории должны найтись. Иначе за что я получаю жалование и раз в неделю посещаю свой кабинет в министерстве?
Помимо этого я иногда инвестирую средства во что-нибудь интересное и прибыльное, а также занимаюсь благотворительностью. Это уж совершенно обязательно, иначе на меня начнут косо смотреть. Увлечений у меня особых нет, хотя я с удовольствием участвую в гонках на яхтах и в традиционных инсценированных реконструкциях великих сражений прошлого. Матушка, правда, говорит, что мне «что бы ни делать, лишь бы ничего не делать». Ну, в чём-то она, может быть, и права, но я так рассудил: когда на меня взвалят все заботы по руководству родом Даттон, мне станет не до ерунды, следовательно, нужно пользоваться свободой, пока можно.
И всё бы ничего, если бы матушка не решила, что глава рода обязательно должен быть образцовым семьянином, дабы личным примером вести молодое поколение всех ветвей рода Даттон в светлое будущее. Следовательно, этот самый будущий глава должен быть хотя бы женат! И вот тут я упёрся, проявляя знаменитое упрямство, характерное для всех мужчин нашей семьи. Дед говаривал, что раньше, когда во главе государства стоял король, а не парламент, его величество часто с одобрением говорил: «упрям, как Даттон». Как по мне, так это не самый удачный комплимент, зато очень близко к правде.
Вот и сегодня она выманила меня из дома под предлогом своего плохого самочувствия, и я, как мальчишка, купился. А когда приехал и увидел матушку бодрой, энергичной и полной всевозможных идей по поводу устройства моей личной жизни, понял, что дело плохо. Попытки отговориться делами результата не дали.
- Мелисса Карингтон — милейшая девушка, и я, право, совершенно не понимаю, почему ты отказываешься познакомиться с ней поближе?
Тут матушка с упрёком посмотрела на меня и осуждающе поджала губы, видимо, рассмотрев на моей физиономии отсутствие какого-либо желания становиться жертвой абсолютно незнакомой мне девицы. Нет, имя я, конечно, слышал, но какая именно из бело-розового цветника девушек на выданье, который можно наблюдать на каждом приёме, и есть чудесная Мелисса, я не знал. И, что характерно, знать не стремился.
- Она прекрасно воспитана, - продолжила матушка рекламную кампанию, - очень хорошо играет на скрипке и на фортепиано, пишет стихи и даже, кажется, прозу. Совсем недавно кузина Лионелла говорила, что романтические рассказы юной Карингтон пользуются большим успехом среди читательниц.
- Какой ужас, - совершенно искренне сказал я, но, заметив гневные искорки в глазах матери, поспешил исправиться, - в смысле — какой кошмар, что я недостоин такой одарённой девушки! А я наверняка недостоин, точно тебе говорю! Я и стихи не люблю, и к прозе достаточно равнодушен… Особенно к романтической!
- Полюбишь, - тоном, не допускающим возражений, припечатала баронесса Даттон, - куда ты денешься, Мэтью! Моё терпение кончилось: или ты добровольно начинаешь ухаживать за Мелиссой, или я завтра же перееду к тебе и начну методично превращать твою жизнь в кошмар. Ты меня знаешь, я сумею!
Я замер, так как такого коварства не ожидал даже от матушки. При этом не вызывал ни малейших сомнений тот факт, что она вполне в состоянии воплотить угрозу в жизнь. Тогда мне останется одно — бежать из собственного дома куда глаза глядят. Впрочем, и это не гарантировало мне спасения от брачных уз, всерьёз замаячивших на горизонте.
- Мелисса… - начал я, почёсывая кончик носа, кстати, вполне себе аристократичного, фамильного, - это такая светленькая? Да? С кудряшками?
- Святая Бенедикта, и в кого ты у меня такой бестолковый? - задала матушка риторический вопрос, так как вряд ли она всерьёз рассчитывала на то, что богиня, ответственная за благополучие семейного очага, отзовётся и прояснит ситуацию.
- В папу? - подсказал я, получив в ответ сердитый взгляд.
Дело было в том, что отец, предпоследний (восемнадцатый) барон Даттон, был человеком весёлым, своенравным и рискованным. К тому же с юности и до последних дней он отличался пылкой любовью к прекрасному полу, за что, собственно, и был убит на дуэли очередным ревнивым супругом. После этого прискорбного случая парламент быстренько запретил поединки, отчего их не стало меньше, зато в казну тонким, но непрерывным ручейком потекли деньги, полученные от штрафов.
- Светленькая в кудряшках — это Камилла, - осуждающе покачала головой матушка, - а Мелисса… Впрочем, скоро ты сам увидишь.
- В смысле? - моментально насторожился я. - Что ты хочешь сказать?
- Ничего кроме того, что через полчаса Мелисса с матерью будут здесь. Я пригласила их на завтрак.
Я в очередной раз поразился матушкиному коварству, но тут же изобразил глубокую задумчивость. Это выражение лица — одновременно строгое и значительное — было отработано мной до абсолютного автоматизма. Именно его я использовал в те дни, когда приходилось присутствовать на службе в министерстве.
- Как жаль, что ты не сказала раньше, - воскликнул я, поднимаясь, - мне, к сожалению…
- Прокляну, - невозмутимо сообщила баронесса Даттон, - даже не сомневайся, Мэтью.
Это была катастрофа. Матушка, как и все женщины рода Филлингс, в котором она родилась, имела способности к колдовству, хотя и пользовалась ими крайне редко. Ну вот не поощрялась в нашем государстве волшба ни в каком виде. Мы же цивилизованные люди, а все эти заговоры, проклятья, прочие колдовские штучки — это удел диких народов, населяющих отдалённые территории. Пусть этим занимаются кочевники Равенгарда или пираты Коридии! А у нас, в Энгалии, этим предрассудкам и отголоскам прошлого места нет и не будет! Такова была, во всяком случае, официальная позиция, закреплённая на законодательном уровне десятками указов и постановлений.
На самом же деле в большинстве аристократических родов к колдовским способностям относились достаточно лояльно, так как порой от них бывала и польза. Например, мало кто рисковал ссориться с теми же Филлингсами, потому как никому не улыбалось получить какое-нибудь не смертельное, но всё равно крайне неприятно проклятье.
Даттоны, кстати, тоже имели наследственный дар, но о нём было не принято говорить, так как был он странным и не так чтобы полезным. Все мужчины в нашем роду умели понимать язык животных. Видимо, эта способность сохранилась с тех невероятно древних времён, когда первый барон Даттон выбрался на простор из глубин Ривенгольского леса и построил на его краю замок.
Редкий дар, но, увы, совершенно бесполезный: ну с кем мне прикажете разговаривать? С матушкиными кошками? Со своей лошадью? С болонкой кузины Лионеллы? Вот и я о том же..
- За что? - попытался возмутиться я, но без особого энтузиазма, так как знал: если уж матушка начала угрожать проклятьем, то дело плохо. - Что я тебе такого сделал?
- В том-то и дело, что ничего, - сурово ответила баронесса Даттон, - а мог бы к тридцати годам уже сделать пару внуков для одинокой матери.
- Почему одинокой-то? - вот тут я искренне удивился. - То есть сестрицу Марион ты в расчёт уже не берёшь? Как и многочисленных кузин и поклонников?
- Они не наследники, - отрезала матушка, - Марион только начала выходить в свет, следовательно, толку от неё пока немного. К тому же дочь — это не про наследников, она всё равно станет частью другой семьи, у которой свои интересы. А вот ты, Мэтью… Ты должен наконец-то начать думать не только о себе, но и о величии рода Даттон.
- А можно я буду думать о нём без ущерба для собственной свободы? Это будет гораздо результативнее, - предпринял я последнюю попытку избавиться от неизвестной Мелиссы, - и могу дать слово, что в течение ближайшего года… нет, двух лет… выберу себе невесту.
- В течение двух месяцев, - тут же азартно откликнулась матушка, - и это я ещё иду на серьёзные уступки, Мэтью.
- Ну хорошо, пусть будет год, - я прямо чувствовал, как вокруг меня сжимается вражеское кольцо. Что-то подобное я испытывал, когда в последней реконструкции играл роль героически погибшего при защите столицы генерала Маршалла.
- Год — это непозволительно долго, - покачала головой матушка, - я могу столько не прожить…
Тут она приложила к глазам кружевной платочек, скорее всего, для того, чтобы скрыть пляшущих в глазах бесенят. Уж настолько-то я свою родительницу изучил…
