Нет, мы ничего не потеряли, уйдя оттуда. И, Орти, честно говоря, мне даже не хочется вспоминать о том времени.
– Извини, я не хотел тревожить твою память, – расстроился Пинкдроу.
– Ничего страшного. Понимаешь, здесь мне хочется жить, дышать полной грудью, а там я, ощущая себя старухой, через силу доживала отпущенные мне годы, мучая Виктора. Существование в той параллели требует напряжения всех душевных сил, а их на поверку оказывается не так уж и много…
Бегавшая неподалёку девочка, приглядевшись к отдыхающим, подошла ближе и, пока Ирина говорила, рассматривала женщин. Те, увлечённые беседой, сначала не заметили этого, но вскоре почувствовали себя неловко под пристальным взглядом ребёнка.
– Почему ты на нас так смотришь, дитя? – поинтересовалась Аирин.
Воспитанная малышка смутилась.
– Простите, – вежливо спросила она, – вы близнецы?
– Хм, получается, что да, – подумав, подтвердил Ортвик.
Удовлетворённый ребёнок убежал, а Пинкдроу продолжил:
– Нам надо сделать анализ ДНК, мне любопытно, полностью мы совпадаем или нет. Я ведь вас, девочки, спутать могу, если внимательно не присмотрюсь.
Ирина, проведя ладонью по лбу, задумчиво сказала:
– Да, я тоже замечала, что, если не сосредоточусь, могу принять тебя, Орти, за Витю и наоборот. У близнецов есть хоть какие-то отличия, а у нас они полностью отсутствуют.
– Значит, решено, – сказал Ортвик, – делаем проверку.
– Я думаю, – отозвалась Аирин, – она покажет, что мы идентичны до последней клеточки.
– И всё-таки удостоверимся в этом…
Но тут их ненадолго отвлекла Нана, и разговор перетёк в другое русло.
– А вы никогда не переживали из-за того, что у вас нет детей? – глядя вслед дочке, обратилась к друзьям Ирина. – Для нас с Витей это всегда было больным вопросом. Появление в нашей жизни Наны – просто чудо.
– Так почему же вы не завели ребёночка? – удивилась Аирин.
– Я оказалась бесплодной, – грустно ответила женщина, – и это, как я полагаю, последствия цивилизации: загрязнение воздуха, модифицированные продукты…
Ортвик пришёл в ужас.
– Да зачем нужна такая цивилизация, если благодаря ей вымрет человеческий род?! – возмутился он. – Для кого тогда всё это?! Мы с Аири остаёмся бездетными по собственному желанию, считаем, что пока не готовы растить малыша, и только недавно стали задумываться, а не пора ли. И мы знаем, что наши дети придут в добрый мир, который будет рад им и не создаст проблем, отравляющих жизнь. Я начинаю думать, что ваша реальность, вообще, не имеет права на существование!
– Да, чистка нашей параллели необходима, – печально согласилась Ирина и сменила тему.
Вот уже второй день добровольные исследователи находились в историческом центре. Они перелопатили горы хранящихся в компьютерной базе документов, отобрали и распечатали те, что относились к периоду становления свободного общества, но ни в одном не нашли упоминания об основателе освобождённого мира. В некоторых статьях даже утверждалось, что индивидуума, создавшего справедливую реальность, не существовало. И утомлённые люди почти верили в это: ведь все найденные ими старые отсканированные бумаги не могли быть плодами творчества одного человека.
Дитриха, вообще, не слишком занимала личность мифического основоположника, он с жадностью набрасывался на каждый казавшийся ему полезным документ и перечитывал его от корки до корки. Но Виктор копал глубже, он не мог отказаться от мечты увидеть лицо героя этой реальности.
Тиалонай не вникал в тонкости того, что изучали взрослые, он выводил на дисплей компьютера последние данные о достижениях в сфере клонирования и делал пометки. Мальчик очень серьёзно относился к этой области науки, поэтому ни Штригель, ни Прокудин не мешали ему, занимаясь своими делами.
На четвёртые сутки Виктор обнаружил в одной из бумаг информацию, что интересующий его политический лидер принадлежал к правящему царскому или королевскому дому. И, добровольно отрёкшись от титула и престола, преобразовал монархию в некое подобие республики. Правда, тут же приводились доводы, опровергающие эти утверждения, но всё же статья могла стать тоненькой ниточкой, ведущей к истине.
Записав фамилию учёного, Прокудин отыскал сведения о нём. Выяснилось, что тот ещё жив и трудится, что оказалось приятной неожиданностью, в Центре всемирной истории. Виктор кинулся к видеофону.
Спустя полчаса он и Дитрих вошли в небольшую затемнённую комнату, где ютился незадачливый поборник истины. Маленького седого человека взволновал визит незнакомцев.
– Да-да, – нервно суетясь, подтвердил он, приглашая гостей в другое, такое же полутёмное помещение, – я изучаю именно тот период, когда наш мир ещё находился под пятой самодержцев. Много их сменилось на троне, но ни один не оставил после себя следа, кроме последнего. Его звали… секунду…
Он щёлкнул выключателем и, подслеповато щурясь, взглянул на посетителей.
Вдруг старичок охнул, и лицо его исказилось. Лепеча что-то невразумительное, он судорожно ткнул пальцем в сторону мужчин и, схватившись за сердце, рухнул на ковёр. Через пару минут прилетела неотложка, но поздно – историк скончался. Что за потрясение он испытал перед смертью, визитёры не поняли, а загадка осталась загадкой, приходилось начинать всё сначала.
Но свободного времени у Дитриха было мало. Приближающиеся выборы требовали его постоянного присутствия, через сутки он возвращался в свою реальность, и дальнейшими поисками решили заняться Виктор с Тиалонаем.
Штригель чувствовал себя удовлетворённым, он нашёл много нужного и интересного, что могло пригодиться в дальнейшем, и считал, что на этом пока можно остановиться. Поэтому последние сутки друзья отдыхали, отсыпались и посетили, наконец, обиталище снежного человека.
Их впечатлило это чудо природы, а Тиалонай даже пожал ему «руку». Подросток взахлёб рассказывал о своих ощущениях от прикосновения, а мужчины улыбались при виде непосредственного детского восторга. Дитрих не отпускал мальчика от себя, в глазах его притаилась тоска. Скоро ему придётся уйти, и, кто знает, когда они увидятся вновь.
Вечером люди сидели в номере и беседовали. Когда Виктор вышел, чтобы принять ванну, Штригель завёл разговор о том, что его тревожило.
– Завтра мы расстанемся, – напомнил он печально, – и сколько времени продлится наша разлука, неизвестно.
Подросток помрачнел, а Штригель продолжил, осторожно подбирая слова:
– Тиалонай, моя жизнь постоянно висит на волоске. С этим ничего нельзя поделать, профессия политика, тем более новатора, очень опасна. И я прошу тебя ради моего спокойствия пообещать, что если я погибну, ты примешь Виктора, как отца.
Сын выслушал его, склонив голову, и очень долго молчал.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – Но, прошу, дай слово, что ты будешь очень осторожен и оградишь себя от гибели всеми возможными способами.
– Конечно, я даю слово! – горячо ответил Дитрих. – Все мыслимые меры безопасности соблюдаются и будут соблюдаться, и я клянусь, что очень постараюсь остаться целым и невредимым!
Вздохнув с облегчением, Тиалонай крепко обнял мужчину. Так и застал их вернувшийся Виктор.
– Ты обратил внимание, Дитрих, – позёвывая, спросил он, – во многих статьях упомянуто, что свободное общество изначально опиралось на суровость, дисциплину и даже жестокость? Мне это напомнило правление Сталина и политику Гитлера.
– Мне тоже. Но при вожде всех времён и народов и сумасшедшем фюрере изуверство доходило до абсурда, а здесь, насколько я понял, жестокость была умеренна и полностью оправданна. Нельзя отучить людей лгать, злословить, красть, убивать, только уговаривая. Дурному человеку трудно изменить свою сущность, если его не вынудят это сделать. Потом же, по истечении времени, нормальное поведение войдёт в привычку, несмотря на личностные качества. А чтобы этого добиться, необходимы жёсткие законы и демонстрационные наказания для одних, дабы устрашить других.
– Перед тобой стоит сложная задача, – тихо произнёс Тиалонай, всё ещё обнимающий отца, – ведь по натуре ты не бессердечен и даже мягок.
– Моей опорой станет уверенность в необходимости принимаемых мер, – ответил Дитрих. – И я не сомневаюсь, что именно моя внутренняя природа не позволит репрессиям дорасти до уровня сталинских.
Он замолчал, провёл ладонью по волосам сына и продолжил:
– Но теперь мне понятно, почему человек, благодаря которому этот мир так хорош, нигде не упомянут. Из-за того, что его правление отмечено печатью жестокости, и общество, где все давно забыли, что такое насилие, взращено на крови. О таком потомкам лучше не знать.
Виктор задумался.
– Нет, Дитрих, ты не прав, – поразмыслив, возразил он. – Наоборот, нужно помнить, с чего всё началось, и обнародовать доказательства, что не существовало иной возможности построить светлое будущее, кроме как на кровавом фундаменте прошлого. Я считаю, что необходимо назвать людям имя великого деятеля, давшего обществу всё, что у того сейчас есть, и рассказать, какой ценой досталось это благоденствие, чтобы ни у кого не возникло желания вернуть старое.
В свою очередь подумав, Штригель кивнул.
– Согласен. Удачи вам в достижении цели!
– А тебе в выполнении твоей непростой миссии!
И утомлённые люди разбрелись по кроватям. Утром они возвращались домой.
Ночь пролетела незаметно, и вскоре Дитрих уже стоял у портала в окружении провожающих. Он крепко прижимал к себе Тиалоная, старающегося не плакать. Друзья смотрели печально.
– Не грустите, – говорил Штригель, – я ухожу не навсегда. И обязательно постараюсь вырваться сюда хотя бы на пару часов.
– Мы всё понимаем, – ответила Аирин, – но расставание рождает тоску. Я и Ортвик впервые почувствовали это, когда в нашей жизни появились Ира с Витей. И вот теперь ты…
Она отвернулась, скрывая слёзы. А Дитрих сказал:
– Виктор, я с нетерпением буду ждать вестей о результатах ваших изысканий. Надеюсь, твоя мечта, в конце концов, осуществится.
– Да, – отозвался Прокудин, – я тоже. Завтра мы с Тиалонаем снова полетим в Гималаи. Думаю, нам удастся встретиться с нужными людьми, которые не умрут у нас на глазах.
– Хм…
Штригель озадаченно нахмурился.
– Смерть этого несчастного – загадка. Непонятно, почему на него так подействовал наш визит.
– Мы постараемся выяснить и это, – уверенно заявил Виктор.
– Что ж, удачи! И до встречи.
Мягко оторвав от себя Тиалоная, Дитрих поцеловал его в лоб и вошёл в светящуюся дверь. Как только он переступил черту, мальчик перестал сдерживаться и зарыдал, и Ирина, обняв его, увела на улицу. Аирин с Ортвиком последовали за ними, Виктор же остался в студии, чтобы возобновить заброшенную работу.
А Штригель уже не видел и не слышал происходящего за завесой. Он постоял, оглядывая кабинет, от которого успел отвыкнуть, а потом, опустившись на стул, закрыл лицо руками.
– Как же трудно возвращаться из нормальной жизни в этот страшный мир, – прошептал он.
Просидев так около четверти часа, диктатор поднялся. Лицо его было спокойно и строго: Дитрих взял себя в руки. Открыв сейф, он вытащил папки с документами и, разложив на столе выписки, принесённые из свободного общества, с головой ушёл в дела.
– Что ж, ничего страшного – говорил Евлап Прокудину. – Не нашли имени основателя в этот раз, найдёте в следующий. Дело, которым вы занимаетесь, очень важно, я вас поддерживаю и, конечно, выпишу новую командировку.
Он обратился к Тиалонаю.
– А ты не хотел бы всерьёз заняться историческими исследованиями? У опекуна есть своя работа, но ты мог бы…
– Простите, – тихо откликнулся мальчик, – меня это мало интересует. Я не расстрою вас, если откажусь?
– Ну, что ты, вовсе нет! Ты вправе делать то, что тебе нравится. А кстати, что именно?
– Я бы хотел попросить … – начал подросток и замолчал на полуслове.
– Что же ты?
– Пожалуйста, дайте мне направление в Центр клонирования, – решившись, выпалил Тиалонай.
Евлап изумлённо взглянул на него.
– Хочешь создавать коз и свиней? Странный выбор!
– Нет, – сначала негромко, а потом чуть повысив голос, ответил мальчик, – нет, не животных. Человека...
И быстро продолжил, словно опасаясь, что его прервут:
– В своём мире я доставал на чёрном рынке импортированные из Америки книги по анатомии, физиологии и генетике и зачитывал их до дыр. Уже там я интересовался вопросом, можно ли воссоздать человека с его сложным мозгом, а здесь, пока отец и опекун занимались поисками документов, я воспользовался компьютером в своих целях и понял, что возрождение человеческой особи из заимствованной клетки не фантастика, это вполне возможно. Если только произвести предварительные расчёты и попытаться сделать…
Тут Тиалонай выдал такую сложную фразу с обилием терминов, что взрослые, до того с изумлением смотревшие на подростка, открыли рты. Это не были заученные слова, мальчик явно понимал, о чём говорит.
Евлап молча взял пустую карту и, постучав по клавишам компьютера, создал бессрочную командировку для Тиалоная Дорпкуина, но не в обычный Центр клонирования, а в Исследовательский Центр по созданию клона человека. Вручив подростку документ, он в задумчивости попрощался с посетителями.
Когда они уже стояли на пороге, чиновник окликнул Виктора. Тот вернулся к столу.
– Если мальчик добьётся результата, это будет прорыв, – сказал Евлап. – В нашем обществе проводилось много фантастических экспериментов, некоторые увенчались успехом, но создание вторичного человека… Если Тиалонай справится с этим, пусть не сразу, пусть спустя много лет, то он осуществит давнюю мечту людей о бессмертии. Мне кажется, Виктор, что вы опекаете гения. Берегите его!
– Иначе и быть не может, – серьёзно отозвался Прокудин. – Я не только сам привязан к ребёнку, но и в ответе за него перед приёмным отцом.
Евлап, не сказав более ни слова, протянул руку. Виктор так же безмолвно пожал её.
Каждый день Дитриха был забит под завязку, все дела расписаны по минутам. Он совершал вояжи, делал светские визиты, знакомился с нужными людьми. О том, чтобы выбраться к друзьям не могло быть и речи. Штригель и хотел бы потратить ночные часы на столь желанное для него свидание, но, возвращаясь вечером в резиденцию, валился с ног, не в состоянии сделать ни шага. Спал Дитрих не более трёх часов в сутки, и настал момент, когда его железное здоровье сдало.
Однажды утром он не смог подняться, тело не слушалось хозяина. Немедленно явившаяся Изольда перевезла Штригеля к себе и под благовидными предлогами отменила ближайшие встречи. Беспомощный, исхудавший, с посеревшим лицом и запавшими глазами Дитрих, казалось, умирал. Штригель подорвал свои силы и опасался, что ему уже не встать во главе Империи, что он потерпел фиаско.
Однако Изольда так не думала. С удвоенной энергией женщина взялась за дело. Она использовала даже саму болезнь диктатора, представив её, как следствие великих трудов «божественного» Дитриха на благо государства.
Шли дни, ухудшения не наступало, но и лучше Штригелю не становилось. И ему не осталось ничего другого, кроме как довериться преданному человеку, чтобы получить помощь в более развитом мире. Диктатор попросил позвать Оскара Менгера.
Услышав про иную реальность, Оскар сначала подумал, что Дитрих бредит, но, чтобы не волновать больного, обещал исполнить просьбу.
– Извини, я не хотел тревожить твою память, – расстроился Пинкдроу.
– Ничего страшного. Понимаешь, здесь мне хочется жить, дышать полной грудью, а там я, ощущая себя старухой, через силу доживала отпущенные мне годы, мучая Виктора. Существование в той параллели требует напряжения всех душевных сил, а их на поверку оказывается не так уж и много…
Бегавшая неподалёку девочка, приглядевшись к отдыхающим, подошла ближе и, пока Ирина говорила, рассматривала женщин. Те, увлечённые беседой, сначала не заметили этого, но вскоре почувствовали себя неловко под пристальным взглядом ребёнка.
– Почему ты на нас так смотришь, дитя? – поинтересовалась Аирин.
Воспитанная малышка смутилась.
– Простите, – вежливо спросила она, – вы близнецы?
– Хм, получается, что да, – подумав, подтвердил Ортвик.
Удовлетворённый ребёнок убежал, а Пинкдроу продолжил:
– Нам надо сделать анализ ДНК, мне любопытно, полностью мы совпадаем или нет. Я ведь вас, девочки, спутать могу, если внимательно не присмотрюсь.
Ирина, проведя ладонью по лбу, задумчиво сказала:
– Да, я тоже замечала, что, если не сосредоточусь, могу принять тебя, Орти, за Витю и наоборот. У близнецов есть хоть какие-то отличия, а у нас они полностью отсутствуют.
– Значит, решено, – сказал Ортвик, – делаем проверку.
– Я думаю, – отозвалась Аирин, – она покажет, что мы идентичны до последней клеточки.
– И всё-таки удостоверимся в этом…
Но тут их ненадолго отвлекла Нана, и разговор перетёк в другое русло.
– А вы никогда не переживали из-за того, что у вас нет детей? – глядя вслед дочке, обратилась к друзьям Ирина. – Для нас с Витей это всегда было больным вопросом. Появление в нашей жизни Наны – просто чудо.
– Так почему же вы не завели ребёночка? – удивилась Аирин.
– Я оказалась бесплодной, – грустно ответила женщина, – и это, как я полагаю, последствия цивилизации: загрязнение воздуха, модифицированные продукты…
Ортвик пришёл в ужас.
– Да зачем нужна такая цивилизация, если благодаря ей вымрет человеческий род?! – возмутился он. – Для кого тогда всё это?! Мы с Аири остаёмся бездетными по собственному желанию, считаем, что пока не готовы растить малыша, и только недавно стали задумываться, а не пора ли. И мы знаем, что наши дети придут в добрый мир, который будет рад им и не создаст проблем, отравляющих жизнь. Я начинаю думать, что ваша реальность, вообще, не имеет права на существование!
– Да, чистка нашей параллели необходима, – печально согласилась Ирина и сменила тему.
Вот уже второй день добровольные исследователи находились в историческом центре. Они перелопатили горы хранящихся в компьютерной базе документов, отобрали и распечатали те, что относились к периоду становления свободного общества, но ни в одном не нашли упоминания об основателе освобождённого мира. В некоторых статьях даже утверждалось, что индивидуума, создавшего справедливую реальность, не существовало. И утомлённые люди почти верили в это: ведь все найденные ими старые отсканированные бумаги не могли быть плодами творчества одного человека.
Дитриха, вообще, не слишком занимала личность мифического основоположника, он с жадностью набрасывался на каждый казавшийся ему полезным документ и перечитывал его от корки до корки. Но Виктор копал глубже, он не мог отказаться от мечты увидеть лицо героя этой реальности.
Тиалонай не вникал в тонкости того, что изучали взрослые, он выводил на дисплей компьютера последние данные о достижениях в сфере клонирования и делал пометки. Мальчик очень серьёзно относился к этой области науки, поэтому ни Штригель, ни Прокудин не мешали ему, занимаясь своими делами.
На четвёртые сутки Виктор обнаружил в одной из бумаг информацию, что интересующий его политический лидер принадлежал к правящему царскому или королевскому дому. И, добровольно отрёкшись от титула и престола, преобразовал монархию в некое подобие республики. Правда, тут же приводились доводы, опровергающие эти утверждения, но всё же статья могла стать тоненькой ниточкой, ведущей к истине.
Записав фамилию учёного, Прокудин отыскал сведения о нём. Выяснилось, что тот ещё жив и трудится, что оказалось приятной неожиданностью, в Центре всемирной истории. Виктор кинулся к видеофону.
Спустя полчаса он и Дитрих вошли в небольшую затемнённую комнату, где ютился незадачливый поборник истины. Маленького седого человека взволновал визит незнакомцев.
– Да-да, – нервно суетясь, подтвердил он, приглашая гостей в другое, такое же полутёмное помещение, – я изучаю именно тот период, когда наш мир ещё находился под пятой самодержцев. Много их сменилось на троне, но ни один не оставил после себя следа, кроме последнего. Его звали… секунду…
Он щёлкнул выключателем и, подслеповато щурясь, взглянул на посетителей.
Вдруг старичок охнул, и лицо его исказилось. Лепеча что-то невразумительное, он судорожно ткнул пальцем в сторону мужчин и, схватившись за сердце, рухнул на ковёр. Через пару минут прилетела неотложка, но поздно – историк скончался. Что за потрясение он испытал перед смертью, визитёры не поняли, а загадка осталась загадкой, приходилось начинать всё сначала.
Но свободного времени у Дитриха было мало. Приближающиеся выборы требовали его постоянного присутствия, через сутки он возвращался в свою реальность, и дальнейшими поисками решили заняться Виктор с Тиалонаем.
Штригель чувствовал себя удовлетворённым, он нашёл много нужного и интересного, что могло пригодиться в дальнейшем, и считал, что на этом пока можно остановиться. Поэтому последние сутки друзья отдыхали, отсыпались и посетили, наконец, обиталище снежного человека.
Их впечатлило это чудо природы, а Тиалонай даже пожал ему «руку». Подросток взахлёб рассказывал о своих ощущениях от прикосновения, а мужчины улыбались при виде непосредственного детского восторга. Дитрих не отпускал мальчика от себя, в глазах его притаилась тоска. Скоро ему придётся уйти, и, кто знает, когда они увидятся вновь.
Вечером люди сидели в номере и беседовали. Когда Виктор вышел, чтобы принять ванну, Штригель завёл разговор о том, что его тревожило.
– Завтра мы расстанемся, – напомнил он печально, – и сколько времени продлится наша разлука, неизвестно.
Подросток помрачнел, а Штригель продолжил, осторожно подбирая слова:
– Тиалонай, моя жизнь постоянно висит на волоске. С этим ничего нельзя поделать, профессия политика, тем более новатора, очень опасна. И я прошу тебя ради моего спокойствия пообещать, что если я погибну, ты примешь Виктора, как отца.
Сын выслушал его, склонив голову, и очень долго молчал.
– Хорошо, – сказал он, наконец. – Но, прошу, дай слово, что ты будешь очень осторожен и оградишь себя от гибели всеми возможными способами.
– Конечно, я даю слово! – горячо ответил Дитрих. – Все мыслимые меры безопасности соблюдаются и будут соблюдаться, и я клянусь, что очень постараюсь остаться целым и невредимым!
Вздохнув с облегчением, Тиалонай крепко обнял мужчину. Так и застал их вернувшийся Виктор.
– Ты обратил внимание, Дитрих, – позёвывая, спросил он, – во многих статьях упомянуто, что свободное общество изначально опиралось на суровость, дисциплину и даже жестокость? Мне это напомнило правление Сталина и политику Гитлера.
– Мне тоже. Но при вожде всех времён и народов и сумасшедшем фюрере изуверство доходило до абсурда, а здесь, насколько я понял, жестокость была умеренна и полностью оправданна. Нельзя отучить людей лгать, злословить, красть, убивать, только уговаривая. Дурному человеку трудно изменить свою сущность, если его не вынудят это сделать. Потом же, по истечении времени, нормальное поведение войдёт в привычку, несмотря на личностные качества. А чтобы этого добиться, необходимы жёсткие законы и демонстрационные наказания для одних, дабы устрашить других.
– Перед тобой стоит сложная задача, – тихо произнёс Тиалонай, всё ещё обнимающий отца, – ведь по натуре ты не бессердечен и даже мягок.
– Моей опорой станет уверенность в необходимости принимаемых мер, – ответил Дитрих. – И я не сомневаюсь, что именно моя внутренняя природа не позволит репрессиям дорасти до уровня сталинских.
Он замолчал, провёл ладонью по волосам сына и продолжил:
– Но теперь мне понятно, почему человек, благодаря которому этот мир так хорош, нигде не упомянут. Из-за того, что его правление отмечено печатью жестокости, и общество, где все давно забыли, что такое насилие, взращено на крови. О таком потомкам лучше не знать.
Виктор задумался.
– Нет, Дитрих, ты не прав, – поразмыслив, возразил он. – Наоборот, нужно помнить, с чего всё началось, и обнародовать доказательства, что не существовало иной возможности построить светлое будущее, кроме как на кровавом фундаменте прошлого. Я считаю, что необходимо назвать людям имя великого деятеля, давшего обществу всё, что у того сейчас есть, и рассказать, какой ценой досталось это благоденствие, чтобы ни у кого не возникло желания вернуть старое.
В свою очередь подумав, Штригель кивнул.
– Согласен. Удачи вам в достижении цели!
– А тебе в выполнении твоей непростой миссии!
И утомлённые люди разбрелись по кроватям. Утром они возвращались домой.
Ночь пролетела незаметно, и вскоре Дитрих уже стоял у портала в окружении провожающих. Он крепко прижимал к себе Тиалоная, старающегося не плакать. Друзья смотрели печально.
– Не грустите, – говорил Штригель, – я ухожу не навсегда. И обязательно постараюсь вырваться сюда хотя бы на пару часов.
– Мы всё понимаем, – ответила Аирин, – но расставание рождает тоску. Я и Ортвик впервые почувствовали это, когда в нашей жизни появились Ира с Витей. И вот теперь ты…
Она отвернулась, скрывая слёзы. А Дитрих сказал:
– Виктор, я с нетерпением буду ждать вестей о результатах ваших изысканий. Надеюсь, твоя мечта, в конце концов, осуществится.
– Да, – отозвался Прокудин, – я тоже. Завтра мы с Тиалонаем снова полетим в Гималаи. Думаю, нам удастся встретиться с нужными людьми, которые не умрут у нас на глазах.
– Хм…
Штригель озадаченно нахмурился.
– Смерть этого несчастного – загадка. Непонятно, почему на него так подействовал наш визит.
– Мы постараемся выяснить и это, – уверенно заявил Виктор.
– Что ж, удачи! И до встречи.
Мягко оторвав от себя Тиалоная, Дитрих поцеловал его в лоб и вошёл в светящуюся дверь. Как только он переступил черту, мальчик перестал сдерживаться и зарыдал, и Ирина, обняв его, увела на улицу. Аирин с Ортвиком последовали за ними, Виктор же остался в студии, чтобы возобновить заброшенную работу.
А Штригель уже не видел и не слышал происходящего за завесой. Он постоял, оглядывая кабинет, от которого успел отвыкнуть, а потом, опустившись на стул, закрыл лицо руками.
– Как же трудно возвращаться из нормальной жизни в этот страшный мир, – прошептал он.
Просидев так около четверти часа, диктатор поднялся. Лицо его было спокойно и строго: Дитрих взял себя в руки. Открыв сейф, он вытащил папки с документами и, разложив на столе выписки, принесённые из свободного общества, с головой ушёл в дела.
ГЛАВА 9
– Что ж, ничего страшного – говорил Евлап Прокудину. – Не нашли имени основателя в этот раз, найдёте в следующий. Дело, которым вы занимаетесь, очень важно, я вас поддерживаю и, конечно, выпишу новую командировку.
Он обратился к Тиалонаю.
– А ты не хотел бы всерьёз заняться историческими исследованиями? У опекуна есть своя работа, но ты мог бы…
– Простите, – тихо откликнулся мальчик, – меня это мало интересует. Я не расстрою вас, если откажусь?
– Ну, что ты, вовсе нет! Ты вправе делать то, что тебе нравится. А кстати, что именно?
– Я бы хотел попросить … – начал подросток и замолчал на полуслове.
– Что же ты?
– Пожалуйста, дайте мне направление в Центр клонирования, – решившись, выпалил Тиалонай.
Евлап изумлённо взглянул на него.
– Хочешь создавать коз и свиней? Странный выбор!
– Нет, – сначала негромко, а потом чуть повысив голос, ответил мальчик, – нет, не животных. Человека...
И быстро продолжил, словно опасаясь, что его прервут:
– В своём мире я доставал на чёрном рынке импортированные из Америки книги по анатомии, физиологии и генетике и зачитывал их до дыр. Уже там я интересовался вопросом, можно ли воссоздать человека с его сложным мозгом, а здесь, пока отец и опекун занимались поисками документов, я воспользовался компьютером в своих целях и понял, что возрождение человеческой особи из заимствованной клетки не фантастика, это вполне возможно. Если только произвести предварительные расчёты и попытаться сделать…
Тут Тиалонай выдал такую сложную фразу с обилием терминов, что взрослые, до того с изумлением смотревшие на подростка, открыли рты. Это не были заученные слова, мальчик явно понимал, о чём говорит.
Евлап молча взял пустую карту и, постучав по клавишам компьютера, создал бессрочную командировку для Тиалоная Дорпкуина, но не в обычный Центр клонирования, а в Исследовательский Центр по созданию клона человека. Вручив подростку документ, он в задумчивости попрощался с посетителями.
Когда они уже стояли на пороге, чиновник окликнул Виктора. Тот вернулся к столу.
– Если мальчик добьётся результата, это будет прорыв, – сказал Евлап. – В нашем обществе проводилось много фантастических экспериментов, некоторые увенчались успехом, но создание вторичного человека… Если Тиалонай справится с этим, пусть не сразу, пусть спустя много лет, то он осуществит давнюю мечту людей о бессмертии. Мне кажется, Виктор, что вы опекаете гения. Берегите его!
– Иначе и быть не может, – серьёзно отозвался Прокудин. – Я не только сам привязан к ребёнку, но и в ответе за него перед приёмным отцом.
Евлап, не сказав более ни слова, протянул руку. Виктор так же безмолвно пожал её.
Каждый день Дитриха был забит под завязку, все дела расписаны по минутам. Он совершал вояжи, делал светские визиты, знакомился с нужными людьми. О том, чтобы выбраться к друзьям не могло быть и речи. Штригель и хотел бы потратить ночные часы на столь желанное для него свидание, но, возвращаясь вечером в резиденцию, валился с ног, не в состоянии сделать ни шага. Спал Дитрих не более трёх часов в сутки, и настал момент, когда его железное здоровье сдало.
Однажды утром он не смог подняться, тело не слушалось хозяина. Немедленно явившаяся Изольда перевезла Штригеля к себе и под благовидными предлогами отменила ближайшие встречи. Беспомощный, исхудавший, с посеревшим лицом и запавшими глазами Дитрих, казалось, умирал. Штригель подорвал свои силы и опасался, что ему уже не встать во главе Империи, что он потерпел фиаско.
Однако Изольда так не думала. С удвоенной энергией женщина взялась за дело. Она использовала даже саму болезнь диктатора, представив её, как следствие великих трудов «божественного» Дитриха на благо государства.
Шли дни, ухудшения не наступало, но и лучше Штригелю не становилось. И ему не осталось ничего другого, кроме как довериться преданному человеку, чтобы получить помощь в более развитом мире. Диктатор попросил позвать Оскара Менгера.
Услышав про иную реальность, Оскар сначала подумал, что Дитрих бредит, но, чтобы не волновать больного, обещал исполнить просьбу.
