В такие минуты Вэллия отрывалась от своих занятий и подолгу задумчиво смотрела в лицо своего супруга. Он этого обычно не замечал, читал или писал что-то. Она была благодарна ему за всё, что он сделал для неё, за то, что он понял её и не мешал жить, как она сейчас живёт. Ей всё реже и реже вспоминался поцелуй в ротбургском постоялом дворе от Алдора – последнего выжившего из рода Бергских князей. Но, так или иначе, Вэллия понимала, что прожить вот так вот всю свою оставшуюся жизнь, рядом с чужим человеком, в одиночестве, ей не хватит сил.
Иногда она даже жалела, что потеряла своего ребёнка. Пусть это был чужой ребёнок, плод насилия и греха, часть Корвина, но он был бы и её частью. Может быть, он стал бы смыслом её жизни, ведь с этим Ниардом у неё никогда не будет детей.
Да какое там детей, он даже не прикасался к ней. Один единственный поцелуй на венчании в Рейсе и один – в брачную ночь, да и то в щеку. Вот и все их близкие отношения. Есть, с чем сравнить, после последнего поцелуя Алдора в Ротбурге. От того даже дух перехватило. А что ждёт её здесь?
Но жаловаться на Ниарда она бы никогда не стала. Он слишком много сделал для неё, чтобы она обижалась на него из-за такой ерунды. У него слишком много других достоинств, чтобы затмить один большой недостаток.
Да, может быть, он болен или, возможно, его гнетёт греховная страсть совсем не к женщинам, но он спокоен, выдержан, вежлив, не повышает голоса и не поднимает рук на неё или слуг. Разве этого мало? Ещё он молод, симпатичен и далеко не дурак. Может быть, с возрастом они станут хорошими друзьями и станут больше доверять друг другу.
Так или иначе, ей есть, что ещё просить у Господа, о чём молиться. Ждать терпения и спокойствия, смириться с тем, что с ней приключилось.
* * * * *
Пасха в этом году выдалась поздняя. Уже зеленели сады и луга, лес наполнился щебетом птиц, приближение светлого праздника ощущалось во всём. В замке наводили порядок, снимали зимние ковры и гобелены с окон, топили камины, готовили и пекли.
Вэллия заставила слуг навести порядок в саду, подрезать деревья и убрать дорожки. Когда прогреется получше земля в маленьких клумбах, служанки посеют цветы. Может быть, с приходом хозяйки замок приобретёт со временем другое лицо.
Но самым настоящим сюрпризом к Пасхе стал приезд барона Дарла в Берг. Вэллия так обрадовалась приезду дяди и крёстного, что выбежала встречать его на двор замка в одних чулках.
– Дядя Дарл! Господи, это вы... – Она бросилась ему на шею, даже не стесняясь слуг, свиты барона. – Я не верю, не верю своим глазам!
Каких усилий потребовалось барону устоять на хромой ноге и удержать племянницу – только Богу известно. Он тоже был сильно рад её видеть, расцеловал её и аккуратно поставил на цыпочки на холодные каменные плиты двора. Вэллия даже не заметила этого холода, смотрела во все глаза, не сводя сияющего взгляда.
– Вы к нам? Вы на праздник? Вы же не уедете, правда? Вы останетесь?
– Конечно, дорогая... – заверил её барон.
О, она изменилась. Эта зима, это время, этот брак пошли ей на пользу. Она похорошела, поправилась, больше не выглядела болезненно худой и бледной, была хорошо одета, а уж как светились её глаза, какой румянец разлился по скулам! Барон не мог насмотреться на свою племянницу, как она стала хороша, почти как раньше, до того, как всё случилось... Всё-таки граф нашёл ей хорошего мужа.
– Где твой супруг? – спросил.
– Сейчас, наверное, выйдет... – Барон Дарл заметил незнакомую черту, промелькнувшую у неё во взгляде при этих словах, как про мужа заговорили. Совсем не так смотрят молодые жёны, когда в браке у них всё нормально. А может, показалось?
Появился маркграф, поздоровался за руку и почтительно склонил голову перед приехавшим родственником. Увидел Вэллию и первым заметил, что она необута, вскинул тёмные брови удивлённо.
– Ты почему босиком? Заболеешь! Беги быстрее...
Барон удивлённо посмотрел на босую племянницу и засмеялся; улыбаясь, сделал замечание:
– Вэллия, ты чего, беги обувайся, я никуда не уеду, поверь мне!
Он, и правда, остался. Вместе они справили Пасху, проводили обеды и ужины, общались вечерами, и барон никуда не спешил. Вэллия была рада каждому дню, проведённому вместе с крёстным, и боялась загадывать наперёд.
Барон внимательно вникал во всё, проверил, как идёт строительство крепостей на границе, заложенных буквально только-только с наступлением весны. Это не порадовало барона, он остался недовольным, но о результатах осмотра написал в Дарн графу Вольдейну, прекрасно представляя себе его реакцию на новость. Но скрывать что-либо от сеньора не было смысла. Если крепостей ещё нет, они не появятся вдруг. На всё надо время.
В один из вечеров, после ужина, Вэллия с мужем и с приехавшим погостить дядей, по обыкновению последних дней, остались в обеденном зале у камина. Вэллия занималась вышивкой, а мужчины играли в шахматы, разговаривая о том, о сём. В реплике барона Дарла проскочила фраза о скорой войне. Эта новость удивила Вэллию, и она насторожилась, прислушиваясь. Встречный вопрос задал и сам Ниард. Конечно, ведь они жили на границе, и это не могло не беспокоить.
– Война? – переспросил Ниард. – Вы так уверенно об этом говорите, как будто это уже проверенный факт.
Барон Дарл пожал плечами, переставляя резную фигурку на доске.
– Ну, факт – не факт, в любом можно сомневаться, но наши данные из Лиона говорят о том, что графство готовится к войне.
– С нами?
– Это неизвестно. Кто это может знать? Но каждый знает, какие отношения между графом Доранном и вашим тестем. Предлог найти не так и трудно. Думаете, почему граф Вольдейн так печётся об этих крепостях на границе?
– Как будто они остановят эту войну? – Это Ниард. Переставив фигуру коня, объявил гостю: – Шах вам...
Барон невозмутимо убрал своего короля из-под угрозы и произнёс:
– Когда начнётся война, вы, молодой человек, будете рады каждому дню отсрочки, а их подарят вам ваши крепости, помяните моё слово. А они у вас ещё только-только в фундаменте.
Ниард спокойно проглотил упрёк и промолчал. Через некоторое время опять заговорил:
– Графу Вольдейну не надо давать повода к войне. Может быть, всё обойдётся.
– Хм, – усмехнулся барон Дарл небрежно. – Повода... – повторил слова маркграфа. – Граф Вольдейн уже это сделал...
В зале повисла тишина, слышно было лишь, как потрескивают дрова в камине, даже Вэллия перестала вышивать и обернулась к своему крёстному.
– Что он сделал? – шёпотом спросила сама, вмешиваясь в мужской разговор.
– После того, что случилось с тобой, он послал в Лион письмо с обвинениями, очень резкое, надо полагать, если ответ пришёл в таком тоне... – Он посмотрел в сторону Вэллии через бровь.
– Что? Что ответил отцу Доранн из Лиона? – Вэллия уже забросила вышивку и почувствовала, как от волнения задрожали руки, пришлось стиснуть кулаки, чтоб успокоить дрожащие пальцы.
– Тебя надо спросить. Из Лиона письмо пришло в таком провокационном тоне, что знаешь...
– Почему? – Вэллия поднялась с кресла и не сводила взгляда с барона Дарла. Сердце в груди стучало набатным колоколом. – Что всё это значит? – Уже и голос её дрожал, не только руки.
– Граф Доранн заверяет, что никогда никого не посылал в Дарн, ни к чему не причастен и понятия не имеет, в чём его обвиняют. Считает всё это оскорблением и требует публичных извинений.
– Ого! – это вырвалось у Ниарда.
Вэллия сцепила руки в замок и с хрустом начала выламывать пальцы, смотрела вверх блуждающим взглядом – полное воплощение тревоги и волнения.
– Это ложь... – прошептала чуть слышно. – Они были от Доранна... Они из Лиона... Я знаю...
– Вэллия, милая, мы тебе верим. – Барон Дарл поднялся, забыв о шахматах, подошёл, хромая, к племяннице, попытался приобнять её, успокоить, но Вэллия увернулась, избегая его рук. – Мы верим тебе, и отец твой тебе поверил, и я... Ты же не могла ошибиться.
– Они... Они были из Лиона... Они тоже говорили о войне, и один говорил, что граф отдаст ему Бергские земли... От Доранна они...
События тех дней, та боль, насилие и унижения захлестнули её, как никогда прежде. Она пережила такое, а ей не верили, её слова подвергали сомнению. Это после того, что она пережила! Как можно...
– Уже поздно, пора в постель, мы все изрядно устали. – Барон Дарл посмотрел в лицо Ниарда. – Маркграф, проводите супругу в спальню. Ложитесь. Завтра ей будет лучше. Спокойной ночи.
– Конечно.
Ниард взял Вэллию под локоть и повёл за собой. С приездом родственника в гости, они вдвоём старались играть нормальные семейные отношения, создавать внешнюю видимость семьи. Были приветливы друг с другом, улыбались, вместе уходили ложиться спать в одно время, вместе вставали. Никто ведь не знал, что ложились они и раздевались, затушив все свечи, а по утрам Вэллия отворачивалась в постели, когда одевался он.
Но сегодня негодование и боль, переживаемые чувства настолько охватили Вэллию, что, задыхаясь, она начала срывать с себя одежду уже в дверях. Рвала пуговицы котарди – пиджака, шнуровку глухого киртла – платья. Ей не хватало воздуха, лицо пылало, хотелось дышать во всю грудь.
Когда Ниард развернул постель и посмотрел на жену, Вэллия была лишь в одной рубашке и, поставив ногу на кровать, стягивала с колена на голень чулок. Тонкая дорогая ткань почти не скрывала девичьей груди, открытое колено приковывало взгляд. Ниард аж растерялся, задохнулся от удивления. Такой он не видел её ещё ни разу. Он много раз чувствовал близость её тела в постели, знал, что она рядом, но он не видел её полуголой.
Ниард судорожно сглотнул и поджал губы. Вэллия долгим взглядом смотрела ему в лицо, видела его замешательство, огромные глаза. У него даже румянцем щёки пошли, и дыхание участилось.
Не-ет, он вполне состоятелен, как мужчина. Всё он может, только не хочет.
Вэллия медленно опустила ногу и закрыла грудь перекрещенными руками, впиваясь дрожащими пальцами в плечи, видела его взгляд на себе.
– Л-ладно, – он сумел заговорить первым, – я лягу чуть позже, хорошо? – Развернулся и вышел из спальни.
Вэллия разделась и быстро забралась под одеяло. «Что это с ним? Что происходит? Ведь он нормальный, он абсолютно здоров... Его также интересуют женщины, как и любого другого...»
Она тряслась в ознобе пережитого откровения, вспоминала его взгляд на себе. Он заинтересовался ею, конечно, заинтересовался. И уже на другой план ушёл и Лион, и Доранн, и Алдор с Корвином. Только потом Вэллия вспомнила, что Алдор говорил как-то, что граф Доранн не отправлял их, они сами пришли в Дарн, к отцу. Конечно, ведь Алдор хотел убить отца, и это была его личная месть за Берг, за родных. А значит, Доранн, в самом деле, не знает о Вэллии ничего, если они не сказали о ней ни слова. А значит, Вэллия может стать предлогом войны. И не сама Вэллия, так этот проклятый Берг и его земли, и месть за убитых Бергских князей – всё одно. Неужели всё-таки война будет?
* * * * *
Дни шли за днями. Наступил май, зацвели фруктовые деревья в саду. Душа наполнялась радостью, непреодолимым желанием жить, радоваться жизни и предстоящему лету.
Барон Дарл всё ещё гостил в Берге, а вот советник маркграфа барон Гердис отпросился в свои земли, проведать жену и сыновей, и Ниард отпустил его, всё больше и больше сближаясь с дядей своей жены. Вместе с бароном Дарлом они занимались делами по строительству крепостей, следили за работой мастеров. Посетили замки баронов и мелких рыцарей в землях Берга, проверяя, готовы ли вассалы маркграфа к предстоящей войне, если, конечно, опасения подтвердятся. Играли в шахматы, устраивали выезды на охоту.
Чем больше времени проводили они вместе, тем более доверительными становились их отношения. Барон Дарл не торопился уезжать, получая удовольствие от времени, проведённом в компании с этим молодым, но не глупым парнем. А маркграф видел в лице барона старшего наставника, родственника, и относился к нему, как к старшему брату.
Но внимательный и наблюдательный барон видел не только то, что ему показывали, годы общения с другими людьми и жизненный опыт научили его видеть значительно больше, замечать детали в поведении, в словах, в поступках.
Он и сам не мог точно сказать, с какого момента, он вдруг заподозрил, что в отношениях между молодыми людьми не всё гладко, как кажется на первый взгляд. Может быть, после того, когда, уезжая на несколько дней по землям вассалов, молодой маркграф растерялся на предложение барона поцеловать супругу на прощание. Может быть, опытный взгляд советника заметил холодность и робость в глазах племянницы, когда она смотрела в лицо своего мужа за столом. Как избегает она прикосновений его рук, как уклоняется от случайных прикосновений его плеча, колена у камина, как настороженно следит за движениями супруга.
Нет, что-то здесь было нечисто.
Барон Дарл пытался вызвать племянницу на откровенный разговор. Он боялся, что терпеливый и спокойный на вид молодой маркграф бывает груб с женой, поднимает на неё руку или творит насилие. Но крестница не подтвердила его опасений, напротив, она смотрела на дядю такими глазами и защищала супруга, что барон начал сомневаться в себе самом и своём жизненном опыте.
– Что вы, дядя Дарл, он ни разу не поднял на меня руку! Я даже представить себе не могу, что он может это когда-нибудь сделать...
– А как мужчина он не бывает груб с тобой?
Она растерялась, сглотнула и шепнула:
– Как это?
– В моменты близости он не делает тебе больно? Он думает о тебе?
Она отрицательно мотала головой, а сама быстро моргала в растерянности, чем только настораживала барона ещё больше.
– Нет, что вы?
– Ты не лжёшь мне?
Она опустила глаза, пряча взгляд, – первый признак, что не говорила всей правды, но больше не сказала ни слова, несмотря на все старания барона.
Дальше ему предстояло добиваться правды уже от самого маркграфа. Тот тоже на все вопросы удивлённо вскидывал брови и отвечал отрицательно. Нет, он не бил её, не унижал, не творил насилия, одним словом, образцовый супруг.
– Нет, я, конечно, принимаю во внимание обстоятельства вашей свадьбы, ты теперь прекрасно знаешь, что у неё до тебя был мужчина. И что, это никак не повлияло на твоё отношение к ней?
– Не понимаю я вас... – Конечно, молодой человек был застигнут врасплох содержанием такого разговора. Чего это вдруг всегда понятный, внимательный барон начал интересоваться интимными подробностями семейной жизни своего подопечного? Этот разговор давался ему с трудом, он хотел прекратить его.
– Обычно в таких случаях мужья мстят своим жёнам, вымещают на них свою злость и обиду, что не они первые... – Но договорить барон Дарл не успел. Молодой маркграф перебил нетерпеливо:
– Ну, я же сказал вам, что я не бью её! Что я не трогаю её!
– Почему?!
Маркграф растерялся, выдохнул, опуская плечи.
– Что, почему? Почему я не бью её? А я должен, да? Мне надо обязательно бить её, да?
Барон внимательно следил за его лицом, глазами, замечал, как дрожат его губы и подбородок, словно он вот-вот и расплачется. Это он-то, с его выдержкой и терпением?
Иногда она даже жалела, что потеряла своего ребёнка. Пусть это был чужой ребёнок, плод насилия и греха, часть Корвина, но он был бы и её частью. Может быть, он стал бы смыслом её жизни, ведь с этим Ниардом у неё никогда не будет детей.
Да какое там детей, он даже не прикасался к ней. Один единственный поцелуй на венчании в Рейсе и один – в брачную ночь, да и то в щеку. Вот и все их близкие отношения. Есть, с чем сравнить, после последнего поцелуя Алдора в Ротбурге. От того даже дух перехватило. А что ждёт её здесь?
Но жаловаться на Ниарда она бы никогда не стала. Он слишком много сделал для неё, чтобы она обижалась на него из-за такой ерунды. У него слишком много других достоинств, чтобы затмить один большой недостаток.
Да, может быть, он болен или, возможно, его гнетёт греховная страсть совсем не к женщинам, но он спокоен, выдержан, вежлив, не повышает голоса и не поднимает рук на неё или слуг. Разве этого мало? Ещё он молод, симпатичен и далеко не дурак. Может быть, с возрастом они станут хорошими друзьями и станут больше доверять друг другу.
Так или иначе, ей есть, что ещё просить у Господа, о чём молиться. Ждать терпения и спокойствия, смириться с тем, что с ней приключилось.
* * * * *
Глава 20
Пасха в этом году выдалась поздняя. Уже зеленели сады и луга, лес наполнился щебетом птиц, приближение светлого праздника ощущалось во всём. В замке наводили порядок, снимали зимние ковры и гобелены с окон, топили камины, готовили и пекли.
Вэллия заставила слуг навести порядок в саду, подрезать деревья и убрать дорожки. Когда прогреется получше земля в маленьких клумбах, служанки посеют цветы. Может быть, с приходом хозяйки замок приобретёт со временем другое лицо.
Но самым настоящим сюрпризом к Пасхе стал приезд барона Дарла в Берг. Вэллия так обрадовалась приезду дяди и крёстного, что выбежала встречать его на двор замка в одних чулках.
– Дядя Дарл! Господи, это вы... – Она бросилась ему на шею, даже не стесняясь слуг, свиты барона. – Я не верю, не верю своим глазам!
Каких усилий потребовалось барону устоять на хромой ноге и удержать племянницу – только Богу известно. Он тоже был сильно рад её видеть, расцеловал её и аккуратно поставил на цыпочки на холодные каменные плиты двора. Вэллия даже не заметила этого холода, смотрела во все глаза, не сводя сияющего взгляда.
– Вы к нам? Вы на праздник? Вы же не уедете, правда? Вы останетесь?
– Конечно, дорогая... – заверил её барон.
О, она изменилась. Эта зима, это время, этот брак пошли ей на пользу. Она похорошела, поправилась, больше не выглядела болезненно худой и бледной, была хорошо одета, а уж как светились её глаза, какой румянец разлился по скулам! Барон не мог насмотреться на свою племянницу, как она стала хороша, почти как раньше, до того, как всё случилось... Всё-таки граф нашёл ей хорошего мужа.
– Где твой супруг? – спросил.
– Сейчас, наверное, выйдет... – Барон Дарл заметил незнакомую черту, промелькнувшую у неё во взгляде при этих словах, как про мужа заговорили. Совсем не так смотрят молодые жёны, когда в браке у них всё нормально. А может, показалось?
Появился маркграф, поздоровался за руку и почтительно склонил голову перед приехавшим родственником. Увидел Вэллию и первым заметил, что она необута, вскинул тёмные брови удивлённо.
– Ты почему босиком? Заболеешь! Беги быстрее...
Барон удивлённо посмотрел на босую племянницу и засмеялся; улыбаясь, сделал замечание:
– Вэллия, ты чего, беги обувайся, я никуда не уеду, поверь мне!
Он, и правда, остался. Вместе они справили Пасху, проводили обеды и ужины, общались вечерами, и барон никуда не спешил. Вэллия была рада каждому дню, проведённому вместе с крёстным, и боялась загадывать наперёд.
Барон внимательно вникал во всё, проверил, как идёт строительство крепостей на границе, заложенных буквально только-только с наступлением весны. Это не порадовало барона, он остался недовольным, но о результатах осмотра написал в Дарн графу Вольдейну, прекрасно представляя себе его реакцию на новость. Но скрывать что-либо от сеньора не было смысла. Если крепостей ещё нет, они не появятся вдруг. На всё надо время.
В один из вечеров, после ужина, Вэллия с мужем и с приехавшим погостить дядей, по обыкновению последних дней, остались в обеденном зале у камина. Вэллия занималась вышивкой, а мужчины играли в шахматы, разговаривая о том, о сём. В реплике барона Дарла проскочила фраза о скорой войне. Эта новость удивила Вэллию, и она насторожилась, прислушиваясь. Встречный вопрос задал и сам Ниард. Конечно, ведь они жили на границе, и это не могло не беспокоить.
– Война? – переспросил Ниард. – Вы так уверенно об этом говорите, как будто это уже проверенный факт.
Барон Дарл пожал плечами, переставляя резную фигурку на доске.
– Ну, факт – не факт, в любом можно сомневаться, но наши данные из Лиона говорят о том, что графство готовится к войне.
– С нами?
– Это неизвестно. Кто это может знать? Но каждый знает, какие отношения между графом Доранном и вашим тестем. Предлог найти не так и трудно. Думаете, почему граф Вольдейн так печётся об этих крепостях на границе?
– Как будто они остановят эту войну? – Это Ниард. Переставив фигуру коня, объявил гостю: – Шах вам...
Барон невозмутимо убрал своего короля из-под угрозы и произнёс:
– Когда начнётся война, вы, молодой человек, будете рады каждому дню отсрочки, а их подарят вам ваши крепости, помяните моё слово. А они у вас ещё только-только в фундаменте.
Ниард спокойно проглотил упрёк и промолчал. Через некоторое время опять заговорил:
– Графу Вольдейну не надо давать повода к войне. Может быть, всё обойдётся.
– Хм, – усмехнулся барон Дарл небрежно. – Повода... – повторил слова маркграфа. – Граф Вольдейн уже это сделал...
В зале повисла тишина, слышно было лишь, как потрескивают дрова в камине, даже Вэллия перестала вышивать и обернулась к своему крёстному.
– Что он сделал? – шёпотом спросила сама, вмешиваясь в мужской разговор.
– После того, что случилось с тобой, он послал в Лион письмо с обвинениями, очень резкое, надо полагать, если ответ пришёл в таком тоне... – Он посмотрел в сторону Вэллии через бровь.
– Что? Что ответил отцу Доранн из Лиона? – Вэллия уже забросила вышивку и почувствовала, как от волнения задрожали руки, пришлось стиснуть кулаки, чтоб успокоить дрожащие пальцы.
– Тебя надо спросить. Из Лиона письмо пришло в таком провокационном тоне, что знаешь...
– Почему? – Вэллия поднялась с кресла и не сводила взгляда с барона Дарла. Сердце в груди стучало набатным колоколом. – Что всё это значит? – Уже и голос её дрожал, не только руки.
– Граф Доранн заверяет, что никогда никого не посылал в Дарн, ни к чему не причастен и понятия не имеет, в чём его обвиняют. Считает всё это оскорблением и требует публичных извинений.
– Ого! – это вырвалось у Ниарда.
Вэллия сцепила руки в замок и с хрустом начала выламывать пальцы, смотрела вверх блуждающим взглядом – полное воплощение тревоги и волнения.
– Это ложь... – прошептала чуть слышно. – Они были от Доранна... Они из Лиона... Я знаю...
– Вэллия, милая, мы тебе верим. – Барон Дарл поднялся, забыв о шахматах, подошёл, хромая, к племяннице, попытался приобнять её, успокоить, но Вэллия увернулась, избегая его рук. – Мы верим тебе, и отец твой тебе поверил, и я... Ты же не могла ошибиться.
– Они... Они были из Лиона... Они тоже говорили о войне, и один говорил, что граф отдаст ему Бергские земли... От Доранна они...
События тех дней, та боль, насилие и унижения захлестнули её, как никогда прежде. Она пережила такое, а ей не верили, её слова подвергали сомнению. Это после того, что она пережила! Как можно...
– Уже поздно, пора в постель, мы все изрядно устали. – Барон Дарл посмотрел в лицо Ниарда. – Маркграф, проводите супругу в спальню. Ложитесь. Завтра ей будет лучше. Спокойной ночи.
– Конечно.
Ниард взял Вэллию под локоть и повёл за собой. С приездом родственника в гости, они вдвоём старались играть нормальные семейные отношения, создавать внешнюю видимость семьи. Были приветливы друг с другом, улыбались, вместе уходили ложиться спать в одно время, вместе вставали. Никто ведь не знал, что ложились они и раздевались, затушив все свечи, а по утрам Вэллия отворачивалась в постели, когда одевался он.
Но сегодня негодование и боль, переживаемые чувства настолько охватили Вэллию, что, задыхаясь, она начала срывать с себя одежду уже в дверях. Рвала пуговицы котарди – пиджака, шнуровку глухого киртла – платья. Ей не хватало воздуха, лицо пылало, хотелось дышать во всю грудь.
Когда Ниард развернул постель и посмотрел на жену, Вэллия была лишь в одной рубашке и, поставив ногу на кровать, стягивала с колена на голень чулок. Тонкая дорогая ткань почти не скрывала девичьей груди, открытое колено приковывало взгляд. Ниард аж растерялся, задохнулся от удивления. Такой он не видел её ещё ни разу. Он много раз чувствовал близость её тела в постели, знал, что она рядом, но он не видел её полуголой.
Ниард судорожно сглотнул и поджал губы. Вэллия долгим взглядом смотрела ему в лицо, видела его замешательство, огромные глаза. У него даже румянцем щёки пошли, и дыхание участилось.
Не-ет, он вполне состоятелен, как мужчина. Всё он может, только не хочет.
Вэллия медленно опустила ногу и закрыла грудь перекрещенными руками, впиваясь дрожащими пальцами в плечи, видела его взгляд на себе.
– Л-ладно, – он сумел заговорить первым, – я лягу чуть позже, хорошо? – Развернулся и вышел из спальни.
Вэллия разделась и быстро забралась под одеяло. «Что это с ним? Что происходит? Ведь он нормальный, он абсолютно здоров... Его также интересуют женщины, как и любого другого...»
Она тряслась в ознобе пережитого откровения, вспоминала его взгляд на себе. Он заинтересовался ею, конечно, заинтересовался. И уже на другой план ушёл и Лион, и Доранн, и Алдор с Корвином. Только потом Вэллия вспомнила, что Алдор говорил как-то, что граф Доранн не отправлял их, они сами пришли в Дарн, к отцу. Конечно, ведь Алдор хотел убить отца, и это была его личная месть за Берг, за родных. А значит, Доранн, в самом деле, не знает о Вэллии ничего, если они не сказали о ней ни слова. А значит, Вэллия может стать предлогом войны. И не сама Вэллия, так этот проклятый Берг и его земли, и месть за убитых Бергских князей – всё одно. Неужели всё-таки война будет?
* * * * *
Дни шли за днями. Наступил май, зацвели фруктовые деревья в саду. Душа наполнялась радостью, непреодолимым желанием жить, радоваться жизни и предстоящему лету.
Барон Дарл всё ещё гостил в Берге, а вот советник маркграфа барон Гердис отпросился в свои земли, проведать жену и сыновей, и Ниард отпустил его, всё больше и больше сближаясь с дядей своей жены. Вместе с бароном Дарлом они занимались делами по строительству крепостей, следили за работой мастеров. Посетили замки баронов и мелких рыцарей в землях Берга, проверяя, готовы ли вассалы маркграфа к предстоящей войне, если, конечно, опасения подтвердятся. Играли в шахматы, устраивали выезды на охоту.
Чем больше времени проводили они вместе, тем более доверительными становились их отношения. Барон Дарл не торопился уезжать, получая удовольствие от времени, проведённом в компании с этим молодым, но не глупым парнем. А маркграф видел в лице барона старшего наставника, родственника, и относился к нему, как к старшему брату.
Но внимательный и наблюдательный барон видел не только то, что ему показывали, годы общения с другими людьми и жизненный опыт научили его видеть значительно больше, замечать детали в поведении, в словах, в поступках.
Он и сам не мог точно сказать, с какого момента, он вдруг заподозрил, что в отношениях между молодыми людьми не всё гладко, как кажется на первый взгляд. Может быть, после того, когда, уезжая на несколько дней по землям вассалов, молодой маркграф растерялся на предложение барона поцеловать супругу на прощание. Может быть, опытный взгляд советника заметил холодность и робость в глазах племянницы, когда она смотрела в лицо своего мужа за столом. Как избегает она прикосновений его рук, как уклоняется от случайных прикосновений его плеча, колена у камина, как настороженно следит за движениями супруга.
Нет, что-то здесь было нечисто.
Барон Дарл пытался вызвать племянницу на откровенный разговор. Он боялся, что терпеливый и спокойный на вид молодой маркграф бывает груб с женой, поднимает на неё руку или творит насилие. Но крестница не подтвердила его опасений, напротив, она смотрела на дядю такими глазами и защищала супруга, что барон начал сомневаться в себе самом и своём жизненном опыте.
– Что вы, дядя Дарл, он ни разу не поднял на меня руку! Я даже представить себе не могу, что он может это когда-нибудь сделать...
– А как мужчина он не бывает груб с тобой?
Она растерялась, сглотнула и шепнула:
– Как это?
– В моменты близости он не делает тебе больно? Он думает о тебе?
Она отрицательно мотала головой, а сама быстро моргала в растерянности, чем только настораживала барона ещё больше.
– Нет, что вы?
– Ты не лжёшь мне?
Она опустила глаза, пряча взгляд, – первый признак, что не говорила всей правды, но больше не сказала ни слова, несмотря на все старания барона.
Дальше ему предстояло добиваться правды уже от самого маркграфа. Тот тоже на все вопросы удивлённо вскидывал брови и отвечал отрицательно. Нет, он не бил её, не унижал, не творил насилия, одним словом, образцовый супруг.
– Нет, я, конечно, принимаю во внимание обстоятельства вашей свадьбы, ты теперь прекрасно знаешь, что у неё до тебя был мужчина. И что, это никак не повлияло на твоё отношение к ней?
– Не понимаю я вас... – Конечно, молодой человек был застигнут врасплох содержанием такого разговора. Чего это вдруг всегда понятный, внимательный барон начал интересоваться интимными подробностями семейной жизни своего подопечного? Этот разговор давался ему с трудом, он хотел прекратить его.
– Обычно в таких случаях мужья мстят своим жёнам, вымещают на них свою злость и обиду, что не они первые... – Но договорить барон Дарл не успел. Молодой маркграф перебил нетерпеливо:
– Ну, я же сказал вам, что я не бью её! Что я не трогаю её!
– Почему?!
Маркграф растерялся, выдохнул, опуская плечи.
– Что, почему? Почему я не бью её? А я должен, да? Мне надо обязательно бить её, да?
Барон внимательно следил за его лицом, глазами, замечал, как дрожат его губы и подбородок, словно он вот-вот и расплачется. Это он-то, с его выдержкой и терпением?
