Есть хорошие лекари в монастыре святого Вита, это совсем рядом... Нет, Ниард, мы не можем бросить его здесь. Я буду молиться за него, Бог услышит мои молитвы, он выживет, он будет жить...
Она с болью и надеждой глядела в лицо своего мужа, цеплялась, как утопающий за соломинку. Глаза, полные слёз, неотрывно смотрели на маркграфа, будто его слово решало, будет ли жить этот человек.
– Убери её! – коротко приказал Алдор, и маркграф поднялся на ноги, поднимая жену за плечи, отвёл в сторону на несколько шагов и прислонил спиной к стене, сам вернулся. Обессиленная от слёз Вэллия не могла противиться ему, осталась ждать, размазывая слёзы по дрожащим пальцам ладоней.
– Не слушай её, – начал Алдор, когда маркграф склонился к нему. – Забирай её и уходи... Время идёт. Если сейчас штурм, всем будет не до вас... Обо мне не думайте, мне конец, я знаю... За предательство надо платить... Уходите...
– А как же ты? Нам что, просто бросить тебя здесь? Так нельзя. Ты ещё жив... – Он говорил с ним на «ты», прямо, как с равным. Лионец усмехнулся, шепнул чуть слышно:
– Ты прав... Я бы не хотел, чтобы потом глумились над моим телом... Закроешь меня там... – Он указал взглядом на распахнутую дверь комнаты, где всю ночь пробыли маркграф и его жена. Вспомнив ту темноту и отчаяние, Ниард судорожно сглотнул. «Лет через сто или больше здесь найдут наши кости...» – вспомнил он свои же слова.
– Живого... От всех... – нерешительно проговорил молодой маркграф. – Так нельзя, это же замуровывание ещё живого... Да я себе до конца жизни не прощу такого.
Алдор усмехнулся на его слова, тяжело сморгнул боль и ответил:
– Не учись у своей жены, маркграф, не проявляй малодушия... Это мой выбор, я так решил... Эта комната будет моей могилой... А вы уходите... – Ниард поджал губы, вглядываясь в измученное лицо лионца. – Слушай меня внимательно. Я скажу сейчас, как вам выйти отсюда... Я уже и забыл, что из Берга есть выход... Мне его брат показал, когда мне восемь лет было... Давно...
Ниард нахмурился. О чём он говорит? Какой выход из Берга? Да здесь, кроме основных главных ворот и не выйти никак! Уж он-то знал, сколько лет здесь, да и отец, и старший брат здесь правили, никто никогда ничего не слышал про потайные ходы. Может, у этого парня перед смертью что с головой приключилось? О чём таком он говорит?
– Выход? – скривившись от неверия, переспросил маркграф. – Разве здесь есть выходы?
– Мне кажется, про него даже отец не знал... Мы нашли его случайно, вернее, его нашёл Гиран... это мой брат... Потом он показал мне...
Он замолчал, глядя куда-то мимо Ниарда в каменную стену, потом тяжело прикрыл глаза. И страх охватил молодого маркграфа – умер, он умер, и теперь никто и никогда не узнает про этот тайный ход. Если это правда, если он знает об этом ходе, то он, в самом деле – сын последнего князя! А иначе как он может знать об этом, если бы здесь не жил? Что толку, что сам Ниард всю жизнь почти прожил здесь, он вот, например, ничего ни о каких ходах не знает.
Это – князь! Последний князь Берга! И никто не защитил его, и никто не помог, и умирает он сейчас бесславно и глупо.
Как же так? Как это могло случиться? Почему? Как граф мог держать его простым рыцарем? Почему он позволил ему погибнуть? Почему он сам убил его? Как подло! Как же подло всё!
От отчаяния Ниард стиснул зубы, зажмурился.
– В саду, – заговорил негромко раненый лионец, и маркграф вздрогнул от звука его голоса. Жив! Ещё жив он! – Я был там недавно... Старая груша, она ещё стоит... – Ниард нахмурился при этих словах. Какая груша? О чём он? Точно что-то творится с ним перед смертью... Какой-то бред... Может, это уже прошлое проходит перед ним?
– Да, я знаю... – Ниард следил за его лицом, глазами.
– Прямо за ней, если не сворачивать, там есть пролом в скале... он узкий, только одному пройти и то боком... Но потом... Он идёт дальше и петляет, это, наверное, вода промыла его за долгие годы... По нему можно спуститься вниз с западной стороны горы, никто и не увидит, и не узнает... Он там... С Гираном мы пользовались им, когда прятались от отца, он искал нас и никогда не находил...
– Это правда? – Ниард удивлённо выдохнул.
Как всё гениально и просто. Сама природа позаботилась о Берге, и никто этого не знает. Боже мой!
– Уходите... Никто даже не хватится вас... – Он опять закрыл глаза, и тут подошла Вэллия, опустилась рядом.
– Как он? Алдор? – позвала. – Мы должны помочь ему, Ниард, мы не можем его бросить... Если его найдут... Его же бросят, никто не будет лечить его, никто не поможет... как... как предателя его даже не отпоют и не похоронят по-человечески... Ниард, пожалуйста...
– Господи, Вэллия, тогда нам придётся остаться здесь из-за него и ждать, пока он... – Он не смог договорить, ведь он был ещё жив и слушал его, глядя в их лица остановившимся взглядом. – Я не знаю! – Маркграф всердцах вскинул руки к лицу, действительно не зная, что делать.
Один из них просил закрыть его в комнате, замуровать навечно, а другая просила помочь, будто он мог что-то сделать при ранении в живот! Что, что тут можно было сделать? Тащить его на себе? У самого-то еле-еле сил на всё хватает, голова кружится...
Ниард стиснул ладони в кулаки и в бессилии поднялся на ноги, отошёл в сторону, думая о чём-то своём. Вэллия и Алдор остались одни.
– Ты его любишь, да? – спросил первым Алдор.
Вэллия перевела на него глаза и долго не отвечала, словно не понимала, о чём её спрашивают.
– Он мой муж, конечно, я люблю его...
Алдор усмехнулся, не такого ответа он ждал от неё. Глядел снизу вверх исподлобья. Вэллия смотрела ему в лицо, видела все ссадины после побоев графа. Что он пережил за эту ночь? Что вынес?
– Мы не бросим тебя, мы что-нибудь придумаем... Боже мой...
Она вспоминала его таким, какой он был здесь, в Берге, какой уверенный, сильный. Слуга графа Лион. Он как сейчас стоял перед глазами, когда первый раз увидела его здесь, в доспехах после боя, они тогда с детьми баронессы шли под охраной. Она увидела его. Каким красивым он был... Она вспомнила ту их ночь, его поцелуи, его признания в любви. Она так и не узнала его, как мужчину, он сам оттолкнул её.
И вот теперь он умирает, и никто не в силах помочь ему. Это же был мужчина, первый мужчина, которого она полюбила. Его поцелуй в Ротбурге... Это уже потом был Ниард, но первые свои чувства она испытала к этому вот Алдору. Ах, его поцелуй в Ротбурге столько эмоций подарил ей на долгие месяцы, она многое пережила только благодаря ему. Он не может умереть, он не должен.
– Вэллия... Мне надо сказать тебе что-то... Где там твой муж? Я не хочу, чтобы он меня слышал...
Она нахмурилась и обернулась, ища глазами маркграфа. Что ещё за тайны?
– Что случилось, Алдор?
– Ты же помнишь Корвина, правда?
Вэллия нахмурилась, и губы её сжались в тонкую линию.
– Сейчас ты думаешь о нём? О нём?
– Я тебя понимаю, он не слишком хорошо обходился с тобой... Тогда, когда ты болела, когда я оставил вас вдвоём...
– Не надо! – перебила его Вэллия, кровь отхлынула от лица при воспоминании о тех событиях. Она хорошо запомнила, что тогда было. – Я не хочу говорить об этом... – прошептала, пряча взгляд.
– Я знаю, но речь не о Корвине, речь обо мне... – Он понимал, что не должен сохранить эту тайну, что не может он унести её с собой с могилу. Настал момент, когда всё тайное должно быть открыто.
– Не надо, Алдор, не надо об этом.
– Надо, именно сейчас, надо, я должен... Я давно должен был, но... Даже не знаю, простишь ли ты меня... – Вэллия хмурилась, не хотелось тратить время на выяснение каких-то отношений.
– Если вы похитили меня из Дарна... Если ты про это, то это далёкое прошлое, я не хочу об этом...
– Прошлое? Год ещё не прошёл! Не перебивай меня! – Он повысил голос. Времени нет препираться, им надо идти, да и ему сколько ещё отмерено? – Я ничуть не лучше Корвина... Когда он ушёл, мы с тобой остались одни... ты болела, ты не можешь помнить этого... Я... Я воспользовался твоей болезнью, я, как Корвин... совершил насилие над тобой... Ты не знаешь этого, ты не помнишь из-за своей лихорадки... Я воспользовался тобой...
Повисла тишина. Вэллия смотрела ему в лицо, губы её от услышанного дрожали. Потом она медленно повела головой в отрицательном жесте.
– Нет... Я не верю...
Алдор нахмурился от переживаемой боли и не только от раны в живот.
– Это правда. Прости меня... Я не смог сам себя простить... Я ещё хуже Корвина... Может быть, ты сможешь...
– Я не верю. Это неправда...
– Я пытался помочь тебе... я пытался сделать всё, чтобы искупить вину... Твой ребёнок... Это был мой ребёнок... Прости меня...
Вэллия с болью закрыла глаза. Она вспомнила тот миг, когда сказала ему про своего ребёнка, как потеряла его, и как это ударило по нему, каким было выражение его лица. Он на ногах стоять не мог. Уж не после ли того разговора он решился помочь ей? Неужели всё – правда? Он изнасиловал её в бреду, когда она не могла помнить об этом? Когда? В лесу? В Ротбурге?
Она открыла глаза и по-новому взглянула ему в лицо. Алдор улыбнулся одной стороной губ без радости и шепнул:
– Ты ещё хочешь спасать меня?
Вэллия стиснула зубы и чуть отстранилась от его тела, даже убрала подол платья, касающийся кожаного сапога лионца.
– Я любил тебя уже тогда... Я сам боялся себе признаться... Если бы я смог, я забрал бы тебя с собой и женился бы на тебе в Лионе... И сейчас ты бы растила нашего сына...
– Нет! – Вэллия поднялась на ноги, глядела на него сверху вниз. – Ты специально это всё... Ты это выдумал сейчас, чтобы я не жалела...
Он не стал ничего говорить, только усмехнулся, и усмехнулся так, что эта усмешка осталась в памяти Вэллии на всю жизнь. Он признавался ей в любви, какой раз уже по счёту? Уже тогда он любил её, по его словам. Разве он мог бы выдержать её рядом и не воспользоваться представленным случаем?
– Нет... Нет... – повторяла Вэллия растерянно, отрицательно мотая головой. Она не верила рассудком, но его взгляд говорил об обратном.
Появился маркграф. Он вынес плащи и камзол лионца, которым он ещё раньше закрывал маркграфа. В комнате он сменил факела, и теперь там дрожал свет живого огня.
– Надо идти, Вэллия. Твой плащ. – Он протянул ей плащ, а сам смотрел в лицо Алдора.
Безучастная и растерянная Вэллия стояла в стороне, она видела, как её муж помог подняться Алдору, как он увёл его в комнату и укрыл там камзолом и плащом, как закрыл дверь комнаты-гробницы. Она видела всё, но не сказала и не сделала ничего. Словно сама жизнь остановилась в ней.
– Пойдём. – Ниард сам набросил на её плечи плащ, завязал кожаные шнурки. – Надо идти. Время, Вэллия, время... Милая... Может быть, сейчас уже рассвет, будет легче. Главное – не встретить никого, у меня даже оружия нет. Да и он, чтобы не ошибся с ходом... – Он всмотрелся в её растерянное лицо, нахмурился. – Что случилось? Он что-то сказал тебе, да? Он обидел тебя? – Она перевела на него остановившийся взгляд и ничего не ответила. – Пошли...
Ниард взял её под локоть и подтолкнул впереди себя, уходя, в последний раз обернулся на тёмную дверь, и по спине побежали мурашки. Он один там, в последние мгновения своей жизни он остаётся один.
Не дай Бог самому пережить такое.
* * * * *
Свет горящего факела метался по стенам, замирал и снова сверкал всполохами живого огня. Насколько хватит его? Успеет ли Алдор?
Вот он и остался один. И впереди всё решено, другой дороги нет. Ну и Бог со всем этим! Со своей непутёвой жизнью, любовью безответной, землями, они никогда бы так и так ему не стали принадлежать. Пусть! И месть графу Вольдейну, и пропавший где-то Корвин – всё пустое.
Он остался честен сам с собой. Он не скрыл никаких тайн и секретов. Здесь и сейчас ему нечего бояться, кроме смерти.
Берг... Какая разница, кому он достанется? Пусть даже этому маркграфу! Всё равно...
Он сумел спасти её, нашёл в себе силы даже признаться ей в том, что сделал. Может быть, она и не поверила, её дело, но всё же... Пусть будет счастлива со своим... пусть рожает ему сыновей...
Алдор закрыл глаза. В голове шумело. Кровь пошла с новой силой, после того, как поднялся на ноги, чтобы перейти сюда. Да, оба они хороши. Алдор усмехнулся. Маркграф тоже сюда его тащил, а у самого ноги подкашиваются. Хоть бы сам где там не упал, успел бы добраться до своих.
А в принципе, неплохой он парень, этот маркграф, и воин неплохой, и, дай Бог, будет хорошим отцом и мужем. У них будут дети, и они будут править моим Бергом, моим Бергом...
Он почувствовал, как слеза сорвалась на скулу, обжигая кожу. Сердце, казалось, разрывалось на части, а всё ещё продолжало биться, он всё ещё жил. И почему не умер он тогда, много лет назад, когда было ему всего десять лет? Почему выжил? Зачем? Для чего Господь сохранил ему жизнь? Что он должен был сделать в своей жизни? Столько боли пережил, остался один на весь мир, а для чего? Чтобы вот так вот бесславно и одиноко умереть после предательства? И доброго слова о нём никто не скажет, не вспомнит и не пожалеет никто... Пропал – и Бог с ним...
Он открыл глаза и ахнул. В свете факела перед ним стояла его мать. Красивая, молодая, такая, какая она была в тот день, и лёгкая зыбка размывала контуры её тела. Она улыбалась.
– Мамочка... – шепнул дрожащими губами.
– Ну, здравствуй, родной...
– Мама...
Он протянул руку, стараясь удержать ускользающий тающий в зыбке образ, и уже не чувствовал своего тела, боли в животе, в голове, всё осталось там. Голова его упала вниз подбородком на грудь, и последний выдох покинул лёгкие.
* * * * *
– Граф, милорд, смотрите, кого мы ещё нашли!
Молодой барон вытолкнул вперёд мальчишку лет десяти, крепко держал его за плечи. Граф Вольдейн глянул сверху с высоты вороного коня, улыбнулся.
– Кто это ещё?
– Это младший сын его. Старший схватился за меч, пришлось его убить, а этот вот... Даже не знаю... – Барон встряхнул мальчишку за плечи, голова того безвольно мотнулась.
– Он жив ли там ещё? От страха язык проглотил? Какой молчаливый оказался... Наверное, не в папу пошёл.
Все засмеялись вокруг. Мальчишка озирался медленным настороженным взглядом. Граф наблюдал за ним. Этот ребёнок, этот маленький мальчик, его сын. Что станет с ним, когда он вырастет? Будет мстить, этот маленький князёк ещё совсем недавно свободных земель? Его нельзя оставлять в живых...
Недалеко закричала девушка, и все рыцари вскинулись, обернулись, кто-то произнёс:
– Это дочь его, девчонка, возраст в самый раз... Хоть бы нам оставили...
Заулыбались, не пряча этих улыбок. Дело было рискованным. Когда шли сюда, никто не знал, как всё обернётся. Замок князь перестроил, что здесь и как, никто не знал, сколько будет охраны, тоже неясно. Но дело выгорело. Всё обошлось. Первой убили женщину – жену князя, чтобы не успела ничего предпринять. Если убить всех, никто ничего не узнает, подумают на лихих людей, на разбойников. Княгиня будет сама виновата, что пустила «чужих» в замок.
Значит, придётся и этого щенка...
Граф не сводил взгляда с лица мальчишки. Самому ему Бог не дал сыновей, дома подрастали две девчонки, а у князя ничего, два сына, вот, было...
Она с болью и надеждой глядела в лицо своего мужа, цеплялась, как утопающий за соломинку. Глаза, полные слёз, неотрывно смотрели на маркграфа, будто его слово решало, будет ли жить этот человек.
– Убери её! – коротко приказал Алдор, и маркграф поднялся на ноги, поднимая жену за плечи, отвёл в сторону на несколько шагов и прислонил спиной к стене, сам вернулся. Обессиленная от слёз Вэллия не могла противиться ему, осталась ждать, размазывая слёзы по дрожащим пальцам ладоней.
– Не слушай её, – начал Алдор, когда маркграф склонился к нему. – Забирай её и уходи... Время идёт. Если сейчас штурм, всем будет не до вас... Обо мне не думайте, мне конец, я знаю... За предательство надо платить... Уходите...
– А как же ты? Нам что, просто бросить тебя здесь? Так нельзя. Ты ещё жив... – Он говорил с ним на «ты», прямо, как с равным. Лионец усмехнулся, шепнул чуть слышно:
– Ты прав... Я бы не хотел, чтобы потом глумились над моим телом... Закроешь меня там... – Он указал взглядом на распахнутую дверь комнаты, где всю ночь пробыли маркграф и его жена. Вспомнив ту темноту и отчаяние, Ниард судорожно сглотнул. «Лет через сто или больше здесь найдут наши кости...» – вспомнил он свои же слова.
– Живого... От всех... – нерешительно проговорил молодой маркграф. – Так нельзя, это же замуровывание ещё живого... Да я себе до конца жизни не прощу такого.
Алдор усмехнулся на его слова, тяжело сморгнул боль и ответил:
– Не учись у своей жены, маркграф, не проявляй малодушия... Это мой выбор, я так решил... Эта комната будет моей могилой... А вы уходите... – Ниард поджал губы, вглядываясь в измученное лицо лионца. – Слушай меня внимательно. Я скажу сейчас, как вам выйти отсюда... Я уже и забыл, что из Берга есть выход... Мне его брат показал, когда мне восемь лет было... Давно...
Ниард нахмурился. О чём он говорит? Какой выход из Берга? Да здесь, кроме основных главных ворот и не выйти никак! Уж он-то знал, сколько лет здесь, да и отец, и старший брат здесь правили, никто никогда ничего не слышал про потайные ходы. Может, у этого парня перед смертью что с головой приключилось? О чём таком он говорит?
– Выход? – скривившись от неверия, переспросил маркграф. – Разве здесь есть выходы?
– Мне кажется, про него даже отец не знал... Мы нашли его случайно, вернее, его нашёл Гиран... это мой брат... Потом он показал мне...
Он замолчал, глядя куда-то мимо Ниарда в каменную стену, потом тяжело прикрыл глаза. И страх охватил молодого маркграфа – умер, он умер, и теперь никто и никогда не узнает про этот тайный ход. Если это правда, если он знает об этом ходе, то он, в самом деле – сын последнего князя! А иначе как он может знать об этом, если бы здесь не жил? Что толку, что сам Ниард всю жизнь почти прожил здесь, он вот, например, ничего ни о каких ходах не знает.
Это – князь! Последний князь Берга! И никто не защитил его, и никто не помог, и умирает он сейчас бесславно и глупо.
Как же так? Как это могло случиться? Почему? Как граф мог держать его простым рыцарем? Почему он позволил ему погибнуть? Почему он сам убил его? Как подло! Как же подло всё!
От отчаяния Ниард стиснул зубы, зажмурился.
– В саду, – заговорил негромко раненый лионец, и маркграф вздрогнул от звука его голоса. Жив! Ещё жив он! – Я был там недавно... Старая груша, она ещё стоит... – Ниард нахмурился при этих словах. Какая груша? О чём он? Точно что-то творится с ним перед смертью... Какой-то бред... Может, это уже прошлое проходит перед ним?
– Да, я знаю... – Ниард следил за его лицом, глазами.
– Прямо за ней, если не сворачивать, там есть пролом в скале... он узкий, только одному пройти и то боком... Но потом... Он идёт дальше и петляет, это, наверное, вода промыла его за долгие годы... По нему можно спуститься вниз с западной стороны горы, никто и не увидит, и не узнает... Он там... С Гираном мы пользовались им, когда прятались от отца, он искал нас и никогда не находил...
– Это правда? – Ниард удивлённо выдохнул.
Как всё гениально и просто. Сама природа позаботилась о Берге, и никто этого не знает. Боже мой!
– Уходите... Никто даже не хватится вас... – Он опять закрыл глаза, и тут подошла Вэллия, опустилась рядом.
– Как он? Алдор? – позвала. – Мы должны помочь ему, Ниард, мы не можем его бросить... Если его найдут... Его же бросят, никто не будет лечить его, никто не поможет... как... как предателя его даже не отпоют и не похоронят по-человечески... Ниард, пожалуйста...
– Господи, Вэллия, тогда нам придётся остаться здесь из-за него и ждать, пока он... – Он не смог договорить, ведь он был ещё жив и слушал его, глядя в их лица остановившимся взглядом. – Я не знаю! – Маркграф всердцах вскинул руки к лицу, действительно не зная, что делать.
Один из них просил закрыть его в комнате, замуровать навечно, а другая просила помочь, будто он мог что-то сделать при ранении в живот! Что, что тут можно было сделать? Тащить его на себе? У самого-то еле-еле сил на всё хватает, голова кружится...
Ниард стиснул ладони в кулаки и в бессилии поднялся на ноги, отошёл в сторону, думая о чём-то своём. Вэллия и Алдор остались одни.
– Ты его любишь, да? – спросил первым Алдор.
Вэллия перевела на него глаза и долго не отвечала, словно не понимала, о чём её спрашивают.
– Он мой муж, конечно, я люблю его...
Алдор усмехнулся, не такого ответа он ждал от неё. Глядел снизу вверх исподлобья. Вэллия смотрела ему в лицо, видела все ссадины после побоев графа. Что он пережил за эту ночь? Что вынес?
– Мы не бросим тебя, мы что-нибудь придумаем... Боже мой...
Она вспоминала его таким, какой он был здесь, в Берге, какой уверенный, сильный. Слуга графа Лион. Он как сейчас стоял перед глазами, когда первый раз увидела его здесь, в доспехах после боя, они тогда с детьми баронессы шли под охраной. Она увидела его. Каким красивым он был... Она вспомнила ту их ночь, его поцелуи, его признания в любви. Она так и не узнала его, как мужчину, он сам оттолкнул её.
И вот теперь он умирает, и никто не в силах помочь ему. Это же был мужчина, первый мужчина, которого она полюбила. Его поцелуй в Ротбурге... Это уже потом был Ниард, но первые свои чувства она испытала к этому вот Алдору. Ах, его поцелуй в Ротбурге столько эмоций подарил ей на долгие месяцы, она многое пережила только благодаря ему. Он не может умереть, он не должен.
– Вэллия... Мне надо сказать тебе что-то... Где там твой муж? Я не хочу, чтобы он меня слышал...
Она нахмурилась и обернулась, ища глазами маркграфа. Что ещё за тайны?
– Что случилось, Алдор?
– Ты же помнишь Корвина, правда?
Вэллия нахмурилась, и губы её сжались в тонкую линию.
– Сейчас ты думаешь о нём? О нём?
– Я тебя понимаю, он не слишком хорошо обходился с тобой... Тогда, когда ты болела, когда я оставил вас вдвоём...
– Не надо! – перебила его Вэллия, кровь отхлынула от лица при воспоминании о тех событиях. Она хорошо запомнила, что тогда было. – Я не хочу говорить об этом... – прошептала, пряча взгляд.
– Я знаю, но речь не о Корвине, речь обо мне... – Он понимал, что не должен сохранить эту тайну, что не может он унести её с собой с могилу. Настал момент, когда всё тайное должно быть открыто.
– Не надо, Алдор, не надо об этом.
– Надо, именно сейчас, надо, я должен... Я давно должен был, но... Даже не знаю, простишь ли ты меня... – Вэллия хмурилась, не хотелось тратить время на выяснение каких-то отношений.
– Если вы похитили меня из Дарна... Если ты про это, то это далёкое прошлое, я не хочу об этом...
– Прошлое? Год ещё не прошёл! Не перебивай меня! – Он повысил голос. Времени нет препираться, им надо идти, да и ему сколько ещё отмерено? – Я ничуть не лучше Корвина... Когда он ушёл, мы с тобой остались одни... ты болела, ты не можешь помнить этого... Я... Я воспользовался твоей болезнью, я, как Корвин... совершил насилие над тобой... Ты не знаешь этого, ты не помнишь из-за своей лихорадки... Я воспользовался тобой...
Повисла тишина. Вэллия смотрела ему в лицо, губы её от услышанного дрожали. Потом она медленно повела головой в отрицательном жесте.
– Нет... Я не верю...
Алдор нахмурился от переживаемой боли и не только от раны в живот.
– Это правда. Прости меня... Я не смог сам себя простить... Я ещё хуже Корвина... Может быть, ты сможешь...
– Я не верю. Это неправда...
– Я пытался помочь тебе... я пытался сделать всё, чтобы искупить вину... Твой ребёнок... Это был мой ребёнок... Прости меня...
Вэллия с болью закрыла глаза. Она вспомнила тот миг, когда сказала ему про своего ребёнка, как потеряла его, и как это ударило по нему, каким было выражение его лица. Он на ногах стоять не мог. Уж не после ли того разговора он решился помочь ей? Неужели всё – правда? Он изнасиловал её в бреду, когда она не могла помнить об этом? Когда? В лесу? В Ротбурге?
Она открыла глаза и по-новому взглянула ему в лицо. Алдор улыбнулся одной стороной губ без радости и шепнул:
– Ты ещё хочешь спасать меня?
Вэллия стиснула зубы и чуть отстранилась от его тела, даже убрала подол платья, касающийся кожаного сапога лионца.
– Я любил тебя уже тогда... Я сам боялся себе признаться... Если бы я смог, я забрал бы тебя с собой и женился бы на тебе в Лионе... И сейчас ты бы растила нашего сына...
– Нет! – Вэллия поднялась на ноги, глядела на него сверху вниз. – Ты специально это всё... Ты это выдумал сейчас, чтобы я не жалела...
Он не стал ничего говорить, только усмехнулся, и усмехнулся так, что эта усмешка осталась в памяти Вэллии на всю жизнь. Он признавался ей в любви, какой раз уже по счёту? Уже тогда он любил её, по его словам. Разве он мог бы выдержать её рядом и не воспользоваться представленным случаем?
– Нет... Нет... – повторяла Вэллия растерянно, отрицательно мотая головой. Она не верила рассудком, но его взгляд говорил об обратном.
Появился маркграф. Он вынес плащи и камзол лионца, которым он ещё раньше закрывал маркграфа. В комнате он сменил факела, и теперь там дрожал свет живого огня.
– Надо идти, Вэллия. Твой плащ. – Он протянул ей плащ, а сам смотрел в лицо Алдора.
Безучастная и растерянная Вэллия стояла в стороне, она видела, как её муж помог подняться Алдору, как он увёл его в комнату и укрыл там камзолом и плащом, как закрыл дверь комнаты-гробницы. Она видела всё, но не сказала и не сделала ничего. Словно сама жизнь остановилась в ней.
– Пойдём. – Ниард сам набросил на её плечи плащ, завязал кожаные шнурки. – Надо идти. Время, Вэллия, время... Милая... Может быть, сейчас уже рассвет, будет легче. Главное – не встретить никого, у меня даже оружия нет. Да и он, чтобы не ошибся с ходом... – Он всмотрелся в её растерянное лицо, нахмурился. – Что случилось? Он что-то сказал тебе, да? Он обидел тебя? – Она перевела на него остановившийся взгляд и ничего не ответила. – Пошли...
Ниард взял её под локоть и подтолкнул впереди себя, уходя, в последний раз обернулся на тёмную дверь, и по спине побежали мурашки. Он один там, в последние мгновения своей жизни он остаётся один.
Не дай Бог самому пережить такое.
* * * * *
Свет горящего факела метался по стенам, замирал и снова сверкал всполохами живого огня. Насколько хватит его? Успеет ли Алдор?
Вот он и остался один. И впереди всё решено, другой дороги нет. Ну и Бог со всем этим! Со своей непутёвой жизнью, любовью безответной, землями, они никогда бы так и так ему не стали принадлежать. Пусть! И месть графу Вольдейну, и пропавший где-то Корвин – всё пустое.
Он остался честен сам с собой. Он не скрыл никаких тайн и секретов. Здесь и сейчас ему нечего бояться, кроме смерти.
Берг... Какая разница, кому он достанется? Пусть даже этому маркграфу! Всё равно...
Он сумел спасти её, нашёл в себе силы даже признаться ей в том, что сделал. Может быть, она и не поверила, её дело, но всё же... Пусть будет счастлива со своим... пусть рожает ему сыновей...
Алдор закрыл глаза. В голове шумело. Кровь пошла с новой силой, после того, как поднялся на ноги, чтобы перейти сюда. Да, оба они хороши. Алдор усмехнулся. Маркграф тоже сюда его тащил, а у самого ноги подкашиваются. Хоть бы сам где там не упал, успел бы добраться до своих.
А в принципе, неплохой он парень, этот маркграф, и воин неплохой, и, дай Бог, будет хорошим отцом и мужем. У них будут дети, и они будут править моим Бергом, моим Бергом...
Он почувствовал, как слеза сорвалась на скулу, обжигая кожу. Сердце, казалось, разрывалось на части, а всё ещё продолжало биться, он всё ещё жил. И почему не умер он тогда, много лет назад, когда было ему всего десять лет? Почему выжил? Зачем? Для чего Господь сохранил ему жизнь? Что он должен был сделать в своей жизни? Столько боли пережил, остался один на весь мир, а для чего? Чтобы вот так вот бесславно и одиноко умереть после предательства? И доброго слова о нём никто не скажет, не вспомнит и не пожалеет никто... Пропал – и Бог с ним...
Он открыл глаза и ахнул. В свете факела перед ним стояла его мать. Красивая, молодая, такая, какая она была в тот день, и лёгкая зыбка размывала контуры её тела. Она улыбалась.
– Мамочка... – шепнул дрожащими губами.
– Ну, здравствуй, родной...
– Мама...
Он протянул руку, стараясь удержать ускользающий тающий в зыбке образ, и уже не чувствовал своего тела, боли в животе, в голове, всё осталось там. Голова его упала вниз подбородком на грудь, и последний выдох покинул лёгкие.
* * * * *
– Граф, милорд, смотрите, кого мы ещё нашли!
Молодой барон вытолкнул вперёд мальчишку лет десяти, крепко держал его за плечи. Граф Вольдейн глянул сверху с высоты вороного коня, улыбнулся.
– Кто это ещё?
– Это младший сын его. Старший схватился за меч, пришлось его убить, а этот вот... Даже не знаю... – Барон встряхнул мальчишку за плечи, голова того безвольно мотнулась.
– Он жив ли там ещё? От страха язык проглотил? Какой молчаливый оказался... Наверное, не в папу пошёл.
Все засмеялись вокруг. Мальчишка озирался медленным настороженным взглядом. Граф наблюдал за ним. Этот ребёнок, этот маленький мальчик, его сын. Что станет с ним, когда он вырастет? Будет мстить, этот маленький князёк ещё совсем недавно свободных земель? Его нельзя оставлять в живых...
Недалеко закричала девушка, и все рыцари вскинулись, обернулись, кто-то произнёс:
– Это дочь его, девчонка, возраст в самый раз... Хоть бы нам оставили...
Заулыбались, не пряча этих улыбок. Дело было рискованным. Когда шли сюда, никто не знал, как всё обернётся. Замок князь перестроил, что здесь и как, никто не знал, сколько будет охраны, тоже неясно. Но дело выгорело. Всё обошлось. Первой убили женщину – жену князя, чтобы не успела ничего предпринять. Если убить всех, никто ничего не узнает, подумают на лихих людей, на разбойников. Княгиня будет сама виновата, что пустила «чужих» в замок.
Значит, придётся и этого щенка...
Граф не сводил взгляда с лица мальчишки. Самому ему Бог не дал сыновей, дома подрастали две девчонки, а у князя ничего, два сына, вот, было...
