– Я не хочу, чтобы ты заболела... – Голос его был негромким, но твёрдым, настойчивым.
– Вы хотели убить моего отца, да? – Она перевела разговор на другую тему, заговорила о том, что её волновало вот уже сколько времени.
– Хотели, – согласился Алдор.
– Почему? За что? Что он вам сделал?
Алдор немного помолчал, не зная, как сказать всё, что он мог бы и хотел бы сказать о графе Вольдейне.
– Твой отец – жестокий подлец, если ты этого не знала. Он давно заслуживает смерти.
– Неправда! Мой отец не такой, вы, наверное, что-то путаете. Мой отец всегда был хорошим человеком, хорошим отцом... Я люблю его...
– Прекрасно! – Алдор развёл руками. – Я и не прошу тебя ненавидеть своего отца. Может быть, у тебя и нет для этого причин – у меня их полно, и я сейчас не собираюсь обсуждать их с тобой. Понятно?
– Вы просто выполняете приказ графа Лионского, так? Я же знаю, что они с отцом ненавидят друг друга, что всё идёт к войне... Поэтому вы...
Алдор перебил её нетерпеливо:
– При чём тут граф Лион? Не говори о том, чего не знаешь. У меня у самого масса причин желать смерти твоему отцу...
– Может быть, он смог бы договориться с вами. Вы простили бы его, вернули бы меня...
Алдор не дал ей договорить, снова перебив:
– То, что сделал твой отец мне, не прощается, а чтобы отомстить ему за всё, твоей смерти мне будет мало.
Девчонка долго смотрела снизу в его лицо, не веря тому, что слышала. Молчала. Потом сказала с отчаянием в голосе:
– Вы что-то путаете... вы с кем-то путаете моего отца, что-то не то говорите... Так не может быть... И при чём тут я? Я-то не сделала вам ничего... Я даже не понимаю, о чём вы говорите, что вам надо... Я в своей жизни никого не обидела...
– Переодевайся, – прервал её тираду Алдор. – Я отвернусь, а потом пойдём искать тебе обувь.
Девчонка поджала губы с обидой, шепнула:
– Я не хочу...
– Я просто вытряхну тебя из твоей рубашки, и ты волей-неволей вынуждена будешь одеться в то, что есть, без вопросов. Ты этого хочешь?
Она промолчала, и Алдор отвернулся, давая ей время. Когда посчитал, что прошло достаточно, обернулся. Она всё также сидела на стуле, поджав колени к груди, и держала оба кулака у лица. По-прежнему в своей старой одежде. Это разозлило Алдора вконец, взбесило не на шутку. Он в два-три шага преодолел разделяющее их расстояние и, схватив девчонку за запястья, рывком поставил на ноги, аж стул упал на пол.
– Понятно! По-хорошему ты не хочешь... Хорошо!
Алдор сорвал с неё плащ, отбросил его назад, потом второй, поймал ночную рубашку за ворот обеими руками и со всей силы рванул вниз. Одежда затрещала по швам, и девчонка, глядя огромными изумлёнными глазами, закрылась руками, пытаясь скрыть обнажившуюся грудь, попыталась вывернуться из пугающих её объятий.
– Не надо... пожалуйста... Я сделаю, сделаю всё, что вы хотите... я переоденусь... я надену это... Обещаю... Пожалуйста, не трогайте меня... Прошу вас... Я всё сделаю...
Алдор заметил что-то в её кулаке и, поймав за запястье, с силой разжал пальцы, сдавив их поперёк, через костяшки. В кулаке оказался кусок чёрствого сухаря, что он ей сам дал недавно. И на губах были крошки. Всё это время, пока он ждал, она преспокойно сидела себе и грызла хлеб.
Это почему-то удивило Алдора, и он отпустил её, хотя и хотелось ударить за ослушание. Девчонка отвернулась, закрываясь руками, встала боком. При свете дня под ночной рубашкой угадывалось её тело, женское тело... Алдор отвернулся, приказывая:
– Поторопись!
Он слышал, как она, давясь слезами, переодевалась. Когда обернулся, она успела надеть лишь бриджи и рубашку, прятала лицо от взгляда Алдора, закрывалась локтями. Рукава рубашки были длинными ей и сильно. Алдор подошёл и стал сам подворачивать их вверх, чтоб не висели. Девчонка не сопротивлялась, глядя исподлобья, только вздрагивала от рыданий. Алдор говорил ей негромко:
– Так будет теплее, сама увидишь, насколько будет теплее...
Перевёл взгляд и только сейчас заметил, что сквозь ткань рубашки просвечивается её тело, девичья грудь. Боже! Что за испытания на его голову! Точно, девчонки им ещё не хватало.
Подобрал с пола котарди – камзол и, стряхнув с него пыль, распахнул, подставляя ей. Приказал:
– Быстрее!
Она втолкнула руки и молча стояла, пока Алдор застёгивал расшитые пуговицы. Камзол заметно висел на плечах, рукава доставали до пальцев, а полы – до середины бедра. Да. Но это всё же было лучше, чем то, что было до этого, да и под свободным камзолом не так видно женское тело. Меньше будет любопытствующих вопросов. Если волосы из–под одежды не доставать, она вполне сойдёт за молодого парня.
– Ну вот, разве плохо? – Алдор оглядел её с ног до головы. – Зато теплее...
Девчонка сомкнула босые ноги, чулки она не сняла. Брюки тоже висели на ней. Алдор предложил:
– Пойдём, поищем что-нибудь на ноги. Возьми... – Протянул ей её недоеденный сухарь. Она взяла и левой рукой стёрла со скул выступившие слёзы.
Алдор обшарил несколько комнат, девчонка всё это время была рядом, стояла незаметной тенью, еле слышно хрустела своим сухарём. Проголодалась. Алдор всё больше и больше ловил себя на мысли, что у него к ней нет особой ненависти, как должно было бы быть к ЕГО дочери. Он столько лет жил мечтой о мести, столько лет желал этого – сделать больно этому человеку, сделать больно его семье, тем, кого он любит. А теперь... Как она сказала: «Я никого в своей жизни не обидела...» Должна ли она теперь платить за грехи своего отца? А разве его близкие, – мать, сестра, брат, – они в чём–то были виноваты перед её отцом? Перед графом Вольдейном? За что их убили? Он воевал с отцом, а убил почти всю семью, остался только Алдор.
– Надо посмотреть в кладовке... – предложила вдруг молчавшая до этого Вэллия.
– Где она?
– Возле кухни, под лестницей... – Алдор удивлённо вскинул тёмные брови: «Откуда знаешь?», и девушка пояснила: – Я уже была здесь, это охотничий домик отца... Правда, уже пару лет здесь никто не охотится...
– Что так? – поинтересовался Алдор, скидывая не пригодившиеся вещи в сундук.
– Здесь стало мало дичи, сейчас отец охотится в другом лесу.
– А–а–а... – Алдор поднялся. – Пойдём, найдём твою кладовку... Это хорошо то, что ты говоришь, значит, сюда вряд ли нагрянут.
Девчонка опустила голову, для неё это было совсем нехорошо, она хотела бы другого. Что поделаешь, в жизни бывают неудачи.
Она оказалась права. В кладовке Алдор нашёл пару потёртых кожаных сапог, у одного начал распускаться шов наверху, поэтому, наверное, их и бросили здесь.
– Примеряй... – Алдор выбросил их в коридор. Выглядели они жалко. Пыльные, засохшие, и, наверное, будут легко пропускать воду. – По снегу пройдёшь – помоются, походишь немного, разносишь под себя, это кожа, она мягкая...
Вэллия не без труда натянула сапоги, заправила в них брюки, потопталась на месте, шепнула:
– Большие...
– Это лучше, чем когда маленькие, – заверил её Алдор со знанием дела. – Пойдём проверим лошадей...
Она шла следом даже на улице, а Алдор следил за звуком её шагов, чтоб не отстала и не бросилась бежать. Корвин приготовил немного более–менее зелёного сена, и Алдор раздал его лошадям. Обернулся. Девчонка стояла перед входом в конюшню и пригоршней снега протирала свои сапоги. Главное, не терять её из виду, не дать ей пропасть. Она шустрая, глазом не успеешь моргнуть, и пропадёт. А она ещё должна пригодиться.
Алдор вышел к ней, и она вскинулась к нему навстречу, глянула снизу, стряхивая грязный снег с пальцев и ладони. Спросила вдруг:
– Вы не убьёте меня?
– Если ты будешь послушной... Не будешь выкидывать чего-нибудь... ты просто ещё один шанс в наших руках... На всякий случай, чтоб твой отец не придумал чего-нибудь... опасного...
– Когда вы покинете наши земли, вы отпустите меня?
Она уже верила ему, её глаза озарились надеждой. Она верила, что именно так и будет.
– Конечно... – Алдор пообещал ей, хотя не был уверен даже в завтрашнем дне.
Но пусть верит, если это так важно для неё, если это надо, чтобы она оставалась послушной. Что лучше, ложь или страх, посеянный Корвином его пощёчиной? Во лжи, конечно, разочарование тоже тяжёлое. Со страхом живёшь сейчас, а во лжи разочаровываешься потом...
Они вернулись в дом. Вэллия закуталась в плащи, отогреваясь после улицы, сидела на стуле, наблюдая в окно за заснеженным лесом. Алдор, раскопав свои сумки, нашёл иглу с ниткой и зашивал разорвавшийся кожаный пояс одной из седельных сумок.
Вэллия думала над словами, сказанными про её отца этим человеком. Алдор... Его звали Алдор... Так назвал его один раз второй, тот, с чёрными опасными глазами. За что они хотели убить его? Что за нелепая месть? Разве что-то отец не рассказывал ей?
Из двух дочерей он всегда любил больше старшую, и времени проводил больше с Келлой, чем с Вэллией, когда сестра ещё была жива... Вэллия больше была с няньками и дядей-крёстным. А сейчас так тем более, отцу некогда. Келлы нет вот уж три года, она выбросилась из окна башни буквально перед самой своей свадьбой. Она не одобряла выбор отца, хотела другого жениха, вот и свела счёты с жизнью. Всю возможную заботу отец после этого стал отдавал ей, Вэллии. Да, он сильно занят, у него мало времени на семью. Разве мог он совершить что-то, за что заслуживает смерти от этих людей? Они что-то путают, какая месть может быть отцу? За что? Да, он строг, серьёзен, но за это не убивают!
Вэллия медленно перевела взгляд на этого Алдора. Он работал, не поднимая головы, и не знал, что на него смотрят. Длинные тёмно–русые волосы падали на лицо, разделяясь ото лба налево и направо, доставали почти до нижней челюсти. Странная причёска, у них в замке мужчин так не стригли.
Она опасалась этих чужаков, они во всём были чужими, и внешне, и поведением своим, и странным желанием убить графа. Этот ещё ничего, с ним можно было договориться. Хотя именно он украл её, именно он хотел убить отца, и именно он рвал на ней одежду. Боже... Что она тогда пережила!
Вэллия вздохнула, боясь вспоминать всё это. Тот, второй, он был опаснее. Он больше знает в житейском плане, больше готов к трудностям, но он и более жесток, как строгий хозяин. И ещё, он знает эти места, может, он из местных? Он знает про деревни вокруг, знал про вот это место. Откуда? Вэллия тяжело прикрыла глаза. Его она боялась. Из них двоих именно его она боялась больше всего. Если бы не он, этот Алдор, скорей всего, давно бы уже отпустил её, он предлагал это другому... Господи... Как это могло случиться с ней?
Вэллия осторожно потёрла пальцами тонкий порез на шее от кинжала. Что она уже пережила за этот сумасшедший день? Что ещё дальше будет? Хоть бы они, в самом деле, отпустили её, как обещали... А можно ли верить их обещаниям? Всё равно, надо хоть во что–то верить, или она сойдёт с ума.
Она снова вздохнула, и Алдор поднял на неё глаза, оборвал нитку. Взгляды их скрестились.
– Лучше поспи, мало ли, что ночью будет... – предложил он ей негромко.
– Не могу... – прошептала в ответ чуть слышно.
– Почему? Боишься?
Она промолчала, отводя взгляд в сторону. Надо подождать немного, они доверятся ей, перестанут следить строго, и она сбежит. Пусть пеняют на себя... Но он прервал её мысли, снова заговорив:
– Надо привыкнуть. Мы теперь по ночам будем двигаться, а днём спать. По-другому нельзя... Никто жалеть тебя не будет, мы будем идти, и ты – тоже. Нам будет есть нечего, и тебе – тоже...
– Я поняла вас... – перебила его Вэллия. – А вы бы на моём месте тоже преспокойно спали себе после того, как вам к горлу приставляли оружие? Спали бы в руках чужих людей, что угрожали убить вашего отца?
– Моего отца уже давно убили... И мать – убили... – Он сбрасывал в сумку вещи, что достал прежде, чем начал зашивать её. – И брата убили и сестру убили... Мне тебя не понять.
– М-м-м... – протянула Вэллия. – Понятно...
– Что тебе может быть понятно? Что ты вообще можешь в этом понимать? – Он повысил голос, и в углу поднялся Корвин. – Ты ничего этого не видела, я один всё это видел и с этим живу... Что ты можешь в этом понимать? – Он поднялся и рывком, не скрывая раздражения, отбросил в угол к вещам сумку.
– Что шумишь? – Корвин глядел спокойно, чуть улыбаясь со сна. Вэллия чуть плотнее запахнула на себе плащи, глядя на Корвина исподлобья.
– Да так... – Алдор отмахнулся.
– Это она, да?
– Да нет, всё нормально...
Корвин подошёл ближе к Вэллии, смотрел прямо, сверху, вдруг ставшим суровым взглядом.
– Если ты будешь плохо вести себя... – начал было, и Вэллия нахмурилась тревожно, опуская взгляд. – Лучше будет, если ты вообще будешь сидеть, не открывая рта...
– Всё нормально, Корвин! – Алдор попытался успокоить его, преградил путь. – Оставь её в покое... Мы просто разговаривали...
– Зачем вообще с ней разговаривать? Она не заслужила этого... Кто она такая? Пусть сидит и молчит...
– Ладно-ладно, успокойся...
– Я не люблю болтливых женщин, какого бы происхождения они ни были, все они пустоголовые болтушки... Их интересуют только красивые платья и беззаботная жизнь.
– Успокойся, Корвин, не ругайся, ничего страшного не произошло... – Алдор уже закрыл девчонку собой, но Корвин пытался глядеть ей в лицо через плечо товарища. Вэллия не сводила с него огромных удивлённых глаз, глядела исподлобья, и её взгляд ещё больше раздражал Корвина.
– Я хочу, чтобы в нашей компании её было не видно и не слышно, чтоб она даже дышать боялась...
– Хватит! Она и так тебя боится!
Корвин остановился и оглядел Вэллию с ног до головы. Спросил:
– Ты заставил её переодеться?
– Она сама справилась.
Корвин отвернулся, оглядываясь по сторонам. На улице уже вечерело, осенний день короток, скоро сумерки лягут по низинам, наступит вечер.
– Подождём до темноты, и надо будет выходить... Я сменю тебя... Ты лошадей смотрел? – Алдор в ответ кивнул головой. – Ладно...
Скоро Вэллия осталась с Корвином одна, старалась не глядеть на него, прятала глаза в сторону, чувствуя, как от внутреннего переживания дрожат пальцы, и сердце начало стучать громче и чаще. Корвин молча собирал вещи, укладывал пожитки по сумкам, от нечего делать наложил дров в камин – только огонь поднеси, и пламя займётся. Вот на радость кому-то, кто, заблудившись, набредёт на этот дом. Ещё раз проверил лошадей и, зайдя с улицы, столкнулся с прямым взглядом Вэллии, спросил резко:
– Что смотришь?
Она опустила взгляд и промолчала. Корвин подошёл ближе и встал рядом.
– Что вы ругались? – спросил негромко через зубы, и Вэллия вскинула голову, глядя снизу вверх. Шепнула чуть слышно:
– Мы не ругались.
Корвин помолчал задумчиво и опустился вдруг к ней на корточки, заглянул в лицо. Начал говорить, отделяя каждое слово:
– Ты его не трогай и лишних вопросов не задавай. Твой отец угробил всю его семью, у него личные счёты с ним... И лучше вообще молчи... Так будет лучше...
– Вы ошибаетесь, мой отец не мог...
Он не дал ей договорить, качнувшись вперёд, больно взял пальцами за лицо, впиваясь в горячие щёки. Вэллия ахнула и жаром испуганного дыхания обожгла его ладонь изнутри.
– Прекрати эти разговоры... Мы и так слишком долго возимся с тобой, тебя следовало бы убить и бросить здесь до весны... пока не найдут случайно...
Вэллия резко мотнула головой, попыталась освободиться и даже вскинула руки, собираясь закрыться или оттолкнуть его. Корвин отпустил её, но сумел поймать за запястье.
– Вы хотели убить моего отца, да? – Она перевела разговор на другую тему, заговорила о том, что её волновало вот уже сколько времени.
– Хотели, – согласился Алдор.
– Почему? За что? Что он вам сделал?
Алдор немного помолчал, не зная, как сказать всё, что он мог бы и хотел бы сказать о графе Вольдейне.
– Твой отец – жестокий подлец, если ты этого не знала. Он давно заслуживает смерти.
– Неправда! Мой отец не такой, вы, наверное, что-то путаете. Мой отец всегда был хорошим человеком, хорошим отцом... Я люблю его...
– Прекрасно! – Алдор развёл руками. – Я и не прошу тебя ненавидеть своего отца. Может быть, у тебя и нет для этого причин – у меня их полно, и я сейчас не собираюсь обсуждать их с тобой. Понятно?
– Вы просто выполняете приказ графа Лионского, так? Я же знаю, что они с отцом ненавидят друг друга, что всё идёт к войне... Поэтому вы...
Алдор перебил её нетерпеливо:
– При чём тут граф Лион? Не говори о том, чего не знаешь. У меня у самого масса причин желать смерти твоему отцу...
– Может быть, он смог бы договориться с вами. Вы простили бы его, вернули бы меня...
Алдор не дал ей договорить, снова перебив:
– То, что сделал твой отец мне, не прощается, а чтобы отомстить ему за всё, твоей смерти мне будет мало.
Девчонка долго смотрела снизу в его лицо, не веря тому, что слышала. Молчала. Потом сказала с отчаянием в голосе:
– Вы что-то путаете... вы с кем-то путаете моего отца, что-то не то говорите... Так не может быть... И при чём тут я? Я-то не сделала вам ничего... Я даже не понимаю, о чём вы говорите, что вам надо... Я в своей жизни никого не обидела...
– Переодевайся, – прервал её тираду Алдор. – Я отвернусь, а потом пойдём искать тебе обувь.
Девчонка поджала губы с обидой, шепнула:
– Я не хочу...
– Я просто вытряхну тебя из твоей рубашки, и ты волей-неволей вынуждена будешь одеться в то, что есть, без вопросов. Ты этого хочешь?
Она промолчала, и Алдор отвернулся, давая ей время. Когда посчитал, что прошло достаточно, обернулся. Она всё также сидела на стуле, поджав колени к груди, и держала оба кулака у лица. По-прежнему в своей старой одежде. Это разозлило Алдора вконец, взбесило не на шутку. Он в два-три шага преодолел разделяющее их расстояние и, схватив девчонку за запястья, рывком поставил на ноги, аж стул упал на пол.
– Понятно! По-хорошему ты не хочешь... Хорошо!
Алдор сорвал с неё плащ, отбросил его назад, потом второй, поймал ночную рубашку за ворот обеими руками и со всей силы рванул вниз. Одежда затрещала по швам, и девчонка, глядя огромными изумлёнными глазами, закрылась руками, пытаясь скрыть обнажившуюся грудь, попыталась вывернуться из пугающих её объятий.
– Не надо... пожалуйста... Я сделаю, сделаю всё, что вы хотите... я переоденусь... я надену это... Обещаю... Пожалуйста, не трогайте меня... Прошу вас... Я всё сделаю...
Алдор заметил что-то в её кулаке и, поймав за запястье, с силой разжал пальцы, сдавив их поперёк, через костяшки. В кулаке оказался кусок чёрствого сухаря, что он ей сам дал недавно. И на губах были крошки. Всё это время, пока он ждал, она преспокойно сидела себе и грызла хлеб.
Это почему-то удивило Алдора, и он отпустил её, хотя и хотелось ударить за ослушание. Девчонка отвернулась, закрываясь руками, встала боком. При свете дня под ночной рубашкой угадывалось её тело, женское тело... Алдор отвернулся, приказывая:
– Поторопись!
Он слышал, как она, давясь слезами, переодевалась. Когда обернулся, она успела надеть лишь бриджи и рубашку, прятала лицо от взгляда Алдора, закрывалась локтями. Рукава рубашки были длинными ей и сильно. Алдор подошёл и стал сам подворачивать их вверх, чтоб не висели. Девчонка не сопротивлялась, глядя исподлобья, только вздрагивала от рыданий. Алдор говорил ей негромко:
– Так будет теплее, сама увидишь, насколько будет теплее...
Перевёл взгляд и только сейчас заметил, что сквозь ткань рубашки просвечивается её тело, девичья грудь. Боже! Что за испытания на его голову! Точно, девчонки им ещё не хватало.
Подобрал с пола котарди – камзол и, стряхнув с него пыль, распахнул, подставляя ей. Приказал:
– Быстрее!
Она втолкнула руки и молча стояла, пока Алдор застёгивал расшитые пуговицы. Камзол заметно висел на плечах, рукава доставали до пальцев, а полы – до середины бедра. Да. Но это всё же было лучше, чем то, что было до этого, да и под свободным камзолом не так видно женское тело. Меньше будет любопытствующих вопросов. Если волосы из–под одежды не доставать, она вполне сойдёт за молодого парня.
– Ну вот, разве плохо? – Алдор оглядел её с ног до головы. – Зато теплее...
Девчонка сомкнула босые ноги, чулки она не сняла. Брюки тоже висели на ней. Алдор предложил:
– Пойдём, поищем что-нибудь на ноги. Возьми... – Протянул ей её недоеденный сухарь. Она взяла и левой рукой стёрла со скул выступившие слёзы.
Алдор обшарил несколько комнат, девчонка всё это время была рядом, стояла незаметной тенью, еле слышно хрустела своим сухарём. Проголодалась. Алдор всё больше и больше ловил себя на мысли, что у него к ней нет особой ненависти, как должно было бы быть к ЕГО дочери. Он столько лет жил мечтой о мести, столько лет желал этого – сделать больно этому человеку, сделать больно его семье, тем, кого он любит. А теперь... Как она сказала: «Я никого в своей жизни не обидела...» Должна ли она теперь платить за грехи своего отца? А разве его близкие, – мать, сестра, брат, – они в чём–то были виноваты перед её отцом? Перед графом Вольдейном? За что их убили? Он воевал с отцом, а убил почти всю семью, остался только Алдор.
– Надо посмотреть в кладовке... – предложила вдруг молчавшая до этого Вэллия.
– Где она?
– Возле кухни, под лестницей... – Алдор удивлённо вскинул тёмные брови: «Откуда знаешь?», и девушка пояснила: – Я уже была здесь, это охотничий домик отца... Правда, уже пару лет здесь никто не охотится...
– Что так? – поинтересовался Алдор, скидывая не пригодившиеся вещи в сундук.
– Здесь стало мало дичи, сейчас отец охотится в другом лесу.
– А–а–а... – Алдор поднялся. – Пойдём, найдём твою кладовку... Это хорошо то, что ты говоришь, значит, сюда вряд ли нагрянут.
Девчонка опустила голову, для неё это было совсем нехорошо, она хотела бы другого. Что поделаешь, в жизни бывают неудачи.
Она оказалась права. В кладовке Алдор нашёл пару потёртых кожаных сапог, у одного начал распускаться шов наверху, поэтому, наверное, их и бросили здесь.
– Примеряй... – Алдор выбросил их в коридор. Выглядели они жалко. Пыльные, засохшие, и, наверное, будут легко пропускать воду. – По снегу пройдёшь – помоются, походишь немного, разносишь под себя, это кожа, она мягкая...
Вэллия не без труда натянула сапоги, заправила в них брюки, потопталась на месте, шепнула:
– Большие...
– Это лучше, чем когда маленькие, – заверил её Алдор со знанием дела. – Пойдём проверим лошадей...
Она шла следом даже на улице, а Алдор следил за звуком её шагов, чтоб не отстала и не бросилась бежать. Корвин приготовил немного более–менее зелёного сена, и Алдор раздал его лошадям. Обернулся. Девчонка стояла перед входом в конюшню и пригоршней снега протирала свои сапоги. Главное, не терять её из виду, не дать ей пропасть. Она шустрая, глазом не успеешь моргнуть, и пропадёт. А она ещё должна пригодиться.
Алдор вышел к ней, и она вскинулась к нему навстречу, глянула снизу, стряхивая грязный снег с пальцев и ладони. Спросила вдруг:
– Вы не убьёте меня?
– Если ты будешь послушной... Не будешь выкидывать чего-нибудь... ты просто ещё один шанс в наших руках... На всякий случай, чтоб твой отец не придумал чего-нибудь... опасного...
– Когда вы покинете наши земли, вы отпустите меня?
Она уже верила ему, её глаза озарились надеждой. Она верила, что именно так и будет.
– Конечно... – Алдор пообещал ей, хотя не был уверен даже в завтрашнем дне.
Но пусть верит, если это так важно для неё, если это надо, чтобы она оставалась послушной. Что лучше, ложь или страх, посеянный Корвином его пощёчиной? Во лжи, конечно, разочарование тоже тяжёлое. Со страхом живёшь сейчас, а во лжи разочаровываешься потом...
Они вернулись в дом. Вэллия закуталась в плащи, отогреваясь после улицы, сидела на стуле, наблюдая в окно за заснеженным лесом. Алдор, раскопав свои сумки, нашёл иглу с ниткой и зашивал разорвавшийся кожаный пояс одной из седельных сумок.
Вэллия думала над словами, сказанными про её отца этим человеком. Алдор... Его звали Алдор... Так назвал его один раз второй, тот, с чёрными опасными глазами. За что они хотели убить его? Что за нелепая месть? Разве что-то отец не рассказывал ей?
Из двух дочерей он всегда любил больше старшую, и времени проводил больше с Келлой, чем с Вэллией, когда сестра ещё была жива... Вэллия больше была с няньками и дядей-крёстным. А сейчас так тем более, отцу некогда. Келлы нет вот уж три года, она выбросилась из окна башни буквально перед самой своей свадьбой. Она не одобряла выбор отца, хотела другого жениха, вот и свела счёты с жизнью. Всю возможную заботу отец после этого стал отдавал ей, Вэллии. Да, он сильно занят, у него мало времени на семью. Разве мог он совершить что-то, за что заслуживает смерти от этих людей? Они что-то путают, какая месть может быть отцу? За что? Да, он строг, серьёзен, но за это не убивают!
Вэллия медленно перевела взгляд на этого Алдора. Он работал, не поднимая головы, и не знал, что на него смотрят. Длинные тёмно–русые волосы падали на лицо, разделяясь ото лба налево и направо, доставали почти до нижней челюсти. Странная причёска, у них в замке мужчин так не стригли.
Она опасалась этих чужаков, они во всём были чужими, и внешне, и поведением своим, и странным желанием убить графа. Этот ещё ничего, с ним можно было договориться. Хотя именно он украл её, именно он хотел убить отца, и именно он рвал на ней одежду. Боже... Что она тогда пережила!
Вэллия вздохнула, боясь вспоминать всё это. Тот, второй, он был опаснее. Он больше знает в житейском плане, больше готов к трудностям, но он и более жесток, как строгий хозяин. И ещё, он знает эти места, может, он из местных? Он знает про деревни вокруг, знал про вот это место. Откуда? Вэллия тяжело прикрыла глаза. Его она боялась. Из них двоих именно его она боялась больше всего. Если бы не он, этот Алдор, скорей всего, давно бы уже отпустил её, он предлагал это другому... Господи... Как это могло случиться с ней?
Вэллия осторожно потёрла пальцами тонкий порез на шее от кинжала. Что она уже пережила за этот сумасшедший день? Что ещё дальше будет? Хоть бы они, в самом деле, отпустили её, как обещали... А можно ли верить их обещаниям? Всё равно, надо хоть во что–то верить, или она сойдёт с ума.
Она снова вздохнула, и Алдор поднял на неё глаза, оборвал нитку. Взгляды их скрестились.
– Лучше поспи, мало ли, что ночью будет... – предложил он ей негромко.
– Не могу... – прошептала в ответ чуть слышно.
– Почему? Боишься?
Она промолчала, отводя взгляд в сторону. Надо подождать немного, они доверятся ей, перестанут следить строго, и она сбежит. Пусть пеняют на себя... Но он прервал её мысли, снова заговорив:
– Надо привыкнуть. Мы теперь по ночам будем двигаться, а днём спать. По-другому нельзя... Никто жалеть тебя не будет, мы будем идти, и ты – тоже. Нам будет есть нечего, и тебе – тоже...
– Я поняла вас... – перебила его Вэллия. – А вы бы на моём месте тоже преспокойно спали себе после того, как вам к горлу приставляли оружие? Спали бы в руках чужих людей, что угрожали убить вашего отца?
– Моего отца уже давно убили... И мать – убили... – Он сбрасывал в сумку вещи, что достал прежде, чем начал зашивать её. – И брата убили и сестру убили... Мне тебя не понять.
– М-м-м... – протянула Вэллия. – Понятно...
– Что тебе может быть понятно? Что ты вообще можешь в этом понимать? – Он повысил голос, и в углу поднялся Корвин. – Ты ничего этого не видела, я один всё это видел и с этим живу... Что ты можешь в этом понимать? – Он поднялся и рывком, не скрывая раздражения, отбросил в угол к вещам сумку.
– Что шумишь? – Корвин глядел спокойно, чуть улыбаясь со сна. Вэллия чуть плотнее запахнула на себе плащи, глядя на Корвина исподлобья.
– Да так... – Алдор отмахнулся.
– Это она, да?
– Да нет, всё нормально...
Корвин подошёл ближе к Вэллии, смотрел прямо, сверху, вдруг ставшим суровым взглядом.
– Если ты будешь плохо вести себя... – начал было, и Вэллия нахмурилась тревожно, опуская взгляд. – Лучше будет, если ты вообще будешь сидеть, не открывая рта...
– Всё нормально, Корвин! – Алдор попытался успокоить его, преградил путь. – Оставь её в покое... Мы просто разговаривали...
– Зачем вообще с ней разговаривать? Она не заслужила этого... Кто она такая? Пусть сидит и молчит...
– Ладно-ладно, успокойся...
– Я не люблю болтливых женщин, какого бы происхождения они ни были, все они пустоголовые болтушки... Их интересуют только красивые платья и беззаботная жизнь.
– Успокойся, Корвин, не ругайся, ничего страшного не произошло... – Алдор уже закрыл девчонку собой, но Корвин пытался глядеть ей в лицо через плечо товарища. Вэллия не сводила с него огромных удивлённых глаз, глядела исподлобья, и её взгляд ещё больше раздражал Корвина.
– Я хочу, чтобы в нашей компании её было не видно и не слышно, чтоб она даже дышать боялась...
– Хватит! Она и так тебя боится!
Корвин остановился и оглядел Вэллию с ног до головы. Спросил:
– Ты заставил её переодеться?
– Она сама справилась.
Корвин отвернулся, оглядываясь по сторонам. На улице уже вечерело, осенний день короток, скоро сумерки лягут по низинам, наступит вечер.
– Подождём до темноты, и надо будет выходить... Я сменю тебя... Ты лошадей смотрел? – Алдор в ответ кивнул головой. – Ладно...
Скоро Вэллия осталась с Корвином одна, старалась не глядеть на него, прятала глаза в сторону, чувствуя, как от внутреннего переживания дрожат пальцы, и сердце начало стучать громче и чаще. Корвин молча собирал вещи, укладывал пожитки по сумкам, от нечего делать наложил дров в камин – только огонь поднеси, и пламя займётся. Вот на радость кому-то, кто, заблудившись, набредёт на этот дом. Ещё раз проверил лошадей и, зайдя с улицы, столкнулся с прямым взглядом Вэллии, спросил резко:
– Что смотришь?
Она опустила взгляд и промолчала. Корвин подошёл ближе и встал рядом.
– Что вы ругались? – спросил негромко через зубы, и Вэллия вскинула голову, глядя снизу вверх. Шепнула чуть слышно:
– Мы не ругались.
Корвин помолчал задумчиво и опустился вдруг к ней на корточки, заглянул в лицо. Начал говорить, отделяя каждое слово:
– Ты его не трогай и лишних вопросов не задавай. Твой отец угробил всю его семью, у него личные счёты с ним... И лучше вообще молчи... Так будет лучше...
– Вы ошибаетесь, мой отец не мог...
Он не дал ей договорить, качнувшись вперёд, больно взял пальцами за лицо, впиваясь в горячие щёки. Вэллия ахнула и жаром испуганного дыхания обожгла его ладонь изнутри.
– Прекрати эти разговоры... Мы и так слишком долго возимся с тобой, тебя следовало бы убить и бросить здесь до весны... пока не найдут случайно...
Вэллия резко мотнула головой, попыталась освободиться и даже вскинула руки, собираясь закрыться или оттолкнуть его. Корвин отпустил её, но сумел поймать за запястье.
