-Может, так оно и лучше. Может, не все мне правда нужно видеть. - прикрыл уже влажные, мутно-серые глаза старик.
Теперь все и вправду вставало на свои места. Вот, почему он так переживал за нее, пусть и совсем еще ничего о ней не знал. Все потому, что он испугался того кошмара, и отказывался его признать. Боялся даже видеть его. Но она была другой. Она сразилась с поджигателями, как бы юна и невинна на вид она не была, и едва не лишилась руки в бою с ними, совсем их не испугавшись. Наверняка, как бы оно не было на самом деле, он думал именно об этом. Для самого себя он, наверняка, выглядел просто жалко, тем более на фоне по-настоящему смелой Лилики.
-Но вы сделали все, как должны были. В такой панике, вы развернули корабль, и увели от опасности свой экипаж. Вы не должны корить себя. Вы герой. - добро и тепло улыбнулась ему Лилика.
Старик молчал с секунду, отложил ручку, и, вытерев все-таки набежавшие на глаза слезы кистями рук, поблагодарил ее, все же стараясь не подавать виду, что он, как на самом деле, был тронут ее словами. Видимо, бесперебойные пьянства и вправду как-то добавили ему не самых лучших качеств, вроде замкнутости в себе. Если это не была лишь очередная душевная травма еще со времен недавней войны, тем более что Лилика даже не знала, почему на самом деле Синие Попугаи в ней участвовали.
-Тебе полагается хорошенькая каюта, я думаю. Есть одна в трюме, для гостей, она куда лучше всех прочих. У нас тут есть кухня внизу. Я могу попросить, чтобы Шура тебе сварил чего-нибудь, или пожарил. Он отменно готовит. - уже как ни в чем не бывало улыбался старик, так и продолжая держать ручку над листом бумаги.
-Например, макароны? - весело усмехнулась Лилика.
-А, да! Его любимое блюдо. У него они получаются лучше всего. - щёлкнул пальцами свободной руки старик.
-Я люблю макароны. Если они не очень твердые, конечно.
-А, вот как. Я думал, что ты...эм, как бы. Мысли читать умеешь? - почесал голову ручкой старик.
-Нет, просто кое-кто рассказывал мне про его любовь к макаронам. - немного еще неуверенно, усмехнулась она, вспоминаю все ту же историю Соккона о их с Френтосом и Тарготом "попойке" на корабле пиратов.
Так до конца и не поняв слова девочки, капитан оставил подпись на листе бумаги, завернул его в трубочку, и отправился с ним в сторону трюма, жестом зовя Лилику идти за ним. Как он объяснил ей еще по пути, пока они спускались вниз по лестнице, это было письмо, предназначенное самой Муссон на корабль, мимо которого они как раз должны будут вот-вот проплыть. С каждой секундой приближения к кораблям Ордена, Лилика как-то все больше их боялась, таких больших, через которые они должны проплыть как через грань между спокойным, и между грозным морем Орги. Он не объяснил, какое послание он оставил в том письме, которое теперь собирался отправить Муссон вместе с почтовой птицей (хотя она и не думала, что ей был настоящий попугай, и считала мысли об этом глупостью из сказок о «типичных» пиратах, которыми Синие Попугаи точно не являлись). Дойдя по трюму до самого дальнего конца корабля, к самому его носу, он остановился с ней около каюты, в которой и собирался ее, пока, оставить. Корабль Попугаев и вправду был весьма велик, пусть в нем и не было совсем ничего, как раньше думала о пиратах Лилика, вроде пушек, склада ядер и оружия, и многого прочего. Пожалуй, их представление как "морских торговцев" и вправду было наиболее подходящим, тем более учитывая, как активно они ходили по трюму вокруг, перенося ящики и прочее с места на место, будто стараясь расставить их максимально устойчиво, но и достаточно компактно.
Она еще раз поблагодарила старика, уже попросившего ее сообщать ей каждый раз, когда кто-то из пиратов, подальше от которых он специально ее и поселил, будут слишком шуметь, или если она просто чего-то пожелает. Как он сказал, в порт они доберутся, в лучшем случае, к шести-семи часам утра следующего дня, и до того времени она остается для них важным и званным гостем, и просто другом команды. Сама ее каюта была довольно просторной, чистой и ухоженной, явно куда лучше, чем грязная и почти с ног на голову перевернутая каюта капитана. Здесь был и небольшой столик, и нары выглядели мягкими, будто стоило ей только в них забраться, как она тут же в них уснет. Здесь было и не так жарко, а ноги и вовсе почти мерзли от соприкосновения с холодными от самого моря досками. К счастью, почти весь пол каюты был покрыт огромной белой и мягкой шкурой совсем уже неизвестного ей животного, и о холоде ей уж точно переживать не следовало. Она спокойно поставила рюкзак на столик, приделанный к самой корме корабля, открыла его, и, убедившись, что всю еду в нем и вправду будет лучше оставить на путь до Леса Кортя от Лафена, закрыла его, и убрала под нары. Там уже лежала и ее новая одежда, которую за несколько минут до этого принес ей Вильцед. Как говорил капитан еще перед самыми дверями каюты, она принадлежала дочери кого-то из членов экипажа, которая, еще давно, покинула сей бренный мир. Лилике было все еще страшновато принимать такие вещи, но обратное наверняка просто оскорбило бы их, так старавшихся ей помочь людей, и она просто не могла им отказать. Тем более, почти все ее платье было насквозь пропитано кровью, от потери которой ее, что она приняла раньше за укачивание, все еще кружилась голова. Да, настоящих октолимов никогда не укачивает, и их вестибулярный аппарат работает куда лучше, чем у обычных людей.
Начав переодеваться, заранее как можно крепче закрыв дверь каюты на две щеколды, она уже заметила, что все еще почти не чувствует плеча в месте ранения от еще не прекратившегося действия обезболивающего, не сошедшего только с самого очага, мест уколов. Также, правая рука двигалась немного медленнее, чем она ожидала, и тому, наверняка, мешала пробитая ключица. Как бы не старался Покрывало, полностью восстановить разрубленную кость, тем более настолько сложную, он бы просто не сумел, и потому плечо теперь вряд ли когда-нибудь вернет прежнюю гибкость. Но Лилика, осознав это, только ухмыльнулась. Ей было не важно, как это произойдет, но она была уверена, что еще сможет стать сильнее, повысить всю свою ловкость до того уровня, при котором и сломанное плечо будет двигаться лучше, чем когда-либо раньше. Единственное, что ее волновало теперь, это шрам, который может там остаться. Шрамы на теле всегда казались ей интересным украшением, но отнюдь не придавали привлекательности женскому телу. Хотя бы ради Соккона, для кого она и старалась быть самой красивой и прелестной девочкой на свете, чтобы он больше никогда не думал о других девушках, кроме нее, она всегда старалась максимально ухаживать за собой. Пусть ее и стеснял ее низкий рост, она, уже и вправду как ребенок, все еще думала, что молоко поможет ей вырасти, и правильное питание улучшит формы ее тела. Гены и темперамент для нее, выросшей в роду заведомо не выделявшихся своими формами женщин, всегда были пустым звуком, и она была уверена, что сможет получить что угодно лишь как следует захотев. Даже если это не позволяли гены.
Платье, которое она надела теперь, быстро почти сорвав с себя, хоть и с некоторой жалостью, свое старое, легко на нее не совсем так, как она планировала. Груди было тесно, а юбка казалась ей слишком длинной, что могло помешать ей двигаться быстро, как раньше. Она надеялась, что ей больше не придется сражаться хотя бы до самого Леса Кортя, но должна была заранее быть к этому готова. Посмотрев в зеркало у стены, также прибитое к стене, она, все же, поймала себя на улыбке, расценив свой наряд достаточно милым, максимально ей подходящим. В таком виде она может не бояться показаться людям, и, в то же время, не будет выглядеть вызывающе, привлекая нежелательное внимание мужчин помимо Соккона.
Я, ведь, уже рассказывал, чем была вызвана эта мания между братьями и сестрами в роду Кацер, из-за которой и Лилика с Сокконом были как будто одержимы друг другом? Конечно, это была не обычная привязанность, и у нее была свои, прямо скажем, очень глубокие корни, уходящие в самые времена начала Эпохи Грома. Можно сказать, что это был приказ на генетическом уровне «размножаться», сохраняя чистому своей крови имтердов для всего рода Кацер. Конечно, Лилика появилась на свет раньше, чем этот приказ захватил кровь Кацер, и сама она, фактически, не была Кацерой. Но о причинах и того, и другого, вы узнаете позже, и сейчас я лишь напомнил вам, что в Последнем из Первых Миров даже самые обычные взаимоотношения между живыми существами, как и любыми силами мира, имеют свою, совсем не обычную подоплеку.
Закончив все приготовления, так и оставив свою каюту открытой, она, весело осматриваясь вокруг, взглядом приветствуя то и дело весело кивающих ей пиратов. Чаще всего они занимались упаковкой грузов, доставляемых ими, как поняла Лилика, в Лафен для торговли. Совсем не чувствуя движения корабля под своими ногами, лишь слушая глухой звук бьющихся о борта снаружи волн, она прошла трюм почти до самой палаты Покрывала, повернула направо, и спокойно прошла в местную, не раз упомянутую капитаном, столовую. Импровизирована она была довольно умело, состояла из небольшой комнаты с четырьмя столами и четырьмя стульями у каждого, и самим обиталищем повара, тогда варившего, конечно, те же самые, упомянутые уже всеми подряд, макароны в огромной кастрюле. Потолок над ним был обит тонким слоем металла, а сам огонь повар брал из кристаллов, наполненных энергией наверняка какого-нибудь огненного арда. Это снова, как и в случае с горелкой Покрывала, почти поразило Лилику, думавшую тогда, что пираты, точнее морские торговцы, сами по себе люди не самые богатые, просто не могли потратить деньги на что-то столь дорогое, как "огненный камень" для столь не сильно важных, как она думала, вещей. Подобные диковинки было вовсе не удивительно увидеть где-нибудь рядом с Ренбиром, но не на пиратском корабле.
К слову, спросите вы, почему торговцы редко бывают богаты? Конкретно морские торговцы закупают товар по низкой цене в одном месте, чтобы переплыть море, и продать его подороже в другом месте. Почти всегда все их деньги находятся в обороте, и лежат, в виде самого товара, в трюме. Денег на руках для прочих покупок у них обычно недостает.
-Вот и мой работодатель! Ты на всю жизнь запомнишь эти макароны! - внезапно, перепугав Лилику, повернулся к ней толстяк-повар, махнув при этом половником с кипятком так, что тот едва не улетел ей в лоб. При этом он, правда, почти ничего не выплеснул.
-Ах, я...Люблю макароны. - решила, на всякий случай, повторить она.
-Правильный подход, девочка! Макароны - это тесто. Тесто очень полезно! Любой пекарь скажет тебе это. Потому - эти макароны будут лучшими макаронами, которые ты когда-либо ела! Десять минут, и все будет готово. - продолжал махать половником он, все-таки залив стены. Теперь вода была не только с той стороны кормы корабля, но и с внутренней.
-Б-буду очень рада их попробовать. - неуверенно, не меняя лица, проговорила она, не понимая, "почему именно эти макароны будут лучшими".
"А мне показалось, что он хочет сделать макароны настолько страшными, что я этого во век не забуду..." - думала она. "Я уже и так проголодалась. Надеюсь, он не шутит, и макароны будут что надо."
Как можно скромнее она устроилась за столом в ожидании "комплимента от шеф-повара", его уже именитых лучших на свете макарон. Теперь только осматриваясь вокруг, оценивая вид тарелок и столовых приборов, которыми уже явно пользовались недавние посетители импровизированной пиратской кухни, грязных, с уже задеревеневшими остатками макарон, лежащих на столе как раз рядом с ней. Так прошла первая минута, и так же, как она думала, пройдут и остальные, наверное, девять. Повар, как ей казалось, не особо спешил, да и торопиться при готовке просто незачем - макароны не сварятся от этого быстрее. Также, удивительным ей казалось то, насколько много он их варил, ведь она одна и десятой доли такого их объема не съест. Этот вопрос не давал ей покоя как раз кстати, ведь она уже знала ответ, и знала, что волнуется она не зря. Спустя уже три-четыре минуты почти полной тишины, в столовую, сопровождаясь немалым шумом, через очередную импровизацию на этот раз двери, почти ворвались несколько пиратов. Их было не больше шести-семи человек, и от одного их появления Лилика ужаснулась, решив сначала, что это может закончиться домогательствами (раньше она старалась не думать об этом, заранее присуждая Попугаям качества по крайней мере хороших людей), но потом испугалась уже того, как бы от их присутствия не провалился уже ходящий ходуном пол. Кажется, ели они все по сменам, делясь на тех, кто работает, а кто в это время отдыхает. Пусть она и не видела от них особой работы последние полчаса, прошедшие теперь мимо нее, садящиеся на стулья, по большей части, именно за ее столом, пираты выглядели скорее правда уставшими, нежели отлынивающими и отдыхающими. Те самые пираты, которых она бы назвала, учитывая их необычную реакцию почти на все происходящее вокруг них, не "Синими Попугаями", а, скорее, "Резкими Ребятами". Ей это название казалось забавным, и ни капли не глупым.
Куча неуместных вопросов, шум, балаган, как и думала Лилика, свалились на ее голову как самое настоящее проклятье. При ее голоде и оставшейся ослабленности от кровопотери она с самого начала очень рассчитывала на тишину и покой, и пусть компания пиратов не была так уж ей противна или надоедлива, у нее правда почти не было сил, чтобы хотя бы держать улыбку в разговоре. Помимо внезапных восхищений пиратами ее внешности, особенно учитывая, что те даже не подозревали о ее ни капли не юном возрасте, собеседники ее делились, в основном, на тех, кто хотел заинтересовать ее рассказами о их приключениях, и тех, кто просто был рад, что "маленький ангел" проводил время здесь именно с ними (хотя они сами навязали ей свое общество). Уже сгорая от смущения, получая, как и прежде, вовсе не то внимание, ради которого она так старалась выделяться, она еще раз попросила пиратов, так, чтобы на этот раз они ее точно услышали, не мучать ее разговорами ввиду ее плохого самочувствия. Услышав ее теперь, все собравшиеся уже за ее столом около десяти пиратов совсем обмякли, извинились, и как-то погрустнели в лицах. Она все еще не совсем понимала, почему такое внимание они уделяли именно ей, было ли это следствием ее внешности, ее синих, как и у них, волос, или же просто того, что на их судне никогда не бывало девушек, тем более возрастом годящихся им в дочери. Теперь, когда все они замолчали, ей и самой стало как-то не по себе, ведь как бы они ее не превозносили, что ее саму только пугало, ее компания правда радовала их, и с ней они были куда счастливее. Она постаралась успокоить их тем, что сможет поддерживать беседу только когда поест, и те снова, переглянувшись, начали о чем-то непринужденно болтать. Как раз по мере этого в помещение подтягивались и другие пираты.
Довольно неожиданно большая круглая тарелка с огромной горой макарон украсила стол Лилики. Попробовав с вилки всего пару из них, она отложила столовые приборы, встала из-за стола, подошла к умывальнику неподалеку, и помыла маленькие ручки, что совсем забыла сделать раньше от постоянного внимания достаточно плотно окруживших ее пиратов.
Теперь все и вправду вставало на свои места. Вот, почему он так переживал за нее, пусть и совсем еще ничего о ней не знал. Все потому, что он испугался того кошмара, и отказывался его признать. Боялся даже видеть его. Но она была другой. Она сразилась с поджигателями, как бы юна и невинна на вид она не была, и едва не лишилась руки в бою с ними, совсем их не испугавшись. Наверняка, как бы оно не было на самом деле, он думал именно об этом. Для самого себя он, наверняка, выглядел просто жалко, тем более на фоне по-настоящему смелой Лилики.
-Но вы сделали все, как должны были. В такой панике, вы развернули корабль, и увели от опасности свой экипаж. Вы не должны корить себя. Вы герой. - добро и тепло улыбнулась ему Лилика.
Старик молчал с секунду, отложил ручку, и, вытерев все-таки набежавшие на глаза слезы кистями рук, поблагодарил ее, все же стараясь не подавать виду, что он, как на самом деле, был тронут ее словами. Видимо, бесперебойные пьянства и вправду как-то добавили ему не самых лучших качеств, вроде замкнутости в себе. Если это не была лишь очередная душевная травма еще со времен недавней войны, тем более что Лилика даже не знала, почему на самом деле Синие Попугаи в ней участвовали.
-Тебе полагается хорошенькая каюта, я думаю. Есть одна в трюме, для гостей, она куда лучше всех прочих. У нас тут есть кухня внизу. Я могу попросить, чтобы Шура тебе сварил чего-нибудь, или пожарил. Он отменно готовит. - уже как ни в чем не бывало улыбался старик, так и продолжая держать ручку над листом бумаги.
-Например, макароны? - весело усмехнулась Лилика.
-А, да! Его любимое блюдо. У него они получаются лучше всего. - щёлкнул пальцами свободной руки старик.
-Я люблю макароны. Если они не очень твердые, конечно.
-А, вот как. Я думал, что ты...эм, как бы. Мысли читать умеешь? - почесал голову ручкой старик.
-Нет, просто кое-кто рассказывал мне про его любовь к макаронам. - немного еще неуверенно, усмехнулась она, вспоминаю все ту же историю Соккона о их с Френтосом и Тарготом "попойке" на корабле пиратов.
Так до конца и не поняв слова девочки, капитан оставил подпись на листе бумаги, завернул его в трубочку, и отправился с ним в сторону трюма, жестом зовя Лилику идти за ним. Как он объяснил ей еще по пути, пока они спускались вниз по лестнице, это было письмо, предназначенное самой Муссон на корабль, мимо которого они как раз должны будут вот-вот проплыть. С каждой секундой приближения к кораблям Ордена, Лилика как-то все больше их боялась, таких больших, через которые они должны проплыть как через грань между спокойным, и между грозным морем Орги. Он не объяснил, какое послание он оставил в том письме, которое теперь собирался отправить Муссон вместе с почтовой птицей (хотя она и не думала, что ей был настоящий попугай, и считала мысли об этом глупостью из сказок о «типичных» пиратах, которыми Синие Попугаи точно не являлись). Дойдя по трюму до самого дальнего конца корабля, к самому его носу, он остановился с ней около каюты, в которой и собирался ее, пока, оставить. Корабль Попугаев и вправду был весьма велик, пусть в нем и не было совсем ничего, как раньше думала о пиратах Лилика, вроде пушек, склада ядер и оружия, и многого прочего. Пожалуй, их представление как "морских торговцев" и вправду было наиболее подходящим, тем более учитывая, как активно они ходили по трюму вокруг, перенося ящики и прочее с места на место, будто стараясь расставить их максимально устойчиво, но и достаточно компактно.
Она еще раз поблагодарила старика, уже попросившего ее сообщать ей каждый раз, когда кто-то из пиратов, подальше от которых он специально ее и поселил, будут слишком шуметь, или если она просто чего-то пожелает. Как он сказал, в порт они доберутся, в лучшем случае, к шести-семи часам утра следующего дня, и до того времени она остается для них важным и званным гостем, и просто другом команды. Сама ее каюта была довольно просторной, чистой и ухоженной, явно куда лучше, чем грязная и почти с ног на голову перевернутая каюта капитана. Здесь был и небольшой столик, и нары выглядели мягкими, будто стоило ей только в них забраться, как она тут же в них уснет. Здесь было и не так жарко, а ноги и вовсе почти мерзли от соприкосновения с холодными от самого моря досками. К счастью, почти весь пол каюты был покрыт огромной белой и мягкой шкурой совсем уже неизвестного ей животного, и о холоде ей уж точно переживать не следовало. Она спокойно поставила рюкзак на столик, приделанный к самой корме корабля, открыла его, и, убедившись, что всю еду в нем и вправду будет лучше оставить на путь до Леса Кортя от Лафена, закрыла его, и убрала под нары. Там уже лежала и ее новая одежда, которую за несколько минут до этого принес ей Вильцед. Как говорил капитан еще перед самыми дверями каюты, она принадлежала дочери кого-то из членов экипажа, которая, еще давно, покинула сей бренный мир. Лилике было все еще страшновато принимать такие вещи, но обратное наверняка просто оскорбило бы их, так старавшихся ей помочь людей, и она просто не могла им отказать. Тем более, почти все ее платье было насквозь пропитано кровью, от потери которой ее, что она приняла раньше за укачивание, все еще кружилась голова. Да, настоящих октолимов никогда не укачивает, и их вестибулярный аппарат работает куда лучше, чем у обычных людей.
Начав переодеваться, заранее как можно крепче закрыв дверь каюты на две щеколды, она уже заметила, что все еще почти не чувствует плеча в месте ранения от еще не прекратившегося действия обезболивающего, не сошедшего только с самого очага, мест уколов. Также, правая рука двигалась немного медленнее, чем она ожидала, и тому, наверняка, мешала пробитая ключица. Как бы не старался Покрывало, полностью восстановить разрубленную кость, тем более настолько сложную, он бы просто не сумел, и потому плечо теперь вряд ли когда-нибудь вернет прежнюю гибкость. Но Лилика, осознав это, только ухмыльнулась. Ей было не важно, как это произойдет, но она была уверена, что еще сможет стать сильнее, повысить всю свою ловкость до того уровня, при котором и сломанное плечо будет двигаться лучше, чем когда-либо раньше. Единственное, что ее волновало теперь, это шрам, который может там остаться. Шрамы на теле всегда казались ей интересным украшением, но отнюдь не придавали привлекательности женскому телу. Хотя бы ради Соккона, для кого она и старалась быть самой красивой и прелестной девочкой на свете, чтобы он больше никогда не думал о других девушках, кроме нее, она всегда старалась максимально ухаживать за собой. Пусть ее и стеснял ее низкий рост, она, уже и вправду как ребенок, все еще думала, что молоко поможет ей вырасти, и правильное питание улучшит формы ее тела. Гены и темперамент для нее, выросшей в роду заведомо не выделявшихся своими формами женщин, всегда были пустым звуком, и она была уверена, что сможет получить что угодно лишь как следует захотев. Даже если это не позволяли гены.
Платье, которое она надела теперь, быстро почти сорвав с себя, хоть и с некоторой жалостью, свое старое, легко на нее не совсем так, как она планировала. Груди было тесно, а юбка казалась ей слишком длинной, что могло помешать ей двигаться быстро, как раньше. Она надеялась, что ей больше не придется сражаться хотя бы до самого Леса Кортя, но должна была заранее быть к этому готова. Посмотрев в зеркало у стены, также прибитое к стене, она, все же, поймала себя на улыбке, расценив свой наряд достаточно милым, максимально ей подходящим. В таком виде она может не бояться показаться людям, и, в то же время, не будет выглядеть вызывающе, привлекая нежелательное внимание мужчин помимо Соккона.
Я, ведь, уже рассказывал, чем была вызвана эта мания между братьями и сестрами в роду Кацер, из-за которой и Лилика с Сокконом были как будто одержимы друг другом? Конечно, это была не обычная привязанность, и у нее была свои, прямо скажем, очень глубокие корни, уходящие в самые времена начала Эпохи Грома. Можно сказать, что это был приказ на генетическом уровне «размножаться», сохраняя чистому своей крови имтердов для всего рода Кацер. Конечно, Лилика появилась на свет раньше, чем этот приказ захватил кровь Кацер, и сама она, фактически, не была Кацерой. Но о причинах и того, и другого, вы узнаете позже, и сейчас я лишь напомнил вам, что в Последнем из Первых Миров даже самые обычные взаимоотношения между живыми существами, как и любыми силами мира, имеют свою, совсем не обычную подоплеку.
Закончив все приготовления, так и оставив свою каюту открытой, она, весело осматриваясь вокруг, взглядом приветствуя то и дело весело кивающих ей пиратов. Чаще всего они занимались упаковкой грузов, доставляемых ими, как поняла Лилика, в Лафен для торговли. Совсем не чувствуя движения корабля под своими ногами, лишь слушая глухой звук бьющихся о борта снаружи волн, она прошла трюм почти до самой палаты Покрывала, повернула направо, и спокойно прошла в местную, не раз упомянутую капитаном, столовую. Импровизирована она была довольно умело, состояла из небольшой комнаты с четырьмя столами и четырьмя стульями у каждого, и самим обиталищем повара, тогда варившего, конечно, те же самые, упомянутые уже всеми подряд, макароны в огромной кастрюле. Потолок над ним был обит тонким слоем металла, а сам огонь повар брал из кристаллов, наполненных энергией наверняка какого-нибудь огненного арда. Это снова, как и в случае с горелкой Покрывала, почти поразило Лилику, думавшую тогда, что пираты, точнее морские торговцы, сами по себе люди не самые богатые, просто не могли потратить деньги на что-то столь дорогое, как "огненный камень" для столь не сильно важных, как она думала, вещей. Подобные диковинки было вовсе не удивительно увидеть где-нибудь рядом с Ренбиром, но не на пиратском корабле.
К слову, спросите вы, почему торговцы редко бывают богаты? Конкретно морские торговцы закупают товар по низкой цене в одном месте, чтобы переплыть море, и продать его подороже в другом месте. Почти всегда все их деньги находятся в обороте, и лежат, в виде самого товара, в трюме. Денег на руках для прочих покупок у них обычно недостает.
-Вот и мой работодатель! Ты на всю жизнь запомнишь эти макароны! - внезапно, перепугав Лилику, повернулся к ней толстяк-повар, махнув при этом половником с кипятком так, что тот едва не улетел ей в лоб. При этом он, правда, почти ничего не выплеснул.
-Ах, я...Люблю макароны. - решила, на всякий случай, повторить она.
-Правильный подход, девочка! Макароны - это тесто. Тесто очень полезно! Любой пекарь скажет тебе это. Потому - эти макароны будут лучшими макаронами, которые ты когда-либо ела! Десять минут, и все будет готово. - продолжал махать половником он, все-таки залив стены. Теперь вода была не только с той стороны кормы корабля, но и с внутренней.
-Б-буду очень рада их попробовать. - неуверенно, не меняя лица, проговорила она, не понимая, "почему именно эти макароны будут лучшими".
"А мне показалось, что он хочет сделать макароны настолько страшными, что я этого во век не забуду..." - думала она. "Я уже и так проголодалась. Надеюсь, он не шутит, и макароны будут что надо."
Как можно скромнее она устроилась за столом в ожидании "комплимента от шеф-повара", его уже именитых лучших на свете макарон. Теперь только осматриваясь вокруг, оценивая вид тарелок и столовых приборов, которыми уже явно пользовались недавние посетители импровизированной пиратской кухни, грязных, с уже задеревеневшими остатками макарон, лежащих на столе как раз рядом с ней. Так прошла первая минута, и так же, как она думала, пройдут и остальные, наверное, девять. Повар, как ей казалось, не особо спешил, да и торопиться при готовке просто незачем - макароны не сварятся от этого быстрее. Также, удивительным ей казалось то, насколько много он их варил, ведь она одна и десятой доли такого их объема не съест. Этот вопрос не давал ей покоя как раз кстати, ведь она уже знала ответ, и знала, что волнуется она не зря. Спустя уже три-четыре минуты почти полной тишины, в столовую, сопровождаясь немалым шумом, через очередную импровизацию на этот раз двери, почти ворвались несколько пиратов. Их было не больше шести-семи человек, и от одного их появления Лилика ужаснулась, решив сначала, что это может закончиться домогательствами (раньше она старалась не думать об этом, заранее присуждая Попугаям качества по крайней мере хороших людей), но потом испугалась уже того, как бы от их присутствия не провалился уже ходящий ходуном пол. Кажется, ели они все по сменам, делясь на тех, кто работает, а кто в это время отдыхает. Пусть она и не видела от них особой работы последние полчаса, прошедшие теперь мимо нее, садящиеся на стулья, по большей части, именно за ее столом, пираты выглядели скорее правда уставшими, нежели отлынивающими и отдыхающими. Те самые пираты, которых она бы назвала, учитывая их необычную реакцию почти на все происходящее вокруг них, не "Синими Попугаями", а, скорее, "Резкими Ребятами". Ей это название казалось забавным, и ни капли не глупым.
Куча неуместных вопросов, шум, балаган, как и думала Лилика, свалились на ее голову как самое настоящее проклятье. При ее голоде и оставшейся ослабленности от кровопотери она с самого начала очень рассчитывала на тишину и покой, и пусть компания пиратов не была так уж ей противна или надоедлива, у нее правда почти не было сил, чтобы хотя бы держать улыбку в разговоре. Помимо внезапных восхищений пиратами ее внешности, особенно учитывая, что те даже не подозревали о ее ни капли не юном возрасте, собеседники ее делились, в основном, на тех, кто хотел заинтересовать ее рассказами о их приключениях, и тех, кто просто был рад, что "маленький ангел" проводил время здесь именно с ними (хотя они сами навязали ей свое общество). Уже сгорая от смущения, получая, как и прежде, вовсе не то внимание, ради которого она так старалась выделяться, она еще раз попросила пиратов, так, чтобы на этот раз они ее точно услышали, не мучать ее разговорами ввиду ее плохого самочувствия. Услышав ее теперь, все собравшиеся уже за ее столом около десяти пиратов совсем обмякли, извинились, и как-то погрустнели в лицах. Она все еще не совсем понимала, почему такое внимание они уделяли именно ей, было ли это следствием ее внешности, ее синих, как и у них, волос, или же просто того, что на их судне никогда не бывало девушек, тем более возрастом годящихся им в дочери. Теперь, когда все они замолчали, ей и самой стало как-то не по себе, ведь как бы они ее не превозносили, что ее саму только пугало, ее компания правда радовала их, и с ней они были куда счастливее. Она постаралась успокоить их тем, что сможет поддерживать беседу только когда поест, и те снова, переглянувшись, начали о чем-то непринужденно болтать. Как раз по мере этого в помещение подтягивались и другие пираты.
Довольно неожиданно большая круглая тарелка с огромной горой макарон украсила стол Лилики. Попробовав с вилки всего пару из них, она отложила столовые приборы, встала из-за стола, подошла к умывальнику неподалеку, и помыла маленькие ручки, что совсем забыла сделать раньше от постоянного внимания достаточно плотно окруживших ее пиратов.
