-Почему?.. – зло шипел Унзар.
-Это был единственный способ. – тихо дрожал голос перед ним.
-Должен был быть и другой. – злобно крикнул Унзар.
Тогда тот, кто стоял перед ним, все так же держа в руках мечи, посмотрел на него, и голос Унзара совсем пропал. Что-то было не так с тем лицом, вечно казавшимся ему самым ужасным, самым гадким и подлым, из-за которого и случились все беды семьи Кацер до и после того случая. Впервые за долгие годы, он увидел на этом лице слезы и злость будто на самого себя.
-Поверь… - прикрыл влажные угольные глаза Геллар, поворачиваясь обратно к месту, на котором только что, по воле Россе, погиб его племянник, сын его дорогой сестры, которую он предал, за что до сих пор себя ненавидел. – Я знаю, как жестоко Белое Пламя. Как жестока его Рукопись.
Унзар молчал, наверняка и сам понимая, что иного выбора не было, теперь уже злясь на другое, что сам не заметил подвоха, и не смог защитить Таргота от воздействия Россе. Он отправил Бога Природы на защиту Кацер не только по просьбе Ширавы, но и по собственному желанию, из личных подозрений, зная о порождениях воли Россе, окружающих весь род Кацер. Но его создатель, Верховный Властитель людей Нис, потерял связь с Серпионом, будто тот исчез из людского мира, и уже предчувствуя неладное, они с Чеистумом, теперь молча стоящим в стороне, отправились на его поиски. Он не знал, что происходило с Кацерами все то время, пока они не пришли им на помощь, но были совершенно уверены, почему это произошло, и кто был в этом виноват.
-С этой силой ты сможешь защитить их. – пронесся по голове уже просыпающегося Таргота нежный и добрый голос Южного Военачальника имтердов Алиакифа, кто и подарил ему Тоги. – Не бойся. Я напишу про тебя книгу, в которой ты будешь сильнее, величественнее…
Даже через сон, Таргот чувствовал, как теплая кровь стекает в его рот с прикушенного острыми зубами языка. Он изо всех сил нажимал на него, пытаясь болью вернуться в сознание, не желая больше слышать те слова. Особенно противно было то, что Россе говорил с ним устами Алиакифа, ведь его, Самума и Муссон он тоже свел с ума, и их руками делал ужасные вещи, пока его не покарал за это Уиллекроми. Все они стали жертвой Белого Пламени, хоть никто и не знал, что даже сам Россе был лишь обезумевшей жертвой силы, которую должен был контролировать, но Проклятья которой не выдержал. Многих его тайн не знали даже Правители, и никак не могли добраться до предмета, в котором теряющий разум Клинок Власти оставил все свои ответы.
-Это будет моя Рукопись. И в ней я опишу…новую историю для этого покинутого Создателем мира.
Разливаясь по небосводу золотым сиянием, солнце все росло на глазах жителей поднебесья, угрожающе приближаясь к земле, будто готовое в любой момент обрушиться на нее дождем из Золотого Пламени. Становилось все жарче, и даже свою новую кожаную курку, пришедшую на замену выброшенной порванной толстовке, Таргот полностью расстегнул, пусть даже и чувствовал теперь небольшую прохладу от несшегося ему на встречу ветра. Он уже сидел на лошади, карьером бежавшей от самой деревни в сторону Ренбира, по той же дороге, уже даже живее и энергичнее, чем вчера. Глаза Таргота все еще слезились от постоянной зевоты, и даже ему, когда-то жившему и умиравшему в огне, приходилось скрывать от солнца и без того горячую от мыслей голову тонким кожаным капюшоном. Едва проснувшись недавно, он в спешке разобрал свой мешок, съел всю содержавшуюся в нем еду, и так же быстро переоделся, сами мешок и бывшую толстовку оставив в хате, и так, без лишнего груза, вывел свою лошадь из стойла и, затем, из деревни. Никого кроме него в деревне не было, и в этом он был уже полностью убежден. Скорее всего, никаких жителей, как и никакого рыжего священника, там не было изначально, и все происходившие с ним в деревне события были заранее подстроены Негласным Правителем. Впрочем, если это было не так, Тарготу уже все равно не было до этого никакого дела. Теперь он думал совсем о другом.
Он задавал немало вопросов самому себе, и своему мечу Тоги, так и занимавшему собственные ножны на спине Таргота, что тот всегда хотел исправить, просто выбросив злое оружие куда подальше, чтобы никогда его больше не видеть, но чего сделать не мог, ведь, в прямом смысле, боялся этого не пережить. Опекуны, то есть Немира и Джожди Кацеры, подарили Тарготу Тоги, вместе с ожерельем из Золота Судьбы, на его восемнадцатилетие, и с ними же передали ему послание от Уиллекроми, по которому он никогда не должен был снимать ожерелья, и по которому всегда должен был следить за Тоги, заботиться о нем, и ни в коем случае с ним не расставаться. В недавнем сне Таргот узнал, что вовсе не Унзар разрушил волю Тоги, отрубив Тарготу руку с мечом, хотя именно этого от него требовал Уиллекроми. Этот факт только усиливал внезапное смятение бедного имтерда, ведь получалось, что всю его новую жизнь, в которой он не раз сам разговаривал на тему случившегося 400 лет назад инцидента с Унзаром, его обманывали. Бог Людей сам говорил, что отрубил руку Тарготу в попытке его остановить, и именно это он помнил раньше сам. Почему-то теперь, когда он увидел правду во сне, в его голове начали всплывать и другие истины, которые он раньше никак не мог заметить, и просто не мог о них думать, ведь его восприятие вещей, с которыми они были связаны, слишком от них отличалось. Теперь ему понемногу открывался и смысл слов Негласного Правителя, которые он слышал от него вчера перед сном. Неужели люди, которым он и без того никогда не доверял, врали ему даже о делах его дяди Геллара в те времена, когда он был еще мертв? Зачем ему было останавливать Тоги? Ответы на эти вопросы теперь он мог узнать только у их первоисточника.
Отставив раздумья на второй план, Таргот не раз останавливался по пути, еще с некоторым интересом наблюдая за шествующими в окружающих полях войсками людей. В некоторых местах, по всей Ренбирской равнине, тянулись вдаль, и даже ввысь, линии обороны Демонов. Тем не менее, расстояние от них до границы Запада и Юга составляло не меньше десятка километров, да и сама линия обороны была не так плотна. Скорее всего, как изначально и думал Таргот, Мерсер приказал людям сосредоточить наибольшие свои силы в нападении, а не в обороне. Земли Марконнор должны стать тяжелым полем боя, ведь противник идеально к ним приспособлен, а большая часть информации о строении их горных гряд за сотни лет уже бесследно исчезла. Тем не менее, в армии людей было куда больше сильных воинов, и все они были уникальны сами по себе, в то время как воины имтердов были почти полностью идентичны друг другу, и ведомы не собственным разумом, а волей своего Верховного Властителя и его командиров. Южный фронт, откуда, со стороны Земель Марконнор, наступление будет вести наиболее опасный Военачальник, Архей ардов и их Верховный Властитель Хемирнир, был подкреплен наибольшими силами его Хемир и ардов, в то время как Восточную армию, нападающую с самого центра Земель Марконнор, люди решили останавливать силами лишь Рыцарей Последнего Часа. Старых Демонов было не так много, чтобы дать достойный отпор объединенным силам имтердов и ардов, но в их числе было и не мало известных героев, включая и Богов. И Тарготу, все еще теряющемуся в сторонах, заранее стоило запомнить расположение войск обеих сторон, если дальнейший путь однажды приведет его в Земли Марконнор. Наверняка, люди еще дадут ему право выбора перед началом войны, и он сможет получить важную информацию касательно их планов на этот период из первых уст. По крайней мере, он должен был знать, где ему и его семье будет проще всего пережить первые бои, чтобы присоединиться к ним уже под конец, когда все Первые рас будут повержены, и в живых останутся только самые важные для мира существа.
Облака совсем теперь перестали двигаться, пропадал ветер, и только теперь, через пару-тройку часов пути, Таргот начал чувствовать в себе небольшое аномальное волнение, наверняка вызванное в нем той самой частью изменения окружающей погоды, в которой солнце, как «всевидящее око Уиллекроми», накрывало своим светом все большую площадь земли, и, чувствуя на себе его взгляд, на спине Таргота трепетал так же связанный с сознанием своего владельца Тоги. Вместе с обыкновенными явлениями природы, пропадали теперь и менее заметные вещи, включая вчерашнее пение птиц, и даже стрекотание цикад и кузнечиков. Почти все животные вокруг прятались по своим жилищам, кое-где мыши-полевки уже сбегались в свои норы рядом с дорогой, будто пытаясь хоть где-то укрыться от приближающейся бури. Весь мир вокруг будто затих, и именно дурным знамением все это приходило в голову Таргота теперь. Мир хотел жить, и в нем еще были те, кто жаждал этой жизни, цеплялись за нее, и кто был далек от всех тех Проклятий, что свели с ума существ, что в этом мире должны быть самыми мудрыми и сильными, но теперь жаждущие только смерти как последние безумцы.
Уже к полудню Таргот стал замечать, как еще недавно обдувавший его ветер, хоть немного разбавлявший окружающую жару, окончательно пропал, переходя теперь в полный сухой и горячий штиль. До Ренбира оставалось всего пару верст, но он не планировал заглядывать в сам город, тем более что места на дороге теперь становилось довольно мало из-за уже куда чаще встречающихся людей, идущих в ту же сторону. Из-за них Тарготу уже пришлось немного сбросить скорость, что тем более не входило в его планы. Вместо этого, на узкой и заросшей тропке, проходящей влево от самого города, уже по Лесу, он свернул к другому пути, известному тогда уже ему одному, а потому полностью безлюдному, и более удобному для выполнения его планов.
Конечно, подземная система ходов под Ренбиром содержала в себе далеко не только одну систему канализации, но и целую уйму секретных ходов, некогда предназначавшихся именно для передвижения Демонов. В те далекие времена, с которых этими ходами люди совсем перестали пользоваться, и сам город Ренбир выглядел иначе, и был он почти пустым, вместо домов содержащим одни только укрепления, защищавшие от имтердов Ренбирскую Пирамиду, единственную с тех времен сохранившуюся почти в первозданном виде. Синокин был выстроен людьми прямо из камня глубоко под Ренбиром, и именно к нему вели всего его тайные ходы, и там же была тайная база Демонов, скрытая от глаз имтердов. Даже зная о существовании этого города, враги людей ничего не могли с ним сделать, и часто погибали сами в лабиринтах каменных туннелей, выработавших собственную экосистему за время своего существования, породившую немало жутких созданий в окрестностях подземного города, убивавших любых встреченных ими живых существ. Все входы в подземную систему Ренбиру были давно запечатаны и скрыты от людских глаз, и только те, кто уже бывали там раньше, помнили о их существовании, и могли найти их снова на прежних местах. В числе таких счастливчиков очень кстати был и Таргот, некогда посещавший Синокин в одиночку, еще 400 лет назад, сам желая встретиться с Археями людей для «важного разговора». Тогда подобная выходка едва не стоила ему жизни, и людям самим пришлось спасать его от опасностей Ренбирских подземелий. Где находился ближайший к нему теперь, и потому наиболее удобный, вход, он все еще хорошо помнил, тем более что и найти его тогда было совсем не сложно – кто-то еще совсем недавно, до него, приходил его искать, и, вполне вероятно, свою задачу выполнил.
Он остановился на небольшой полянке в лесной чаще, окруженный елями и соснами, в свете залившего золотом все вокруг солнца выглядящих как-то особенно красиво. Его лошадь еще почти не успела устать, и Таргот мог бы многое еще из этого выжать, как бы он, наверняка, и сделал бы раньше, постоянно стараясь получать от своего окружения максимум, теперь в этом просто не нуждаясь. Спрыгнув с лошади в высокую, хоть и притоптанную недавно в некоторых местах, траву, глухо хрустнув под собой сухими еловыми ветками, он прошел мимо лошади, гладя ее рукой, в сторону одного единственного особенного места на той поляне. Здесь уже не было слышно людской суеты с дороги, и даже ветер больше не шумел деревьями вокруг. Здесь Таргот видел еще выглядывающие даже из-под высокой травы серые каменные дверцы, треснувшие, с уже едва разбираемой гравировкой по центру, совсем изъеденные временем и заросшие. Таргот тихо прошел в сторону тех дверей, еще торчащих из земли, как и столетия назад серых, и все таких же маленьких для его роста. Присев рядом с ними на одно колено, он достал Тоги из ножен, и ими резко рубанул траву перед собой, теперь точно видя тот каменный прямоугольник, уже не запечатанный, будто его правда совсем недавно кто-то открывал, и наверняка, как и Таргот, оттуда отправился в Синокин. Ржание уже уходящей обратно к дороге лошади, которой Таргот указал «идти на свободу», сопроводило внезапно пронзившую его разум мысль о сущности тех, кто мог воспользоваться тайным ходом под Ренбиром до него. Именно с этой мыслью, уже не теряя ни секунды на раздумья, он почти выкопал заваленные землей и срубленной травой дверцы, и изо всех своих немереных сил воткнул руки между ними по центру, потянув их на себя, едва не вырвав их из твердой земли, отчего они мгновенно распахнулись, открывая глазам Таргота свою мрачную внутренность.
Поднявшись обратно на ноги, сразу кладя Тоги на плечо, совершенно уверенно и бесстрашно теперь он ступил внутрь, под землю, всем телом сжимаясь, пролезая через мелкий проход внутрь на уже более широкую и высокую каменную лестницу. Своего рода ностальгию вызывали в нем очертания давно знакомых стен, узкого прохода с невысоким потолком, серых ступенек, освещаемых по бокам, на стенах, кристаллами Зоота, свет которых уже давно померк, но все еще был хорошо заметен острым глазам имтерда. Блеклые стены, частью уже посыпавшиеся от времени, были еще влажными и холодными, и Таргот, на всякий случай, чтобы не поскользнуться на скользких ступенях, все время спуска держался за них левой рукой, так почти не чувствуя их холода из-за перчаток. Чем ниже он спускался, тем холоднее становился окружающий воздух - солнце еще не успело пропечь землю, как оно делало это раньше, пусть и вовсе не в столь раннее время, и вовсе не на такую глубину. Здесь, под землей, оно уже совсем не доставало Таргота, и даже чувство тревоги Тоги, которое в нем все не затихало, постепенно слабело с каждым метром его погружения в пучину тьмы, в которой никакие силы более не смогут за ним следить, но и в которых он сам не знал, что будет делать. Он ступал на землю по-настоящему чужую, и должен был, впредь, как следует продумывать свои дальнейшие действия.
Спустя буквально несколько минут, по пути один раз остановившись, совсем уже забыв, сколь велик был всегда тот спуск, он, наконец, вышел уже к самим серым туннелям, сразу остановившись там у небольшой развилки, ведущей в три стороны. Он уже почти не помнил, как выглядела эта часть подземелья раньше, но был уже наверняка уверен, что путь вести ему было нужно только вперед - все остальные пути лишь водили бы его по кругу, на что некогда и рассчитывали люди в войне с имтердами, также снабжая те пути редкими и хитрыми ловушками, уже давным-давно обезвреженными и не опасными.
-Это был единственный способ. – тихо дрожал голос перед ним.
-Должен был быть и другой. – злобно крикнул Унзар.
Тогда тот, кто стоял перед ним, все так же держа в руках мечи, посмотрел на него, и голос Унзара совсем пропал. Что-то было не так с тем лицом, вечно казавшимся ему самым ужасным, самым гадким и подлым, из-за которого и случились все беды семьи Кацер до и после того случая. Впервые за долгие годы, он увидел на этом лице слезы и злость будто на самого себя.
-Поверь… - прикрыл влажные угольные глаза Геллар, поворачиваясь обратно к месту, на котором только что, по воле Россе, погиб его племянник, сын его дорогой сестры, которую он предал, за что до сих пор себя ненавидел. – Я знаю, как жестоко Белое Пламя. Как жестока его Рукопись.
Унзар молчал, наверняка и сам понимая, что иного выбора не было, теперь уже злясь на другое, что сам не заметил подвоха, и не смог защитить Таргота от воздействия Россе. Он отправил Бога Природы на защиту Кацер не только по просьбе Ширавы, но и по собственному желанию, из личных подозрений, зная о порождениях воли Россе, окружающих весь род Кацер. Но его создатель, Верховный Властитель людей Нис, потерял связь с Серпионом, будто тот исчез из людского мира, и уже предчувствуя неладное, они с Чеистумом, теперь молча стоящим в стороне, отправились на его поиски. Он не знал, что происходило с Кацерами все то время, пока они не пришли им на помощь, но были совершенно уверены, почему это произошло, и кто был в этом виноват.
-С этой силой ты сможешь защитить их. – пронесся по голове уже просыпающегося Таргота нежный и добрый голос Южного Военачальника имтердов Алиакифа, кто и подарил ему Тоги. – Не бойся. Я напишу про тебя книгу, в которой ты будешь сильнее, величественнее…
Даже через сон, Таргот чувствовал, как теплая кровь стекает в его рот с прикушенного острыми зубами языка. Он изо всех сил нажимал на него, пытаясь болью вернуться в сознание, не желая больше слышать те слова. Особенно противно было то, что Россе говорил с ним устами Алиакифа, ведь его, Самума и Муссон он тоже свел с ума, и их руками делал ужасные вещи, пока его не покарал за это Уиллекроми. Все они стали жертвой Белого Пламени, хоть никто и не знал, что даже сам Россе был лишь обезумевшей жертвой силы, которую должен был контролировать, но Проклятья которой не выдержал. Многих его тайн не знали даже Правители, и никак не могли добраться до предмета, в котором теряющий разум Клинок Власти оставил все свои ответы.
-Это будет моя Рукопись. И в ней я опишу…новую историю для этого покинутого Создателем мира.
Глава 4: Старый брошенный мир.
Разливаясь по небосводу золотым сиянием, солнце все росло на глазах жителей поднебесья, угрожающе приближаясь к земле, будто готовое в любой момент обрушиться на нее дождем из Золотого Пламени. Становилось все жарче, и даже свою новую кожаную курку, пришедшую на замену выброшенной порванной толстовке, Таргот полностью расстегнул, пусть даже и чувствовал теперь небольшую прохладу от несшегося ему на встречу ветра. Он уже сидел на лошади, карьером бежавшей от самой деревни в сторону Ренбира, по той же дороге, уже даже живее и энергичнее, чем вчера. Глаза Таргота все еще слезились от постоянной зевоты, и даже ему, когда-то жившему и умиравшему в огне, приходилось скрывать от солнца и без того горячую от мыслей голову тонким кожаным капюшоном. Едва проснувшись недавно, он в спешке разобрал свой мешок, съел всю содержавшуюся в нем еду, и так же быстро переоделся, сами мешок и бывшую толстовку оставив в хате, и так, без лишнего груза, вывел свою лошадь из стойла и, затем, из деревни. Никого кроме него в деревне не было, и в этом он был уже полностью убежден. Скорее всего, никаких жителей, как и никакого рыжего священника, там не было изначально, и все происходившие с ним в деревне события были заранее подстроены Негласным Правителем. Впрочем, если это было не так, Тарготу уже все равно не было до этого никакого дела. Теперь он думал совсем о другом.
Он задавал немало вопросов самому себе, и своему мечу Тоги, так и занимавшему собственные ножны на спине Таргота, что тот всегда хотел исправить, просто выбросив злое оружие куда подальше, чтобы никогда его больше не видеть, но чего сделать не мог, ведь, в прямом смысле, боялся этого не пережить. Опекуны, то есть Немира и Джожди Кацеры, подарили Тарготу Тоги, вместе с ожерельем из Золота Судьбы, на его восемнадцатилетие, и с ними же передали ему послание от Уиллекроми, по которому он никогда не должен был снимать ожерелья, и по которому всегда должен был следить за Тоги, заботиться о нем, и ни в коем случае с ним не расставаться. В недавнем сне Таргот узнал, что вовсе не Унзар разрушил волю Тоги, отрубив Тарготу руку с мечом, хотя именно этого от него требовал Уиллекроми. Этот факт только усиливал внезапное смятение бедного имтерда, ведь получалось, что всю его новую жизнь, в которой он не раз сам разговаривал на тему случившегося 400 лет назад инцидента с Унзаром, его обманывали. Бог Людей сам говорил, что отрубил руку Тарготу в попытке его остановить, и именно это он помнил раньше сам. Почему-то теперь, когда он увидел правду во сне, в его голове начали всплывать и другие истины, которые он раньше никак не мог заметить, и просто не мог о них думать, ведь его восприятие вещей, с которыми они были связаны, слишком от них отличалось. Теперь ему понемногу открывался и смысл слов Негласного Правителя, которые он слышал от него вчера перед сном. Неужели люди, которым он и без того никогда не доверял, врали ему даже о делах его дяди Геллара в те времена, когда он был еще мертв? Зачем ему было останавливать Тоги? Ответы на эти вопросы теперь он мог узнать только у их первоисточника.
Отставив раздумья на второй план, Таргот не раз останавливался по пути, еще с некоторым интересом наблюдая за шествующими в окружающих полях войсками людей. В некоторых местах, по всей Ренбирской равнине, тянулись вдаль, и даже ввысь, линии обороны Демонов. Тем не менее, расстояние от них до границы Запада и Юга составляло не меньше десятка километров, да и сама линия обороны была не так плотна. Скорее всего, как изначально и думал Таргот, Мерсер приказал людям сосредоточить наибольшие свои силы в нападении, а не в обороне. Земли Марконнор должны стать тяжелым полем боя, ведь противник идеально к ним приспособлен, а большая часть информации о строении их горных гряд за сотни лет уже бесследно исчезла. Тем не менее, в армии людей было куда больше сильных воинов, и все они были уникальны сами по себе, в то время как воины имтердов были почти полностью идентичны друг другу, и ведомы не собственным разумом, а волей своего Верховного Властителя и его командиров. Южный фронт, откуда, со стороны Земель Марконнор, наступление будет вести наиболее опасный Военачальник, Архей ардов и их Верховный Властитель Хемирнир, был подкреплен наибольшими силами его Хемир и ардов, в то время как Восточную армию, нападающую с самого центра Земель Марконнор, люди решили останавливать силами лишь Рыцарей Последнего Часа. Старых Демонов было не так много, чтобы дать достойный отпор объединенным силам имтердов и ардов, но в их числе было и не мало известных героев, включая и Богов. И Тарготу, все еще теряющемуся в сторонах, заранее стоило запомнить расположение войск обеих сторон, если дальнейший путь однажды приведет его в Земли Марконнор. Наверняка, люди еще дадут ему право выбора перед началом войны, и он сможет получить важную информацию касательно их планов на этот период из первых уст. По крайней мере, он должен был знать, где ему и его семье будет проще всего пережить первые бои, чтобы присоединиться к ним уже под конец, когда все Первые рас будут повержены, и в живых останутся только самые важные для мира существа.
Облака совсем теперь перестали двигаться, пропадал ветер, и только теперь, через пару-тройку часов пути, Таргот начал чувствовать в себе небольшое аномальное волнение, наверняка вызванное в нем той самой частью изменения окружающей погоды, в которой солнце, как «всевидящее око Уиллекроми», накрывало своим светом все большую площадь земли, и, чувствуя на себе его взгляд, на спине Таргота трепетал так же связанный с сознанием своего владельца Тоги. Вместе с обыкновенными явлениями природы, пропадали теперь и менее заметные вещи, включая вчерашнее пение птиц, и даже стрекотание цикад и кузнечиков. Почти все животные вокруг прятались по своим жилищам, кое-где мыши-полевки уже сбегались в свои норы рядом с дорогой, будто пытаясь хоть где-то укрыться от приближающейся бури. Весь мир вокруг будто затих, и именно дурным знамением все это приходило в голову Таргота теперь. Мир хотел жить, и в нем еще были те, кто жаждал этой жизни, цеплялись за нее, и кто был далек от всех тех Проклятий, что свели с ума существ, что в этом мире должны быть самыми мудрыми и сильными, но теперь жаждущие только смерти как последние безумцы.
Уже к полудню Таргот стал замечать, как еще недавно обдувавший его ветер, хоть немного разбавлявший окружающую жару, окончательно пропал, переходя теперь в полный сухой и горячий штиль. До Ренбира оставалось всего пару верст, но он не планировал заглядывать в сам город, тем более что места на дороге теперь становилось довольно мало из-за уже куда чаще встречающихся людей, идущих в ту же сторону. Из-за них Тарготу уже пришлось немного сбросить скорость, что тем более не входило в его планы. Вместо этого, на узкой и заросшей тропке, проходящей влево от самого города, уже по Лесу, он свернул к другому пути, известному тогда уже ему одному, а потому полностью безлюдному, и более удобному для выполнения его планов.
Конечно, подземная система ходов под Ренбиром содержала в себе далеко не только одну систему канализации, но и целую уйму секретных ходов, некогда предназначавшихся именно для передвижения Демонов. В те далекие времена, с которых этими ходами люди совсем перестали пользоваться, и сам город Ренбир выглядел иначе, и был он почти пустым, вместо домов содержащим одни только укрепления, защищавшие от имтердов Ренбирскую Пирамиду, единственную с тех времен сохранившуюся почти в первозданном виде. Синокин был выстроен людьми прямо из камня глубоко под Ренбиром, и именно к нему вели всего его тайные ходы, и там же была тайная база Демонов, скрытая от глаз имтердов. Даже зная о существовании этого города, враги людей ничего не могли с ним сделать, и часто погибали сами в лабиринтах каменных туннелей, выработавших собственную экосистему за время своего существования, породившую немало жутких созданий в окрестностях подземного города, убивавших любых встреченных ими живых существ. Все входы в подземную систему Ренбиру были давно запечатаны и скрыты от людских глаз, и только те, кто уже бывали там раньше, помнили о их существовании, и могли найти их снова на прежних местах. В числе таких счастливчиков очень кстати был и Таргот, некогда посещавший Синокин в одиночку, еще 400 лет назад, сам желая встретиться с Археями людей для «важного разговора». Тогда подобная выходка едва не стоила ему жизни, и людям самим пришлось спасать его от опасностей Ренбирских подземелий. Где находился ближайший к нему теперь, и потому наиболее удобный, вход, он все еще хорошо помнил, тем более что и найти его тогда было совсем не сложно – кто-то еще совсем недавно, до него, приходил его искать, и, вполне вероятно, свою задачу выполнил.
Он остановился на небольшой полянке в лесной чаще, окруженный елями и соснами, в свете залившего золотом все вокруг солнца выглядящих как-то особенно красиво. Его лошадь еще почти не успела устать, и Таргот мог бы многое еще из этого выжать, как бы он, наверняка, и сделал бы раньше, постоянно стараясь получать от своего окружения максимум, теперь в этом просто не нуждаясь. Спрыгнув с лошади в высокую, хоть и притоптанную недавно в некоторых местах, траву, глухо хрустнув под собой сухими еловыми ветками, он прошел мимо лошади, гладя ее рукой, в сторону одного единственного особенного места на той поляне. Здесь уже не было слышно людской суеты с дороги, и даже ветер больше не шумел деревьями вокруг. Здесь Таргот видел еще выглядывающие даже из-под высокой травы серые каменные дверцы, треснувшие, с уже едва разбираемой гравировкой по центру, совсем изъеденные временем и заросшие. Таргот тихо прошел в сторону тех дверей, еще торчащих из земли, как и столетия назад серых, и все таких же маленьких для его роста. Присев рядом с ними на одно колено, он достал Тоги из ножен, и ими резко рубанул траву перед собой, теперь точно видя тот каменный прямоугольник, уже не запечатанный, будто его правда совсем недавно кто-то открывал, и наверняка, как и Таргот, оттуда отправился в Синокин. Ржание уже уходящей обратно к дороге лошади, которой Таргот указал «идти на свободу», сопроводило внезапно пронзившую его разум мысль о сущности тех, кто мог воспользоваться тайным ходом под Ренбиром до него. Именно с этой мыслью, уже не теряя ни секунды на раздумья, он почти выкопал заваленные землей и срубленной травой дверцы, и изо всех своих немереных сил воткнул руки между ними по центру, потянув их на себя, едва не вырвав их из твердой земли, отчего они мгновенно распахнулись, открывая глазам Таргота свою мрачную внутренность.
Поднявшись обратно на ноги, сразу кладя Тоги на плечо, совершенно уверенно и бесстрашно теперь он ступил внутрь, под землю, всем телом сжимаясь, пролезая через мелкий проход внутрь на уже более широкую и высокую каменную лестницу. Своего рода ностальгию вызывали в нем очертания давно знакомых стен, узкого прохода с невысоким потолком, серых ступенек, освещаемых по бокам, на стенах, кристаллами Зоота, свет которых уже давно померк, но все еще был хорошо заметен острым глазам имтерда. Блеклые стены, частью уже посыпавшиеся от времени, были еще влажными и холодными, и Таргот, на всякий случай, чтобы не поскользнуться на скользких ступенях, все время спуска держался за них левой рукой, так почти не чувствуя их холода из-за перчаток. Чем ниже он спускался, тем холоднее становился окружающий воздух - солнце еще не успело пропечь землю, как оно делало это раньше, пусть и вовсе не в столь раннее время, и вовсе не на такую глубину. Здесь, под землей, оно уже совсем не доставало Таргота, и даже чувство тревоги Тоги, которое в нем все не затихало, постепенно слабело с каждым метром его погружения в пучину тьмы, в которой никакие силы более не смогут за ним следить, но и в которых он сам не знал, что будет делать. Он ступал на землю по-настоящему чужую, и должен был, впредь, как следует продумывать свои дальнейшие действия.
Спустя буквально несколько минут, по пути один раз остановившись, совсем уже забыв, сколь велик был всегда тот спуск, он, наконец, вышел уже к самим серым туннелям, сразу остановившись там у небольшой развилки, ведущей в три стороны. Он уже почти не помнил, как выглядела эта часть подземелья раньше, но был уже наверняка уверен, что путь вести ему было нужно только вперед - все остальные пути лишь водили бы его по кругу, на что некогда и рассчитывали люди в войне с имтердами, также снабжая те пути редкими и хитрыми ловушками, уже давным-давно обезвреженными и не опасными.
