На самом деле, у них было немало общего со стариком Вольдемаром, за свою долгую, полную бед жизнь, потерявшего семью, жену, детей, и не раз собственную банду. Пусть он никогда не занимался с ними настоящим разбоем, он заботился о всех членах банды как о собственной семье, воспоминания о которой никак его не оставляли. Пусть Кирк этого не знал, Вольдемар пришел в Шеагральминни именно чтобы помочь ему, и знал о том, что тот потерял память, и был перед тем образцовым мужчиной, каких старик всегда глубоко уважал. Он не слышал истории о Литом Рыцаре, и не видел призрак его дочери. Иначе его доброе сердце и вправду могло бы все этого не выдержать.
- У Рыцаря совсем не осталось сил. Он никак не может даже ранить Кортя. – дрожащим голосом, вне себя от волнения, шептал Корим, боясь того, что они сами тогда считали непоправимым.
- Это не должно кончиться так. Рыцарь умрет. – уверенно повернулся к друзьям Пофисс, явно глянув в будущее, ища теперь способ его исправить.
Кози молчал, уже думая, что сможет решить эту проблему, но все еще не понимал, как он должен это сделать. Его разум затуманили мысли настолько темные, что в их пелене он совсем не видел лица Филони, всем видом поддерживавшей Кирка, будто подсознательно понимая то, что понимали тогда я и Вольдемар. И вот, эти мысли достигли своего апогея. Никто не останавливал Кози, почти в ужасе бросившегося на землю, хватая с него лук, и вытаскивая из тела рядом еще целую стрелу. Все произошло слишком быстро, и никто не успел бы ему помешать. Филони обратила внимания на появившийся с его стороны звук натягивающейся тетивы, едва расслышав его слова. Слова, которые мгновенно заставили всех вокруг оцепенеть.
- Ради вас. Простите меня, Корть!
Его мокрые и сколькие от волнения пальцы скользнули с тетивы, и стрела, с оглушительным для ушей испуганной Филони свистом, пролетела вперед, прямо в спину Кирка. Только так, лично убив человека-феникса, его можно было теперь переродить. В тот момент решимости Кози ужаснулся даже я, попытавшись сделать хоть что-то, но в той смуте едва успев поднять руку, сам не зная зачем. Моя внутренняя сила двигалась от руки в ту сторону слишком медленно, а стрела летела слишком быстро. «Нет, нельзя!» - пронесся в моей голове почти истошный вопль. Единственный человек, который мог спасти Кирка, был рядом с ним, но он бы не успел, поэтому я…я должен был…
Но кровь уже разлетелась по полу и гамбезону Кирка. Но то была не его кровь. Приняв стрелу в собственную грудь, теперь совсем инертное тело быстро упало, почти насквозь пронзенное стрелой Кози. Ранее выполнявший удар в развороте, в ходе которого он краем глаза заметил действия Кози, старик сумел помешать вторжению в бой со стороны, пускай и не смог стрелу отбить. Все произошло настолько быстро, что Кирк совсем ничего не успел понять. Литой Рыцарь совсем не шевелился теперь, уже прижатый к стене между прибитыми к ней его же мечами людьми, и, стоя на одном колене почти без сознания, наблюдал за действиями своих врагов. В панике Кирк бросил взгляд полных ужаса глаз в сторону товарища, теперь лежащего правее, сжимающего своей мощной грудной клеткой стрелу по самое оперение. Даже для такого здоровяка, это была ужасная рана, и под его телом довольно быстро разливалась кровь. Зрелище это было ужасно не только для Кирка, но и для всех моих друзей. Даже для меня самого. Кози, едва удерживая лук дрожащими руками, совсем остолбенел, как в кошмаре крутя в голове ужасные мысли о том, что он натворил. Все мы смотрели на эту картину в неподдельном страхе, едва не чувствуя тошноту от собственной слабости. Мои друзья не знали этого человека, Вольдемара, но все же, если он защитил Кирка… «Боги, что же мы творим» - опустив головы думали они.
- Старик! Ты что творишь? – злобно схватил за плечи и затряс еще живого Вольдемара Кирк.
- Хех…Я же говорил. Не дам тебе умереть. – тяжело дыша, но совсем уже не шевелясь, тихо посмеивался тот.
- Идиот! Я воскресну…
- Нет, Кирк! Не воскреснешь! – вдруг, напрягаясь из последних сил, крепко схватил правой рукой левую руку Кирка старик, едва не захлебываясь в словах. – Это все ложь! Это мне рассказал тот седой старик! Ты просто умрешь, как это сейчас сделаю я! Никаких людей-фениксов не существует!!!
Все, включая Кирка, оцепенели. Мои друзья не хотели верить своим ушам, но не могли отмахнуться от тех слов. Седой старик, существо о котором не мог знать никто посторонний. Его слова всегда были правдой, и он знал все, что было скрыто в нашем мире. Тот, кого называли не то Бризом, не то Негласным Правителем, рассказал Вольдемару тайну способностей Архея Людей Кортя, чтобы тот рассказал ее нам. Он знал, чем все это кончится, и, как всегда, подталкивал нас к вещам куда страшнее, чем те, на которые когда-либо были способны мы сами. Слова Вольдемара достигли нас только теперь, когда мы уже допустили все ошибки, которых должны были, зная их, избежать. Мы опоздали. Облажалась как никогда в жизни.
Смятение Кирка лишь усилилось, когда его плечо заныло страшной болью, куда страшнее боли от треснувших ранее ребер. Это была самая настоящая агония, в которой сам он мгновенно закричал, хватаясь за голову, только теперь вспомнив нечто, от чего его разум так старательно пытался его оградить. Он не вернется к жизни, и никогда не делал этого раньше. Все это было ложью, в которую он сам так хотел раньше верить, и потому совсем не жалел себя. Его пытались убить даже его союзники, и теперь у него совсем не осталось сил. У него не осталось совсем никакой надежды. Теперь это видел и Литой Рыцарь, чувствуя связь между памятью Кирка и раной, которую он оставил ему ранее на правом плече. Теперь он и вправду увидел то, что хотел узнать когда-то, пока его разум не поглотил гнев.
- Я знал. – поддерживаемый маленькими руками уже почти бессильной дочери, поднимался с одного колена Рыцарь. – Ты просто убийца, и все легенды о тебе – ложь.
Только Филони, дрожащими руками собирая на тетиве своего лука остатки внутренней силы, изо всех сил стараясь материализовать ее во что-нибудь особенно мощное, понимала, что произойдет дальше, и лишь усилием воли справлялась с оцепенением. Никто не хотел, чтобы это произошло, и никто из нас не мог допустить его смерти.
Почему же тогда никто из нас больше не шевелился?..
Вольдемар лежал почти на руках Кирка, умирая, уже едва способный шевелить ослабшими губами под окровавленными седыми усами. Он шептал что-то, что должно было спасти его друга, но тот совсем не мог его слышать, в глубине черепной коробки слыша только металлический треск, некогда так ему знакомый. Он видел и источник того треска, само Красное Пламя, окружавшее его в его воспоминаниях. Больше он не видел ничего, и окто Литого Рыцаря слишком давило на его сознание. Он не понимал, где находится, и что с ним происходит – он чувствовал лишь боль и страх, заливающие его бешено бегающие в орбитах глаза. Он был обречен, но даже этого уже не понимал.
- За каждую душу, что навеки останется здесь… - тяжело дыша от злобы, последними усилиями передвигал свое измученное тело к Кирку Литой Рыцарь, на ходу бросив левый меч, зажимая в трясущихся от бессилия руках рукоять лишь правого полуторного. – За все злодеяния, что ты здесь учинил…Я здесь и сейчас приговариваю тебя к смерти!
Колющий удар с обеих рук, поддерживаемый телекинезом последних сил окто его дочери. Даже в ее глазах тогда блуждала некая детская жалость, и она могла в любой момент остановить меч отца, уже летевший, с огромный силой, прямо в сердце Кирка. Это было самое большое сердце среди людей, которому мы всегда завидовали. Но тот человек видел его иначе. Он видел то, что принадлежало не ему, и за тем совсем не видел его настоящего.
Это сердце любило и оберегало людей столетия назад, и именно его биение защищало нас от желавших всему миру смерти существ. Именно скрывавшая его грудь принимала на себя все удары угнетавших нас имтердов, и именно она отталкивала от нас все беды. Этот человек, воистину Первый среди нас, всегда ставил на кон свою жизнь, чтобы уберечь наши семью и саму нашу жизнь. Он забыл самое важное, чего не знал больше никто из нас, и только это могло его спасти, как это спасло нас всех столетия назад. Это чувство проходило через всю его жизнь, и именно оно всегда держало его руку крепкой, а его волю непоколебимой. Совсем недавно в Шеагральминни его привели не чьи-либо планы, как бы он не был в них замешан, а настоящая, чистая любовь. Он вспоминал лицо девушки, раскрывшей в нем когда-то это чувство, но выглядело оно слишком страшно. Теперь он вспоминал его, и правда боялся. Это не было лицо человека, но его пугало вовсе не это, и не ее мерцающими пурпуром, залитые слезами кошачьи глаза. Его пугало то, что в этих глазах уже совсем погасла жизнь, и отражался лишь взгляд его залитых Красным Пламенем пылающих очей. Именно эту часть истории Великого Спуска Корть однажды унес с собой в небытие, и именно ее все мы не знали. Именно эту часть истории, которую вот-вот, точным ударом в сердце, должен был уничтожить Литой Рыцарь, разорвав в пух и прах все мечты человечества.
- Нет, Корть! – осознавая собственное бессилие, упала на колени Филони.
Мгновение…
Барабанные перепонки всех вокруг едва не разорвало грохотом взрыва впереди, а глаза залил ужасающе яркий, красный свет пламени. Ударная волна от этого взрыва была настолько мощной, что Кози и Филони мгновенно сбило с ног. Кози упал, сильно ударившись спиной о тела позади, а Филони удержал сзади, крепко обхватив сильными руками ее плечи, уже знавший о произошедшем в будущем Пофисс. Корим едва устоял, воткнув меч в пол, щуря глаза от сильных потоков ветра, стараясь разглядеть то, что тогда произошло впереди. Я сам не заметил, как что-то удержало от того удара и меня, так и не поняв сразу, что это было. Тот, кто стоял тогда позади меня, не владел окто. Его силой была Красная Искра, родная тому Пламени, что теперь горело у стены левее. Металлический треск был невыносимо громок, как и давление неимоверной мощи вызывающего его Красного Пламени. Все мы смотрели вперед, видя и слыша только его, будто прочее во всем мире вдруг исчезло, уступив свое место Красному Пламени. Давление этой силы было настолько высоко, что все, почти одновременно, упали на колени. Мы не могли, и не хотели этому сопротивляться. Даже когда то давление, через всего несколько коротких секунд, совсем пропало, мы не поднимались. Мы не могли подняться с колен, на которых стояли перед столь великим явлением – перерождением Красного Пламени, которого так давно, и с таким трепетом, ждали.
Вдруг Пламя начало виться, будто поглощая все вокруг себя, перенося поглощенную им силу в свой эпицентр. Один за другим менялись его черты, и в его свете начал угадываться силуэт человека. Он был высок, покрытый алыми доспехами с металлическим оперением и будто драконьей чешуей, а за спиной его колыхался длинный толстый плащ с символом, некогда принадлежавшим самим Демонам. Он только поднимался на ноги, но его вид уже завораживал сердца тех, кто так часто раньше представлял его себе, вычитывая сотни книг, и все равно не дошедшим своим скудным воображением до картины столь великой. Шлем с небольшими металлическими крыльями, и теперь самое прекрасное – огромные белоснежные крылья за спиной этого человека. Все это, горевшее его Пламенем, придавало ему вид невиданного доселе героя, которого все мы и ждали столетиями после его жертвы в Храме Актониса. Но он помнил все иначе. Его разум теперь был чист, исцеленный словами Филони, напомнившими ему о самом важном. Теми же словами, что некогда переродили его в Храме Актониса, вышедшие из уст его возлюбленной, Архея Ардов Джефф, теперь перерожденной как Термисорра из Дельсберга. Он помнил, что не умирал в том Храме, и Уилекромми вовсе не восстанавливал его для помощи людям шестнадцать лет назад. Напротив, все это время, в Храме Актониса он был жив, удерживая своими силами его обитателей, и Уиллекроми просто вытащил его оттуда. Он не был человеком-фениксом. Он просто был героем, который был слишком силен телом и духом, и потому никогда не умирал.
Литой Рыцарь лежал впереди, прижавшись спиной к стене, в которую его, с огромной силой, отбросила ударная волна от перерождения Кортя. Его вид наливал грустью горящие Красным Пламенем глаза Кортя, ведь Рыцарь уже совсем не двигался. Сжимая уже свободную от доспехов, разорванных почти на кусочки тем взрывом, большую и бессильную руку отца, призрак так и не оставляющей его тело девочки прижимался к нему все крепче, судорожно и так же бессильно рыдая. Доспехов на нем почти не осталось, и Корть легко мог разглядеть его изувеченное, окровавленное тело. Его лицо было совсем страшно, все изуродованное ужасными ожогами, но глаза его все еще были живы, со слезами полные не угасших прекрасных чувств. Последний раз в жизни, он смотрел на лицо своей дочери, что уже давно умерла. Ее образ таял, быстро исчезая, а жизнь самого Рыцаря угасала. Все, за кого он сражался, уже покинули этот мир, и он вот-вот должен был с ними встретиться. Их голоса в его голове звучали все добрее, и его порванные губы украсила страшная внешне, но все еще угадываемая на его лице счастливая улыбка.
- Не важно, сколь велика жертва, если она спасает великое множество жизней. – едва шевеля губами, грустно говорил Корть. – Но то, что произошло здесь…больше никогда не должно повториться. Я заберу это все с собой, и все ваши души…
Умирающий человек тихо прикрыл глаза. Ему не оставалось больше ничего, кроме принятия. Кортю больше не оставалось ничего, кроме как, наконец, закончить его страдания, ибо он уже стал для него мучеником, и давно заслужил вечный покой.
- Пусть все ваши души напитают мое тело, и вместе мы… - поднимая над собой так и не оставляющий его драконий меч, запнулся, едва справляясь с собственным комом в горле, старался говорить только громче Корть. – Вместе мы развеем любую тьму!
Взмах, и снова оглушительная вспышка Пламени. Вольдемара больше не было, и теперь не было и Литого Рыцаря. Все они стали силой Кортя, поглощенной его Пламенем. Он слышал их голоса, и чувствовал их волю. Все вокруг начало гореть, переходя в Красное Пламя, и Корть остановился там, поворачиваясь к нам. Никогда прежде мы не видели подобной силы, и были до немоты ей восхищены. Наш план сработал на ура, и мы вернули в строй нашего величайшего героя, также вернув ему цель и мотивацию. Он вспомнил чувства, за которые сражался прежде, и за которые так любил людей. Его взгляд горел этой решимостью, отражаемой в Красном Пламене, и больше никого бы не заставил в ней усомниться. «Я защищу то, что делает нас людьми, и все то светлое, что у нас осталось. Никаких бед и трагедий, никакой скорби и страданий. Пусть это Пламя очистит все, и вся тьма сгорит в этой могиле вместе со мной, чтобы переродиться в свет.» - сам себе давал обещание, которое теперь намеревался выполнить любой ценой в будущем, Корть.
- Мерсер. Подойти ко мне. – говорил он теперь, проходя чуть дальше, смотря на вышедшего как раз из моей тени, отбрасываемой светом собственного Пламени со спины, человека.
Он медленно шагал вперед, к тому Пламени, лицом не то счастливый, не то опечаленный.
- У Рыцаря совсем не осталось сил. Он никак не может даже ранить Кортя. – дрожащим голосом, вне себя от волнения, шептал Корим, боясь того, что они сами тогда считали непоправимым.
- Это не должно кончиться так. Рыцарь умрет. – уверенно повернулся к друзьям Пофисс, явно глянув в будущее, ища теперь способ его исправить.
Кози молчал, уже думая, что сможет решить эту проблему, но все еще не понимал, как он должен это сделать. Его разум затуманили мысли настолько темные, что в их пелене он совсем не видел лица Филони, всем видом поддерживавшей Кирка, будто подсознательно понимая то, что понимали тогда я и Вольдемар. И вот, эти мысли достигли своего апогея. Никто не останавливал Кози, почти в ужасе бросившегося на землю, хватая с него лук, и вытаскивая из тела рядом еще целую стрелу. Все произошло слишком быстро, и никто не успел бы ему помешать. Филони обратила внимания на появившийся с его стороны звук натягивающейся тетивы, едва расслышав его слова. Слова, которые мгновенно заставили всех вокруг оцепенеть.
- Ради вас. Простите меня, Корть!
Его мокрые и сколькие от волнения пальцы скользнули с тетивы, и стрела, с оглушительным для ушей испуганной Филони свистом, пролетела вперед, прямо в спину Кирка. Только так, лично убив человека-феникса, его можно было теперь переродить. В тот момент решимости Кози ужаснулся даже я, попытавшись сделать хоть что-то, но в той смуте едва успев поднять руку, сам не зная зачем. Моя внутренняя сила двигалась от руки в ту сторону слишком медленно, а стрела летела слишком быстро. «Нет, нельзя!» - пронесся в моей голове почти истошный вопль. Единственный человек, который мог спасти Кирка, был рядом с ним, но он бы не успел, поэтому я…я должен был…
Но кровь уже разлетелась по полу и гамбезону Кирка. Но то была не его кровь. Приняв стрелу в собственную грудь, теперь совсем инертное тело быстро упало, почти насквозь пронзенное стрелой Кози. Ранее выполнявший удар в развороте, в ходе которого он краем глаза заметил действия Кози, старик сумел помешать вторжению в бой со стороны, пускай и не смог стрелу отбить. Все произошло настолько быстро, что Кирк совсем ничего не успел понять. Литой Рыцарь совсем не шевелился теперь, уже прижатый к стене между прибитыми к ней его же мечами людьми, и, стоя на одном колене почти без сознания, наблюдал за действиями своих врагов. В панике Кирк бросил взгляд полных ужаса глаз в сторону товарища, теперь лежащего правее, сжимающего своей мощной грудной клеткой стрелу по самое оперение. Даже для такого здоровяка, это была ужасная рана, и под его телом довольно быстро разливалась кровь. Зрелище это было ужасно не только для Кирка, но и для всех моих друзей. Даже для меня самого. Кози, едва удерживая лук дрожащими руками, совсем остолбенел, как в кошмаре крутя в голове ужасные мысли о том, что он натворил. Все мы смотрели на эту картину в неподдельном страхе, едва не чувствуя тошноту от собственной слабости. Мои друзья не знали этого человека, Вольдемара, но все же, если он защитил Кирка… «Боги, что же мы творим» - опустив головы думали они.
- Старик! Ты что творишь? – злобно схватил за плечи и затряс еще живого Вольдемара Кирк.
- Хех…Я же говорил. Не дам тебе умереть. – тяжело дыша, но совсем уже не шевелясь, тихо посмеивался тот.
- Идиот! Я воскресну…
- Нет, Кирк! Не воскреснешь! – вдруг, напрягаясь из последних сил, крепко схватил правой рукой левую руку Кирка старик, едва не захлебываясь в словах. – Это все ложь! Это мне рассказал тот седой старик! Ты просто умрешь, как это сейчас сделаю я! Никаких людей-фениксов не существует!!!
Все, включая Кирка, оцепенели. Мои друзья не хотели верить своим ушам, но не могли отмахнуться от тех слов. Седой старик, существо о котором не мог знать никто посторонний. Его слова всегда были правдой, и он знал все, что было скрыто в нашем мире. Тот, кого называли не то Бризом, не то Негласным Правителем, рассказал Вольдемару тайну способностей Архея Людей Кортя, чтобы тот рассказал ее нам. Он знал, чем все это кончится, и, как всегда, подталкивал нас к вещам куда страшнее, чем те, на которые когда-либо были способны мы сами. Слова Вольдемара достигли нас только теперь, когда мы уже допустили все ошибки, которых должны были, зная их, избежать. Мы опоздали. Облажалась как никогда в жизни.
Смятение Кирка лишь усилилось, когда его плечо заныло страшной болью, куда страшнее боли от треснувших ранее ребер. Это была самая настоящая агония, в которой сам он мгновенно закричал, хватаясь за голову, только теперь вспомнив нечто, от чего его разум так старательно пытался его оградить. Он не вернется к жизни, и никогда не делал этого раньше. Все это было ложью, в которую он сам так хотел раньше верить, и потому совсем не жалел себя. Его пытались убить даже его союзники, и теперь у него совсем не осталось сил. У него не осталось совсем никакой надежды. Теперь это видел и Литой Рыцарь, чувствуя связь между памятью Кирка и раной, которую он оставил ему ранее на правом плече. Теперь он и вправду увидел то, что хотел узнать когда-то, пока его разум не поглотил гнев.
- Я знал. – поддерживаемый маленькими руками уже почти бессильной дочери, поднимался с одного колена Рыцарь. – Ты просто убийца, и все легенды о тебе – ложь.
Только Филони, дрожащими руками собирая на тетиве своего лука остатки внутренней силы, изо всех сил стараясь материализовать ее во что-нибудь особенно мощное, понимала, что произойдет дальше, и лишь усилием воли справлялась с оцепенением. Никто не хотел, чтобы это произошло, и никто из нас не мог допустить его смерти.
Почему же тогда никто из нас больше не шевелился?..
Вольдемар лежал почти на руках Кирка, умирая, уже едва способный шевелить ослабшими губами под окровавленными седыми усами. Он шептал что-то, что должно было спасти его друга, но тот совсем не мог его слышать, в глубине черепной коробки слыша только металлический треск, некогда так ему знакомый. Он видел и источник того треска, само Красное Пламя, окружавшее его в его воспоминаниях. Больше он не видел ничего, и окто Литого Рыцаря слишком давило на его сознание. Он не понимал, где находится, и что с ним происходит – он чувствовал лишь боль и страх, заливающие его бешено бегающие в орбитах глаза. Он был обречен, но даже этого уже не понимал.
- За каждую душу, что навеки останется здесь… - тяжело дыша от злобы, последними усилиями передвигал свое измученное тело к Кирку Литой Рыцарь, на ходу бросив левый меч, зажимая в трясущихся от бессилия руках рукоять лишь правого полуторного. – За все злодеяния, что ты здесь учинил…Я здесь и сейчас приговариваю тебя к смерти!
Колющий удар с обеих рук, поддерживаемый телекинезом последних сил окто его дочери. Даже в ее глазах тогда блуждала некая детская жалость, и она могла в любой момент остановить меч отца, уже летевший, с огромный силой, прямо в сердце Кирка. Это было самое большое сердце среди людей, которому мы всегда завидовали. Но тот человек видел его иначе. Он видел то, что принадлежало не ему, и за тем совсем не видел его настоящего.
Это сердце любило и оберегало людей столетия назад, и именно его биение защищало нас от желавших всему миру смерти существ. Именно скрывавшая его грудь принимала на себя все удары угнетавших нас имтердов, и именно она отталкивала от нас все беды. Этот человек, воистину Первый среди нас, всегда ставил на кон свою жизнь, чтобы уберечь наши семью и саму нашу жизнь. Он забыл самое важное, чего не знал больше никто из нас, и только это могло его спасти, как это спасло нас всех столетия назад. Это чувство проходило через всю его жизнь, и именно оно всегда держало его руку крепкой, а его волю непоколебимой. Совсем недавно в Шеагральминни его привели не чьи-либо планы, как бы он не был в них замешан, а настоящая, чистая любовь. Он вспоминал лицо девушки, раскрывшей в нем когда-то это чувство, но выглядело оно слишком страшно. Теперь он вспоминал его, и правда боялся. Это не было лицо человека, но его пугало вовсе не это, и не ее мерцающими пурпуром, залитые слезами кошачьи глаза. Его пугало то, что в этих глазах уже совсем погасла жизнь, и отражался лишь взгляд его залитых Красным Пламенем пылающих очей. Именно эту часть истории Великого Спуска Корть однажды унес с собой в небытие, и именно ее все мы не знали. Именно эту часть истории, которую вот-вот, точным ударом в сердце, должен был уничтожить Литой Рыцарь, разорвав в пух и прах все мечты человечества.
- Нет, Корть! – осознавая собственное бессилие, упала на колени Филони.
Мгновение…
Барабанные перепонки всех вокруг едва не разорвало грохотом взрыва впереди, а глаза залил ужасающе яркий, красный свет пламени. Ударная волна от этого взрыва была настолько мощной, что Кози и Филони мгновенно сбило с ног. Кози упал, сильно ударившись спиной о тела позади, а Филони удержал сзади, крепко обхватив сильными руками ее плечи, уже знавший о произошедшем в будущем Пофисс. Корим едва устоял, воткнув меч в пол, щуря глаза от сильных потоков ветра, стараясь разглядеть то, что тогда произошло впереди. Я сам не заметил, как что-то удержало от того удара и меня, так и не поняв сразу, что это было. Тот, кто стоял тогда позади меня, не владел окто. Его силой была Красная Искра, родная тому Пламени, что теперь горело у стены левее. Металлический треск был невыносимо громок, как и давление неимоверной мощи вызывающего его Красного Пламени. Все мы смотрели вперед, видя и слыша только его, будто прочее во всем мире вдруг исчезло, уступив свое место Красному Пламени. Давление этой силы было настолько высоко, что все, почти одновременно, упали на колени. Мы не могли, и не хотели этому сопротивляться. Даже когда то давление, через всего несколько коротких секунд, совсем пропало, мы не поднимались. Мы не могли подняться с колен, на которых стояли перед столь великим явлением – перерождением Красного Пламени, которого так давно, и с таким трепетом, ждали.
Вдруг Пламя начало виться, будто поглощая все вокруг себя, перенося поглощенную им силу в свой эпицентр. Один за другим менялись его черты, и в его свете начал угадываться силуэт человека. Он был высок, покрытый алыми доспехами с металлическим оперением и будто драконьей чешуей, а за спиной его колыхался длинный толстый плащ с символом, некогда принадлежавшим самим Демонам. Он только поднимался на ноги, но его вид уже завораживал сердца тех, кто так часто раньше представлял его себе, вычитывая сотни книг, и все равно не дошедшим своим скудным воображением до картины столь великой. Шлем с небольшими металлическими крыльями, и теперь самое прекрасное – огромные белоснежные крылья за спиной этого человека. Все это, горевшее его Пламенем, придавало ему вид невиданного доселе героя, которого все мы и ждали столетиями после его жертвы в Храме Актониса. Но он помнил все иначе. Его разум теперь был чист, исцеленный словами Филони, напомнившими ему о самом важном. Теми же словами, что некогда переродили его в Храме Актониса, вышедшие из уст его возлюбленной, Архея Ардов Джефф, теперь перерожденной как Термисорра из Дельсберга. Он помнил, что не умирал в том Храме, и Уилекромми вовсе не восстанавливал его для помощи людям шестнадцать лет назад. Напротив, все это время, в Храме Актониса он был жив, удерживая своими силами его обитателей, и Уиллекроми просто вытащил его оттуда. Он не был человеком-фениксом. Он просто был героем, который был слишком силен телом и духом, и потому никогда не умирал.
Литой Рыцарь лежал впереди, прижавшись спиной к стене, в которую его, с огромной силой, отбросила ударная волна от перерождения Кортя. Его вид наливал грустью горящие Красным Пламенем глаза Кортя, ведь Рыцарь уже совсем не двигался. Сжимая уже свободную от доспехов, разорванных почти на кусочки тем взрывом, большую и бессильную руку отца, призрак так и не оставляющей его тело девочки прижимался к нему все крепче, судорожно и так же бессильно рыдая. Доспехов на нем почти не осталось, и Корть легко мог разглядеть его изувеченное, окровавленное тело. Его лицо было совсем страшно, все изуродованное ужасными ожогами, но глаза его все еще были живы, со слезами полные не угасших прекрасных чувств. Последний раз в жизни, он смотрел на лицо своей дочери, что уже давно умерла. Ее образ таял, быстро исчезая, а жизнь самого Рыцаря угасала. Все, за кого он сражался, уже покинули этот мир, и он вот-вот должен был с ними встретиться. Их голоса в его голове звучали все добрее, и его порванные губы украсила страшная внешне, но все еще угадываемая на его лице счастливая улыбка.
- Не важно, сколь велика жертва, если она спасает великое множество жизней. – едва шевеля губами, грустно говорил Корть. – Но то, что произошло здесь…больше никогда не должно повториться. Я заберу это все с собой, и все ваши души…
Умирающий человек тихо прикрыл глаза. Ему не оставалось больше ничего, кроме принятия. Кортю больше не оставалось ничего, кроме как, наконец, закончить его страдания, ибо он уже стал для него мучеником, и давно заслужил вечный покой.
- Пусть все ваши души напитают мое тело, и вместе мы… - поднимая над собой так и не оставляющий его драконий меч, запнулся, едва справляясь с собственным комом в горле, старался говорить только громче Корть. – Вместе мы развеем любую тьму!
Взмах, и снова оглушительная вспышка Пламени. Вольдемара больше не было, и теперь не было и Литого Рыцаря. Все они стали силой Кортя, поглощенной его Пламенем. Он слышал их голоса, и чувствовал их волю. Все вокруг начало гореть, переходя в Красное Пламя, и Корть остановился там, поворачиваясь к нам. Никогда прежде мы не видели подобной силы, и были до немоты ей восхищены. Наш план сработал на ура, и мы вернули в строй нашего величайшего героя, также вернув ему цель и мотивацию. Он вспомнил чувства, за которые сражался прежде, и за которые так любил людей. Его взгляд горел этой решимостью, отражаемой в Красном Пламене, и больше никого бы не заставил в ней усомниться. «Я защищу то, что делает нас людьми, и все то светлое, что у нас осталось. Никаких бед и трагедий, никакой скорби и страданий. Пусть это Пламя очистит все, и вся тьма сгорит в этой могиле вместе со мной, чтобы переродиться в свет.» - сам себе давал обещание, которое теперь намеревался выполнить любой ценой в будущем, Корть.
- Мерсер. Подойти ко мне. – говорил он теперь, проходя чуть дальше, смотря на вышедшего как раз из моей тени, отбрасываемой светом собственного Пламени со спины, человека.
Он медленно шагал вперед, к тому Пламени, лицом не то счастливый, не то опечаленный.
