Но у нас есть ещё одна проблема! … Надо найти двести пятьдесят тысяч рублей, которые я должен передать КОМУЧ по подписанному договору.
2024 ГОД. ПРИГОРОД ЕКАТЕРИНБУРГА
— Кто же там долбится?! — разозлился Алексей. — Выглянуть или не стоит? Так ведь окно высадят, дебилы.
Давно он здесь не был и ни с кем из соседей в последние годы не общался. Да и не до гостей ему сейчас. Но снова услышав глухие удары теперь уже по воротам, решил откликнуться. Видимо, кто-то во что бы то ни стало хочет достучаться до хозяев дома.
Осторожно выйдя во двор, Алексей огляделся. Темнеет. Хотел включить свет над крыльцом, но передумал. Зачем освещать себя? Ни в дверь, ни в окно никто больше не барабанил, но Ильин почувствовал, что кто-то наблюдал за ним через щели в заборе.
— Кто там?! — рявкнул он, скорее для того, чтобы подбодрить себя.
Тишина. Только собаки дружно откликнулись в соседних дворах. Ильин глянул на лежащий рядом с воротами топор.
— Я-то сосед, а вот ты кто такой? — услышал он спокойный ответ и рассмеялся от неожиданности. Голос вроде бы знакомый, но чей, вспомнить не смог. Редко бывал здесь в последнее время. Невозмутимая интонация незваного гостя за забором успокоила, и Алексей подошёл ближе. Хотел по привычке выругаться, но благоразумно сдержался:
— Пердо?нэ, компане?ро!
— Лёха! Ты, что ли? — весело удивился невидимый собеседник. — Ты так ругаешься или здороваешься?
«Свои, — ухмыльнулся Ильин, уже догадываясь, кто потревожил его. Отодвинув ржавую щеколду, открыл тяжёлую скрипучую дверь. — Точно он, Славка».
— Привет, бродяга! Это я так извиняюсь за свою медлительность. А ты-то как здесь оказался? И сколько же мы не виделись?
«Полысел Славик, похудел, — разглядывал Алексей давнего приятеля, жившего по соседству с незапамятных времён. — Изменился. Ну, как и я, впрочем. При случайной встрече и не узнали бы друг друга».
— Да, не было меня какое-то время, но теперь часто сюда заезжаю. Я в городе живу, а брат мой так и остался в нашем старом доме.
Алексей слышал от знакомых, что Славка вслед за старшим братом отсидел несколько сроков в колонии. Сначала за драку, потом с дружками местный магазин с бодуна обнесли, а дальше никто уже и не помнил, за что ещё.
— Ну, проходи, рассказывай. Где живёшь, с кем? Всё нормально у тебя? — улыбался растроганный воспоминаниями Ильин. — Пойдем, посидим, поговорим!
— Всё в порядке: семья, работа, квартира в городе. Мы с дочкой к брату заезжали. — Славик неожиданно заторопился. — Извини, надо её домой отвезти. … Потом увидимся, поболтаем, друзей вспомним, «Гусаров» споём. Не забыл ещё?
— Ну что ты, это не забывается, это же наши лучшие годы. Буду ждать. … А ты зачем приходил-то? Не знал ведь, что я приехал.
— Вот потому и зашёл, что не знал. Все соседи присматривают за домом тёти Вали. Вот и я поглядываю, когда мимо прохожу. Столько лет здесь никого не было, а тут смотрю — свет в окне. Вот и решил проверить, кто там за занавесками копошится. Своровать-то в доме, наверное, и нечего, а вот поджечь бродяги или пацаны могут. Ловили мы их уже. Не от злости жгут, а по неосторожности да по пьяни.
— Ну, тогда спасибо, что не забываешь нас, — Алексей достал телефон. — Как к тебе позвонить? А то опять лет на десять – пятнадцать разбежимся.
Проводив приятеля, Алексей тщательно закрыл все двери и вернулся в дом к бумагам прадеда, понимая, что уже не заснёт до утра.
С чего бы начать? Осмотрев кипу ссохшихся документов, осторожно вытащил из середины толстую тетрадь, привлёкшую внимание надписью «МАРИЯ». Скорее всего, это записи, связанные с его прабабушкой Марией Николаевной Ильиной.
1918 ГОД. САМАРА. НИКОЛИН ДЕНЬ
Каждый год в мае Ильины и Дубинины отмечали День святого Николая Чудотворца, или Николу Вешнего. Много именинников в этот день было издавна в их семьях, что давало повод для ежегодных встреч близких и дальних родственников.
И в этом году, несмотря на драматические события, решили они отпраздновать Николин день. Заодно и отметить освобождение Николая Сергеевича из «казённого дома».
При последней встрече дядя напомнил Леонарду о семейной традиции, заметив при этом, что на праздник, кроме родственников и знакомых, приглашены представители разных партий и важные чиновники из губернских организаций и учреждений, от которых может зависеть дальнейшая работа, а возможно, и судьба Леонарда.
— Хорошо, если удастся уехать в Энзели! А если не получится? Надо тебе пытаться налаживать свою новую жизнь в этих условиях.
Леонард и раньше бывал на таких встречах, но то были другие, спокойные, патриархальные времена, когда встречались близкие люди, знакомые друг с другом с детства. В этот раз почти никого из приглашённых гостей он не знал: слишком давно уехал отсюда.
Николин день считался в их семьях особо почитаемым торжеством. И потому, что на Руси он был одним из наиболее главных церковных праздников после Пасхи, и потому, что в родах Ильиных и Дубининых из поколения в поколение передавалось имя этого святого.
Леонард пришёл на именины вместе с другом, которому в ссылке рассказывал, как у них принято николить. Веселье в этот день должно быть безудержным. Не зря в народе говорят: «На никольщину и друга зови, и недруга зови: все друзья будут». Бакунину не терпелось усесться за стол и причаститься к местным традициям, но Леонард помнил, что существует определенный, давно установленный ритуал проведения этого торжества.
Поутру хозяин дома с семейством торжественно шли в церковь, где истово молились. Считалось, что в этот день Николай Угодник особенно милостив и дарует усердно молящимся всё, что они попросят: и здоровье, и богатство, и успех в делах и промыслах. Кто-то обращался с просьбой о прощении грехов, кто-то — об исцелении недугов.
Девушки просили святого о встрече с добрым, сильным, красивым, богатым женихом. По пути из церкви присматривались, не пошлёт ли святой им какой приметы. Потом рассказывали друг другу, что увидели, и гадали, что бы это значило. Вот и сегодня они вернулись, взъерошенные от ветра с весенним дождем: — «Велика милость Божья, коли в Николин день дождик польет». Смешливой, весёлой, щебечущей стайкой перепархивали от одного стола к другому и что-то рассказывали — где шумно и весело, где загадочно шёпотом. Алексей догадался: наверное, о замеченных приметах на Николу Вешнего. Самая молодая и смешливая из стайки уже громко рассказывала Николаю Сергеевичу: — «Ольха кругом расцвела, благополучие, богатство и неожиданные деньги ожидают всех …! А может и клад кто-то найдет …!».
Девушки разносили традиционные в этот день кушанья: пироги с гречневой кашей, яичницу, горячий хлеб. И водку подавали с поклонами, шутками и поговорками. К Леонарду подошла с угощениями та – озорная, которой он невольно и неожиданно для себя залюбовался. С поклоном и улыбкой тихо и нараспев заговорила:
— Да хранит вас, Леонард Иванович, Никола многомилостивый! От бури, от холода, от голода, от тычков – пинков, от ружья, от искры сохранит трескучей, от огня палящего, сохранит в бою с неприятелем.
Взглянул на неё Леонард и замер: «Значит, не зря я вернулся сюда». …
И разошлись тучи, и солнце заискрилось на мокрых от дождя окнах, и забылись войны и революции, и не было Сибири с её лютыми морозами. В памяти всплыли строки поэта – символиста, необычайно популярного в студенческие годы:
«… И вся она была легка,
Как тихий сон, – как сон безгрешна,
И речь её была сладка,
Как нежный смех, – как смех утешна.
И не желать бы мне иной!
Но я под сенью злого древа
Заснул... проснулся, – предо мной
Стояла и смеялась Ева...».
— Откуда знаешь меня, Ева?
Наклонила голову, посмотрела лукаво, засмеялась и убежала с подружками, о чём-то весело шепчась.
Бакунин хмыкнул в ухо:
— Вижу, одному мне придётся ехать в Одессу!
Он наконец-то исполнил свою мечту и отпраздновал всё, что пропустил за годы ссылки — наниколился, как говорили в этот день. Вспомнил рассказы Леонарда о том, что выпивка в этот день приближает к святому Николаю, и что считается даже неприличным не упиться в этот день. Это так понравилось Бакунину, что он быстрее всех «приблизился» к святому. Без церемоний перезнакомился с гостями, весело и шумно поучаствовал в традиционных для этого дня танцах, хороводах и играх.
Вернулся к Леонарду с новостью, что девушку, с которой тот не сводил глаз, зовут Мария. Это младшая дочь дальнего родственника Ильиных, рыбопромышленника Николая Петровича Дубинина, к которому Леонард с родителями часто приезжал в детстве и дружил с его старшим сыном Петром.
Леон вспомнил, что видел Машу, двухлетнюю сестру друга, когда в последний раз приезжал к ним в гости летом тысяча девятьсот второго года.
Бакунин продолжил:
— К тому же у неё есть давний поклонник. Некий Фомин. На год старше нас. Из семьи рыбака, образование — два класса. С тысяча девятьсот седьмого года жил в Оренбурге, учился на рабочих курсах, работал слесарем на шахте Ильина, потом на механическом заводе. Там увлекся революционными идеями, возглавил один из оренбургских рабочих комитетов, принимал участие в забастовках. В тысяча девятьсот десятом году вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП). За революционную деятельность неоднократно арестовывался.
Леонард удивился:
— Откуда такая подробная информация? И когда ты успел? Танцевал, пил и веселился больше всех. От сестры моей троюродной не отходил.
— Всё ты в жизни ваших семей пропустил, — засмеялся Бакунин. — Я теперь больше тебя знаю биографии твоих родственников. Ну, по крайней мере, младших.
— Тогда поделись. Я ведь, как и ты, и многие наши сверстники, уехал из дома много лет назад и всё, что случилось здесь, прошло мимо меня. Мы с тобой строили планы на светлое будущее и мечтали о построении Трудовой Республики на руинах империи. А вернулись на руины родных стен.
— Некстати приуныл ты, Леон. Сам же рассказывал, что в Николин день грустить нельзя. Послушай лучше об ухажёре Марии. В тысяча девятьсот пятнадцатом был сослан на три года в Сибирь, где и находился до семнадцатого года. — Бакунин усмехнулся. — С одной стороны, наш соратник по борьбе, сибирский этапник. С другой стороны, идейный противник, большевик, а теперь уже и соперник.
— Рассказывай дальше. Просто поклонник или что-то серьёзнее?
— Здесь все о нём знают: уж больно напорист и настырен он. А мне рассказала Ольга, твоя сестра. Они с Марией ровесницы и лучшие подруги. Вместе учились в Оренбургской частной женской гимназии. Поэтому и знает о ней больше других. Фомин ещё до революции пытался оказывать внимание дочери Дубинина, когда та училась в гимназии и жила в доме Ильиных. Но она тогда была ещё достаточно молода, да и Николай Петрович не считал его достойным претендентом на её руку. А вот после революции Фомин, став представителем новой власти, уже более настойчиво ухаживал за Марией. Дубинин, как и другие предприниматели, зависящий от прихотей новой власти, не решался прямо отказать Фомину в его притязаниях, но и согласия не давал. Хотя ответ дать всё же придётся. Фомин постоянно напоминает, что конфискации, реквизиции, контрибуции, вводимые Советами в постоянную практику, пустят Дубинина по миру, и только он может защитить его от разорения. Даже освобождение из-под ареста твоего дяди, дальнего родственника Дубининых, Фомин ставит себе в заслугу. А недавно и Николай Петрович оказался под арестом за неуплату контрибуции. Так что, теперь судьба отца Марии зависит и от неё.
После обеда появился Фомин. Хозяин дома представил нового гостя присутствующим, и Леонард узнал его. Летом тысяча девятьсот второго года они вместе с другими подростками приморского городка участвовали в поиске тайников — игре, придуманной для детей родителями перед отъездом в Персию. Шестнадцать лет прошло, человек изменился, но набыченный, пристально изучающий взгляд исподлобья остался.
Фомин надолго не задержался, поздравил именинника с праздником, поговорил о чём-то с Марией, сослался на занятость и ушёл. Ничем не примечательный серый человек с холодным, тяжёлым взглядом, заметил Леонард. И ещё ему показалось, что этот странный персонаж знает о нём больше, чем просто как о родственнике хозяина дома.
Ближе к вечеру появились ещё несколько гостей. Расположились в дальнем углу зала, стараясь не привлекать к себе внимания, и о чём-то долго разговаривали с именинником. Было видно, встреча с ними важна для старшего Ильина. Скоро Леонард заметил, что один из собеседников присматривался к нему.
Подошёл дядя и с удивлением обратился к племяннику:
— Наш гость сказал, что вы с ним, оказывается, давние приятели, и хочет о чём-то поговорить.
Леонард направился к незнакомцам. Один из них поднялся и шагнул навстречу.
«Да это же Борис Фортунатов! Товарищ из далёких бунтарских огненных лет студенческих протестов, демонстраций, столкновений с полицией».
Они познакомились в тысяча девятьсот шестом году после вступления Леонарда в партию социалистов – революционеров, одну из крупнейших политических сил Российской империи. Фортунатов был старше Ильина всего на два года, но уже считался одним из видных активистов этой партии в Москве. Участвовал в забастовках и баррикадных боях тысяча девятьсот пятого года, пять раз был арестован, дважды ранен.
После тех событий шквал антиправительственных выступлений учащейся молодёжи охватил города России. Студенты и школьники заявили о поддержке рабочих, проведении стачек и прекращении занятий. Они требовали реформ университетского и школьного образования, создания демократической системы самоуправления в учебных заведениях.
Соратники по протестным акциям, Ильин в Императорском высшем техническом училище и Фортунатов в Московском университете, вели пропагандистскую работу среди студенчества, продвигая идеи перехода к демократическому социализму. Эсеры, как одни из вдохновителей этих акций, считали своей целью свержение самодержавия и установление демократической республики, а террор — частью своей политики для достижения этой цели.
В год основания ПСР была создана её боевая организация, занимающаяся подготовкой и проведением экспроприаций, террористических актов и покушений на чиновников и видных деятелей действующего режима. В октябре тысяча девятьсот шестого года из основного состава ПСР отделилась наиболее радикальная часть эсеров, образовавших новую партию — Союз социалистов – революционеров – максималистов (ССРМ), в которую вошёл Леонард Ильин. Своей целью максималисты поставили переход к социализму с передачей земли, заводов и фабрик крестьянским и рабочим трудовым коллективам. От митингов и забастовок максималисты перешли к нелегальным и радикальным методам.
ГЛАВА 6
2024 ГОД. ПРИГОРОД ЕКАТЕРИНБУРГА
— Кто же там долбится?! — разозлился Алексей. — Выглянуть или не стоит? Так ведь окно высадят, дебилы.
Давно он здесь не был и ни с кем из соседей в последние годы не общался. Да и не до гостей ему сейчас. Но снова услышав глухие удары теперь уже по воротам, решил откликнуться. Видимо, кто-то во что бы то ни стало хочет достучаться до хозяев дома.
Осторожно выйдя во двор, Алексей огляделся. Темнеет. Хотел включить свет над крыльцом, но передумал. Зачем освещать себя? Ни в дверь, ни в окно никто больше не барабанил, но Ильин почувствовал, что кто-то наблюдал за ним через щели в заборе.
— Кто там?! — рявкнул он, скорее для того, чтобы подбодрить себя.
Тишина. Только собаки дружно откликнулись в соседних дворах. Ильин глянул на лежащий рядом с воротами топор.
— Я-то сосед, а вот ты кто такой? — услышал он спокойный ответ и рассмеялся от неожиданности. Голос вроде бы знакомый, но чей, вспомнить не смог. Редко бывал здесь в последнее время. Невозмутимая интонация незваного гостя за забором успокоила, и Алексей подошёл ближе. Хотел по привычке выругаться, но благоразумно сдержался:
— Пердо?нэ, компане?ро!
— Лёха! Ты, что ли? — весело удивился невидимый собеседник. — Ты так ругаешься или здороваешься?
«Свои, — ухмыльнулся Ильин, уже догадываясь, кто потревожил его. Отодвинув ржавую щеколду, открыл тяжёлую скрипучую дверь. — Точно он, Славка».
— Привет, бродяга! Это я так извиняюсь за свою медлительность. А ты-то как здесь оказался? И сколько же мы не виделись?
«Полысел Славик, похудел, — разглядывал Алексей давнего приятеля, жившего по соседству с незапамятных времён. — Изменился. Ну, как и я, впрочем. При случайной встрече и не узнали бы друг друга».
— Да, не было меня какое-то время, но теперь часто сюда заезжаю. Я в городе живу, а брат мой так и остался в нашем старом доме.
Алексей слышал от знакомых, что Славка вслед за старшим братом отсидел несколько сроков в колонии. Сначала за драку, потом с дружками местный магазин с бодуна обнесли, а дальше никто уже и не помнил, за что ещё.
— Ну, проходи, рассказывай. Где живёшь, с кем? Всё нормально у тебя? — улыбался растроганный воспоминаниями Ильин. — Пойдем, посидим, поговорим!
— Всё в порядке: семья, работа, квартира в городе. Мы с дочкой к брату заезжали. — Славик неожиданно заторопился. — Извини, надо её домой отвезти. … Потом увидимся, поболтаем, друзей вспомним, «Гусаров» споём. Не забыл ещё?
— Ну что ты, это не забывается, это же наши лучшие годы. Буду ждать. … А ты зачем приходил-то? Не знал ведь, что я приехал.
— Вот потому и зашёл, что не знал. Все соседи присматривают за домом тёти Вали. Вот и я поглядываю, когда мимо прохожу. Столько лет здесь никого не было, а тут смотрю — свет в окне. Вот и решил проверить, кто там за занавесками копошится. Своровать-то в доме, наверное, и нечего, а вот поджечь бродяги или пацаны могут. Ловили мы их уже. Не от злости жгут, а по неосторожности да по пьяни.
— Ну, тогда спасибо, что не забываешь нас, — Алексей достал телефон. — Как к тебе позвонить? А то опять лет на десять – пятнадцать разбежимся.
Проводив приятеля, Алексей тщательно закрыл все двери и вернулся в дом к бумагам прадеда, понимая, что уже не заснёт до утра.
С чего бы начать? Осмотрев кипу ссохшихся документов, осторожно вытащил из середины толстую тетрадь, привлёкшую внимание надписью «МАРИЯ». Скорее всего, это записи, связанные с его прабабушкой Марией Николаевной Ильиной.
1918 ГОД. САМАРА. НИКОЛИН ДЕНЬ
Каждый год в мае Ильины и Дубинины отмечали День святого Николая Чудотворца, или Николу Вешнего. Много именинников в этот день было издавна в их семьях, что давало повод для ежегодных встреч близких и дальних родственников.
И в этом году, несмотря на драматические события, решили они отпраздновать Николин день. Заодно и отметить освобождение Николая Сергеевича из «казённого дома».
При последней встрече дядя напомнил Леонарду о семейной традиции, заметив при этом, что на праздник, кроме родственников и знакомых, приглашены представители разных партий и важные чиновники из губернских организаций и учреждений, от которых может зависеть дальнейшая работа, а возможно, и судьба Леонарда.
— Хорошо, если удастся уехать в Энзели! А если не получится? Надо тебе пытаться налаживать свою новую жизнь в этих условиях.
Леонард и раньше бывал на таких встречах, но то были другие, спокойные, патриархальные времена, когда встречались близкие люди, знакомые друг с другом с детства. В этот раз почти никого из приглашённых гостей он не знал: слишком давно уехал отсюда.
Николин день считался в их семьях особо почитаемым торжеством. И потому, что на Руси он был одним из наиболее главных церковных праздников после Пасхи, и потому, что в родах Ильиных и Дубининых из поколения в поколение передавалось имя этого святого.
Леонард пришёл на именины вместе с другом, которому в ссылке рассказывал, как у них принято николить. Веселье в этот день должно быть безудержным. Не зря в народе говорят: «На никольщину и друга зови, и недруга зови: все друзья будут». Бакунину не терпелось усесться за стол и причаститься к местным традициям, но Леонард помнил, что существует определенный, давно установленный ритуал проведения этого торжества.
Поутру хозяин дома с семейством торжественно шли в церковь, где истово молились. Считалось, что в этот день Николай Угодник особенно милостив и дарует усердно молящимся всё, что они попросят: и здоровье, и богатство, и успех в делах и промыслах. Кто-то обращался с просьбой о прощении грехов, кто-то — об исцелении недугов.
Девушки просили святого о встрече с добрым, сильным, красивым, богатым женихом. По пути из церкви присматривались, не пошлёт ли святой им какой приметы. Потом рассказывали друг другу, что увидели, и гадали, что бы это значило. Вот и сегодня они вернулись, взъерошенные от ветра с весенним дождем: — «Велика милость Божья, коли в Николин день дождик польет». Смешливой, весёлой, щебечущей стайкой перепархивали от одного стола к другому и что-то рассказывали — где шумно и весело, где загадочно шёпотом. Алексей догадался: наверное, о замеченных приметах на Николу Вешнего. Самая молодая и смешливая из стайки уже громко рассказывала Николаю Сергеевичу: — «Ольха кругом расцвела, благополучие, богатство и неожиданные деньги ожидают всех …! А может и клад кто-то найдет …!».
Девушки разносили традиционные в этот день кушанья: пироги с гречневой кашей, яичницу, горячий хлеб. И водку подавали с поклонами, шутками и поговорками. К Леонарду подошла с угощениями та – озорная, которой он невольно и неожиданно для себя залюбовался. С поклоном и улыбкой тихо и нараспев заговорила:
— Да хранит вас, Леонард Иванович, Никола многомилостивый! От бури, от холода, от голода, от тычков – пинков, от ружья, от искры сохранит трескучей, от огня палящего, сохранит в бою с неприятелем.
Взглянул на неё Леонард и замер: «Значит, не зря я вернулся сюда». …
И разошлись тучи, и солнце заискрилось на мокрых от дождя окнах, и забылись войны и революции, и не было Сибири с её лютыми морозами. В памяти всплыли строки поэта – символиста, необычайно популярного в студенческие годы:
«… И вся она была легка,
Как тихий сон, – как сон безгрешна,
И речь её была сладка,
Как нежный смех, – как смех утешна.
И не желать бы мне иной!
Но я под сенью злого древа
Заснул... проснулся, – предо мной
Стояла и смеялась Ева...».
— Откуда знаешь меня, Ева?
Наклонила голову, посмотрела лукаво, засмеялась и убежала с подружками, о чём-то весело шепчась.
Бакунин хмыкнул в ухо:
— Вижу, одному мне придётся ехать в Одессу!
Он наконец-то исполнил свою мечту и отпраздновал всё, что пропустил за годы ссылки — наниколился, как говорили в этот день. Вспомнил рассказы Леонарда о том, что выпивка в этот день приближает к святому Николаю, и что считается даже неприличным не упиться в этот день. Это так понравилось Бакунину, что он быстрее всех «приблизился» к святому. Без церемоний перезнакомился с гостями, весело и шумно поучаствовал в традиционных для этого дня танцах, хороводах и играх.
Вернулся к Леонарду с новостью, что девушку, с которой тот не сводил глаз, зовут Мария. Это младшая дочь дальнего родственника Ильиных, рыбопромышленника Николая Петровича Дубинина, к которому Леонард с родителями часто приезжал в детстве и дружил с его старшим сыном Петром.
Леон вспомнил, что видел Машу, двухлетнюю сестру друга, когда в последний раз приезжал к ним в гости летом тысяча девятьсот второго года.
Бакунин продолжил:
— К тому же у неё есть давний поклонник. Некий Фомин. На год старше нас. Из семьи рыбака, образование — два класса. С тысяча девятьсот седьмого года жил в Оренбурге, учился на рабочих курсах, работал слесарем на шахте Ильина, потом на механическом заводе. Там увлекся революционными идеями, возглавил один из оренбургских рабочих комитетов, принимал участие в забастовках. В тысяча девятьсот десятом году вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП). За революционную деятельность неоднократно арестовывался.
Леонард удивился:
— Откуда такая подробная информация? И когда ты успел? Танцевал, пил и веселился больше всех. От сестры моей троюродной не отходил.
— Всё ты в жизни ваших семей пропустил, — засмеялся Бакунин. — Я теперь больше тебя знаю биографии твоих родственников. Ну, по крайней мере, младших.
— Тогда поделись. Я ведь, как и ты, и многие наши сверстники, уехал из дома много лет назад и всё, что случилось здесь, прошло мимо меня. Мы с тобой строили планы на светлое будущее и мечтали о построении Трудовой Республики на руинах империи. А вернулись на руины родных стен.
— Некстати приуныл ты, Леон. Сам же рассказывал, что в Николин день грустить нельзя. Послушай лучше об ухажёре Марии. В тысяча девятьсот пятнадцатом был сослан на три года в Сибирь, где и находился до семнадцатого года. — Бакунин усмехнулся. — С одной стороны, наш соратник по борьбе, сибирский этапник. С другой стороны, идейный противник, большевик, а теперь уже и соперник.
— Рассказывай дальше. Просто поклонник или что-то серьёзнее?
— Здесь все о нём знают: уж больно напорист и настырен он. А мне рассказала Ольга, твоя сестра. Они с Марией ровесницы и лучшие подруги. Вместе учились в Оренбургской частной женской гимназии. Поэтому и знает о ней больше других. Фомин ещё до революции пытался оказывать внимание дочери Дубинина, когда та училась в гимназии и жила в доме Ильиных. Но она тогда была ещё достаточно молода, да и Николай Петрович не считал его достойным претендентом на её руку. А вот после революции Фомин, став представителем новой власти, уже более настойчиво ухаживал за Марией. Дубинин, как и другие предприниматели, зависящий от прихотей новой власти, не решался прямо отказать Фомину в его притязаниях, но и согласия не давал. Хотя ответ дать всё же придётся. Фомин постоянно напоминает, что конфискации, реквизиции, контрибуции, вводимые Советами в постоянную практику, пустят Дубинина по миру, и только он может защитить его от разорения. Даже освобождение из-под ареста твоего дяди, дальнего родственника Дубининых, Фомин ставит себе в заслугу. А недавно и Николай Петрович оказался под арестом за неуплату контрибуции. Так что, теперь судьба отца Марии зависит и от неё.
После обеда появился Фомин. Хозяин дома представил нового гостя присутствующим, и Леонард узнал его. Летом тысяча девятьсот второго года они вместе с другими подростками приморского городка участвовали в поиске тайников — игре, придуманной для детей родителями перед отъездом в Персию. Шестнадцать лет прошло, человек изменился, но набыченный, пристально изучающий взгляд исподлобья остался.
Фомин надолго не задержался, поздравил именинника с праздником, поговорил о чём-то с Марией, сослался на занятость и ушёл. Ничем не примечательный серый человек с холодным, тяжёлым взглядом, заметил Леонард. И ещё ему показалось, что этот странный персонаж знает о нём больше, чем просто как о родственнике хозяина дома.
Ближе к вечеру появились ещё несколько гостей. Расположились в дальнем углу зала, стараясь не привлекать к себе внимания, и о чём-то долго разговаривали с именинником. Было видно, встреча с ними важна для старшего Ильина. Скоро Леонард заметил, что один из собеседников присматривался к нему.
Подошёл дядя и с удивлением обратился к племяннику:
— Наш гость сказал, что вы с ним, оказывается, давние приятели, и хочет о чём-то поговорить.
Леонард направился к незнакомцам. Один из них поднялся и шагнул навстречу.
«Да это же Борис Фортунатов! Товарищ из далёких бунтарских огненных лет студенческих протестов, демонстраций, столкновений с полицией».
Они познакомились в тысяча девятьсот шестом году после вступления Леонарда в партию социалистов – революционеров, одну из крупнейших политических сил Российской империи. Фортунатов был старше Ильина всего на два года, но уже считался одним из видных активистов этой партии в Москве. Участвовал в забастовках и баррикадных боях тысяча девятьсот пятого года, пять раз был арестован, дважды ранен.
После тех событий шквал антиправительственных выступлений учащейся молодёжи охватил города России. Студенты и школьники заявили о поддержке рабочих, проведении стачек и прекращении занятий. Они требовали реформ университетского и школьного образования, создания демократической системы самоуправления в учебных заведениях.
Соратники по протестным акциям, Ильин в Императорском высшем техническом училище и Фортунатов в Московском университете, вели пропагандистскую работу среди студенчества, продвигая идеи перехода к демократическому социализму. Эсеры, как одни из вдохновителей этих акций, считали своей целью свержение самодержавия и установление демократической республики, а террор — частью своей политики для достижения этой цели.
В год основания ПСР была создана её боевая организация, занимающаяся подготовкой и проведением экспроприаций, террористических актов и покушений на чиновников и видных деятелей действующего режима. В октябре тысяча девятьсот шестого года из основного состава ПСР отделилась наиболее радикальная часть эсеров, образовавших новую партию — Союз социалистов – революционеров – максималистов (ССРМ), в которую вошёл Леонард Ильин. Своей целью максималисты поставили переход к социализму с передачей земли, заводов и фабрик крестьянским и рабочим трудовым коллективам. От митингов и забастовок максималисты перешли к нелегальным и радикальным методам.
