— Я у Коли ручку попросил, моя не пишет, — ответил Артем.
— Сейчас пишет?
— Да.
— Так, продолжаем урок, — сказала Тамара Николаевна.
— Вот тебе еще три, — шепотом сказал Артем, но Федосов был уже серьезен и не играл больше, на том считалочка прекратилась. Но Артем еще какое-то время продолжал считать один.
В этот момент дверь учебного класса отворилась и вошла завуч Евгения Васильевна — небольшого роста, полная женщина, — а с ней вместе девочка.
— Здравствуйте, ребята, садитесь, — ответила она на приветствие учеников. — Я займу у вас три минутки, — обратилась она к Тамаре Николаевне, последняя кивнула головой в знак согласия и понимания. — Ребята, я хочу вам представить новую ученицу, ее зовут Дана Богданова. Она из Болгарии, ее родители приехали к нам в Союз работать, и она будет учиться у вас в классе до конца учебного года. Дана понимает и говорит по-русски, но немного, надеюсь, вы ей поможете в освоении русского языка. Все, Тамара Николаевна, я закончила, можете продолжать урок. А вы, ребята, не обижайте новенькую, — добавила строго завуч, после чего не спеша, величественно удалилась.
В классе воцарилась полная тишина, только на задней парте кто-то цокнул языком. Все внимательно смотрели на новенькую. Девочка была их возраста, среднего роста, с правильными, чуть крупноватыми чертами лица, с черными, пышными, вьющимися до плеч волосами и большими карими газами. Одета она была, в отличие от ребят в классе, не в форму — на ней было светло серое платье, ослепительно белые гольфы, бирюзового цвета водолазка и вязаная кофточка под цвет платья. Она смотрелась очень контрастно на фоне всех, как белая птица в смешанной, черно-серой или темно-синей стае.
— Проходи, пожалуйста, Дана, садись, — сказала Тамара Николаевна и обратилась к классу: — Где есть свободное место, ребята?
— У меня свободное место, — вызвалась Лена Сорокина, с готовностью убирая со стула портфель.
Артем, не отрываясь, смотрел на новую ученицу. Она казалась ему необычной, уникальной и непохожей на остальных, даже смотрела она как-то по-особенному, ее взгляд был более открытым и мягким, что ли. С первого мгновения его почему-то потянуло к ней. Конечно, она была первая иностранка, которую он видел в своей жизни так близко, но дело было не только в этом. Ему захотелось пообщаться с ней, дотронуться до нее. Объяснить себе он это не мог. Девочка была милая и приветливая. Она успела всем, кто сидел рядом, улыбнуться и произнесла пару слов с небольшим акцентом.
Она сидела недалеко от Артема, всего через две парты, и он время от времени посматривал на нее со странным и непонятным чувством. Он больше не играл, не считал «таки», но и не был занят уроком. Дана ему понравилась. Чем? Он ответить на этот вопрос себе не мог. Он только почувствовал, что внутри него появилось такое волнительное, новое ощущение.
Как уже упоминалось ранее, у Артема в силу характера сложились непростые отношения с противоположным полом, и теперь он сидел, задумчиво поглядывая на Дану, и не знал, что ему делать, даже готов был расплакаться от бессилия, найти какой-то ответ или решение. Ему впервые самому захотелось подойти к девочке, поговорить, познакомиться, но как? Когда он представил себе, что все будут смотреть, шушукаться, пойдут разговоры типа «посмотрите-ка, наш драчун втюрился», косые взгляды, насмешки… нет, это немыслимо, неприемлемо. О том, чтобы задирать, толкать ее, даже не было и речи.
До конца урока Артем думал только об этом. Когда прозвенел звонок, выведший его из тяжких раздумий, он против обыкновения стремглав лететь к выходу некоторое время сидел неподвижно и затем стал не спеша собирать свой портфель, уже, когда класс заметно опустел. Только возле стола новенькой собралась группа из семи – восьми девочек, которые засыпали ее вопросами. Дана отвечала как могла и спрашивала их тоже со своей стороны.
Вопросы были простые, типа большая ли семья, давно ли она здесь, далеко ли живет, давно ли в Союзе, есть ли отличие в учебе у них и у нас. О том, чтобы сейчас Артему присоединиться к разговору, не могло быть и речи. Он встал и молча вышел в холл, смотря на Дану и думая обо всем этом. На перемене он был неразговорчив, задумчив и грустен. Даже когда ребята, Савощук и Шкундяев, предложили присоединиться к игре в фантики от жвачек, он отказался, хотя всегда с огромным удовольствием играл в нее, так же, как и в пробки.
Фантики, как и сами жевательные резинки, были редкостью и доставлялись в основном приезжающими из-за границы. В СССР жвачки не было. Сами фантики были очень разнообразными и имели разную стоимость по редкости. В эту игру обычно играли на ступеньках лестничного пролета. Фантик клали на ладонь, били по ступеньке, кидая его как катапультой. Целью было попасть, накрыть фантик соперника, и в случае попадания фантик забирался. Этой игрой была занята половина всех ребят в школе.
Два последующих урока пролетели также в грустных мыслях. Артем мало думал об учебе, а в перерывах так и не подошел к новенькой и не сделал попытки познакомиться, таким он уж был стеснительным и замкнутым мальчуганом. Последним уроком был труд, на котором девочки занимались вышиванием или кулинарией, а мальчики возились с железяками и деревяшками. На труде Артем наконец отвлекся от гнетущих мыслей и занялся любимым делом, так как ему одному разрешили заниматься не по теме урока. Он был занят постройкой макета корабля.
Учитель труда был очень увлеченный человек и однажды показал ребятам, как он делает макет старинного парусного корабля. Артему одному из всего класса это понравилось, и он проявил неподдельный интерес. Видно, Юрий Иванович это заметил и разрешил ему делать макет парусного судна «Санта-Мария» Христофора Колумба, тогда как остальные занимались по общей программе. Макет был большой, примерно 70 сантиметров в длину и столько же в высоту. Уже был сделан корпус, мачты, реи, смотровые мостики, оставались еще лестницы, канаты, паруса и покраска. Дело с помощью Юрия Ивановича продвигалось быстро.
— Ну вот, Артем уже может через два урока заняться покраской корабля, — сказал Юрий Иванович, обращаясь к ребятам, крутя в руках макет корабля и показывая его.
Ребята косились издали и, возможно, завидовали Артему, который весь урок клеил, шпаклевал, шлифовал и делал замеры, а им приходилось стоять у станка и вытачивать ножки для табуреток.
После школы, так и не решившись подойти к Дане, он поехал на тренировку. Взвалив на плечи тяжелую сумку, где лежали коньки, спортивная одежда, термос с чаем и бутерброды, побрел на троллейбусную остановку. Спортивная секция находилась недалеко от метро «Водный стадион», и пока он туда ехал в течение получаса, Дана все время не выходила у него из головы, хотя первые эмоции уже улеглись. Далее разговоры с товарищами в раздевалке его отвлекли от раздумий, а когда он вышел на лед, обутый в черные кожаные коньки с длинными ножами-лезвиями, подгоняемый тренером, то ледовая стихия его захватила полностью.
Ему нравилась скорость. Он старался как можно сильнее вжиматься в лед, отталкиваясь изо всей силы, и проходить повороты не заваливаясь и доставая рукой лед. Все вокруг мелькало, и он скользил по блестящей ровной поверхности и наслаждался этим, стараясь все делать так, как говорил тренер, и еще так, как он прочитал в книге, про Якова Мельникова. После разминки он долго вместе с группой нарезал круги по стадиону, находясь где-то в середине цепочки, а всего в группе было двенадцать человек. Погода была не слишком морозная; падал мелкий пушистый снежок; настроение у Артема постепенно пришло в нормальное состояние.
После тренировки он, усталый и довольный, приехал домой уже как ни в чем ни бывало. Родителям он рассказал, что в их класс пришла новая девочка-иностранка, но про свои эмоции и ощущения не стал рассказывать. На следующий день, заметив входившую в двери школы Дану — о чудо! она была одна, без свиты, окружающих ее девчонок, — Артем решился и поздоровался с ней.
— Привет, Дана, меня зовут Артем, — сказал он, улыбнувшись как можно естественней, и протянул ей руку, при этом сильно волновался, потому что никогда раньше этого в своей жизни не делал.
— Добрый дэнь, — ответила она и слегка сжала его руку в своих пальчиках, посмотрела на него внимательно своими карими и, как ему показалось, немного грустными глазами, также улыбнулась в ответ.
Артем смутился под взглядом этих необычных глаз, а рука дрогнула, ему стало не по себе, к тому же он не знал, как продолжать разговор. Он, глядя в сторону, быстро сказал:
— Ох, извини, Дана, мне надо кое-что перед уроком передать Пашке из 5-го «Б», я побегу. — И Артем убежал. Сердце его бешено колотилось, но не от бега, а от волнения. Знакомство, по его мнению, состоялось, и все прошло замечательно.
На уроках он несколько раз замечал взгляды Даны и очень смущался каждый раз, а сам посматривал на нее тайком, якобы глядя в другую сторону.
Дни побежали чередом, их общение было только в пределах привет – пока. На переменах Дана была окружена девочками из его и соседних классов, а после школы за ней приезжала машина — черная «Волга» — и забирала ее домой. Артем уже привык к ней, и у него всегда при ее появлении было хорошее настроение, а при встречных взглядах он улыбался непроизвольно, и Дана это замечала. Он относился к ней как, наверное, к произведению искусства, как к картине в Третьяковской галереи. Она всех восхищает, вызывает эмоции, но трогать ее нельзя. Следуя своему характеру скрытости, Артем стал писать записки, чего раньше никогда не делал, и это ему нравилось.
Записки были анонимные, без подписи, в которых он писал, что она очень красивая и привлекательная, а также что она ему очень нравится. Слово «любовь» он не использовал, но это было и так заметно в этих коротких посланиях. Эти записки Артем незаметно на переменах — или в конце уроков— подкладывал в портфель, учебник, тетрадь или пенал с ручками. После получения и прочтения этих записок Дана испытующе посматривала на ребят и на него тоже, но он всегда принимал самый невозмутимый и нейтральный вид. Это продолжалось долгое время. Вот только Артем все чаще стал замечать, что после прочтения очередной записки Дана смотрит строго в первую очередь в его сторону, и очень испугался, что будет разоблачен.
Он стал писать записки реже и более осторожно их подкладывать. Однако почему-то внутреннее чувство его подталкивало выражать на письме свои ощущения все чаще и чаще, хотя большая часть этих записок шла либо в письменный стол, либо в ведро. Все, что было известно о ней Артему, по информации от ребят и девочек, это то, что Дана в Союзе несколько месяцев, живет с родителями на ст. м. «Водный стадион», в квартире, которую предоставляет фирма, в которой работает ее семья. Ее отец сотрудник торгового представительства и занимается поставкой в Союз свежих и консервированных овощей и фруктов.
Когда подошел праздник 8 Марта, Артем решил сделать Дане подарок от себя лично. На сэкономленные на завтраках деньги он купил — правда, долго искал — игрушку: пушистую маленькую собачку серо-белого цвета с челкой, которая была сделана из кроличьего меха. По традиции девочек в этот день запускали в класс только после того, как мальчики разложат на столах подарки, которые одобрены были классным руководителем и куплены централизовано, но допускались частенько и личные подарки в дополнение к основным. Артем во всеобщей суете поставил на стол Даны подарок, однако его действие не осталось незамеченным.
— Ого, Репкин! Ты что, втюрился, что ли, в новенькую? — крикнул Андрей Оцып с пятой парты, который увидел этот момент.
Артем покраснел до корней волос и занервничал, однако ответил:
— Ничего ты не понимаешь, это дань уважения к девочке из братской нам страны. — После чего сел за свою парту. На том вопрос и был замят.
Девочки, как всегда шумно и с радостными возгласами, вошли в класс и устремились к своим партам. Дане собачка очень понравилась, и это было видно, так как она не выпускала ее из своих рук весь урок. Артем был счастлив, а также радовался, что остался неразоблаченным.
Через несколько дней он опять написал записку и подложил ее в учебник, там он изобразил что-то наподобие стихов, в которых сравнивал ее с розой в саду. Дана через некоторое время пришла, нашла записку, без удивления прочитала ее, лишь легкий румянец выдал ее эмоции, но в этот раз она не смотрела испытующе по сторонам — это было необычно. Артем занервничал и заерзал на стуле, но к концу урока уже забыл о ее такой реакции и был спокоен.
Прозвенел звонок, ребята с шумом собирались, громко разговаривали и выбегали из класса. Артему пришлось задержаться, по причине того, что он не успел записать домашнее задание. Когда он уже заканчивал писать, то боковым зрением увидел, как Дана подходит к его парте. В классе в этот момент оставалось несколько человек, которые были заняты своими делами и тоже уже уходили. Он оторвал глаза от своих записей и увидел, что Дана стоит прямо над ним и смотрит в его тетрадь.
«Ну вот и все, конец, разоблачен», — пронеслось в голове, и сердце быстро-быстро забилось от волнения.
— Артэм, — произнесла Дана, внимательно и строго на него посмотрев.
Он густо покраснел и — поскольку он сидел, а она стояла — смотрел на нее снизу вверх, но не в глаза, а на ее галстук.
— Это ты мне записки пишешь? — спросила Дана негромко и, как ему показалось, не сердито.
«Может, еще не все потеряно», — размышлял Артем, хотя сильно испугался, а вслух сказал:
— Какие записки? Я не понимаю, ты о чем?
— Вот эту, напримэр. — И она положила на стол, рядом с его открытой тетрадью его собственную записку.— Смотри, и почэрк твой.
Артему сделалось дурно. Он то краснел, то бледнел и не знал, что отвечать. Ему хотелось провалиться сквозь пол или испариться, в общем, исчезнуть. Казалось, что наступил для него конец света. Он молчал как рыба.
— И собачку тожэ ты мне подарил, да? — И, не дожидаясь ответа, она добавила: — Она мне очэнь понравилась, я ее в своей комнатэ поставила. Ну что ты все молчишь, Артэм?
Артем нашел в себе силы выдавить чуть слышно:
— Да, это я подарил.
— Я тебе нравлюсь, ты влюбился в мэня?
После этого вопроса Артем с трудом понимал, почему мир еще стоит, а не рухнул вместе с ним. Он собрался и, посмотрев впервые ей в глаза, впервые в своей жизни в глаза девчонке, сказал, ожидая в ответ что-то ужасное, вплоть до удара учебником по голове:
— Да, — выдавил он, кивнув головой.
— А почему я тэбе нравлюсь? — ее голос звучал нежно, но строго.
— Ты такая, такая необычная, уникальная, красивая. — Артем был рассеян и не знал, что должен говорить и отвечать, но он вдруг почувствовал в себе силы для продолжения этого непростого разговора, внимательно на нее посмотрев.
Ее большие карие глаза были открыты больше обычного и внимательно смотрели на него, а легкий румянец покрыл ее пухленькие щеки. Артем встал со стула; они стояли друг против друга очень близко; он не знал, что делать дальше и что говорить. Комок подступил к горлу, и он слышал биение своего сердца. Так они стояли некоторое время, пока Дана первая не нарушила молчание:
— Давай дружить. — И она протянула ему руку.
— Сейчас пишет?
— Да.
— Так, продолжаем урок, — сказала Тамара Николаевна.
— Вот тебе еще три, — шепотом сказал Артем, но Федосов был уже серьезен и не играл больше, на том считалочка прекратилась. Но Артем еще какое-то время продолжал считать один.
В этот момент дверь учебного класса отворилась и вошла завуч Евгения Васильевна — небольшого роста, полная женщина, — а с ней вместе девочка.
— Здравствуйте, ребята, садитесь, — ответила она на приветствие учеников. — Я займу у вас три минутки, — обратилась она к Тамаре Николаевне, последняя кивнула головой в знак согласия и понимания. — Ребята, я хочу вам представить новую ученицу, ее зовут Дана Богданова. Она из Болгарии, ее родители приехали к нам в Союз работать, и она будет учиться у вас в классе до конца учебного года. Дана понимает и говорит по-русски, но немного, надеюсь, вы ей поможете в освоении русского языка. Все, Тамара Николаевна, я закончила, можете продолжать урок. А вы, ребята, не обижайте новенькую, — добавила строго завуч, после чего не спеша, величественно удалилась.
В классе воцарилась полная тишина, только на задней парте кто-то цокнул языком. Все внимательно смотрели на новенькую. Девочка была их возраста, среднего роста, с правильными, чуть крупноватыми чертами лица, с черными, пышными, вьющимися до плеч волосами и большими карими газами. Одета она была, в отличие от ребят в классе, не в форму — на ней было светло серое платье, ослепительно белые гольфы, бирюзового цвета водолазка и вязаная кофточка под цвет платья. Она смотрелась очень контрастно на фоне всех, как белая птица в смешанной, черно-серой или темно-синей стае.
— Проходи, пожалуйста, Дана, садись, — сказала Тамара Николаевна и обратилась к классу: — Где есть свободное место, ребята?
— У меня свободное место, — вызвалась Лена Сорокина, с готовностью убирая со стула портфель.
Артем, не отрываясь, смотрел на новую ученицу. Она казалась ему необычной, уникальной и непохожей на остальных, даже смотрела она как-то по-особенному, ее взгляд был более открытым и мягким, что ли. С первого мгновения его почему-то потянуло к ней. Конечно, она была первая иностранка, которую он видел в своей жизни так близко, но дело было не только в этом. Ему захотелось пообщаться с ней, дотронуться до нее. Объяснить себе он это не мог. Девочка была милая и приветливая. Она успела всем, кто сидел рядом, улыбнуться и произнесла пару слов с небольшим акцентом.
Она сидела недалеко от Артема, всего через две парты, и он время от времени посматривал на нее со странным и непонятным чувством. Он больше не играл, не считал «таки», но и не был занят уроком. Дана ему понравилась. Чем? Он ответить на этот вопрос себе не мог. Он только почувствовал, что внутри него появилось такое волнительное, новое ощущение.
Как уже упоминалось ранее, у Артема в силу характера сложились непростые отношения с противоположным полом, и теперь он сидел, задумчиво поглядывая на Дану, и не знал, что ему делать, даже готов был расплакаться от бессилия, найти какой-то ответ или решение. Ему впервые самому захотелось подойти к девочке, поговорить, познакомиться, но как? Когда он представил себе, что все будут смотреть, шушукаться, пойдут разговоры типа «посмотрите-ка, наш драчун втюрился», косые взгляды, насмешки… нет, это немыслимо, неприемлемо. О том, чтобы задирать, толкать ее, даже не было и речи.
До конца урока Артем думал только об этом. Когда прозвенел звонок, выведший его из тяжких раздумий, он против обыкновения стремглав лететь к выходу некоторое время сидел неподвижно и затем стал не спеша собирать свой портфель, уже, когда класс заметно опустел. Только возле стола новенькой собралась группа из семи – восьми девочек, которые засыпали ее вопросами. Дана отвечала как могла и спрашивала их тоже со своей стороны.
Вопросы были простые, типа большая ли семья, давно ли она здесь, далеко ли живет, давно ли в Союзе, есть ли отличие в учебе у них и у нас. О том, чтобы сейчас Артему присоединиться к разговору, не могло быть и речи. Он встал и молча вышел в холл, смотря на Дану и думая обо всем этом. На перемене он был неразговорчив, задумчив и грустен. Даже когда ребята, Савощук и Шкундяев, предложили присоединиться к игре в фантики от жвачек, он отказался, хотя всегда с огромным удовольствием играл в нее, так же, как и в пробки.
Фантики, как и сами жевательные резинки, были редкостью и доставлялись в основном приезжающими из-за границы. В СССР жвачки не было. Сами фантики были очень разнообразными и имели разную стоимость по редкости. В эту игру обычно играли на ступеньках лестничного пролета. Фантик клали на ладонь, били по ступеньке, кидая его как катапультой. Целью было попасть, накрыть фантик соперника, и в случае попадания фантик забирался. Этой игрой была занята половина всех ребят в школе.
Два последующих урока пролетели также в грустных мыслях. Артем мало думал об учебе, а в перерывах так и не подошел к новенькой и не сделал попытки познакомиться, таким он уж был стеснительным и замкнутым мальчуганом. Последним уроком был труд, на котором девочки занимались вышиванием или кулинарией, а мальчики возились с железяками и деревяшками. На труде Артем наконец отвлекся от гнетущих мыслей и занялся любимым делом, так как ему одному разрешили заниматься не по теме урока. Он был занят постройкой макета корабля.
Учитель труда был очень увлеченный человек и однажды показал ребятам, как он делает макет старинного парусного корабля. Артему одному из всего класса это понравилось, и он проявил неподдельный интерес. Видно, Юрий Иванович это заметил и разрешил ему делать макет парусного судна «Санта-Мария» Христофора Колумба, тогда как остальные занимались по общей программе. Макет был большой, примерно 70 сантиметров в длину и столько же в высоту. Уже был сделан корпус, мачты, реи, смотровые мостики, оставались еще лестницы, канаты, паруса и покраска. Дело с помощью Юрия Ивановича продвигалось быстро.
— Ну вот, Артем уже может через два урока заняться покраской корабля, — сказал Юрий Иванович, обращаясь к ребятам, крутя в руках макет корабля и показывая его.
Ребята косились издали и, возможно, завидовали Артему, который весь урок клеил, шпаклевал, шлифовал и делал замеры, а им приходилось стоять у станка и вытачивать ножки для табуреток.
После школы, так и не решившись подойти к Дане, он поехал на тренировку. Взвалив на плечи тяжелую сумку, где лежали коньки, спортивная одежда, термос с чаем и бутерброды, побрел на троллейбусную остановку. Спортивная секция находилась недалеко от метро «Водный стадион», и пока он туда ехал в течение получаса, Дана все время не выходила у него из головы, хотя первые эмоции уже улеглись. Далее разговоры с товарищами в раздевалке его отвлекли от раздумий, а когда он вышел на лед, обутый в черные кожаные коньки с длинными ножами-лезвиями, подгоняемый тренером, то ледовая стихия его захватила полностью.
Ему нравилась скорость. Он старался как можно сильнее вжиматься в лед, отталкиваясь изо всей силы, и проходить повороты не заваливаясь и доставая рукой лед. Все вокруг мелькало, и он скользил по блестящей ровной поверхности и наслаждался этим, стараясь все делать так, как говорил тренер, и еще так, как он прочитал в книге, про Якова Мельникова. После разминки он долго вместе с группой нарезал круги по стадиону, находясь где-то в середине цепочки, а всего в группе было двенадцать человек. Погода была не слишком морозная; падал мелкий пушистый снежок; настроение у Артема постепенно пришло в нормальное состояние.
После тренировки он, усталый и довольный, приехал домой уже как ни в чем ни бывало. Родителям он рассказал, что в их класс пришла новая девочка-иностранка, но про свои эмоции и ощущения не стал рассказывать. На следующий день, заметив входившую в двери школы Дану — о чудо! она была одна, без свиты, окружающих ее девчонок, — Артем решился и поздоровался с ней.
— Привет, Дана, меня зовут Артем, — сказал он, улыбнувшись как можно естественней, и протянул ей руку, при этом сильно волновался, потому что никогда раньше этого в своей жизни не делал.
— Добрый дэнь, — ответила она и слегка сжала его руку в своих пальчиках, посмотрела на него внимательно своими карими и, как ему показалось, немного грустными глазами, также улыбнулась в ответ.
Артем смутился под взглядом этих необычных глаз, а рука дрогнула, ему стало не по себе, к тому же он не знал, как продолжать разговор. Он, глядя в сторону, быстро сказал:
— Ох, извини, Дана, мне надо кое-что перед уроком передать Пашке из 5-го «Б», я побегу. — И Артем убежал. Сердце его бешено колотилось, но не от бега, а от волнения. Знакомство, по его мнению, состоялось, и все прошло замечательно.
На уроках он несколько раз замечал взгляды Даны и очень смущался каждый раз, а сам посматривал на нее тайком, якобы глядя в другую сторону.
Дни побежали чередом, их общение было только в пределах привет – пока. На переменах Дана была окружена девочками из его и соседних классов, а после школы за ней приезжала машина — черная «Волга» — и забирала ее домой. Артем уже привык к ней, и у него всегда при ее появлении было хорошее настроение, а при встречных взглядах он улыбался непроизвольно, и Дана это замечала. Он относился к ней как, наверное, к произведению искусства, как к картине в Третьяковской галереи. Она всех восхищает, вызывает эмоции, но трогать ее нельзя. Следуя своему характеру скрытости, Артем стал писать записки, чего раньше никогда не делал, и это ему нравилось.
Записки были анонимные, без подписи, в которых он писал, что она очень красивая и привлекательная, а также что она ему очень нравится. Слово «любовь» он не использовал, но это было и так заметно в этих коротких посланиях. Эти записки Артем незаметно на переменах — или в конце уроков— подкладывал в портфель, учебник, тетрадь или пенал с ручками. После получения и прочтения этих записок Дана испытующе посматривала на ребят и на него тоже, но он всегда принимал самый невозмутимый и нейтральный вид. Это продолжалось долгое время. Вот только Артем все чаще стал замечать, что после прочтения очередной записки Дана смотрит строго в первую очередь в его сторону, и очень испугался, что будет разоблачен.
Он стал писать записки реже и более осторожно их подкладывать. Однако почему-то внутреннее чувство его подталкивало выражать на письме свои ощущения все чаще и чаще, хотя большая часть этих записок шла либо в письменный стол, либо в ведро. Все, что было известно о ней Артему, по информации от ребят и девочек, это то, что Дана в Союзе несколько месяцев, живет с родителями на ст. м. «Водный стадион», в квартире, которую предоставляет фирма, в которой работает ее семья. Ее отец сотрудник торгового представительства и занимается поставкой в Союз свежих и консервированных овощей и фруктов.
Когда подошел праздник 8 Марта, Артем решил сделать Дане подарок от себя лично. На сэкономленные на завтраках деньги он купил — правда, долго искал — игрушку: пушистую маленькую собачку серо-белого цвета с челкой, которая была сделана из кроличьего меха. По традиции девочек в этот день запускали в класс только после того, как мальчики разложат на столах подарки, которые одобрены были классным руководителем и куплены централизовано, но допускались частенько и личные подарки в дополнение к основным. Артем во всеобщей суете поставил на стол Даны подарок, однако его действие не осталось незамеченным.
— Ого, Репкин! Ты что, втюрился, что ли, в новенькую? — крикнул Андрей Оцып с пятой парты, который увидел этот момент.
Артем покраснел до корней волос и занервничал, однако ответил:
— Ничего ты не понимаешь, это дань уважения к девочке из братской нам страны. — После чего сел за свою парту. На том вопрос и был замят.
Девочки, как всегда шумно и с радостными возгласами, вошли в класс и устремились к своим партам. Дане собачка очень понравилась, и это было видно, так как она не выпускала ее из своих рук весь урок. Артем был счастлив, а также радовался, что остался неразоблаченным.
Через несколько дней он опять написал записку и подложил ее в учебник, там он изобразил что-то наподобие стихов, в которых сравнивал ее с розой в саду. Дана через некоторое время пришла, нашла записку, без удивления прочитала ее, лишь легкий румянец выдал ее эмоции, но в этот раз она не смотрела испытующе по сторонам — это было необычно. Артем занервничал и заерзал на стуле, но к концу урока уже забыл о ее такой реакции и был спокоен.
Прозвенел звонок, ребята с шумом собирались, громко разговаривали и выбегали из класса. Артему пришлось задержаться, по причине того, что он не успел записать домашнее задание. Когда он уже заканчивал писать, то боковым зрением увидел, как Дана подходит к его парте. В классе в этот момент оставалось несколько человек, которые были заняты своими делами и тоже уже уходили. Он оторвал глаза от своих записей и увидел, что Дана стоит прямо над ним и смотрит в его тетрадь.
«Ну вот и все, конец, разоблачен», — пронеслось в голове, и сердце быстро-быстро забилось от волнения.
— Артэм, — произнесла Дана, внимательно и строго на него посмотрев.
Он густо покраснел и — поскольку он сидел, а она стояла — смотрел на нее снизу вверх, но не в глаза, а на ее галстук.
— Это ты мне записки пишешь? — спросила Дана негромко и, как ему показалось, не сердито.
«Может, еще не все потеряно», — размышлял Артем, хотя сильно испугался, а вслух сказал:
— Какие записки? Я не понимаю, ты о чем?
— Вот эту, напримэр. — И она положила на стол, рядом с его открытой тетрадью его собственную записку.— Смотри, и почэрк твой.
Артему сделалось дурно. Он то краснел, то бледнел и не знал, что отвечать. Ему хотелось провалиться сквозь пол или испариться, в общем, исчезнуть. Казалось, что наступил для него конец света. Он молчал как рыба.
— И собачку тожэ ты мне подарил, да? — И, не дожидаясь ответа, она добавила: — Она мне очэнь понравилась, я ее в своей комнатэ поставила. Ну что ты все молчишь, Артэм?
Артем нашел в себе силы выдавить чуть слышно:
— Да, это я подарил.
— Я тебе нравлюсь, ты влюбился в мэня?
После этого вопроса Артем с трудом понимал, почему мир еще стоит, а не рухнул вместе с ним. Он собрался и, посмотрев впервые ей в глаза, впервые в своей жизни в глаза девчонке, сказал, ожидая в ответ что-то ужасное, вплоть до удара учебником по голове:
— Да, — выдавил он, кивнув головой.
— А почему я тэбе нравлюсь? — ее голос звучал нежно, но строго.
— Ты такая, такая необычная, уникальная, красивая. — Артем был рассеян и не знал, что должен говорить и отвечать, но он вдруг почувствовал в себе силы для продолжения этого непростого разговора, внимательно на нее посмотрев.
Ее большие карие глаза были открыты больше обычного и внимательно смотрели на него, а легкий румянец покрыл ее пухленькие щеки. Артем встал со стула; они стояли друг против друга очень близко; он не знал, что делать дальше и что говорить. Комок подступил к горлу, и он слышал биение своего сердца. Так они стояли некоторое время, пока Дана первая не нарушила молчание:
— Давай дружить. — И она протянула ему руку.
