– Натан!
Голос в коридоре прозвучал слишком отчаянно. Наверное, очередной кошмар.
– Эйприл, я иду, что…
– Натан! Я…у меня…кажется…
Она не успевает договорить, когда я вхожу в комнату и пораженно смотрю на стоящую посреди неё любимую женщину, а под её ногами огромную лужу.
– …воды отошли.
Странно, почему-то я не понимаю того, что она мне говорит, и тупо пялюсь на мокрое пятно на ковре.
– Натан, – громко и четко произносит Эйприл, – очнись, дурак! Я рожаю. Заводи друндулет!
– А?
– Сумка, там в углу. Бери её и иди заводи машину, я сейчас…оденусь.
Она растеряна не хуже меня. Мы несколько долгих секунд смотрим друг другу в глаза, копируя эмоции, а потом оба широко улыбаемся, понимая…нет…зная, что все будет хорошо.
Именно эта женщина вернула в меня веру, угасающего было огонька надежды и знания, что жить никогда не поздно.
Голос в коридоре прозвучал слишком отчаянно. Наверное, очередной кошмар.
– Эйприл, я иду, что…
– Натан! Я…у меня…кажется…
Она не успевает договорить, когда я вхожу в комнату и пораженно смотрю на стоящую посреди неё любимую женщину, а под её ногами огромную лужу.
– …воды отошли.
Странно, почему-то я не понимаю того, что она мне говорит, и тупо пялюсь на мокрое пятно на ковре.
– Натан, – громко и четко произносит Эйприл, – очнись, дурак! Я рожаю. Заводи друндулет!
– А?
– Сумка, там в углу. Бери её и иди заводи машину, я сейчас…оденусь.
Она растеряна не хуже меня. Мы несколько долгих секунд смотрим друг другу в глаза, копируя эмоции, а потом оба широко улыбаемся, понимая…нет…зная, что все будет хорошо.
Именно эта женщина вернула в меня веру, угасающего было огонька надежды и знания, что жить никогда не поздно.