— Зачем же так ломиться?!
— Где мама?!
— Я здесь, — крикнула Мария Анатольевна.
Вика быстрым шагом прошла в кухню. Мать с возмущённым взглядом сидела на табуретке с чашкой сваренного кофе.
— Папа умер! — прокричала девушка.
— Как умер?! — Мария Анатольевна изменилась в лице.
— Упал с балкона!
— Звони 03!!! — утробным не своим голосом выкрикнула она.
Карета «скорой» приехала довольно-таки быстро. Врач выскочил из машины, пощупал пульс. Перед всеми лежал труп. Вызвали милицию.
Заплаканная Виктория сбивчиво рассказала милиционеру о суициде отца. Он осмотрел место смерти, мертвеца и балкон, после чего тело увезли в морг.
Семья собралась в комнате Виктории. Дети не могли понять, почему отец вот так просто взял и выпрыгнул с пятого этажа.
— Допился совсем, — сквозь зубы процедил Алёша.
— Где теперь деньги на похороны взять?! — всплеснула руками Мария Анатольевна.
— Разве тебе Игорь не отдал сбережения?! А то он мне перед отъездом шепнул просить их у тебя, если появится дельная нужда, — нахмурился Алексей.
— Я хотела сохранить деньги для Игорёчка, но вот теперь-то придётся на похороны. Да там сумма мизерна, — в глазах матери стояли слёзы.
Потрясённая смертью отца Виктория выдавила:
— Мам, я у Ильи возьму взаймы.
От переживания дочь захватил кашель. Алёша принёс сестре стакан с водой.
— Пусть Илюха приезжает, но пока ты не родишь, я тебя никуда не пущу! — Мария Анатольевна строго посмотрела на дочь. — Хватит с меня расставаний и потерь.
И всё-таки, каким они видели отца? Что он рассказывал им о своей жизни до встречи с Марией Анатольевной? В последние годы Максим Павлович пил, и потому его перестали принимать за человека. А ведь он по неграмотности своей считал себя из рода Александра Даниловича Меншикова, услышав об однофамильце по радио. В советское время верил, что вернётся к великосветским корням, когда придёт новая власть и сгонит «красных» с трона, однако получилось, что коммунисты быстро перевоплотились в демократов. Не настали счастливые времена, и депрессия охватила отца. Водка стала единственным спасением.
Максим Павлович часто наедине с собой вспоминал мать Анну Григорьевну. С пожелтевшего чёрно-белого снимка на него смотрела стройная, красивая с гордым взглядом женщина в светлом платье и убранными в пучок тёмными волосами. На протяжении всей жизни она хранила верность мужу.
Его отца, Павла Александровича арестовали в начале июня 37-го. Наркомом внутренних дел тогда был Николай Ежов, усердно чистивший страну от врагов советской власти и верящий в правильность своего дела.
В то время Павел Александрович, работая на автосборочном заводе в Москве, снимал над выходом из проходной портрет Сталина, чтобы обрамить в новую раму с резным орнаментом в виде зигзагов. Он увлекался резьбой по дереву, и потому заранее к 20-летию Красного Октября смастерил узор. Но вождь народов выскользнул из рук. Очевидцы приняли произошедшее за политическую диверсию и, негативно приукрасив ситуацию, доложили начальству. По воле Бога жена Анна Григорьевна избежала ареста. Она осталась одна с новорождённым сыном в московской коммуналке. Соседи, особенно те, кто обзавёлся большим семейством, боялись с ней заговорить и косили неприятные взгляды в общей кухне. Они шептали за её спиной мерзости, держа в мыслях заполучить себе несколько лишних квадратных метров. Комнату Меншиковых обыскали органы НКВД. На следующий день её опечатали. Женщину с ребёнком приютила свекровь.
Анна четыре дня разыскивала мужа по московским тюрьмам. В длинной очереди из родственников арестованных, она познакомилась с бабулей, у которой чекисты забрали сына, а потом внука. Всё повидавшая старая женщина посоветовала Анне бежать из столицы, чтобы спастись от возможного ареста. Недолго думая, Анна Григорьевна с грудным ребёнком уехала из Москвы. Свекровь с больными ногами время от времени продолжала искать сына.
Жена арестованного мужа с сынишкой поселились в Саратове у двоюродной сестры Анны. В чужой сторонушке Меншикова устроилась работать официанткой в кафе. В тот день свекровь сообщила ей в письме, что отец Максимки приговорён к десяти годам лагерей за контрреволюционную деятельность.
Однако Анне Григорьевне и Максиму на новом месте долго задерживаться не пришлось, в городе началась чистка от врагов советской власти. Женщина испугалась, если её арестуют, как жену врага народа, то тяжёлая судьба не минует сына. Мать с ребёнком перебрались в другую область, и пришлось обустраиваться заново. Опьянённая муками скитания по европейской части Советской России Меншикова не испытала участи жён, отбывающих заключение в лагерях, мужья которых признались в предательстве Родины. Но от этого её женская доля не была лёгкой.
С начала войны мать и сын остановились в посёлке Ивановской области, подыскав жильё в бараке. Анна Григорьевна копала траншеи, строила блиндажи, пока её не попросили работать на торфозаготовках. В 1946 году Анна узнала, что муж умер в лагере от кровоизлияния в мозг.
В пятнадцатилетнем возрасте Максим, начеркав с ошибками записку матери, что уехал из Иваново, сбежал из дома с летним тёплым солнышком в Москву искать заработок. В столице на вокзале Меншиков познакомился с беспризорниками, они приняли его за детдомовца, одевался он не лучше их. Ночевали мальчишки в заброшенном вагоне. Максим научился у друзей-хулиганов вытаскивать из карманов зевак кошельки и зарывал половину денег в землю. Через два месяца он вернулся к матери в её день рождения. Анна Григорьевна всыпала сыну нагоняй за самовольный отъезд:
— Бесстыдник, ты не подумал обо мне! Вдруг с тобой что случилось?! Я тогда умерла бы от горя!
Максим протянул ей триста рублей:
— Мать, это тебе от меня подарочек на день рождения!
— Откуда у тебя деньги?! — прошептала женщина.
— Я нашёл работу на вокзале носильщиком сумок. И уютную комнату мне добрые люди предоставили, — сочинял сказочку Максим. — В Москве иногда встречается хороший народ, ну, ты должна знать, — прищурившись, чесал затылок сын.
Анна Григорьевна поверила или сделала вид, что поверила, однако наказала Максиму:
— В Москву не суйся. Кто будет спрашивать, где пропадал, отвечай, что поехал в Иваново погулять по городу, а там у тебя украли деньги на обратную дорогу. Потому нашёл заработок, помогал людям, но не на вокзале ты таскал сумки, а, к примеру, по всему городу, и что они тебе платили деньги по своему желанию. Ты покупал на заработок еду, а ночевал, где придётся. А почему не возвращался домой, скажи, что ты решил к моему дню рождению набрать сумму на подарок, — мать говорила нервно, вздрагивая при каждом шорохе.
— И что же мне с деньгами этими делать?! — не выдержав, она заплакала.
— Давай я их спрячу до лучших времён, — прошептал сын, недоумевая от странности матери.
— Но наступят ли они эти дни?!! — Анна Григорьевна отдала Максиму купюры.
— А как насчёт подарка?
— Возможно, спросят, какой ты купил мне подарок, отвечу, что сладости, которые мы с тобой сразу же умяли.
— Ты слишком волнуешься, мама.
В этот момент подростку подумалось, что за его отсутствие мать совсем извелась от страхов, истощала, а может, он давно её не видел, и теперь ему казались чересчур заметными тёмные круги под глазами, красивое лицо мамы отдавало сероватым оттенком. Поэтому Меншиков, послушавшись приказа матери, не оставлял её до тех пор, пока его не призвали в армию. К удивлению Анны, не доверявшей советскому режиму, в хрущёвское время военкомат проигнорировал то, что отца Максима арестовали — как врага народа.
Сорокалетняя Анна Григорьевна во время армейской службы сына заболела. От мучительной болезни она умерла, не дождавшись всего один день до возвращения кровинушки домой. Максим, не зная о смерти матери, с радостью, захватывающей дух и заставляющей сердце стучать быстрее, в предвкушении скорой встречи вернулся в холодный без материнского тепла барак. В его душу ворвалось невыносимое горе.
Годы проносились за пеленой нетрезвых глаз Максима. Ему опротивела скучная работа сторожем склада стройматериалов со свистком в роли ружья.
В тридцать седьмой день рождения он стоял на краю обрыва, нависающего над тихой речкой, малодушно помышляя о самоубийстве. Но мысли, словно дым, рассеял звонкий голос за спиной:
— Стойте, вам ещё рано умирать!!!
Максим обернулся и перед взором предстал ангел в образе двадцатичетырёхлетней девушки. Её серебристые волосы переливались в лучах солнца. Меншиков пал перед ней на колени. Она подбежала к нему, присев рядом.
— Как зовут тебя, создание, присланное с небес?! — Максим завораживающе смотрел на прекрасное загорелое лицо дамы его сердца.
— Мария! — засмеялась девушка.
— Почему я раньше тебя не встречал?
— Я в отпуск к тёте приехала погостить! — щёки девушки залила краска, и тут же Мария восторженно добавила: — Она живёт недалеко, в соседнем селе! Люблю гулять по окрестностям, могу по траве босиком пройти пятнадцать километров! Моя душа каждый день просит соединения с природой!!!
— Будь моей женой! — промолвил Меншиков, боясь неожиданным предложением спугнуть ангела.
Девушка ахнула. Её покорил загадочный взгляд Максима, беспомощный с лучиками надежды, и Мария кивнула в ответ. Максим переехал к девушке и её родителям в провинциальный городок, находящийся примерно в трёхстах пятидесяти километрах к юго-востоку от Москвы. Мария с дипломом химико-технологического института работала на заводе. Максим Павлович устроился временно грузчиком в продовольственный магазин.
Через три месяца влюблённые скрепили подписями судьбы. Родители невесты подарили молодожёнам собственный старенький дом, а сами перебрались в деревню к матушке отца, чтобы помогать ей. Мария и Максим начали супружескую жизнь. Жена родила ему детей.
На закате брежневской России Меншиковы встали в очередь на получение квартиры, дождавшись её весной 1995 года.
И вот умер Максим Павлович, не уважаемый никем. Он был нелюбим даже своими детьми. Все вздохнули с облегчением после похорон и зажили, как будто человека и не было. Данный Меншикову Господом шанс, счастливо прожить с любимой женщиной, рассыпался словно карточный домик.
Остался один день, и закончится первая половина унылого ноября. Два часа моросит дождь, точно небо снова плачет, жалея об утраченных золотисто-рыжих красках осени. Голые ветви кажутся чужими на фоне серого цвета. Прохожие стараются обходить лужи стороной, чтобы не видеть в грязной воде собственного искажённого вида или не испортить дорогую сердцу обувь.
В щели окон квартиры Меншиковых завывает ветер. Алексей расположился на подоконнике, рисуя в голове пейзаж улицы. От наскучивающего дела он спрыгнул с насиженного, но неуютного места. Привкус сигареты во рту потянул его на лестничную площадку. Алёша накинул куртку.
Закурив, он услышал шаги. Пришёл товарищ из танцевальной группы.
— Мила недовольна твоей посещаемостью занятий, которые стоят копейки, благодаря окупаемости билетов на выступления и её организаторскому таланту по финансированию ансамбля. Давай быстрее одевайся, и пойдём на репетицию, или я заменю тебя в танцевальных номерах, всегда мечтал об этом!!! — приказал парнишка с хмурым выражением лица.
— Я мигом оденусь, — Алексей втянул дым и затушил окурок.
— Нет времени тебя ждать! Один дойдёшь?
Алёша с грустью кивнул.
Меншиков с опущенной головой добрёл до Дома культуры. Он вошёл в зеркальный зал. За спиной выросли крылья от искушения улететь к седьмому небу, оставить на часы бренный мир. Любимое дело начало окутывать Алёшу наэлектризованным воздухом танцевального духа. Юноша сосредоточился на движениях.
— Встали парами, парим в ритме вальса, — похлопала в ладоши руководитель. — Раз, два, три.
Расправив плечи, Алёша одной рукой взял девушку за талию, их ладони соприкоснулись, и на счёт «раз» партнёры, положившись на волны музыки Штрауса, закружились в вальсе.
Но тут руководитель похлопала в ладоши. Танец остановился.
Мила поправила осанку Алексея:
— Какая у тебя причина пропусков занятий? Ведь через три недели ты танцуешь почти во всех номерах!
— Я обещаю показать зрелищное выступление! — успокоил её Меншиков.
— Итак, продолжим репетицию! — обратилась Мила ко всей группе.
Алёшу увлёк вихрь танца от мучительных мыслей о жизни, любви и...
Агния позвонила в дверь его квартиры. Мария Анатольевна с порога безучастно ей сообщила:
— Алёша ушёл в ДК, зайди позже.
Петрова спустилась по ступенькам, решив подождать Меншикова у подъезда.
Хмурая ноябрьская погода вторила мрачному настроению Агнии. Деревья качали голыми ветвями, отвечая на возникшие у ждущей девушки вопросы об одиночестве. Прохожие сутулились от холодного ветра.
— Нужно покинуть провинцию! — прошептала Петрова, и мысли увели её в прошлое, туда, где люди в белых халатах с натянутыми улыбками пеклись о здоровье Агнии.
Из-за угла дома наконец появился Алексей. Его позитивный настрой словно солнце согрел девушку:
— Как я счастлив, что снова взялся за танцы! Через три недели в половине пятого вечера будет моё выступление в Доме культуры! Ты придёшь?!
— Конечно! — Агния сдерживала порыв прикоснуться к губам Меншикова.
— Я проголодался, пора домой, — сухо пробормотал Алёша.
— Хотела тебе сообщить, что я, возможно, скоро уеду в Москву, — Петрова поспешила предупредить Алексея о назревших планах для того, чтобы проверить его реакцию.
— Буду скучать по тебе, сестрёнка! — он чмокнул её в щёку, и стены подъезда укрыли его от внутреннего кипения девушки.
Она, постукивая каблучками, направилась к тёмно-зелёному «вольво».
— Какая я ему сестрёнка? — прошипела сквозь зубы Петрова, недовольная результатом разговора. Дрожащими руками она взялась за руль.
Не зная как, она доехала до дома. В коттедже Агния, облокотившись о тумбочку в гостиной, еле держалась на ногах. Её взгляд устремился на сидящую в кресле мать.
— Я ждала Меншикова целый час не для того, чтобы услышать от него слово сестрёнка! — бормотала она.
Людмила Сергеевна встала и подошла к дочери. Лицо Агнии покрылось испариной. Мать приказала домработнице Светлане принести сладкую воду. Когда та выполнила требование, Людмила попыталась влить в рот дочери живительный напиток, но Агния, не выдержав настойчивости мамы, схватила стакан и швырнула на пол. Сердце девушки начало сильно колотиться. Петрова не понимала, где находится. Ей казалось, что с улицы через окна странного дома не неё смотрят шикарно разодетые подруги, их злорадный смех выводил девушку из себя. Измождённая она упала на пол.
Людмила Сергеевна закричала. Испуганная домработница Светлана кинулась к телефону.
— Я вызываю карету «скорой помощи»!!! — предупредила она хозяйку.
Медицинские работники привели девушку в чувство.
Петрова прошептала:
— Мама, мне бы уехать отсюда и не возвращаться больше. Неужели меня нельзя любить как женщину?
— У этого Меншикова другое понимание о женской привлекательности, и здесь нет твоей вины, — равнодушным голосом произнесла мать.
Агнию госпитализировали в эндокринологическое отделение для проведения тщательного осмотра. Пролежала Петрова в больнице две с половиной недели, ей до тошноты надоели крашеные синие стены, запах хлорки, лекарств, и она попросила мать забрать её домой. Людмила Сергеевна поколебалась, и в конце концов выполнила желание дочери.
— Где мама?!
— Я здесь, — крикнула Мария Анатольевна.
Вика быстрым шагом прошла в кухню. Мать с возмущённым взглядом сидела на табуретке с чашкой сваренного кофе.
— Папа умер! — прокричала девушка.
— Как умер?! — Мария Анатольевна изменилась в лице.
— Упал с балкона!
— Звони 03!!! — утробным не своим голосом выкрикнула она.
Карета «скорой» приехала довольно-таки быстро. Врач выскочил из машины, пощупал пульс. Перед всеми лежал труп. Вызвали милицию.
Заплаканная Виктория сбивчиво рассказала милиционеру о суициде отца. Он осмотрел место смерти, мертвеца и балкон, после чего тело увезли в морг.
Семья собралась в комнате Виктории. Дети не могли понять, почему отец вот так просто взял и выпрыгнул с пятого этажа.
— Допился совсем, — сквозь зубы процедил Алёша.
— Где теперь деньги на похороны взять?! — всплеснула руками Мария Анатольевна.
— Разве тебе Игорь не отдал сбережения?! А то он мне перед отъездом шепнул просить их у тебя, если появится дельная нужда, — нахмурился Алексей.
— Я хотела сохранить деньги для Игорёчка, но вот теперь-то придётся на похороны. Да там сумма мизерна, — в глазах матери стояли слёзы.
Потрясённая смертью отца Виктория выдавила:
— Мам, я у Ильи возьму взаймы.
От переживания дочь захватил кашель. Алёша принёс сестре стакан с водой.
— Пусть Илюха приезжает, но пока ты не родишь, я тебя никуда не пущу! — Мария Анатольевна строго посмотрела на дочь. — Хватит с меня расставаний и потерь.
И всё-таки, каким они видели отца? Что он рассказывал им о своей жизни до встречи с Марией Анатольевной? В последние годы Максим Павлович пил, и потому его перестали принимать за человека. А ведь он по неграмотности своей считал себя из рода Александра Даниловича Меншикова, услышав об однофамильце по радио. В советское время верил, что вернётся к великосветским корням, когда придёт новая власть и сгонит «красных» с трона, однако получилось, что коммунисты быстро перевоплотились в демократов. Не настали счастливые времена, и депрессия охватила отца. Водка стала единственным спасением.
Максим Павлович часто наедине с собой вспоминал мать Анну Григорьевну. С пожелтевшего чёрно-белого снимка на него смотрела стройная, красивая с гордым взглядом женщина в светлом платье и убранными в пучок тёмными волосами. На протяжении всей жизни она хранила верность мужу.
Его отца, Павла Александровича арестовали в начале июня 37-го. Наркомом внутренних дел тогда был Николай Ежов, усердно чистивший страну от врагов советской власти и верящий в правильность своего дела.
В то время Павел Александрович, работая на автосборочном заводе в Москве, снимал над выходом из проходной портрет Сталина, чтобы обрамить в новую раму с резным орнаментом в виде зигзагов. Он увлекался резьбой по дереву, и потому заранее к 20-летию Красного Октября смастерил узор. Но вождь народов выскользнул из рук. Очевидцы приняли произошедшее за политическую диверсию и, негативно приукрасив ситуацию, доложили начальству. По воле Бога жена Анна Григорьевна избежала ареста. Она осталась одна с новорождённым сыном в московской коммуналке. Соседи, особенно те, кто обзавёлся большим семейством, боялись с ней заговорить и косили неприятные взгляды в общей кухне. Они шептали за её спиной мерзости, держа в мыслях заполучить себе несколько лишних квадратных метров. Комнату Меншиковых обыскали органы НКВД. На следующий день её опечатали. Женщину с ребёнком приютила свекровь.
Анна четыре дня разыскивала мужа по московским тюрьмам. В длинной очереди из родственников арестованных, она познакомилась с бабулей, у которой чекисты забрали сына, а потом внука. Всё повидавшая старая женщина посоветовала Анне бежать из столицы, чтобы спастись от возможного ареста. Недолго думая, Анна Григорьевна с грудным ребёнком уехала из Москвы. Свекровь с больными ногами время от времени продолжала искать сына.
Жена арестованного мужа с сынишкой поселились в Саратове у двоюродной сестры Анны. В чужой сторонушке Меншикова устроилась работать официанткой в кафе. В тот день свекровь сообщила ей в письме, что отец Максимки приговорён к десяти годам лагерей за контрреволюционную деятельность.
Однако Анне Григорьевне и Максиму на новом месте долго задерживаться не пришлось, в городе началась чистка от врагов советской власти. Женщина испугалась, если её арестуют, как жену врага народа, то тяжёлая судьба не минует сына. Мать с ребёнком перебрались в другую область, и пришлось обустраиваться заново. Опьянённая муками скитания по европейской части Советской России Меншикова не испытала участи жён, отбывающих заключение в лагерях, мужья которых признались в предательстве Родины. Но от этого её женская доля не была лёгкой.
С начала войны мать и сын остановились в посёлке Ивановской области, подыскав жильё в бараке. Анна Григорьевна копала траншеи, строила блиндажи, пока её не попросили работать на торфозаготовках. В 1946 году Анна узнала, что муж умер в лагере от кровоизлияния в мозг.
В пятнадцатилетнем возрасте Максим, начеркав с ошибками записку матери, что уехал из Иваново, сбежал из дома с летним тёплым солнышком в Москву искать заработок. В столице на вокзале Меншиков познакомился с беспризорниками, они приняли его за детдомовца, одевался он не лучше их. Ночевали мальчишки в заброшенном вагоне. Максим научился у друзей-хулиганов вытаскивать из карманов зевак кошельки и зарывал половину денег в землю. Через два месяца он вернулся к матери в её день рождения. Анна Григорьевна всыпала сыну нагоняй за самовольный отъезд:
— Бесстыдник, ты не подумал обо мне! Вдруг с тобой что случилось?! Я тогда умерла бы от горя!
Максим протянул ей триста рублей:
— Мать, это тебе от меня подарочек на день рождения!
— Откуда у тебя деньги?! — прошептала женщина.
— Я нашёл работу на вокзале носильщиком сумок. И уютную комнату мне добрые люди предоставили, — сочинял сказочку Максим. — В Москве иногда встречается хороший народ, ну, ты должна знать, — прищурившись, чесал затылок сын.
Анна Григорьевна поверила или сделала вид, что поверила, однако наказала Максиму:
— В Москву не суйся. Кто будет спрашивать, где пропадал, отвечай, что поехал в Иваново погулять по городу, а там у тебя украли деньги на обратную дорогу. Потому нашёл заработок, помогал людям, но не на вокзале ты таскал сумки, а, к примеру, по всему городу, и что они тебе платили деньги по своему желанию. Ты покупал на заработок еду, а ночевал, где придётся. А почему не возвращался домой, скажи, что ты решил к моему дню рождению набрать сумму на подарок, — мать говорила нервно, вздрагивая при каждом шорохе.
— И что же мне с деньгами этими делать?! — не выдержав, она заплакала.
— Давай я их спрячу до лучших времён, — прошептал сын, недоумевая от странности матери.
— Но наступят ли они эти дни?!! — Анна Григорьевна отдала Максиму купюры.
— А как насчёт подарка?
— Возможно, спросят, какой ты купил мне подарок, отвечу, что сладости, которые мы с тобой сразу же умяли.
— Ты слишком волнуешься, мама.
В этот момент подростку подумалось, что за его отсутствие мать совсем извелась от страхов, истощала, а может, он давно её не видел, и теперь ему казались чересчур заметными тёмные круги под глазами, красивое лицо мамы отдавало сероватым оттенком. Поэтому Меншиков, послушавшись приказа матери, не оставлял её до тех пор, пока его не призвали в армию. К удивлению Анны, не доверявшей советскому режиму, в хрущёвское время военкомат проигнорировал то, что отца Максима арестовали — как врага народа.
Сорокалетняя Анна Григорьевна во время армейской службы сына заболела. От мучительной болезни она умерла, не дождавшись всего один день до возвращения кровинушки домой. Максим, не зная о смерти матери, с радостью, захватывающей дух и заставляющей сердце стучать быстрее, в предвкушении скорой встречи вернулся в холодный без материнского тепла барак. В его душу ворвалось невыносимое горе.
Годы проносились за пеленой нетрезвых глаз Максима. Ему опротивела скучная работа сторожем склада стройматериалов со свистком в роли ружья.
В тридцать седьмой день рождения он стоял на краю обрыва, нависающего над тихой речкой, малодушно помышляя о самоубийстве. Но мысли, словно дым, рассеял звонкий голос за спиной:
— Стойте, вам ещё рано умирать!!!
Максим обернулся и перед взором предстал ангел в образе двадцатичетырёхлетней девушки. Её серебристые волосы переливались в лучах солнца. Меншиков пал перед ней на колени. Она подбежала к нему, присев рядом.
— Как зовут тебя, создание, присланное с небес?! — Максим завораживающе смотрел на прекрасное загорелое лицо дамы его сердца.
— Мария! — засмеялась девушка.
— Почему я раньше тебя не встречал?
— Я в отпуск к тёте приехала погостить! — щёки девушки залила краска, и тут же Мария восторженно добавила: — Она живёт недалеко, в соседнем селе! Люблю гулять по окрестностям, могу по траве босиком пройти пятнадцать километров! Моя душа каждый день просит соединения с природой!!!
— Будь моей женой! — промолвил Меншиков, боясь неожиданным предложением спугнуть ангела.
Девушка ахнула. Её покорил загадочный взгляд Максима, беспомощный с лучиками надежды, и Мария кивнула в ответ. Максим переехал к девушке и её родителям в провинциальный городок, находящийся примерно в трёхстах пятидесяти километрах к юго-востоку от Москвы. Мария с дипломом химико-технологического института работала на заводе. Максим Павлович устроился временно грузчиком в продовольственный магазин.
Через три месяца влюблённые скрепили подписями судьбы. Родители невесты подарили молодожёнам собственный старенький дом, а сами перебрались в деревню к матушке отца, чтобы помогать ей. Мария и Максим начали супружескую жизнь. Жена родила ему детей.
На закате брежневской России Меншиковы встали в очередь на получение квартиры, дождавшись её весной 1995 года.
И вот умер Максим Павлович, не уважаемый никем. Он был нелюбим даже своими детьми. Все вздохнули с облегчением после похорон и зажили, как будто человека и не было. Данный Меншикову Господом шанс, счастливо прожить с любимой женщиной, рассыпался словно карточный домик.
Глава пятая. Прячась от любви
Остался один день, и закончится первая половина унылого ноября. Два часа моросит дождь, точно небо снова плачет, жалея об утраченных золотисто-рыжих красках осени. Голые ветви кажутся чужими на фоне серого цвета. Прохожие стараются обходить лужи стороной, чтобы не видеть в грязной воде собственного искажённого вида или не испортить дорогую сердцу обувь.
В щели окон квартиры Меншиковых завывает ветер. Алексей расположился на подоконнике, рисуя в голове пейзаж улицы. От наскучивающего дела он спрыгнул с насиженного, но неуютного места. Привкус сигареты во рту потянул его на лестничную площадку. Алёша накинул куртку.
Закурив, он услышал шаги. Пришёл товарищ из танцевальной группы.
— Мила недовольна твоей посещаемостью занятий, которые стоят копейки, благодаря окупаемости билетов на выступления и её организаторскому таланту по финансированию ансамбля. Давай быстрее одевайся, и пойдём на репетицию, или я заменю тебя в танцевальных номерах, всегда мечтал об этом!!! — приказал парнишка с хмурым выражением лица.
— Я мигом оденусь, — Алексей втянул дым и затушил окурок.
— Нет времени тебя ждать! Один дойдёшь?
Алёша с грустью кивнул.
Меншиков с опущенной головой добрёл до Дома культуры. Он вошёл в зеркальный зал. За спиной выросли крылья от искушения улететь к седьмому небу, оставить на часы бренный мир. Любимое дело начало окутывать Алёшу наэлектризованным воздухом танцевального духа. Юноша сосредоточился на движениях.
— Встали парами, парим в ритме вальса, — похлопала в ладоши руководитель. — Раз, два, три.
Расправив плечи, Алёша одной рукой взял девушку за талию, их ладони соприкоснулись, и на счёт «раз» партнёры, положившись на волны музыки Штрауса, закружились в вальсе.
Но тут руководитель похлопала в ладоши. Танец остановился.
Мила поправила осанку Алексея:
— Какая у тебя причина пропусков занятий? Ведь через три недели ты танцуешь почти во всех номерах!
— Я обещаю показать зрелищное выступление! — успокоил её Меншиков.
— Итак, продолжим репетицию! — обратилась Мила ко всей группе.
Алёшу увлёк вихрь танца от мучительных мыслей о жизни, любви и...
Агния позвонила в дверь его квартиры. Мария Анатольевна с порога безучастно ей сообщила:
— Алёша ушёл в ДК, зайди позже.
Петрова спустилась по ступенькам, решив подождать Меншикова у подъезда.
Хмурая ноябрьская погода вторила мрачному настроению Агнии. Деревья качали голыми ветвями, отвечая на возникшие у ждущей девушки вопросы об одиночестве. Прохожие сутулились от холодного ветра.
— Нужно покинуть провинцию! — прошептала Петрова, и мысли увели её в прошлое, туда, где люди в белых халатах с натянутыми улыбками пеклись о здоровье Агнии.
Из-за угла дома наконец появился Алексей. Его позитивный настрой словно солнце согрел девушку:
— Как я счастлив, что снова взялся за танцы! Через три недели в половине пятого вечера будет моё выступление в Доме культуры! Ты придёшь?!
— Конечно! — Агния сдерживала порыв прикоснуться к губам Меншикова.
— Я проголодался, пора домой, — сухо пробормотал Алёша.
— Хотела тебе сообщить, что я, возможно, скоро уеду в Москву, — Петрова поспешила предупредить Алексея о назревших планах для того, чтобы проверить его реакцию.
— Буду скучать по тебе, сестрёнка! — он чмокнул её в щёку, и стены подъезда укрыли его от внутреннего кипения девушки.
Она, постукивая каблучками, направилась к тёмно-зелёному «вольво».
— Какая я ему сестрёнка? — прошипела сквозь зубы Петрова, недовольная результатом разговора. Дрожащими руками она взялась за руль.
Не зная как, она доехала до дома. В коттедже Агния, облокотившись о тумбочку в гостиной, еле держалась на ногах. Её взгляд устремился на сидящую в кресле мать.
— Я ждала Меншикова целый час не для того, чтобы услышать от него слово сестрёнка! — бормотала она.
Людмила Сергеевна встала и подошла к дочери. Лицо Агнии покрылось испариной. Мать приказала домработнице Светлане принести сладкую воду. Когда та выполнила требование, Людмила попыталась влить в рот дочери живительный напиток, но Агния, не выдержав настойчивости мамы, схватила стакан и швырнула на пол. Сердце девушки начало сильно колотиться. Петрова не понимала, где находится. Ей казалось, что с улицы через окна странного дома не неё смотрят шикарно разодетые подруги, их злорадный смех выводил девушку из себя. Измождённая она упала на пол.
Людмила Сергеевна закричала. Испуганная домработница Светлана кинулась к телефону.
— Я вызываю карету «скорой помощи»!!! — предупредила она хозяйку.
Медицинские работники привели девушку в чувство.
Петрова прошептала:
— Мама, мне бы уехать отсюда и не возвращаться больше. Неужели меня нельзя любить как женщину?
— У этого Меншикова другое понимание о женской привлекательности, и здесь нет твоей вины, — равнодушным голосом произнесла мать.
Агнию госпитализировали в эндокринологическое отделение для проведения тщательного осмотра. Пролежала Петрова в больнице две с половиной недели, ей до тошноты надоели крашеные синие стены, запах хлорки, лекарств, и она попросила мать забрать её домой. Людмила Сергеевна поколебалась, и в конце концов выполнила желание дочери.
