-Дань-

- Нет, Унгур, поведай то, чего я не знаю. То, что тебя так тяготит.
       Нуриец рывком поднялся и сел, отвернувшись от Млады. Прикрыв лицо ладонями, он потер глаза и тяжело вздохнул. Дабы подбодрить мужчину, мирянка привалилась плечом к его спине, прислонив и голову. На одном дыхании Унгур произнес то, о чем так долго молчал:
       - Город Аль-Джадин считается чистым, священным городом. Жить там могут только нуры.
       - А смешанных браков у вас совсем не бывает? - Млада почувствовала нарастающую тревогу.
       - Бывают, но редко. Но девушка не нурийка может стать только второй женой, и только после того как в браке родится хотя бы один наследник.
       - И много жен у вас бывает?
       - В основном одна, но бывает и две. У хана только одна жена, остальные наложницы.
       - А детей от вторых жен вы признаете?
       - Конечно, имя рода им дается, но они никогда не станут наследниками с привилегиями.
       - А тебя дома ждет жена? - слова Младе дались с трудом.
       - Я не женат, потому и не могу тебя взять с собой ни как жену, ни как наложницу. А вернуться я должен, так как являюсь старшим сыном и наследником рода.
       Девушка прикрыла глаза, а в груди слово углей подбросили: “Вот что имела в виду Айла. Вот почему ему придётся расстаться. Но что же будет с ней, наложницей-мирянкой без прав и свободы?”
       - А что происходит с наложницами - не нурийками, когда вы возвращаетесь домой?
       - Отдаем их хану. Он решает, что с ними делать.
       Млада напряглась и отстранилась от мужчины:
       - И что он обычно решает?
       Унгур ответил не сразу:
       - Либо убивает, либо забирает с собой как наложниц. Только ему разрешено привозить в Аль-Джадин девушек других народов, - он не хотел пугать, но таить правду не было смысла.
       - А меня ты тоже отдашь хану? - мирянка даже дышать перестала, ожидая приговора.
       Унгур резко развернулся к Младе.
       - Нет! Ты вернешься в деревню, к отцу.
       Вместо ответа наложница опустила низко голову.
       - Что не так? Разве ты не хочешь домой? - не уразумел Унгур. Он то решил Млада только обрадуется.
       - Мне нельзя возвращаться, меня не примут. Я жила в грехе с мужчиной, - сдержав слезы тихо отозвалась мирянка.
       - Но ведь не по своей воле.
       - Это не имеет значения.
       - И это нас вы считаете варварами... - усмехнулся нуриец. - Со мной нельзя, домой нельзя, что же ты собираешь делать?
       - Останусь тут, - пожала плечами Млада.
       - Тут? - Унгур за плечи развернул девушку к себе. - Тут не будет никого!
       - Оставь мне шатер и кого-то из скотины, я справлюсь.
       - Ты просто не представляешь, как тебе будет тяжело. Зима суровое время года.
       - Тогда в город ближайший подамся.
       - Подумай еще хорошенько, до сборов три дня осталось.
       Млада, кивнув, прижалась к Унгуру. Она уже все для себя решила.
        ***
               Лагерь был собран. Нуры складывали последние пожитки в обозы и выстраивались в шеренги, образовывая большой караван. Лишь неприметный шатер, припорошенный снегом, одиноко стоял в поле. Унгур сел верхом и потянул повод в бок, заставив лошадь заплясать по кругу. Последний раз взглянул на стоящую возле шатра Младу и направился в изголовье своего отряда. Караван двинулся в путь, постепенно исчезая за горизонтом. А девушка все продолжала смотреть на проторенную лошадьми и телегами тропу. Последнее напоминание о лагере, о нурах и о нем. Смахнув слезу, она прижала руки к животу и опустилась на деревянную, немного кривую лавку, сколоченную когда-то в спешке Унгуром.
       
               Караван находился в дороге уже не менее часа. И все это время Унгур не проронил ни слова. Держался в седле прямо, стараясь не отражать на лице душевных терзаний. Грудь будто железным обручем стянуло, да так, что не вдохнуть. Отчего нуриец мрачнее тучи, знала лишь Айла. Унгур ткнул в бока лошади, принуждая ее ускорить шаг, догнал байбаши Хунана и пристроился рядом. Разговор был коротким и резким. Бывший ибаши протянул главнокомандующему булаву тысячника, повернул коня и пустил его в галоп, прочь от каравана.
       
               Удобно устроившись на шкурах и что-то мурлыча под нос, Млада вышивала узор на вороте нижней рубашки. Отложив вышивку, она прислушалась. Нет, не показалось. Это точно стук копыт. Сердце встрепенулось и взволнованно застучало. И выйти бы посмотреть, да ноги перестали слушаться.
       "Глупая, ну с чего ты решила, что это он? Ведь там может быть кто угодно. И даже не друг вовсе", - мысленно убеждала себя мирянка. Насилу девушка встала и вышла из шатра. Всадник осадил лошадь, и та ступала неспешным шагом. Казалось, время назло замедлилось донельзя, и Млада никак не могла дождаться, когда же он, наконец, подъедет. Она приложила руку ко лбу, присматриваясь, хотя в этом не было нужды. Конечно, это был он. Унгур неторопливо подъехал и спешился. Первым не подошел. Так и остался стоять с конем в обнимку, ласково оглаживая конскую морду. Пришлось Младе самой приблизиться. Но так боязно ей было взглянуть на нурийца, что встала она по другую сторону лошади, да тоже принялась поглаживать животное, повторяя движения мужчины.
       - Зачем ты вернулся? - осмелилась, наконец, заговорить девушка.
       - Я решил остаться с тобой.
       - А как же твой род? Твоя служба?
       - Я ушел со службы. А если со старшим наследником что-то случается, то его место занимает второй по счету сын.
       - Ты отказался от всего ради меня? - Млада, не веря, глядела на мужчину, и сердце выпрыгивало из груди.
       - Да, моя мирянская ведьма, - подтвердил Унгур, взял Младу за руки и, улыбаясь, продолжил. - Люба ты мне пуще всяких званий... Стань мне женой.
       - И по каким же обычаям ты меня в жены возьмешь?
       - Я тебя по нурским обрядам, а ты меня по своим мирянским.
       Вместо ответа Млада взяла его руку и положила себе на живот, с трепетом ожидая реакции, предсказать которую, учитывая непростой характер мужчины и обычаи нуров, было трудно.
       Унгур удивленно посмотрел на девушку. Затем в его глазах вспыхнула ярость. И, наконец, он обиженно произнес:
       - И ты позволила мне уехать, ничего не сказав!
       - Не хотела тебя связывать. Ты должен был уехать с легким сердцем, - стыдливо опустила голову Млада.
       Унгур отступил от Млады, потоптался на месте и воздел руки к небу:
       - Вот же глупая женщина! Собирайся!
       - Куда? - не поняла мирянка, захлопав длинными ресницами.
       Взирал нуриец на девушку равно как на малое неразумное дитя.
       - В деревню твою поедем, к отцу на поклон. Авось не прогонит, замужнюю. Негоже это, детей в поле растить.
       Млада испуганно замотала головой и руки прижала к груди.
       - Нельзя тебе в деревню. Ты враг для них.
       - Не тревожься, моя маленькая ведьма. Тебя я в обиду не дам, да и сам не пропаду, - мужчина тепло посмотрел на девушку и протянул руку.
       Разревевшись, Млада бросилась Унгуру на шею, а тот бережно ее обнял. Как самое хрупкое и ценное сокровище в его жизни.
       

       
        Эпилог.

       
               Когда нуриец и мирянка верхом въехали в деревню, уже стоял полдень. Селяне, попадавшиеся на пути, провожали их взглядами. Кто удивленными, кто с ненавистью. Подъехав к дому старосты, Унгур остановил коня, спешился и помог Младе спуститься. С замиранием сердца мирянка осматривала родные до боли места. Дом, где всегда ждала ее мама, двор, где они с братьями играли, будучи детьми. Брат! Драгомир! Во двор вышел юноша, ненамного старше Млады и, открыв рот, уставился на сестру. Он думал, что уже никогда ее больше не увидит. Девушка, взвизгнув от радости, бросилась брату на шею. Драгомир обнял, а затем, отстранив за плечи, все всматривался ей в лицо, не веря своим глазам.
       - Млада, неужели это ты! - мотая головой, воскликнул юноша. А насмотревшись на сестру, бросил враждебный взгляд на нурийца. - А этот, зачем явился?
       - Он со мной, - заступилась девушка.
       Унгур смотрел на встречу сестры и брата и терпеливо ждал. Ждал, но не расслаблялся ни на секунду. И когда со спины на него налетел старший брат мирянки, был готов. Ловко увернувшись и сделав подсечку, нуриец уложил парня на лопатки и нанес резкий удар кулаком ему в грудь. Добромир издал короткий болезненный стон и закашлялся при попытке вдохнуть, а Унгур снова занес руку для удара.
       - Унгур не надо, ты убьешь его! - завизжала Млада.
       Бросившись на помощь брату, Драгомир запрыгнул на спину нурийцу. Унгур, не удержавшись, завалился на бок. Двое мужчин, сцепившись друг с другом, стали кататься по земле. Помогая подняться старшему брату, Млада беспомощно звала дорогих сердцу людей по имени, упрашивая остановиться.
       - Унгур! Драгомир! Хватит!
       Шум привлек не только любопытных соседей, облепивших забор, но и родители Млады резво выбежали из хаты. Божена, хлопотавшая в тот момент у печи, выскочила как есть в переднике и сжимая пальцами деревянную миску. А как дочь увидала, так, заохав, и прижала руки к груди вместе с миской. Михал тоже крякнул от неожиданности. Однако порядок в селе - его забота, и потому гаркнул на смутьянов:
       - А ну прекратить! Немедля!
       Не смея ослушаться старших, Унгур и Драгомир, прекратив свару, подскочили, отряхивая запыленные одежды. Нуриец, следуя своим традициям, слегка склонив голову, опустился на одно колено перед старостой. Желая в то же время нанести врагу удар по шее, мирянин размахнулся. Но впустую проведя рукой по воздуху, потерял равновесие и смешно крутанулся на месте. Унгур, бросив косой взгляд в сторону парня, усмехнулся про себя.
       - Драгомир!- строго взирая на сына, одернул Михал.
       Пристыженный Драгомир оставил попытки шибануть неприятеля. Старший брат, уже отдышавшись от тяжелого удара в грудь, поманил к себе младшего, пока тот еще больше глупостей не натворил.
       - А теперь потрудитесь растолковать, что тут происходит, - потребовал староста.
       Пришел черед Млады объясняться. От ее речей зависит будущее троих людей. Не долго думая, она подошла к Унгуру, опустилась рядом на колени и, взяв его за руку, обратилась к родителю, потупив взор:
       - Благослови нас отец. И дозволь остаться в деревне.
       Михал точно истукан замер. А когда смысл слов осознал, то подошел к дочери и чужеземцу, поднял руку над головой нурийца и сжал кулак.
       - С ним? - в голосе старосты было столько боли, злости и отчаяния, что плесни еще хоть каплю, и сердце отцовское разорвется.
       От напряжения рука мелко задрожала. Сейчас он с бОльшим удовольствием проломил бы голову ненавистному варвару. Видя, как колеблется отец, Млада подняла на него глаза, полные мольбы.
       - Прежде чем судить, выслушай. Он жизнь мне сохранил. Хан приказал мою голову тебе в наказание отослать. Унгур заступился и взял меня в жены. Прошу, дай нам свое родительское одобрение, - решительность, с которой дочь защищала мужчину, и нежность, с которой украдкой поглядывала на него, много поведала главе семейства, прожившему уже пол жизни на этой земле.
       - И по чьим же обрядам взял?
       - И по вашим, и по нашим. А совсем скоро вы станете дедом, - выдал главный козырь нуриец, не отводя взгляда. Негоже Младе одной спасать их головы.
       Новость ударила будто обухом по голове. Соседи вдоль забора загалдели. Божена, охнув, выпустила из рук тарелку, и та с шумом покатилась по земле. Михал взглянул на жену, на тарелку и вернулся к детям.
       - Имя то хоть мирянское дадите? - с надеждой спросил староста.
       - Михеем назовем, или Радой, - Унгур знал, что от его ответа зависит сейчас расположение отца Млады и не прогадал.
       Селянин, вздохнув, по-отечески возложил руки на головы дочери и ее избранника:
       - Раз так даю вам свое благословение. Любите и уважайте друг друга. И учти, нуриец, тяжко тебе у нас придется. Не полюбят тебя деревенские. И за Лесьяра еще припомнят, - не удержался от укоризны Михал.
       - Не моя стрела в том повинна. А смутьяна все равно бы наказали, - Унгур не хотел оправдываться, да и прошлого не воротишь, но в глазах мирянки и ее семьи не желал оставаться врагом.
       - Удар у тебя, конечно, что надо, - потирая грудь, заметил Добромир, - но если сестру обидишь - с нами будешь дело иметь.
       - Не обижу, - твердо пообещал нуриец и ласково приобнял за плечи девушку, вызывая на ее щеках румянец.
       - Ну что, жинка - развел руками Михал, - накрывай на стол, женитьбу праздновать будем, - затем махнул старшему сыну. - Добромир, неси с погреба наливку бабы Жданы.
       Унгур поднялся на ноги сам и помог подняться девушке. Гладя на эту семью и обнимая счастливую Младу, он понимал, что ему придется очень туго среди чужого народа. Но выбора у него не было. Ведь он не только покорил это море, как когда-то мечтал у себя в шатре, глядя на мирянку, но и сам покорился ему. А с трудностями он справится - он же воин и сын великих нуров.        
       
               Конец.