И если поднять зонт, то можно было разглядеть, как они касались верхушек деревьев, спускались по листве и искорками замирали в лужах под ногами, но Мария ничего этого не замечала. Не замечала она и мужчину в чёрном плаще, что следил за ней уже не первый день.
Она упрямо шла по дороге, стараясь унять внезапно усилившееся сердцебиение. Она узнавала эти места. Деревья постепенно сменились металлическим забором, выкрашенным в яркий жизнерадостный зелёный цвет, а за ним, словно прячась от чужих взглядов, показались и домики. Двухэтажные близнецы как на подбор выстроились в ряд и молчаливо наблюдали за гостьей. Дыхание сбилось. Мария не могла поверить своим глазам и ощущениям. Дом из сна был настоящим и ждал её за очередным поворотом.
Это было невозможно и в то же время так реально, как давно потухший огонёк, внезапно озаривший память. Как волшебство.
Не чувствуя ног, она подошла вплотную к забору и стала разглядывать дом. Как и во сне крыша была покрыта зелёным шифером, а сам дом походил на пузатого гиганта, сидящего полубоком. Это впечатление складывалось из-за гаража, расположенного чуть сбоку от фасада.
На долю секунды Мария даже представила, что дом и вправду живой. Распахнёт сейчас свои квадратные глаза – окна, откроет рот – входную дверь, продолжительно зевнёт, просыпаясь от долгого сна, и заговорит с ней. Лёгкая улыбка коснулась губ. Какие странные мысли иногда лезут в голову. На всякий случай она постояла немного, ожидая, что дом из сна всё-таки оживёт, но чуда не дождалась, лишь солнце вновь скрылось за облаками. Других изменений не произошло.
Её тянуло внутрь как магнитом, и одновременно с этим страшила одна только мысль о том, что вот сейчас, совсем скоро откроются все секреты. Нерешительность, страх, любопытство, тревога боролись друг с другом, казалось вечность, а потом неожиданно в память ворвалось воспоминание о том, как в детстве она перелезала через забор на участок к соседям в поисках спелых яблок. Выбор был сделан, оставалось только найти какой-нибудь предмет, встать и оттолкнуться, чтобы оказаться по ту сторону забора. Она бросила сумочку с зонтом прямо на землю и стала осматриваться по сторонам.
С октября по апрель дачи в Ленобласти пустовали, но прежде чем забираться в чужой дом необходимо было удостовериться в этом. К её счастью вокруг была сонная тишина. Казалось, что мир замер и ждёт. Возможно ждёт, когда она проникнет в тайны своих снов. В десятке метров скользнул человек в чёрном плаще, но она этого не заметила.
Нервное напряжение ушло, и Мария ощутила почти что восторг, выискивая глазами подходящий предмет. Она не думала, что идёт в некотором роде на преступление, мысли были заняты совсем другим: ощущением, что жизнь нашла верный ориентир.
Вокруг не было ничего подходящего: грязь да пара сломанных веток. Она прошла вдоль дома на противоположной стороне, но тщётно. Вернулась, завернула за угол и прошла не меньше десятка домов, пока не увидела, как дорога обрывается, а впереди выглядывает сосновый лес. И что дальше? Куда идти? Она вспомнила, что бросила свои вещи прямо у забора и испугалась. А что, если их кто-то украдёт? Ведь там её сумочка, а в ней ключи от квартиры, деньги. Конечно, это было сомнительно, ведь за те полкилометра, что она прошла от станции не встретилось ни души, но вдруг? И она поспешила обратно, всё так же хлюпая по лужам.
Вещи ждали на месте. Мария уставилась на дом – такую близкую и недосягаемую цель, и ей даже захотелось плакать. На секунду она ощутила себя маленькой девочкой, которая очень хочет понять, что происходит в мире взрослых людей, но не может. И, возможно, эта секунда растянулась бы на долгие часы, как в случае с виртуальными путешествиями в городе, но внезапно на глаза попался камень. Она так тщательно высматривала подходящий предмет, который помог бы перелезть через забор, что даже не подумала о другом варианте: можно попытаться сбить петли старого навесного замка! Эта мысль настолько яркой вспышкой промелькнула в сознании, что она даже зажмурилась, но всего на мгновение. В следующую секунду Мария уже приближалась к заветной цели.
Камень застрял в земле между забором и лужей грязи. Он торчал прямо под носом, а она даже не замечала этого! Мария наклонилась и схватилась пальцами за его края, но камень скользил в руках и никак не желал вылезать из своего укрытия. Она потянула его вверх один раз, другой, но попытки заканчивались одним – камень оставался на месте, а подол её плаща снова и снова пачкался о грязную землю. Мария огляделась по сторонам, никого не увидела и вернулась к своему занятию. Потянула снова вверх, а затем вправо. Снова вверх, влево. Ничего. В конце концов она начала пинать его носком своего аккуратного сапога 37 размера, но кроме боли в пальцах так ничего и не добилась.
На память пришли воспоминания о книгах про сокровища, о мальчишках, пинающих камни по пути из школы. Неожиданно она словно увидела фрагмент того, как в старшем классе из-за неё подрались двое парней, и как один из них во время драки упал, споткнувшись о камень. Она снова начала тянуть камень вверх, вправо, вверх, влево, снова пинала его с усиленной злостью, пыталась выбить каблуками, но ничего не помогало. Может так и должно быть? Может ей и не стоит заходить в этот дом? Но пока разум и совесть пребывали в нерешительности, голос сердца шептал, что это шанс узнать правду, и она в очередной раз принималась за работу. И когда казалось, что хуже уже и быть не может, зарядил дождь, да такой сильный, что без зонта она промокла в считанные минуты. Решимость отступала, и сомнения становились все сильнее.
Мария стояла на коленях и глядела на камень, а потом вдруг вспомнила свой последний визит к психологу, два распростёртых тела и слова Виктора Андреевича: «Рано или поздно она всё равно всё вспомнит. Память уже возвращается. Пока она жива, мы в опасности». И начала разгребать мокрую землю пальцами. Камень засел глубоко, но мокрая земля оказалась податливой, и, наконец, заветный предмет оказался в руках.
Камень был небольшим, размером с коробочку из-под печенья, круглую жестяную с фотографиями счастливых детишек. Мария вспомнила, как подарила такую же своему отцу. Он был большим ценителем сладостей. Печенье было двух видов: сахарное и с шоколадной глазурью.
Она вспомнила, как они вдвоем сидели на диване в гостиной и лакомились кругляшками печенья, запивая его горячим чаем с лимоном. Она не отказалась бы от такой трапезы и сейчас.
Насквозь промокшая, продрогшая Мария держала камень, не решаясь выполнить задуманное, и умирала от голода. А ела ли она с утра? И с ужасом поняла, что последний раз во рту побывал всего лишь ломтик батона, и было это вчера днём. И откуда у неё только берутся силы? Но размышлять по этому поводу не было времени. Наверняка она стоит здесь с этим чёртовым камнем уже не меньше часа. На самом деле прошло не более трёх минут, но в сознании Марии время текло непостижимо медленно. Ей казалось, что целую вечность она бьёт по мокрому замку, но было всего три удара; что он настолько прочный, что скорее у неё отвалятся руки, чем эта чёртова железка, хотя он был настолько хлипким, что его можно было легко сбить простым ударом ноги. Казалось, что грохот стоит такой, что слышно в самом начале улицы, что тоже было неправдой.
Наконец, как в замедленной съёмке она ступила на мокрую дорожку из гравия и оказалась на территории настолько знакомой, что перехватило дыхание. Мария помнила дощатый настил, змеёй тянущийся вдоль дома и знала, что под одной из досок валяется упаковка из-под мармелада, которую каждый раз забывала выбросить. Узнала и высокую зелёную железную бочку, потому что сама красила (зелёный цвет был любимым) и, спустя какое-то время, хотела её оживить, подрисовав глаза, нос картошкой и улыбку. Мария в нерешительности сделала ещё шаг, и тут же воспоминания посыпались стремительнее, чем схождение лавины в горах, и, если от последнего можно было как-то спастись, то от прошлого нет.
Слева от калитки стоял большой кованый велосипед. Она помнила его. На своей спине он держал целых три вазона с цветами: сиреневая петуния, синяя лобелия и жёлтый портулак. Она собиралась убрать последний и посадить ещё одну петунию голубого цвета, а портулак поместить со стороны бани, когда, конечно, они построят баню. Сам велосипед тоже подвергался внутренней критике. Его доставили после заказа по интернету, и он оказался не совсем таким, каким она ожидала. Переднее колесо было чересчур большое, а рама выглядела, как неудачно приваренный кусок железа. Никакой элегантности. Мария собиралась выбросить его и купить новый. Собиралась, а потом ей стало его жаль.
С противоположной стороны располагался мини-пруд. Пока там плавала только одна уточка и две кувшинки белого цвета, позабытые с летней поры. Она помнила, как собиралась облагородить и его, пустив на воду целое семейство, а края пруда отделать рифлёным заборчиком. Помнила и то, как не могла определиться с цветом. Ещё в планах было сделать подсветку, чтобы по вечерам вода искрилась разными огнями, а он – темноволосый мужчина – обещал взяться за эту работу, как только устроится в компанию...
Так давно не напоминавшая о себе головная боль прорвалась в сознание, заставив Марию сжать виски, а лавина воспоминаний всё не отступала.
В десяти шагах от калитки начинался огород. Его владения заканчивались у самой кромки забора, разделяющего их дом от соседнего. Она точно знала сколько шагов, потому что они с дочкой как-то играли в игру «Найди клад». Суть была проста: Мария зарывала какой-нибудь предмет (в тот раз это была пустая жестяная коробочка) в землю, а дочка должна была её отыскать, считая шаги от калитки. Всё было просто, и клад сразу же находили, но веселье было непередаваемым. Потом эту коробочку её дочка... Катюшка... использовала под хранение своих маленьких заколочек…
От столь яркого воспоминания Мария пошатнулась и непременно упала бы, не облокотись она на раму того самого несчастного велосипеда. И когда только она успела оказаться с ним рядом?
Огород делился на пять секторов: зелёный лук, петрушка, укроп, морковь и редис. Каждый из секторов был помечен воткнутой в землю палочкой с цветной ленточкой. Эта идея принадлежала Катюшке. Ей нравилось всему добавлять цвета. Лук получил коричневую ленточку, потому что Катюшка не любила лук; петрушка и укроп – зелёные; морковь – оранжевую, а редис почему-то жёлтую. Почему она и сама объяснить не могла. Говорила, что просто так захотелось.
Они всей семьёй любили собирать зелень для салата. Катюшка всегда порывалась нарвать укропа, муж испытывал слабость к луку и всегда добавлял его в тарелку, а Мария собирала всё остальное.
Ближе к соседскому забору располагались две теплицы: с огурцами и с помидорами черри. Последнее было слабостью всей семьи: краснощёкие пузырьки могли быть поданы как на завтрак, так на обед и на ужин. Как-то соседка пошутила, что однажды они и сами станут помидорного цвета. Катюшка тогда очень испугалась, правда всего на неделю. Потом любовь к сладким черри победила.
Она помнила, как Катюшка упала у этой самой калитки, когда они играли в догонялки: разбила коленку в кровь на дорожке из гравия и вместо того, чтобы плакать, кричала, что дорожка плохая, а потом рассердилась на теплицу с огурцами и зачем-то пнула дощечку, подпиравшую дверь.
Мария подошла к дому и поднялась на ступеньку, одну, вторую, третью, вспоминая, как дочка приговаривала: «Раз, два, три, уже внутри, мама, мама, посмотри», – и улыбалась своей беззаботной улыбкой, а потом убегала на кухню в поисках чего-нибудь вкусненького.
На дальней полочке всегда лежала упаковка крекера или печенья «Мария». Последнее, по рассказам мужа, любила его мать. Мария очень бы хотела познакомиться с ней и с отцом мужа, но они умерли ещё до знакомства Марии и... Юры?
Она поставила зонт у двери, там же бросила и сумку. Делая всё на автомате, протянула руку к оконной раме, не глядя, нащупала сверху крючок и размотала верёвку с ключом.
Страх. Жуткий, сжимающий изнутри, подобно голодному питону и обволакивающий, словно плотный туман застил её разум. Что она здесь делает? Зачем пытается узнать то, что так тщательно скрывает память? Не станет ли хуже? Не превратится ли жизнь в ад? Хотя может ли быть что-то страшнее того, что сейчас творится в её жизни? И не связано ли всё это с убийством Виктора Андреевича? И её муж, дочь...
Неужели она могла забыть свою семью?! Она боялась того, что может вспомнить, но ещё сильнее боялась сойти с ума.
И повернула ключ.
Здесь всё было как во сне: тот же столик с разноцветными подставками под горячее, те же кремовые обои, корзина с белыми розами, фотография с серыми глазами в белоснежной рамке. Всё вокруг было точно таким же, каким виделось по ночам; точно таким же, каким запомнилось.
Не считая обильного слоя пыли.
Мария знала откуда царапина на полу возле столика – это Катюшка играла в дочки-матери и перетаскивала стулья, табуретки, ящик с инструментами в свой выдуманный дом под этим самым столом. Знала почему среди подставок под горячее нет белой и не потому, что этот цвет легко пачкался: просто Катюшка хотела всё яркое, а она была не против. Эти подставки напоминали ей конфетти, что разбрасывают на дни рождения.
Коснулась фотографии, и тут же воспоминание о том дне, когда было сделано фото буквально сшибло с ног. В июне у них была шестая годовщина брака, и она предложила необычную фотосессию: ловить эмоциональные кадры, когда другой об этом не подозревает. Из затеи не вышло ничего толкового. Ни он, ни она не умели особо фотографировать, и снимки получились обычными, каких в альбоме была сотня. Это единственная фотография, заслужившая внимание. Конечно, потом освещение чуть подкорректировали на компьютере, добавили некий ореол таинственности, но глаза не тронули. Они с самого начала были такими: невероятно грустными и уставшими. Невероятно живыми.
Глядя на них, она видела живого человека с чистой душой, поэтому и повесила фото на стену. Кадр не был постановочным. Она случайно запечатлела супруга в момент раздумий. Тогда ему как раз предложили новую работу, и он не знал стоит ли соглашаться, потому что компания была серьёзной – это тебе не круглосуточная аптека в шаговой доступности. Здесь были перспективы. И возлагалась такая ответственность, что возникал резонный вопрос: а тебе это по плечу?
Мария не помнила, как оказалась на втором этаже. Она побывала в ванной и обнаружила скол у раковины и ту самую мыльницу-жемчужину. Даже аромат мяты был таким же как во сне. А затем, ведомая необъяснимой силой, Мария приблизилась к спальне. Едва она повернула дверную ручку, как снова вернулась в тот день, когда всё началось, только на этот раз воспоминание не оборвалось с появлением полицейского, а потекло куда более стремительно.
«И только теперь замечаю ещё одного человека – мужчину в полицейской форме. Я не успеваю задать вопрос о том, что он здесь делает. Вижу, как чья-то тонкая рука закрывает рот Катюшке и достаёт из кармана шприц. С ужасом осознаю, что в доме уже не двое, а пять человек. Вижу, как выносят моего мужа. Он без сознания. А затем меня накрывает тьма.
Она упрямо шла по дороге, стараясь унять внезапно усилившееся сердцебиение. Она узнавала эти места. Деревья постепенно сменились металлическим забором, выкрашенным в яркий жизнерадостный зелёный цвет, а за ним, словно прячась от чужих взглядов, показались и домики. Двухэтажные близнецы как на подбор выстроились в ряд и молчаливо наблюдали за гостьей. Дыхание сбилось. Мария не могла поверить своим глазам и ощущениям. Дом из сна был настоящим и ждал её за очередным поворотом.
Это было невозможно и в то же время так реально, как давно потухший огонёк, внезапно озаривший память. Как волшебство.
Не чувствуя ног, она подошла вплотную к забору и стала разглядывать дом. Как и во сне крыша была покрыта зелёным шифером, а сам дом походил на пузатого гиганта, сидящего полубоком. Это впечатление складывалось из-за гаража, расположенного чуть сбоку от фасада.
На долю секунды Мария даже представила, что дом и вправду живой. Распахнёт сейчас свои квадратные глаза – окна, откроет рот – входную дверь, продолжительно зевнёт, просыпаясь от долгого сна, и заговорит с ней. Лёгкая улыбка коснулась губ. Какие странные мысли иногда лезут в голову. На всякий случай она постояла немного, ожидая, что дом из сна всё-таки оживёт, но чуда не дождалась, лишь солнце вновь скрылось за облаками. Других изменений не произошло.
Её тянуло внутрь как магнитом, и одновременно с этим страшила одна только мысль о том, что вот сейчас, совсем скоро откроются все секреты. Нерешительность, страх, любопытство, тревога боролись друг с другом, казалось вечность, а потом неожиданно в память ворвалось воспоминание о том, как в детстве она перелезала через забор на участок к соседям в поисках спелых яблок. Выбор был сделан, оставалось только найти какой-нибудь предмет, встать и оттолкнуться, чтобы оказаться по ту сторону забора. Она бросила сумочку с зонтом прямо на землю и стала осматриваться по сторонам.
С октября по апрель дачи в Ленобласти пустовали, но прежде чем забираться в чужой дом необходимо было удостовериться в этом. К её счастью вокруг была сонная тишина. Казалось, что мир замер и ждёт. Возможно ждёт, когда она проникнет в тайны своих снов. В десятке метров скользнул человек в чёрном плаще, но она этого не заметила.
Нервное напряжение ушло, и Мария ощутила почти что восторг, выискивая глазами подходящий предмет. Она не думала, что идёт в некотором роде на преступление, мысли были заняты совсем другим: ощущением, что жизнь нашла верный ориентир.
Вокруг не было ничего подходящего: грязь да пара сломанных веток. Она прошла вдоль дома на противоположной стороне, но тщётно. Вернулась, завернула за угол и прошла не меньше десятка домов, пока не увидела, как дорога обрывается, а впереди выглядывает сосновый лес. И что дальше? Куда идти? Она вспомнила, что бросила свои вещи прямо у забора и испугалась. А что, если их кто-то украдёт? Ведь там её сумочка, а в ней ключи от квартиры, деньги. Конечно, это было сомнительно, ведь за те полкилометра, что она прошла от станции не встретилось ни души, но вдруг? И она поспешила обратно, всё так же хлюпая по лужам.
Вещи ждали на месте. Мария уставилась на дом – такую близкую и недосягаемую цель, и ей даже захотелось плакать. На секунду она ощутила себя маленькой девочкой, которая очень хочет понять, что происходит в мире взрослых людей, но не может. И, возможно, эта секунда растянулась бы на долгие часы, как в случае с виртуальными путешествиями в городе, но внезапно на глаза попался камень. Она так тщательно высматривала подходящий предмет, который помог бы перелезть через забор, что даже не подумала о другом варианте: можно попытаться сбить петли старого навесного замка! Эта мысль настолько яркой вспышкой промелькнула в сознании, что она даже зажмурилась, но всего на мгновение. В следующую секунду Мария уже приближалась к заветной цели.
Камень застрял в земле между забором и лужей грязи. Он торчал прямо под носом, а она даже не замечала этого! Мария наклонилась и схватилась пальцами за его края, но камень скользил в руках и никак не желал вылезать из своего укрытия. Она потянула его вверх один раз, другой, но попытки заканчивались одним – камень оставался на месте, а подол её плаща снова и снова пачкался о грязную землю. Мария огляделась по сторонам, никого не увидела и вернулась к своему занятию. Потянула снова вверх, а затем вправо. Снова вверх, влево. Ничего. В конце концов она начала пинать его носком своего аккуратного сапога 37 размера, но кроме боли в пальцах так ничего и не добилась.
На память пришли воспоминания о книгах про сокровища, о мальчишках, пинающих камни по пути из школы. Неожиданно она словно увидела фрагмент того, как в старшем классе из-за неё подрались двое парней, и как один из них во время драки упал, споткнувшись о камень. Она снова начала тянуть камень вверх, вправо, вверх, влево, снова пинала его с усиленной злостью, пыталась выбить каблуками, но ничего не помогало. Может так и должно быть? Может ей и не стоит заходить в этот дом? Но пока разум и совесть пребывали в нерешительности, голос сердца шептал, что это шанс узнать правду, и она в очередной раз принималась за работу. И когда казалось, что хуже уже и быть не может, зарядил дождь, да такой сильный, что без зонта она промокла в считанные минуты. Решимость отступала, и сомнения становились все сильнее.
Мария стояла на коленях и глядела на камень, а потом вдруг вспомнила свой последний визит к психологу, два распростёртых тела и слова Виктора Андреевича: «Рано или поздно она всё равно всё вспомнит. Память уже возвращается. Пока она жива, мы в опасности». И начала разгребать мокрую землю пальцами. Камень засел глубоко, но мокрая земля оказалась податливой, и, наконец, заветный предмет оказался в руках.
Камень был небольшим, размером с коробочку из-под печенья, круглую жестяную с фотографиями счастливых детишек. Мария вспомнила, как подарила такую же своему отцу. Он был большим ценителем сладостей. Печенье было двух видов: сахарное и с шоколадной глазурью.
Она вспомнила, как они вдвоем сидели на диване в гостиной и лакомились кругляшками печенья, запивая его горячим чаем с лимоном. Она не отказалась бы от такой трапезы и сейчас.
Насквозь промокшая, продрогшая Мария держала камень, не решаясь выполнить задуманное, и умирала от голода. А ела ли она с утра? И с ужасом поняла, что последний раз во рту побывал всего лишь ломтик батона, и было это вчера днём. И откуда у неё только берутся силы? Но размышлять по этому поводу не было времени. Наверняка она стоит здесь с этим чёртовым камнем уже не меньше часа. На самом деле прошло не более трёх минут, но в сознании Марии время текло непостижимо медленно. Ей казалось, что целую вечность она бьёт по мокрому замку, но было всего три удара; что он настолько прочный, что скорее у неё отвалятся руки, чем эта чёртова железка, хотя он был настолько хлипким, что его можно было легко сбить простым ударом ноги. Казалось, что грохот стоит такой, что слышно в самом начале улицы, что тоже было неправдой.
Наконец, как в замедленной съёмке она ступила на мокрую дорожку из гравия и оказалась на территории настолько знакомой, что перехватило дыхание. Мария помнила дощатый настил, змеёй тянущийся вдоль дома и знала, что под одной из досок валяется упаковка из-под мармелада, которую каждый раз забывала выбросить. Узнала и высокую зелёную железную бочку, потому что сама красила (зелёный цвет был любимым) и, спустя какое-то время, хотела её оживить, подрисовав глаза, нос картошкой и улыбку. Мария в нерешительности сделала ещё шаг, и тут же воспоминания посыпались стремительнее, чем схождение лавины в горах, и, если от последнего можно было как-то спастись, то от прошлого нет.
Слева от калитки стоял большой кованый велосипед. Она помнила его. На своей спине он держал целых три вазона с цветами: сиреневая петуния, синяя лобелия и жёлтый портулак. Она собиралась убрать последний и посадить ещё одну петунию голубого цвета, а портулак поместить со стороны бани, когда, конечно, они построят баню. Сам велосипед тоже подвергался внутренней критике. Его доставили после заказа по интернету, и он оказался не совсем таким, каким она ожидала. Переднее колесо было чересчур большое, а рама выглядела, как неудачно приваренный кусок железа. Никакой элегантности. Мария собиралась выбросить его и купить новый. Собиралась, а потом ей стало его жаль.
С противоположной стороны располагался мини-пруд. Пока там плавала только одна уточка и две кувшинки белого цвета, позабытые с летней поры. Она помнила, как собиралась облагородить и его, пустив на воду целое семейство, а края пруда отделать рифлёным заборчиком. Помнила и то, как не могла определиться с цветом. Ещё в планах было сделать подсветку, чтобы по вечерам вода искрилась разными огнями, а он – темноволосый мужчина – обещал взяться за эту работу, как только устроится в компанию...
Так давно не напоминавшая о себе головная боль прорвалась в сознание, заставив Марию сжать виски, а лавина воспоминаний всё не отступала.
В десяти шагах от калитки начинался огород. Его владения заканчивались у самой кромки забора, разделяющего их дом от соседнего. Она точно знала сколько шагов, потому что они с дочкой как-то играли в игру «Найди клад». Суть была проста: Мария зарывала какой-нибудь предмет (в тот раз это была пустая жестяная коробочка) в землю, а дочка должна была её отыскать, считая шаги от калитки. Всё было просто, и клад сразу же находили, но веселье было непередаваемым. Потом эту коробочку её дочка... Катюшка... использовала под хранение своих маленьких заколочек…
От столь яркого воспоминания Мария пошатнулась и непременно упала бы, не облокотись она на раму того самого несчастного велосипеда. И когда только она успела оказаться с ним рядом?
Огород делился на пять секторов: зелёный лук, петрушка, укроп, морковь и редис. Каждый из секторов был помечен воткнутой в землю палочкой с цветной ленточкой. Эта идея принадлежала Катюшке. Ей нравилось всему добавлять цвета. Лук получил коричневую ленточку, потому что Катюшка не любила лук; петрушка и укроп – зелёные; морковь – оранжевую, а редис почему-то жёлтую. Почему она и сама объяснить не могла. Говорила, что просто так захотелось.
Они всей семьёй любили собирать зелень для салата. Катюшка всегда порывалась нарвать укропа, муж испытывал слабость к луку и всегда добавлял его в тарелку, а Мария собирала всё остальное.
Ближе к соседскому забору располагались две теплицы: с огурцами и с помидорами черри. Последнее было слабостью всей семьи: краснощёкие пузырьки могли быть поданы как на завтрак, так на обед и на ужин. Как-то соседка пошутила, что однажды они и сами станут помидорного цвета. Катюшка тогда очень испугалась, правда всего на неделю. Потом любовь к сладким черри победила.
Она помнила, как Катюшка упала у этой самой калитки, когда они играли в догонялки: разбила коленку в кровь на дорожке из гравия и вместо того, чтобы плакать, кричала, что дорожка плохая, а потом рассердилась на теплицу с огурцами и зачем-то пнула дощечку, подпиравшую дверь.
Мария подошла к дому и поднялась на ступеньку, одну, вторую, третью, вспоминая, как дочка приговаривала: «Раз, два, три, уже внутри, мама, мама, посмотри», – и улыбалась своей беззаботной улыбкой, а потом убегала на кухню в поисках чего-нибудь вкусненького.
На дальней полочке всегда лежала упаковка крекера или печенья «Мария». Последнее, по рассказам мужа, любила его мать. Мария очень бы хотела познакомиться с ней и с отцом мужа, но они умерли ещё до знакомства Марии и... Юры?
Она поставила зонт у двери, там же бросила и сумку. Делая всё на автомате, протянула руку к оконной раме, не глядя, нащупала сверху крючок и размотала верёвку с ключом.
Страх. Жуткий, сжимающий изнутри, подобно голодному питону и обволакивающий, словно плотный туман застил её разум. Что она здесь делает? Зачем пытается узнать то, что так тщательно скрывает память? Не станет ли хуже? Не превратится ли жизнь в ад? Хотя может ли быть что-то страшнее того, что сейчас творится в её жизни? И не связано ли всё это с убийством Виктора Андреевича? И её муж, дочь...
Неужели она могла забыть свою семью?! Она боялась того, что может вспомнить, но ещё сильнее боялась сойти с ума.
И повернула ключ.
Здесь всё было как во сне: тот же столик с разноцветными подставками под горячее, те же кремовые обои, корзина с белыми розами, фотография с серыми глазами в белоснежной рамке. Всё вокруг было точно таким же, каким виделось по ночам; точно таким же, каким запомнилось.
Не считая обильного слоя пыли.
Мария знала откуда царапина на полу возле столика – это Катюшка играла в дочки-матери и перетаскивала стулья, табуретки, ящик с инструментами в свой выдуманный дом под этим самым столом. Знала почему среди подставок под горячее нет белой и не потому, что этот цвет легко пачкался: просто Катюшка хотела всё яркое, а она была не против. Эти подставки напоминали ей конфетти, что разбрасывают на дни рождения.
Коснулась фотографии, и тут же воспоминание о том дне, когда было сделано фото буквально сшибло с ног. В июне у них была шестая годовщина брака, и она предложила необычную фотосессию: ловить эмоциональные кадры, когда другой об этом не подозревает. Из затеи не вышло ничего толкового. Ни он, ни она не умели особо фотографировать, и снимки получились обычными, каких в альбоме была сотня. Это единственная фотография, заслужившая внимание. Конечно, потом освещение чуть подкорректировали на компьютере, добавили некий ореол таинственности, но глаза не тронули. Они с самого начала были такими: невероятно грустными и уставшими. Невероятно живыми.
Глядя на них, она видела живого человека с чистой душой, поэтому и повесила фото на стену. Кадр не был постановочным. Она случайно запечатлела супруга в момент раздумий. Тогда ему как раз предложили новую работу, и он не знал стоит ли соглашаться, потому что компания была серьёзной – это тебе не круглосуточная аптека в шаговой доступности. Здесь были перспективы. И возлагалась такая ответственность, что возникал резонный вопрос: а тебе это по плечу?
Мария не помнила, как оказалась на втором этаже. Она побывала в ванной и обнаружила скол у раковины и ту самую мыльницу-жемчужину. Даже аромат мяты был таким же как во сне. А затем, ведомая необъяснимой силой, Мария приблизилась к спальне. Едва она повернула дверную ручку, как снова вернулась в тот день, когда всё началось, только на этот раз воспоминание не оборвалось с появлением полицейского, а потекло куда более стремительно.
«И только теперь замечаю ещё одного человека – мужчину в полицейской форме. Я не успеваю задать вопрос о том, что он здесь делает. Вижу, как чья-то тонкая рука закрывает рот Катюшке и достаёт из кармана шприц. С ужасом осознаю, что в доме уже не двое, а пять человек. Вижу, как выносят моего мужа. Он без сознания. А затем меня накрывает тьма.
