– Ладно. К тараканам проблемы. Давай на кухню. Нам пирог оставили.
– Кто оставил?
И тут Чирина поняла, что проболталась.
Гольцев дрожал и повторял одну и ту же фразу, вновь и вновь царапая ногтями дорожку. У Селивёрстовой не было времени приводить его в чувство, она лишь покачала головой и схватилась за мобильник. За считанные секунды Рукавица получил информацию о том, что в «Жемчужине» дом Чириных, а она узнала о высланном патруле.
– Я только адреса не знаю. Власов…
– Без Власова справимся. Дело взяли в руки управленцы, как только узнали о Чириной. Даже вертолёт задействовали. Богачи, чтоб их… Ради Власовых стараются, а ради кого-то другого… Хрен с ними. Чирину возьмём, Римскую спасём, не волнуйся. Сама не инициативничай. Вертолёт скоро будет. – Хотел добавить «не дури», но сдержался.
Селивёрстова ничего не сказала. Связь отключилась. Сидеть сложа руки, в ожидании управленцев, она не собиралась.
Очень вовремя из дома вышла Лиза. Одетая в изысканный полушубок, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь кого-то или чего-то, она быстро подошла к детективу и прошептала:
– Дом 16. – Кивнула на противоположное здание.
Селивёрстова с трудом сдержала возглас удивления, облегчения и одновременно с тем раздирающего чувства досады. Оказывается, логово Чириной всё это время было буквально под носом, и никто не знал.
– Спасибо, – Александра в благодарность пожала руку девушки.
Лиза вернулась в коттедж.
Селивёрстова отключила звук на телефоне, повернула голову и пару секунд смотрела на мрачный дом впереди, а затем уверенным шагом двинулась к дому №16, оставив позади замершего Гольцева. Он молчал, пялясь в одну точку.
«Действовать осторожно, помнить о Римской. Не забывать, что передо мной умный соперник. Раскрывать карты сразу нельзя. В то, что я здесь случайно, она тоже не поверит. Что же делать? Как быть? – мучалась она вопросом, стоя у ворот, высматривая в окно Снежану. – Дать сигнал. Предупредить. Намекнуть. Дьявольская муть, ну почему я не взяла оружие?»
Детективу не полагалось иметь пистолет, но, когда Александру это останавливало? Жизнь была слишком непредсказуема, чтобы действовать всегда по правилам, и поэтому оружие было. Она хранила его в доме, перекладывая с одного тайника в другой. На всякий случай.
«Думай, думай, – злилась детектив, – Думай! Как появиться? Как предупредить Римскую? Чем отвлечь убийцу? Что было в данных? Какое слабое место у Чириной? Какое?»
Под ногами только снег. Белоснежный. Безучастный.
Александра голыми руками слепила небольшой снежок и швырнула в окно, а сама присела, спрятавшись за теми же воротами. Надеялась, вдруг Римская покажется?
Ничего.
Второй снежок тоже ни к чему не привёл. И третий, и четвёртый.
Шестерёнки в мозгу заработали на скорость. Александра отметала одну информацию, мысленно закрашивая чёрным, и искала следующую. Каждая деталь, записанная на бумаге, откладывалась в памяти, и сейчас, раскрашивая воображаемыми красками строки биографии Чириной, той, настоящей биографии, Селивёрстова пыталась найти слово, которое помогло бы сдвинуть ситуацию, безвыходную до приезда подмоги, с мёртвой точки.
«Увлекалась рисованием, любила море. Нет, не то. Не то! Ходила в музыкальную школу, на курсы психологии, играла в любительском театре, работала визажистом. Да где же эта ниточка? Отличница, умственные способности выше среднего. В школе помогала учителям следить за дисциплиной, в институте была старостой на протяжении всех лет обучения. Стоп! – Александра перестала дышать. – Умница, отличница, староста. Актриса… Разыграла всех, даже меня… – почувствовала собственную уязвлённость. – Всё продумала, подготовилась, людей наняла, маньяка придумала. Каждый шаг, каждое действие было спланировано, выверено. Что ж. Хорошо… А как насчёт импровизации?» – Она перелезла через ворота, радуясь, что высотой они сильно уступают власовским и подобралась к окну. Осторожно заглянула.
Никого.
Детектив сложила руки у лица и принялась дышать на стекло.
Поверхность медленно запотевала, но вскоре стало ясно: идея неудачная. Как бы Селивёрстовой не хотелось интеллектуально унизить соперницу, а письма на замёрзшем окне оказались не самым лучшим вариантом. Буквы проявлялись и тут же исчезали, оставляя лишь неясное размытие на стекле и чувство неудовлетворённости в сердце. Отчего-то Александра почти не сомневалась, в доме Чириной так же, как в доме её собственной бабушки обязательно очень тепло: работает несколько обогревателей и всегда включена плита. Три или больше кастрюлек пыхтят вкуснейшими блюдами – иначе зачем Виталина приехала именно сюда? – пар от кастрюль создаёт нужную атмосферу для записей на окне. Маленькая Саша помнила, как рисовала на стёклах замысловатые фигуры, в ожидании обеда.
Это было чудесное время.
На этот раз детектив ошиблась. Кухня, а это окно принадлежало именно кухне, не давала нужного тепла, и буквы таяли на глазах.
Александра принялась рыться в карманах, продолжая высматривать Чирину или Римскую. Продолжая изучать обстановку.
Закипающий чайник, к сожалению, повёрнутый носом к стене без окна; накрытый на двоих стол; уютные стулья в тёмно-зелёных чехлах; лампа-цветок, озаряющая помещение; арка без двери с висящими над ней часами. Часами… Точно такими же, как в квартире Чириной. Совпадение? Интуиция подсказывала: в часах что-то есть. Возможно, они ключ к чему-то.
Задумка написать на стекле какую-либо фразу об одной из жертв рассыпалась без дальнейшей в ней надобности, и на её место тотчас пришла другая: использовать в послании увиденное.
Александра выудила из внутреннего кармана старую помаду. Она вряд ли бы стала ею пользоваться, поскольку экземпляр был подарен кем-то из клиентов и совершенно не подходил её типу внешности, да и валялся там давно забытый, видимо, с момента одного из сложных расследований, но для записей на окне помада подходила идеально. Ощущая себя победительницей и ни капли не сомневаясь в действиях, Селивёрстова написала:
«Я знаю, что хранят часы», – подумала и дописала. – Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».
Буквы получились непривычно размашистыми и от пробирающего холода корявыми, но читались без труда. Писать зеркально длинные фразы и сложнейшие термины Александра училась давно, по собственной инициативе, пользуясь всё тем же любимым принципом: знать и уметь всё без всяких там «по возможности». Она старалась объять необъятное и у неё неплохо получалось. На неудачах она не зацикливалась.
Те же самые строки появились на каждом доступном окне. Идею добраться до второго этажа она благоразумно отбросила. Пожалуй, впервые, действуя благоразумно и понимая, замёрзшими пальцами – и почему не взяла перчатки? – хвататься за карнизы слишком опасно. Слишком самонадеянно. И… стала ждать.
– Кто оставил пирог? – повторила вопрос Снежана.
– Да те, кто ухаживают за домом, пока я в городе! – нашлась Чирина и широко улыбнулась. – Надо же кому-то поддерживать здесь порядок, отгонять воров.
– Да… наверно.
– Пойдём. Нас ждёт вкусный пирог и ароматный чай.
– Вит, позвони мне на мобильный, – тихо попросила Снежана, снова наклоняясь к пакету с одеждой.
– Да ты зря беспокоишься. Найдётся телефон. Вкусный пирог и ароматный чай, – опять улыбка.
– Вит, позвони.
Снежана осматривала комнату. Сомнения по отношению к подруге такие непривычные терзали сердце и душу, буквально выворачивая последнюю наизнанку. В памяти обрывками заскользили воспоминания далёкие, чужие.
Родные.
Снежана потрясла головой, смутно осознавая, что происходящее хорошо, и внезапно налетевшая дурнота – знак вовсе неплохой.
– Снежанка? – забеспокоилась Чирина, обнимая «подругу». – Тебе плохо?
– Нет. Да…
– Присядь, – Виталина растерялась. Подобное в её планы не входило.
Снежана послушно присела, закрыла глаза и вдруг начала вспоминать. Слёзы крупными горошинами полетели вниз.
Чирина сделала пару шагов назад, совершенно теряя контроль над ситуацией:
– Э-э-э, таракан с тобой, Снежан, ты чего меня пугаешь?
– Я… прости, Вита... Виточка, прости за всё. Я… вспомнила… Прости…
Виталина побледнела. В лёгких резко закончился воздух. Сколько лет она ждала этого слова. Этого злополучного «прости». Надеялась, верила. Теряла надежду, осознавая, что никакие слова не изменят её чувств.
Заставляя себя поверить в чушь самосуда.
Или не чушь?
– Виточка, я…
Всё летело к чертям. Планы, идеи. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово, жест. Вся картина, идеальная, прорисованная до мельчайших подробностей, разлеталась в пустоту. Пустоту, оседающую изнутри и ядом расползающуюся по внутренностям.
Виталина ненавидела Снежану и за это.
– Господи, Вита, я… мама сказала, ты пропала. Тебя не нашли, Виточка. А ведь я помню, как сидела в этом доме, в этой… боже мой, в этой самой комнате.
– В этой?
– Я рыдала ночи напролёт, умоляя тебя вернуться. Я… Виточка… Вита! Вита… – Снежана упала без чувств.
Она лежала на кровати беззащитная и ранимая. Лучшего момента, чтобы осуществить месть и не придумать, но Чирина медлила. Смотрела на лицо Снежаны и понимала, что её саму душат слёзы. Противное ненасытное чувство жалости вновь вытесняло всё иное. Вновь вынуждало задуматься: зачем всё это надо? Не пора ли отпустить?
Сотни раз Чирина ловила себя на этой мысли и давала сотню, две обещаний довести начатое до конца, поэтому, когда просыпались сострадание и неуверенность, она избавлялась от них так, как научилась. В детстве ломая куклы, став постарше – причиняя боль. Повзрослев, начала убивать тех, кто как-то обидел, потому что только так становилось легче. Только так возвращались ненависть и жажда мщения.
– Доченька, у тебя есть я, – говорила мать. Та. Погребённая под коркой ледяного озера. – Разве тебе ещё кто-то нужен?
Мама своей любовью душила, хотя Виталина никогда не была ей родной. Но это лишь подтачивало крепнущую злость в юном сердечке, каждый раз напоминая о той, из-за кого всё произошло.
Снежана. Проклятая Снежана…
Чирина смотрела на родные черты и хмурила брови. Заставляла себя хмуриться. А перед глазами проносились фрагменты детства, и сердце разрывалось от боли.
Чирина бросилась прочь из комнаты, едва не свалилась с лестницы, влетела в кухню, схватилась за нож, мечтая вернуть ненависть, желая кого-нибудь убить. Хоть кого! Зря что ли она столько лет готовилась? И вдруг застыла. Окно пугало надписью:
«Я знаю, что хранят часы. Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».
Виталина задрожала. Нож выпал. А затем Чирина закричала. Неистово. Больно.
Страшно.
Александра увидела Чирину и испугалась. Наплевав на просьбу Рукавицы, локтём ударила в окно, и осколки посыпались на снег.
– Я помогу! – Селивёрстова лезла в окно, понимая, что, если убийца впала в истерику, действовать стоит незамедлительно. – Всё будет хорошо! – лгала она, обрывая об торчащие куски стекла своё фиалковое пальто. – Я рядом! – убеждала Чирину, как учили поступать с безумцами, – я рядом. Ты не одна! – Селивёрстова буквально выпала на пол кухни, развязала свой шарф и тут же подскочила к Виталине. Сделала вид, будто обнимает, а сама обмотала ей руки за спиной. – Где Снежана? Где она?
Чирина рыдала, но не отвечала.
Александра позвала Римскую.
Где-то неподалёку зашумели лопасти вертолёта.
Загнанный зверь пытается выжить, царапая и кусая врага. Человек от зверя ничем не отличается.
Понимая, что это конец и, давясь уже не слезами, а злостью, Виталина в парике, но без грима, его остатки обнаружили в раковине той же кухни, предпринимала попытки вырваться и нелепо давила обувь противника. Но держала Чирину уже не Александра, а крепкий парень из Управления, и руки сковал не вязанный шарф цвета фиалки, а холодный металл наручников так напоминающий Селивёрстовой маркер, каким она делала пометки о своих родителях ещё в далёком детстве, когда пыталась понять, почему мама с папой именно такие.
Парень дёрнул Чирину и потащил к выходу.
– Ненавижу… – прошипела Виталина, обернувшись в сторону Александры. – Ты всё испортила. Ты заплатишь.
Типичная угроза не подействовала бы на детектива с любым другим преступником – все они включают «жутких мстителей», когда иного не остаётся. Но что-то в глазах Чириной заставило Александру занервничать и непроизвольно сделать шаг назад.
После долгих препирательств между главным в Управлении и Рукавицей было всё же решено разделить почести за поимку убийцы. Однако право первого допроса управленцы отвоевали. Они вывели Чирину из дома и повезли к себе, оставив команду Владимира Андреевича копаться в уликах.
– Привыкли быть первыми, – с недовольством заметил Рукавица. Он всё ещё испытывал неприятное чувство из-за того, с какой лёгкостью управленцы достали вертолёт, как только узнали, кто убил дочку Власовых. – А когда Собирателя ловили, они и пальцем не шевельнули, – не сдержал едкой фразы. – Наверняка, Власов им платит. – Последнее произнёс заметно тише и уже после того, как вертолёт вместе с Чириной поднялся в воздух.
Александра могла бы подтвердить его опасения, ведь Власов сам ей в этом признался, но не стала. Во-первых, она дала слово бизнесмену, во-вторых, не озвученная правда всё равно остаётся правдой. Обошлась цепким взглядом.
– Ты того же мнения, – понял Рукавица. – Хрен с ними. Главное, что Чирину поймали. Кстати, как там Римская?
Александра долго подбирала слова, вспоминая реакцию Снежаны и её первый вопрос.
«Рельсы её отпустили, или она призрак?»
Странный вопрос.
Больше Римская не произнесла ни слова. Она находилась в прострации, когда её, всё ещё загримированную под старуху, вывели из дома, когда Чирина кричала ей вслед «ненавижу», когда предусмотрительно вызванные медики осматривали Снежану в машине.
Римскую увезли для дальнейших обследований, для непростых вопросов.
Александра наблюдала за жертвой и убийцей, ловя смутную, но ярко окрашенную догадку того, что на самом деле произошло в судьбе двух таких разных женщин.
Догадка была невероятной и порождала лишь вереницу новых вопросов, но Селивёрстова не сомневалась: она на верном пути.
Когда подъехал Рукавица со своей командой, чуть позже управленцев, догадка превратилась в уверенность. И дело заключалось не в хвалёной друзьями Интуиции, верной спутнице детектива, отвергаемой Рукавицей, как явление ненаучное, недоказанное. Глупое. Всё вышло на поверхность благодаря находке за часами. За теми самыми, которые привлекли внимание Селивёрстовой. Там был тайник, спрятанный в стене. Именно он хранил все секреты Чириной, и как позднее оказалось, секреты Римской.
– Так как там Римская? – повторил вопрос Владимир Андреевич.
– Не пострадала. Сегодня. – Сделала уточнение Александра.
– Говоришь загадками.
– Она пострадала давно. И похоже не она одна.
– Саш, давай без этих твоих закидонов.
Александра ухмыльнулась, подошла к столу, где криминалисты бережно упаковывали улики. Много улик. Указала на детский рисунок.
На старом потрёпанном и давно пожелтевшем листе были две девочки с одинаково тёмными волосами цвета каштана, в одинаковых ярко-розовых платьицах.
– Кто оставил?
И тут Чирина поняла, что проболталась.
Прода от 18.02.2021, 14:36
***
Гольцев дрожал и повторял одну и ту же фразу, вновь и вновь царапая ногтями дорожку. У Селивёрстовой не было времени приводить его в чувство, она лишь покачала головой и схватилась за мобильник. За считанные секунды Рукавица получил информацию о том, что в «Жемчужине» дом Чириных, а она узнала о высланном патруле.
– Я только адреса не знаю. Власов…
– Без Власова справимся. Дело взяли в руки управленцы, как только узнали о Чириной. Даже вертолёт задействовали. Богачи, чтоб их… Ради Власовых стараются, а ради кого-то другого… Хрен с ними. Чирину возьмём, Римскую спасём, не волнуйся. Сама не инициативничай. Вертолёт скоро будет. – Хотел добавить «не дури», но сдержался.
Селивёрстова ничего не сказала. Связь отключилась. Сидеть сложа руки, в ожидании управленцев, она не собиралась.
Очень вовремя из дома вышла Лиза. Одетая в изысканный полушубок, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь кого-то или чего-то, она быстро подошла к детективу и прошептала:
– Дом 16. – Кивнула на противоположное здание.
Селивёрстова с трудом сдержала возглас удивления, облегчения и одновременно с тем раздирающего чувства досады. Оказывается, логово Чириной всё это время было буквально под носом, и никто не знал.
– Спасибо, – Александра в благодарность пожала руку девушки.
Лиза вернулась в коттедж.
Селивёрстова отключила звук на телефоне, повернула голову и пару секунд смотрела на мрачный дом впереди, а затем уверенным шагом двинулась к дому №16, оставив позади замершего Гольцева. Он молчал, пялясь в одну точку.
«Действовать осторожно, помнить о Римской. Не забывать, что передо мной умный соперник. Раскрывать карты сразу нельзя. В то, что я здесь случайно, она тоже не поверит. Что же делать? Как быть? – мучалась она вопросом, стоя у ворот, высматривая в окно Снежану. – Дать сигнал. Предупредить. Намекнуть. Дьявольская муть, ну почему я не взяла оружие?»
Детективу не полагалось иметь пистолет, но, когда Александру это останавливало? Жизнь была слишком непредсказуема, чтобы действовать всегда по правилам, и поэтому оружие было. Она хранила его в доме, перекладывая с одного тайника в другой. На всякий случай.
«Думай, думай, – злилась детектив, – Думай! Как появиться? Как предупредить Римскую? Чем отвлечь убийцу? Что было в данных? Какое слабое место у Чириной? Какое?»
Под ногами только снег. Белоснежный. Безучастный.
Александра голыми руками слепила небольшой снежок и швырнула в окно, а сама присела, спрятавшись за теми же воротами. Надеялась, вдруг Римская покажется?
Ничего.
Второй снежок тоже ни к чему не привёл. И третий, и четвёртый.
Шестерёнки в мозгу заработали на скорость. Александра отметала одну информацию, мысленно закрашивая чёрным, и искала следующую. Каждая деталь, записанная на бумаге, откладывалась в памяти, и сейчас, раскрашивая воображаемыми красками строки биографии Чириной, той, настоящей биографии, Селивёрстова пыталась найти слово, которое помогло бы сдвинуть ситуацию, безвыходную до приезда подмоги, с мёртвой точки.
«Увлекалась рисованием, любила море. Нет, не то. Не то! Ходила в музыкальную школу, на курсы психологии, играла в любительском театре, работала визажистом. Да где же эта ниточка? Отличница, умственные способности выше среднего. В школе помогала учителям следить за дисциплиной, в институте была старостой на протяжении всех лет обучения. Стоп! – Александра перестала дышать. – Умница, отличница, староста. Актриса… Разыграла всех, даже меня… – почувствовала собственную уязвлённость. – Всё продумала, подготовилась, людей наняла, маньяка придумала. Каждый шаг, каждое действие было спланировано, выверено. Что ж. Хорошо… А как насчёт импровизации?» – Она перелезла через ворота, радуясь, что высотой они сильно уступают власовским и подобралась к окну. Осторожно заглянула.
Никого.
Детектив сложила руки у лица и принялась дышать на стекло.
Прода от 19.02.2021, 15:13
Поверхность медленно запотевала, но вскоре стало ясно: идея неудачная. Как бы Селивёрстовой не хотелось интеллектуально унизить соперницу, а письма на замёрзшем окне оказались не самым лучшим вариантом. Буквы проявлялись и тут же исчезали, оставляя лишь неясное размытие на стекле и чувство неудовлетворённости в сердце. Отчего-то Александра почти не сомневалась, в доме Чириной так же, как в доме её собственной бабушки обязательно очень тепло: работает несколько обогревателей и всегда включена плита. Три или больше кастрюлек пыхтят вкуснейшими блюдами – иначе зачем Виталина приехала именно сюда? – пар от кастрюль создаёт нужную атмосферу для записей на окне. Маленькая Саша помнила, как рисовала на стёклах замысловатые фигуры, в ожидании обеда.
Это было чудесное время.
На этот раз детектив ошиблась. Кухня, а это окно принадлежало именно кухне, не давала нужного тепла, и буквы таяли на глазах.
Александра принялась рыться в карманах, продолжая высматривать Чирину или Римскую. Продолжая изучать обстановку.
Закипающий чайник, к сожалению, повёрнутый носом к стене без окна; накрытый на двоих стол; уютные стулья в тёмно-зелёных чехлах; лампа-цветок, озаряющая помещение; арка без двери с висящими над ней часами. Часами… Точно такими же, как в квартире Чириной. Совпадение? Интуиция подсказывала: в часах что-то есть. Возможно, они ключ к чему-то.
Задумка написать на стекле какую-либо фразу об одной из жертв рассыпалась без дальнейшей в ней надобности, и на её место тотчас пришла другая: использовать в послании увиденное.
Александра выудила из внутреннего кармана старую помаду. Она вряд ли бы стала ею пользоваться, поскольку экземпляр был подарен кем-то из клиентов и совершенно не подходил её типу внешности, да и валялся там давно забытый, видимо, с момента одного из сложных расследований, но для записей на окне помада подходила идеально. Ощущая себя победительницей и ни капли не сомневаясь в действиях, Селивёрстова написала:
«Я знаю, что хранят часы», – подумала и дописала. – Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».
Буквы получились непривычно размашистыми и от пробирающего холода корявыми, но читались без труда. Писать зеркально длинные фразы и сложнейшие термины Александра училась давно, по собственной инициативе, пользуясь всё тем же любимым принципом: знать и уметь всё без всяких там «по возможности». Она старалась объять необъятное и у неё неплохо получалось. На неудачах она не зацикливалась.
Те же самые строки появились на каждом доступном окне. Идею добраться до второго этажа она благоразумно отбросила. Пожалуй, впервые, действуя благоразумно и понимая, замёрзшими пальцами – и почему не взяла перчатки? – хвататься за карнизы слишком опасно. Слишком самонадеянно. И… стала ждать.
***
– Кто оставил пирог? – повторила вопрос Снежана.
– Да те, кто ухаживают за домом, пока я в городе! – нашлась Чирина и широко улыбнулась. – Надо же кому-то поддерживать здесь порядок, отгонять воров.
– Да… наверно.
– Пойдём. Нас ждёт вкусный пирог и ароматный чай.
– Вит, позвони мне на мобильный, – тихо попросила Снежана, снова наклоняясь к пакету с одеждой.
– Да ты зря беспокоишься. Найдётся телефон. Вкусный пирог и ароматный чай, – опять улыбка.
– Вит, позвони.
Снежана осматривала комнату. Сомнения по отношению к подруге такие непривычные терзали сердце и душу, буквально выворачивая последнюю наизнанку. В памяти обрывками заскользили воспоминания далёкие, чужие.
Родные.
Снежана потрясла головой, смутно осознавая, что происходящее хорошо, и внезапно налетевшая дурнота – знак вовсе неплохой.
– Снежанка? – забеспокоилась Чирина, обнимая «подругу». – Тебе плохо?
– Нет. Да…
– Присядь, – Виталина растерялась. Подобное в её планы не входило.
Снежана послушно присела, закрыла глаза и вдруг начала вспоминать. Слёзы крупными горошинами полетели вниз.
Чирина сделала пару шагов назад, совершенно теряя контроль над ситуацией:
– Э-э-э, таракан с тобой, Снежан, ты чего меня пугаешь?
– Я… прости, Вита... Виточка, прости за всё. Я… вспомнила… Прости…
Виталина побледнела. В лёгких резко закончился воздух. Сколько лет она ждала этого слова. Этого злополучного «прости». Надеялась, верила. Теряла надежду, осознавая, что никакие слова не изменят её чувств.
Заставляя себя поверить в чушь самосуда.
Или не чушь?
– Виточка, я…
Всё летело к чертям. Планы, идеи. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово, жест. Вся картина, идеальная, прорисованная до мельчайших подробностей, разлеталась в пустоту. Пустоту, оседающую изнутри и ядом расползающуюся по внутренностям.
Виталина ненавидела Снежану и за это.
– Господи, Вита, я… мама сказала, ты пропала. Тебя не нашли, Виточка. А ведь я помню, как сидела в этом доме, в этой… боже мой, в этой самой комнате.
– В этой?
– Я рыдала ночи напролёт, умоляя тебя вернуться. Я… Виточка… Вита! Вита… – Снежана упала без чувств.
Она лежала на кровати беззащитная и ранимая. Лучшего момента, чтобы осуществить месть и не придумать, но Чирина медлила. Смотрела на лицо Снежаны и понимала, что её саму душат слёзы. Противное ненасытное чувство жалости вновь вытесняло всё иное. Вновь вынуждало задуматься: зачем всё это надо? Не пора ли отпустить?
Сотни раз Чирина ловила себя на этой мысли и давала сотню, две обещаний довести начатое до конца, поэтому, когда просыпались сострадание и неуверенность, она избавлялась от них так, как научилась. В детстве ломая куклы, став постарше – причиняя боль. Повзрослев, начала убивать тех, кто как-то обидел, потому что только так становилось легче. Только так возвращались ненависть и жажда мщения.
– Доченька, у тебя есть я, – говорила мать. Та. Погребённая под коркой ледяного озера. – Разве тебе ещё кто-то нужен?
Мама своей любовью душила, хотя Виталина никогда не была ей родной. Но это лишь подтачивало крепнущую злость в юном сердечке, каждый раз напоминая о той, из-за кого всё произошло.
Снежана. Проклятая Снежана…
Чирина смотрела на родные черты и хмурила брови. Заставляла себя хмуриться. А перед глазами проносились фрагменты детства, и сердце разрывалось от боли.
Чирина бросилась прочь из комнаты, едва не свалилась с лестницы, влетела в кухню, схватилась за нож, мечтая вернуть ненависть, желая кого-нибудь убить. Хоть кого! Зря что ли она столько лет готовилась? И вдруг застыла. Окно пугало надписью:
«Я знаю, что хранят часы. Знаю так же хорошо, как и ВРАЧ».
Виталина задрожала. Нож выпал. А затем Чирина закричала. Неистово. Больно.
Страшно.
***
Александра увидела Чирину и испугалась. Наплевав на просьбу Рукавицы, локтём ударила в окно, и осколки посыпались на снег.
– Я помогу! – Селивёрстова лезла в окно, понимая, что, если убийца впала в истерику, действовать стоит незамедлительно. – Всё будет хорошо! – лгала она, обрывая об торчащие куски стекла своё фиалковое пальто. – Я рядом! – убеждала Чирину, как учили поступать с безумцами, – я рядом. Ты не одна! – Селивёрстова буквально выпала на пол кухни, развязала свой шарф и тут же подскочила к Виталине. Сделала вид, будто обнимает, а сама обмотала ей руки за спиной. – Где Снежана? Где она?
Чирина рыдала, но не отвечала.
Александра позвала Римскую.
Где-то неподалёку зашумели лопасти вертолёта.
Прода от 25.02.2021, 22:34
Часть вторая. Сердце
Глава 50
Загнанный зверь пытается выжить, царапая и кусая врага. Человек от зверя ничем не отличается.
Понимая, что это конец и, давясь уже не слезами, а злостью, Виталина в парике, но без грима, его остатки обнаружили в раковине той же кухни, предпринимала попытки вырваться и нелепо давила обувь противника. Но держала Чирину уже не Александра, а крепкий парень из Управления, и руки сковал не вязанный шарф цвета фиалки, а холодный металл наручников так напоминающий Селивёрстовой маркер, каким она делала пометки о своих родителях ещё в далёком детстве, когда пыталась понять, почему мама с папой именно такие.
Парень дёрнул Чирину и потащил к выходу.
– Ненавижу… – прошипела Виталина, обернувшись в сторону Александры. – Ты всё испортила. Ты заплатишь.
Типичная угроза не подействовала бы на детектива с любым другим преступником – все они включают «жутких мстителей», когда иного не остаётся. Но что-то в глазах Чириной заставило Александру занервничать и непроизвольно сделать шаг назад.
После долгих препирательств между главным в Управлении и Рукавицей было всё же решено разделить почести за поимку убийцы. Однако право первого допроса управленцы отвоевали. Они вывели Чирину из дома и повезли к себе, оставив команду Владимира Андреевича копаться в уликах.
– Привыкли быть первыми, – с недовольством заметил Рукавица. Он всё ещё испытывал неприятное чувство из-за того, с какой лёгкостью управленцы достали вертолёт, как только узнали, кто убил дочку Власовых. – А когда Собирателя ловили, они и пальцем не шевельнули, – не сдержал едкой фразы. – Наверняка, Власов им платит. – Последнее произнёс заметно тише и уже после того, как вертолёт вместе с Чириной поднялся в воздух.
Александра могла бы подтвердить его опасения, ведь Власов сам ей в этом признался, но не стала. Во-первых, она дала слово бизнесмену, во-вторых, не озвученная правда всё равно остаётся правдой. Обошлась цепким взглядом.
– Ты того же мнения, – понял Рукавица. – Хрен с ними. Главное, что Чирину поймали. Кстати, как там Римская?
Александра долго подбирала слова, вспоминая реакцию Снежаны и её первый вопрос.
«Рельсы её отпустили, или она призрак?»
Странный вопрос.
Больше Римская не произнесла ни слова. Она находилась в прострации, когда её, всё ещё загримированную под старуху, вывели из дома, когда Чирина кричала ей вслед «ненавижу», когда предусмотрительно вызванные медики осматривали Снежану в машине.
Римскую увезли для дальнейших обследований, для непростых вопросов.
Александра наблюдала за жертвой и убийцей, ловя смутную, но ярко окрашенную догадку того, что на самом деле произошло в судьбе двух таких разных женщин.
Догадка была невероятной и порождала лишь вереницу новых вопросов, но Селивёрстова не сомневалась: она на верном пути.
Когда подъехал Рукавица со своей командой, чуть позже управленцев, догадка превратилась в уверенность. И дело заключалось не в хвалёной друзьями Интуиции, верной спутнице детектива, отвергаемой Рукавицей, как явление ненаучное, недоказанное. Глупое. Всё вышло на поверхность благодаря находке за часами. За теми самыми, которые привлекли внимание Селивёрстовой. Там был тайник, спрятанный в стене. Именно он хранил все секреты Чириной, и как позднее оказалось, секреты Римской.
– Так как там Римская? – повторил вопрос Владимир Андреевич.
– Не пострадала. Сегодня. – Сделала уточнение Александра.
– Говоришь загадками.
– Она пострадала давно. И похоже не она одна.
– Саш, давай без этих твоих закидонов.
Александра ухмыльнулась, подошла к столу, где криминалисты бережно упаковывали улики. Много улик. Указала на детский рисунок.
На старом потрёпанном и давно пожелтевшем листе были две девочки с одинаково тёмными волосами цвета каштана, в одинаковых ярко-розовых платьицах.
