Снять его легко и способен на это даже ребёнок. Но Мастит умирал. И не только от проклятия, но и от скуки. Жаль, что шутку не оценили по достоинству, лишив всех благ, положенных законом для тех, кто пребывал в тюрьме. К тому же он находился и не в тюрьме как таковой, а в крыле, предназначенном для содержания будущих заключённых, поэтому тем более было обидно.
Его всегда удивляло определение «будущие заключённые», а ввиду особых обстоятельств, о которых не имели никакого понятия доморощенные следователи и охрана, теперь ещё и смешило. Уж он-то никогда не сядет в тюрьму. Но об этом никто не догадывается.
Выкашляв приличный кусок разлагающейся ткани, он вновь бросил взгляд на своё отражение. Увиденное не утешало. Смерть подкрадывалась решительно. Неизбежно.
Почти.
Всё, что требовалось – это продержаться до тридцать первого декабря, но, конечно, это было бы невозможно, не предприми он определённых мер ещё тогда, в день, когда понял, каким образом работает магия Кузнецова. Теперь же, пока умники Алмазовы пребывали в уверенности, что у них всё под контролем, он продолжал делать то, что держало его на плаву, позволяя, хоть и мучиться ежедневно, но всё же дышать этим воздухом. Пускай с адской болью, но Мастит мог потерпеть. Он и так слишком много лет пребывал во власти проклятия, так что к боли привык.
В это время Дианина мама последний раз набрала номер дочери и отложила телефон: ей не давало покоя нехорошее предчувствие. Она хотела удостовериться, что с Дианой всё в порядке и сейчас не находила себе места.
– Наверняка, она на даче с Никитой, а ты не можешь поверить в удачу, поэтому и нервничаешь. Как всегда накручиваешь. Лила, угомонись. С нашей девочкой всё хорошо.
– Наверно… – неуверенно согласилась женщина. – Думаешь это конец? – бросила взгляд в сторону крыла с колдуном.
– Думаю, да. Ему недолго осталось.
– Но Лис гово…
– Лис говорил, чтобы мы не доверяли, но о возможностях Мастита ему известно ненамного больше нашего.
– А если…
– Никаких «если», Лил. Колдун умирает – проклятие может снять только особая магия, а он ею не обладает. Мастит за решёткой, все предметы мы забрали. Врачей, которыми он каким-то образом пользовался, больше не будет. Колдун подыхает, Лил. Всё позади.
– Но есть зеркало. Ты о нём забыл?
Тяжёлый вздох:
– Пусть смотрит на своё уродливое лицо, я не против. Само по себе зеркало ничего сделать не способно – оно обычное, как ты сама знаешь, из мира людей. Проводить колдовство способно лишь, зарядившись от источника. А Мастит, как источник, считай мёртв.
Она хотела возразить, привести примеры случаев, когда они оба ошибались, но промолчала. Возможно, муж прав, и она волнуется зря. Возможно…
Никита позвонил матери и сказал, что они с Дианой останутся в городе. Та повозмущалась, напомнила про свежие ватрушки, но упрашивать сына не стала. Парень отбросил телефон и повернулся к любимой. Когда она спала, то напоминала ему котёнка: такого же беззащитного и милого. На лице безмятежность, дыхание ровное. Он любовался девушкой.
И завидовал.
Часы отбили пол третьего, а он так и не заснул. Стоило закрыть глаза, и голова начинала раскалываться. Витамины, которые он принимал после больницы на этот раз не помогали. Напротив, казалось, что они усиливают боль.
Слоняясь по квартире, без интереса пялясь в телевизор, мобильник, выглядывая в окно, Никита не мог отделаться от ощущения, будто за ним наблюдают. Не в первый раз он ловил себя на подобной мысли и ни разу не поделился переживаниями с Дианой, считая, что это последствия колдовского влияния. О самом же Мастите задумывался часто: представлял, как тот гниёт в камере, пока суд выносит приговор. Жаль в Онелии отменили смертную казнь, колдун её заслуживал, ведь он использовал подростков.
Он мог навредить Диане.
От осознания этого внутри вскипала ярость, способная прожечь огромную дыру в любой волшебной защите. Никита, не склонный к агрессии, немного удивлялся своим эмоциям. Но недолго. Минута, две, и всё, о чём он думал, покрывалось тёмной плёнкой, а сам парень, будто неподвластный собственному телу и разуму, начинал теряться в реальности.
Он, словно, видел себя со стороны: как подходит к любимой, садится рядом, берёт её руку в свои ладони и крепко сжимает. Вокруг летают искры, вспыхивая разноцветными огнями, и он любуется.
Но не ими, а горбатой тенью с тысячей лиц, отражающейся в каждой искорке. Вот и сейчас он снова видел лица. Они ухмылялись.
– Мне больно!
Никита резко моргнул и разжал пальцы сонной девушки.
– Ты чего? – спросила, зевнув. – Не пугай меня так, а то я, маги-перемаги, тебе такое устрою! – и щёлкнула его по носу.
– Я… хочу тебя касаться, – прошептал парень и потянулся к Дианиным губам.
Она не сопротивлялась. Уснули вместе.
18
Утро встретило солнечными бликами на подносе с ватрушками. Никите удалось поспать от силы час, а затем, мучаясь бессонницей, он покинул квартиру и вызвал такси. Мама, словно почувствовав приближение сына, ждала на ступеньках с кульком гостинцев. Спрашивать ничего не стала, лишь заметила, что Никита выглядит болезненным и просила передать привет Диане.
– Ты совсем уже взрослый, – потрепала его по голове, прощаясь, чем вызвала лёгкое раздражение. – Возвращайся к своей девушке, но как только соскучитесь по моей стряпне – приезжайте. Больше я передавать никакой выпечки не буду, – хотела закончить фразу грозно, а вышло забавно. Никита улыбнулся, поцеловал маму в щёку и поехал обратно.
Он вдыхал творожно-ванильный аромат и смотрел на спящую Диану, ловя себя на мысли, что ради неё готов свернуть горы. И ведь сворачивал уже – в МВД волшебством. Правда, не настоящие, а макет, но она оценила. Она тогда прижалась к нему и первой полезла целоваться. Это было в начале года после какой-то очередной ссоры. Нет, он не пытался таким образом загладить вину, да и виноват-то не был. Она приревновала, он посмеялся, а дальше по накатанной и в спор. Помирились как всегда: спешно и эмоционально с жаром на губах, под музыку Алой паутины. Они потом танцевали весь вечер прямо на улице, а потом она опоздала к приезду бабушки – та рассердилась и обозвала её негодной девчонкой, а он забыл про обещанную уборку, и получил по первое число от отца. Тот редкий случай, когда глава семейства вспоминала о том, что кроме работы и каких-то собственных увлечений есть ещё сын-студент и любящая жена.
«Но у нас так никогда не будет… – думал Никита, присаживаясь на краешек кровати и убирая прядь волос с лица Дианы. – Мы всегда будем вместе. Будем понимать друг друга, ценить. А иногда ссориться. Как же без этого?»
Парень счастливо улыбнулся, осторожно коснулся губ девушки. Она не проснулась: спала крепко, как обычно, и это давало ему полное право любоваться ею, не пытаясь убедить в красоте и особенности. У Дианы страдала самооценка, и он понятия не имел, как с этим бороться, нередко жалея о том, что невозможно подправить её собственное восприятие волшебством.
– Не всё поддаётся магии, однако эквивалент… – часто повторяла Маша, вынуждая друзей временно «оглохнуть». Они применяли заклинание тишины или мысленно «включали» приятную музыку. Тёмыч признавался, что его спасает классика, а они с Дианой обожали вампирское трио.
Диана…
Она ненавидела свой цвет волос, выискивала недостатки в фигуре и лице, а он находил самым очаровательным её неидеальный и чуть удлинённый нос, рисунок губ, не поддающийся никаким косметическим карандашам, и сами губы нежно-розового оттенка без какой-либо помады.
Никите нравилось смотреть, как она с аппетитом уплетает сдобу и не падает в обморок, сидя на диетах. Он и сам с удовольствием подкармливал её игли, а она наслаждалась любимым печеньем и не желала делиться.
Его девушка была особенной: вроде бы такой же, как все и в тоже время необыкновенной. Только рядом с ней он чувствовал себя настоящим, не боялся быть тем, кто есть и делился сокровенным. Она единственная, с кем Никита говорил о дедушке. Даже с мамой откровенничал меньше и тем более не касался темы отца. А с Дианой не было запретов, страхов, неудобства. Лёгкость – вот, что он ощущал, когда они были вместе.
И любовь.
Случалось, он думал, чувство изнутри разорвёт его на мелкие фрагменты. Он физически страдал, не видя любимых глаз, не слыша голоса. А с недавних пор необходимость касаться её кожи стала неотъемлемой частью его хорошего самочувствия.
Нет. Его Ди была особенной, и пускай, она не обладала интуицией его матери, равной по силе волшебству древних – поэтому он не удивился, застав её на пороге, – но таилось в любимой девушке нечто такое, что делало мир лучше. Что пробуждало искры.
Обо всём этом Никита думал и ночью, пока впитывал тепло спящей девушки, и на утро, едва рассвет прочертил круг ровно посередине его подушки. Видимо, кто-то баловался с восходящим солнцем, и он подозревал, что это дело рук знакомой феи. О том, как Лиза относится к хранителю Алмазовых, не догадывался лишь слепой и глухой. Он же давно всё понял и даже пытался поговорить с Максом. Намекнуть на активные действия. Но тот медлил. Однако после больницы всё разрешилось само собой.
Оставив позади историю с Маститом, и они с Ди стали другими. Словно приблизились ещё больше, полюбили ещё сильнее. Она до сих пор не произносила заветных слов, и это его немного обижало, но быть рядом с любимой казалось намного важнее. Видеть её. И касаться. Касаться. Касаться.
Сонная Диана, удивлённо таращась на ватрушки, вызывала почти животный аппетит. Никита на автомате рассказывал про поездку, передавал привет от мамы и ловил себя на мысли о ненормальности происходящего. Больше всего на свете он хотел вцепиться в любимую и сжать её так крепко, чтобы та не смогла дышать. Он хотел выпить всю её магию до последней капли.
– … хать пора. Слышишь? Никит?
Он резко моргнул, потряс головой, избавляясь от пугающего наваждения. Заметил, как машинально касается её плеча и гладит, гладит. Будто пытается оттереть видимую лишь ему грязь.
– Ай! Перестань! Дырку протрёшь! Да что ты, маги-перемаги, такой странный? Ложись-ка спать!
– Я…
– Что?
– Поеду с тобой.
– Для чего?
– Чтобы тебя касаться, – не своим голосом ответил он, напугав Диану.
Какое-то время оба молчали. Он смотрел, не мигая, а она силилась избавиться от ощущения чужого присутствия. Не выдержав, поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Чувство, будто кто-то наблюдает усилилось.
– Ники-ит? – обернулась.
Парень спал, обнимая её подушку.
Улыбнулась:
– Ты такой милый…
Какое-то время она любовалась волшебником. Затем, спохватившись, ойкнула и начала собираться в МВД.
Диана отошла от зеркала ровно в тот момент, когда по серебристой глади прошла мелкая волна, отразившая горбатую тень.
Высокая, длиннорукая та открыла рот и беззвучно рассмеялась.
19
Диана явилась последней, опоздав всего на каких-то пять минут, и всё равно встретилась с хмурыми взглядами. Профессорша древних языков и Кар-Карыч смотрели на неё так, словно она сотворила нечто ужасное. При всех сделали выговор, напомнили про обман самого Совета волшебников, заставили покраснеть, побелеть и почувствовать себя последней негодницей. Впрочем, также преподаватели отнеслись и к остальным. Словно, вымещали свой страх на студентах. Затем принялись заполнять какие-то бланки, совещаться. Спорили. Диана прошла к свободному столу. Синицина шёпотом порадовалась отсутствию третьего педагога, крикливой Альбины Георгиевны.
– Я слышала, она может так накричать, что у тебя пропадёт слух. Ненадолго, но приятного в этом мало, – поделилась гаргулья своими познаниями и поманила Диану. – Садись рядом.
Волшебница смотрела с сомнением.
– Я не заразная, – поняла опасения Дианы Синицина. – Вчера наглоталась отравы, но сейчас всё в порядке. Могу справку показать. Хочешь?
Кивнула.
– Думала, что ты и так поверишь, – не скрывала удивления гаргулья, – ну… ладно.
Волшебница пробежала глазами по тексту и кивнула.
– Расскажи, как ты образ Амины «надела»? Тебе кто-то помог? – посыпались вопросы. – Я видела её в больнице, и она сказала, что вы с ней договорились о взаимопомощи. А она что должна была сделать, пока ты сдавала практику?
Диана, даже не подразумевавшая о столь яром любопытстве, живущем в Синициной, решила уйти от ответа, сославшись на уговор с Аминой о молчании, но и тут гаргулья её удивила.
– Как это тайна? Амина сказала, чтобы я у тебя спросила.
– Да, Алмазова, колись, – из-за спины гаргульи возникла голова вампира.
Диана, мысленно проклиная волшебницу, не способную, по-видимому, хранить тайны, собралась ответить что-то резкое, но тут, к счастью привычно-недовольный голос Кар-Карыча потребовал тишины. К большому экрану, занимавшему пол стены и отражавшему, как в зеркале каждого из присутствовавших, подошла профессор, и обведя всех взглядом, начала свою хорошо и неоднократно отрепетированную речь.
– Дорогие студенты, время после заключительной сессии первого года обучения в нашем Магистериуме Волшебных Дел, характеризуется как самое волнительное и увлекательное, поскольку, сдав последний билет, талантливые молодые люди и девушки отправляются на практику. Из курса в курс, из поколения в поколение, преподаватели, руководствуясь инструкциями Совета волшебников, создают всё более и более сложные задания. Ловко расставляя ловушки для тех, кто слаб в теории общих магических знаний, плохо владеет древними языками, страдает от избытка самомнения и спесивости, мы таким образом выбираем из вас только способных талантливых и перспективных.
Все внимательно слушали Киру Львовну.
– Практика первого курса – это не только выявление вашего мастерства, а также способностей справляться с непредвиденными обстоятельствами, но и способ демонстрации того, какой непростой, незаурядной, а порой и совершенно несуразной может быть ваша работа. Вне зависимости от того, какую профессию вы выберете: артефактора, следователя, чтеца ауры, психолога, криминалиста или одного из специалистов в отделе, лишь опосредованно затрагивающего преступную деятельность, помните одно – жизнь совершенно непредсказуема, и вы должны быть готовы ко всем её уловкам и поворотам. Наша же задача состоит в том, чтобы максимально подготовить вас к будущему. Но! – профессор выдержала паузу, сопровождаемую звоном ключей, каждый из которых был аккуратно переплетён ажурной лентой определённого оттенка. – Но мы лишь проводники в мир познания. Без вашего собственного трудолюбия, сообразительности, решительности, храбрости, наши слова никогда не приведут вас к нужной цели, потому как вы и только вы сами выбираете направление, по которому желаете продолжить путь.
На этом моменте Диана попыталась скрыть зевок – Кира Львовна нудела, как Машка. Подобного волшебница от неё не ожидала.
– А попроще нельзя? – выкрикнул один из вампиров, несмотря на попытки соседа остановить его порыв недовольства.
– Что за студенты… лишь бы побыстрее, попроще, ничего не хотят. Думать разучились. Тоже мне будущие…
– Карл Карлович, я отвечу.
– Да отвечайте. Я, что, против? Студенты… Что ни год, то одно и тоже…
– Карл Карлович.
– Молчу.
Профессорша вновь вернулась к аудитории, где студенты успели заметно погрустнеть, а некоторые и пожевать: в вампирской компании нашёлся счастливчик, прихвативший с собой пакет мармелада.
Его всегда удивляло определение «будущие заключённые», а ввиду особых обстоятельств, о которых не имели никакого понятия доморощенные следователи и охрана, теперь ещё и смешило. Уж он-то никогда не сядет в тюрьму. Но об этом никто не догадывается.
Выкашляв приличный кусок разлагающейся ткани, он вновь бросил взгляд на своё отражение. Увиденное не утешало. Смерть подкрадывалась решительно. Неизбежно.
Почти.
Всё, что требовалось – это продержаться до тридцать первого декабря, но, конечно, это было бы невозможно, не предприми он определённых мер ещё тогда, в день, когда понял, каким образом работает магия Кузнецова. Теперь же, пока умники Алмазовы пребывали в уверенности, что у них всё под контролем, он продолжал делать то, что держало его на плаву, позволяя, хоть и мучиться ежедневно, но всё же дышать этим воздухом. Пускай с адской болью, но Мастит мог потерпеть. Он и так слишком много лет пребывал во власти проклятия, так что к боли привык.
В это время Дианина мама последний раз набрала номер дочери и отложила телефон: ей не давало покоя нехорошее предчувствие. Она хотела удостовериться, что с Дианой всё в порядке и сейчас не находила себе места.
– Наверняка, она на даче с Никитой, а ты не можешь поверить в удачу, поэтому и нервничаешь. Как всегда накручиваешь. Лила, угомонись. С нашей девочкой всё хорошо.
– Наверно… – неуверенно согласилась женщина. – Думаешь это конец? – бросила взгляд в сторону крыла с колдуном.
– Думаю, да. Ему недолго осталось.
– Но Лис гово…
– Лис говорил, чтобы мы не доверяли, но о возможностях Мастита ему известно ненамного больше нашего.
– А если…
– Никаких «если», Лил. Колдун умирает – проклятие может снять только особая магия, а он ею не обладает. Мастит за решёткой, все предметы мы забрали. Врачей, которыми он каким-то образом пользовался, больше не будет. Колдун подыхает, Лил. Всё позади.
– Но есть зеркало. Ты о нём забыл?
Тяжёлый вздох:
– Пусть смотрит на своё уродливое лицо, я не против. Само по себе зеркало ничего сделать не способно – оно обычное, как ты сама знаешь, из мира людей. Проводить колдовство способно лишь, зарядившись от источника. А Мастит, как источник, считай мёртв.
Она хотела возразить, привести примеры случаев, когда они оба ошибались, но промолчала. Возможно, муж прав, и она волнуется зря. Возможно…
***
Никита позвонил матери и сказал, что они с Дианой останутся в городе. Та повозмущалась, напомнила про свежие ватрушки, но упрашивать сына не стала. Парень отбросил телефон и повернулся к любимой. Когда она спала, то напоминала ему котёнка: такого же беззащитного и милого. На лице безмятежность, дыхание ровное. Он любовался девушкой.
И завидовал.
Часы отбили пол третьего, а он так и не заснул. Стоило закрыть глаза, и голова начинала раскалываться. Витамины, которые он принимал после больницы на этот раз не помогали. Напротив, казалось, что они усиливают боль.
Слоняясь по квартире, без интереса пялясь в телевизор, мобильник, выглядывая в окно, Никита не мог отделаться от ощущения, будто за ним наблюдают. Не в первый раз он ловил себя на подобной мысли и ни разу не поделился переживаниями с Дианой, считая, что это последствия колдовского влияния. О самом же Мастите задумывался часто: представлял, как тот гниёт в камере, пока суд выносит приговор. Жаль в Онелии отменили смертную казнь, колдун её заслуживал, ведь он использовал подростков.
Он мог навредить Диане.
От осознания этого внутри вскипала ярость, способная прожечь огромную дыру в любой волшебной защите. Никита, не склонный к агрессии, немного удивлялся своим эмоциям. Но недолго. Минута, две, и всё, о чём он думал, покрывалось тёмной плёнкой, а сам парень, будто неподвластный собственному телу и разуму, начинал теряться в реальности.
Он, словно, видел себя со стороны: как подходит к любимой, садится рядом, берёт её руку в свои ладони и крепко сжимает. Вокруг летают искры, вспыхивая разноцветными огнями, и он любуется.
Но не ими, а горбатой тенью с тысячей лиц, отражающейся в каждой искорке. Вот и сейчас он снова видел лица. Они ухмылялись.
– Мне больно!
Никита резко моргнул и разжал пальцы сонной девушки.
– Ты чего? – спросила, зевнув. – Не пугай меня так, а то я, маги-перемаги, тебе такое устрою! – и щёлкнула его по носу.
– Я… хочу тебя касаться, – прошептал парень и потянулся к Дианиным губам.
Она не сопротивлялась. Уснули вместе.
18
Утро встретило солнечными бликами на подносе с ватрушками. Никите удалось поспать от силы час, а затем, мучаясь бессонницей, он покинул квартиру и вызвал такси. Мама, словно почувствовав приближение сына, ждала на ступеньках с кульком гостинцев. Спрашивать ничего не стала, лишь заметила, что Никита выглядит болезненным и просила передать привет Диане.
– Ты совсем уже взрослый, – потрепала его по голове, прощаясь, чем вызвала лёгкое раздражение. – Возвращайся к своей девушке, но как только соскучитесь по моей стряпне – приезжайте. Больше я передавать никакой выпечки не буду, – хотела закончить фразу грозно, а вышло забавно. Никита улыбнулся, поцеловал маму в щёку и поехал обратно.
Он вдыхал творожно-ванильный аромат и смотрел на спящую Диану, ловя себя на мысли, что ради неё готов свернуть горы. И ведь сворачивал уже – в МВД волшебством. Правда, не настоящие, а макет, но она оценила. Она тогда прижалась к нему и первой полезла целоваться. Это было в начале года после какой-то очередной ссоры. Нет, он не пытался таким образом загладить вину, да и виноват-то не был. Она приревновала, он посмеялся, а дальше по накатанной и в спор. Помирились как всегда: спешно и эмоционально с жаром на губах, под музыку Алой паутины. Они потом танцевали весь вечер прямо на улице, а потом она опоздала к приезду бабушки – та рассердилась и обозвала её негодной девчонкой, а он забыл про обещанную уборку, и получил по первое число от отца. Тот редкий случай, когда глава семейства вспоминала о том, что кроме работы и каких-то собственных увлечений есть ещё сын-студент и любящая жена.
«Но у нас так никогда не будет… – думал Никита, присаживаясь на краешек кровати и убирая прядь волос с лица Дианы. – Мы всегда будем вместе. Будем понимать друг друга, ценить. А иногда ссориться. Как же без этого?»
Парень счастливо улыбнулся, осторожно коснулся губ девушки. Она не проснулась: спала крепко, как обычно, и это давало ему полное право любоваться ею, не пытаясь убедить в красоте и особенности. У Дианы страдала самооценка, и он понятия не имел, как с этим бороться, нередко жалея о том, что невозможно подправить её собственное восприятие волшебством.
– Не всё поддаётся магии, однако эквивалент… – часто повторяла Маша, вынуждая друзей временно «оглохнуть». Они применяли заклинание тишины или мысленно «включали» приятную музыку. Тёмыч признавался, что его спасает классика, а они с Дианой обожали вампирское трио.
Диана…
Она ненавидела свой цвет волос, выискивала недостатки в фигуре и лице, а он находил самым очаровательным её неидеальный и чуть удлинённый нос, рисунок губ, не поддающийся никаким косметическим карандашам, и сами губы нежно-розового оттенка без какой-либо помады.
Никите нравилось смотреть, как она с аппетитом уплетает сдобу и не падает в обморок, сидя на диетах. Он и сам с удовольствием подкармливал её игли, а она наслаждалась любимым печеньем и не желала делиться.
Его девушка была особенной: вроде бы такой же, как все и в тоже время необыкновенной. Только рядом с ней он чувствовал себя настоящим, не боялся быть тем, кто есть и делился сокровенным. Она единственная, с кем Никита говорил о дедушке. Даже с мамой откровенничал меньше и тем более не касался темы отца. А с Дианой не было запретов, страхов, неудобства. Лёгкость – вот, что он ощущал, когда они были вместе.
И любовь.
Случалось, он думал, чувство изнутри разорвёт его на мелкие фрагменты. Он физически страдал, не видя любимых глаз, не слыша голоса. А с недавних пор необходимость касаться её кожи стала неотъемлемой частью его хорошего самочувствия.
Нет. Его Ди была особенной, и пускай, она не обладала интуицией его матери, равной по силе волшебству древних – поэтому он не удивился, застав её на пороге, – но таилось в любимой девушке нечто такое, что делало мир лучше. Что пробуждало искры.
Обо всём этом Никита думал и ночью, пока впитывал тепло спящей девушки, и на утро, едва рассвет прочертил круг ровно посередине его подушки. Видимо, кто-то баловался с восходящим солнцем, и он подозревал, что это дело рук знакомой феи. О том, как Лиза относится к хранителю Алмазовых, не догадывался лишь слепой и глухой. Он же давно всё понял и даже пытался поговорить с Максом. Намекнуть на активные действия. Но тот медлил. Однако после больницы всё разрешилось само собой.
Оставив позади историю с Маститом, и они с Ди стали другими. Словно приблизились ещё больше, полюбили ещё сильнее. Она до сих пор не произносила заветных слов, и это его немного обижало, но быть рядом с любимой казалось намного важнее. Видеть её. И касаться. Касаться. Касаться.
Сонная Диана, удивлённо таращась на ватрушки, вызывала почти животный аппетит. Никита на автомате рассказывал про поездку, передавал привет от мамы и ловил себя на мысли о ненормальности происходящего. Больше всего на свете он хотел вцепиться в любимую и сжать её так крепко, чтобы та не смогла дышать. Он хотел выпить всю её магию до последней капли.
– … хать пора. Слышишь? Никит?
Он резко моргнул, потряс головой, избавляясь от пугающего наваждения. Заметил, как машинально касается её плеча и гладит, гладит. Будто пытается оттереть видимую лишь ему грязь.
– Ай! Перестань! Дырку протрёшь! Да что ты, маги-перемаги, такой странный? Ложись-ка спать!
– Я…
– Что?
– Поеду с тобой.
– Для чего?
– Чтобы тебя касаться, – не своим голосом ответил он, напугав Диану.
Какое-то время оба молчали. Он смотрел, не мигая, а она силилась избавиться от ощущения чужого присутствия. Не выдержав, поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Чувство, будто кто-то наблюдает усилилось.
– Ники-ит? – обернулась.
Парень спал, обнимая её подушку.
Улыбнулась:
– Ты такой милый…
Какое-то время она любовалась волшебником. Затем, спохватившись, ойкнула и начала собираться в МВД.
Диана отошла от зеркала ровно в тот момент, когда по серебристой глади прошла мелкая волна, отразившая горбатую тень.
Высокая, длиннорукая та открыла рот и беззвучно рассмеялась.
19
Диана явилась последней, опоздав всего на каких-то пять минут, и всё равно встретилась с хмурыми взглядами. Профессорша древних языков и Кар-Карыч смотрели на неё так, словно она сотворила нечто ужасное. При всех сделали выговор, напомнили про обман самого Совета волшебников, заставили покраснеть, побелеть и почувствовать себя последней негодницей. Впрочем, также преподаватели отнеслись и к остальным. Словно, вымещали свой страх на студентах. Затем принялись заполнять какие-то бланки, совещаться. Спорили. Диана прошла к свободному столу. Синицина шёпотом порадовалась отсутствию третьего педагога, крикливой Альбины Георгиевны.
– Я слышала, она может так накричать, что у тебя пропадёт слух. Ненадолго, но приятного в этом мало, – поделилась гаргулья своими познаниями и поманила Диану. – Садись рядом.
Волшебница смотрела с сомнением.
– Я не заразная, – поняла опасения Дианы Синицина. – Вчера наглоталась отравы, но сейчас всё в порядке. Могу справку показать. Хочешь?
Кивнула.
– Думала, что ты и так поверишь, – не скрывала удивления гаргулья, – ну… ладно.
Волшебница пробежала глазами по тексту и кивнула.
– Расскажи, как ты образ Амины «надела»? Тебе кто-то помог? – посыпались вопросы. – Я видела её в больнице, и она сказала, что вы с ней договорились о взаимопомощи. А она что должна была сделать, пока ты сдавала практику?
Диана, даже не подразумевавшая о столь яром любопытстве, живущем в Синициной, решила уйти от ответа, сославшись на уговор с Аминой о молчании, но и тут гаргулья её удивила.
– Как это тайна? Амина сказала, чтобы я у тебя спросила.
– Да, Алмазова, колись, – из-за спины гаргульи возникла голова вампира.
Диана, мысленно проклиная волшебницу, не способную, по-видимому, хранить тайны, собралась ответить что-то резкое, но тут, к счастью привычно-недовольный голос Кар-Карыча потребовал тишины. К большому экрану, занимавшему пол стены и отражавшему, как в зеркале каждого из присутствовавших, подошла профессор, и обведя всех взглядом, начала свою хорошо и неоднократно отрепетированную речь.
– Дорогие студенты, время после заключительной сессии первого года обучения в нашем Магистериуме Волшебных Дел, характеризуется как самое волнительное и увлекательное, поскольку, сдав последний билет, талантливые молодые люди и девушки отправляются на практику. Из курса в курс, из поколения в поколение, преподаватели, руководствуясь инструкциями Совета волшебников, создают всё более и более сложные задания. Ловко расставляя ловушки для тех, кто слаб в теории общих магических знаний, плохо владеет древними языками, страдает от избытка самомнения и спесивости, мы таким образом выбираем из вас только способных талантливых и перспективных.
Все внимательно слушали Киру Львовну.
– Практика первого курса – это не только выявление вашего мастерства, а также способностей справляться с непредвиденными обстоятельствами, но и способ демонстрации того, какой непростой, незаурядной, а порой и совершенно несуразной может быть ваша работа. Вне зависимости от того, какую профессию вы выберете: артефактора, следователя, чтеца ауры, психолога, криминалиста или одного из специалистов в отделе, лишь опосредованно затрагивающего преступную деятельность, помните одно – жизнь совершенно непредсказуема, и вы должны быть готовы ко всем её уловкам и поворотам. Наша же задача состоит в том, чтобы максимально подготовить вас к будущему. Но! – профессор выдержала паузу, сопровождаемую звоном ключей, каждый из которых был аккуратно переплетён ажурной лентой определённого оттенка. – Но мы лишь проводники в мир познания. Без вашего собственного трудолюбия, сообразительности, решительности, храбрости, наши слова никогда не приведут вас к нужной цели, потому как вы и только вы сами выбираете направление, по которому желаете продолжить путь.
На этом моменте Диана попыталась скрыть зевок – Кира Львовна нудела, как Машка. Подобного волшебница от неё не ожидала.
– А попроще нельзя? – выкрикнул один из вампиров, несмотря на попытки соседа остановить его порыв недовольства.
– Что за студенты… лишь бы побыстрее, попроще, ничего не хотят. Думать разучились. Тоже мне будущие…
– Карл Карлович, я отвечу.
– Да отвечайте. Я, что, против? Студенты… Что ни год, то одно и тоже…
– Карл Карлович.
– Молчу.
Профессорша вновь вернулась к аудитории, где студенты успели заметно погрустнеть, а некоторые и пожевать: в вампирской компании нашёлся счастливчик, прихвативший с собой пакет мармелада.
