Прабабка Дианы, Ангелина Дмитриевна, волшебница, умершая в глубокой старости, и знавшая лично того самого Владислава Кольцова, рассказывала, как в юности полюбила колдуна Вениамина Прохорова. Чувство было взаимным, но недолгим. Ведьмы из его семьи, прознав об отношениях с волшебницей, поставили влюблённых перед выбором: или расставание, или оба окажутся прокляты. Колдун оказался трусливым, а прабабка – смелой, за что и поплатилась. До конца своих дней она жила двойной жизнью: пять часов волшебницей, остальное время крысой. Позднее её отец отомстил ведьмам, наложив заклинание слепоты.
Конец вражде положили родители Дианы, став первыми волшебниками, спасшими ведьму.
– Мы не спасали, – говорила мама, – лишь выполняли долг перед законом.
– Наша задача: ловить преступников, – объяснял отец, – а к какому роду принадлежит жертва – это уже не столь важно.
Но спасённая женщина оказалась важной. Её звали Анита, она была потомком ослепшей матери Вениамина Прохорова и… женой колдуна-президента. Так началась новая история не только Онелии, но и всего мира. Два рода заключили перемирие и пытались жить в согласии. Новым отношениям было всего двадцать лет, но ведьмы и волшебницы делали успехи и продолжали их делать до сих пор.
Диана отлично знала историю и давно приняла ведьм в круг своего общения. Взять ту же Арину – ходячую катастрофу, жизнь без которой была бы уже не той. Она даже её сестру воспринимала по-доброму. Но в эту минуту, лёжа в одиночестве в своей комнате с нежно-бирюзовыми занавесками, находила слишком много поводов для разрушающей ненависти. Если бы волшебница могла прочувствовать то, что испытывали ранее воевавшие с её прабабкой, Прохоровы, то попыталась бы любыми способами прогнать злость из собственного сердца, но Диана не обладала такой способностью.
Она поднялась с кровати, подошла к окну и устремила взгляд на соседний дом. Тёмные окна Железновых выходили на её сторону.
«Наверно, Арина на вечеринке, – думала Диана, – они все там, маги-перемаги, развлекаются, а я сижу здесь, потому что…»
Причину прекрасно знала – сама забила на учёбу. Появляться среди однокурсников и выслушивать их причитания, укоры… Видеть косые взгляды и слышать подколы той же Амины совершенно не хотелось. И винила она в этом, конечно, сестру Арины.
– Всё из-за тебя, рыжеволосая…– сказала она пустым окнам, – кстати, где ты? Неужели с Никитой? – вспомнила его руку на руке Железновой и расплакалась. В этих слезах было всё: обида, злость, боль, зависть. Диана снова и снова сравнивала себя с Ариной, вынужденная признать: соперница лучше.
Во всём.
Взять, к примеру, внешность: Арину, как любую другую ведьму, природа одарила алым цветом губ. Диане приходилось пользоваться карандашом, помадой, блеском, чтобы добиться подобного эффекта, а губы всё равно выглядели не столь привлекательно. У кожи волшебниц было свойство поглощать излишнюю яркость.
– Естественная красота – самая лучшая, – убеждала Диану мама.
Легко рассуждать, когда уже вышла замуж… А ей ещё лишь предстояло встретить свою судьбу. Правда, до шестого мая Диана почти не сомневалась, что её судьба – Никита. Но, по-видимому, она заблуждалась.
Ещё у всех ведьм поголовно, впрочем, как и у русалок, были густые волосы. Диана каждое утро завивала свои на бигуди, желая добиться хотя бы какого-то объёма, а у этих голову покрывала «шапка». Какую бы стрижку ведьма не выбирала: каре, боб, пикси – волосы смотрелись роскошно, будто только из салона. А Диане приходилось использовать специальные средства: народные и профессиональные, но эффекта от них было… В общем, не было никакого эффекта.
– Чем природа наградила, тому и радуйся, – улыбалась мама.
Но её-то волосы имели приятный оттенок шоколада, а Диана пошла в отца, страдая от какого-то невразумительного цвета. Будто кто-то взял и макнул верхнюю часть волос в серую краску, а нижние оставил без внимания.
– У тебя врождённая оригинальность во внешности, – считала Маша, – такой вид окраса называется омбре. Это повод для гордости, а не выброса негатива относительно несоответствия понятиям о красоте. Да и кто эти понятия вообще придумал?
Но Диана видела в зеркале только девушку с неудачно «покрашенными» волосами. Она бы с удовольствием пошла в салон и сменила имидж, но природа, любительница естественного, каждый раз жестоко обламывала Диану. Краски, тоники, мелки, оттеночные шампуни – ничего не задерживалось на прядях дольше пары минут. Зато ведьмам с этим вопросом повезло: хоть радугой становись. Ну как тут не расстроиться?
Железновы всё время меняли облик. В младших классах ходили русыми, в средних повторили белый цвет богини зимы – Айи, в старших предпочитали синий, а теперь вот стали чёрно-рыжими. И ведь краситься могли постоянно, ведь их внутренняя магия, в отличие от имевшейся у волшебниц, была способна обезвреживать любую краску. Они и волосам-то своим не вредили! Ну что за несправедливость?
И если бы дело было в одной лишь внешности… Но и в способностях ведьмам повезло больше. Они могли завораживать, проклинать, оживлять предметы, летать, вселяться в чужие тела, вызывать духов, менять личину. Кроме того, у каждой был свой фамильяр, семейный гримуар и личный демон! Да, ведьмам помогали не только животные, но и высшие существа – боги подземного мира. У волшебниц тоже были свои помощники – хранители. Но разве какой-то хранитель сравнится с демоном?
Большая волшебно-ведьмовская энциклопедия
Демоны – высшие существа и боги подземного мира.
Колопятка – пригород Онелии.
Прохоровы: ведьмы и колдуны – давние враги волшебного рода.
8
Нет и ещё раз нет! Ни один даже самый замечательный, вроде хранителя Алмазовых, никогда и ни при каких обстоятельствах не сравнится с демонами. И не только по тому, что все демоны – жутко неправильные, а от того интересные: за глаза их называли «заварушниками», и иногда Диане казалось, что Арина заразилась своей неудачливостью от одного из них. Но также демоны были намного, НАМНОГО сильнее любого хранителя.
Если бы волшебнице только выпала такая возможность, то она непременно бы стала ведьмой, завела тигрёнка в качестве фамильяра и ночи напролёт тусила с высшими демонами, летая над Онелией. Это пресловутое если…
– Ты та, кем родилась, – сказала бы сейчас фея Лиза, жуя очередное лакомство.
– Чувство зависти всепоглощающее и имеет свойство уничтожения положительной энергии, а также некоторой части силы, – напомнила бы Маша, недовольно взмахнув хвостом.
А родители обязательно провели бы беседу на тему того, как хорошо быть волшебницей. Но Диана и сама знала все преимущества рода, однако это никак не умаляло достоинств ведьмовства.
Да что там говорить: Никита – её любимый волшебник, выбрал Риту – ведьму! Ну и что, что Диана умеет лечить, заговаривать раны, воскрешать природу, создавать радугу без дождя, «шить» одежду, создавать разные вещи. Её парень всё равно ушёл к Железновой! Да, она способна оживлять героев книг, создавать иллюзии и общаться с растениями (но не с мутантами) на их языке, и как ей это помогло удержать Никиту? Никак!
Диана всё больше распалялась, в некотором роде даже наслаждаясь собственными эмоциями. Лучше злиться, чем плакать, как говорила педагог по психологии. А слёзы, между тем, всё равно пробивались наружу. Прокладывали дорожки и падали на футболку. Любимую. Испачканную листьями лютепии.
Волшебница отошла от окна, намереваясь сменить одежду, и тут застрекотал мобильник. Голос кузнечика возвещал о звонке Тёмы. Нехотя Диана поднесла телефон к уху, но не успела открыть рта, как услышала:
– Хватит страдать, Алмазик! Давай к нам! Вечера в самом разгаре!
– Спасибо, Тём, не хочу.
– Алмазик, не дури! Приходи! Амина тут пытается создать бассейн, но получается, – захихикал, – грязь. Мы уже все измазались. Покажи класс, Алмазик!
– Тём… мне пора, – и, не дожидаясь, пока друг ещё что-нибудь придумает, отключила связь.
Тёма был хорошим. Оборотень-канарейка, нестандартный как по своей второй сути, так внешне и по характеру. Весёлый, чуть-чуть наглый, ловелас и лоботряс, умудрявшийся легко сдавать экзамены – но не сам, конечно, а с помощью влюблённых в него волшебниц. Амина была одной из таких. Он вечно её подкалывал и доводил до слёз. Почему? Да потому что ловелас не умел признаваться в любви, а в то, что тот влюблён в Амину с пятого класса, не знал только слепой, глухой и глупый. Ну и сама Амина.
Диана и Никита тоже познакомились ещё в школе. Точнее, как познакомились: она, будучи восьмиклассницей пришла на ежегодный карнавал в маске драконихи с длиннющими ресницами. Она никого не собиралась целовать, но алкоголь сказал свое веское слово, столкнув их с Никитой сначала лбами, а затем и губами. Он явился в костюме зубной феи, за что позднее вынужден был выслушать гневную тираду от Лизы, которая как раз и происходила из рода зубных фей, только по стопам родителей идти не пожелала, гордо заявив семье о желании стать следователем.
У Дианы от того вечера остались лишь обрывочные воспоминания: смешные крылья, могучие плечи, короткая юбка с футбольными гетрами и поцелуй, слаще которого может быть только тысяча игли. Никита первым признал в застрявшей в сугробе волшебнице, дракониху в сидевшей набекрень маске.
Никита…
Да чтоб его, этого Никиту!
Зашвырнула одежду в машинку, включила щелчком волшебства, как делала всегда, пока не видели родители, считавшие: то, что можешь сделать руками не стоит заменять магией, и принялась хмуро наблюдать за водой, стекавшей по окошечку. Будто бы назло нутро «стиралки» заполнялось медленно-медленно, нехотя поглощая футболку и джинсы.
– Волшебство не для рутинных дел, – прозвучал в голове голос мамы, каждый раз тяжко вздыхавшей при виде того, как дочь «сама» наводит порядок в комнате, – ты так обленишься, Диан…
– Ну и пусть! – гаркнула в тишину квартиры Диана, хлопнув дверью так, что самой стало больно. Облачилась во всё чёрное, плюхнулась на кухонный диванчик, сложила руки, перекрестила ноги и вперилась ненавистным взглядом в комбайн. Агрегат для теста подарил Никита.
– Будешь сама готовить игли, – улыбался он, вручая громоздкую штуковину, – и меня радовать, когда приду в гости.
– Пусть тебя теперь Рита радует… – пробурчала волшебница и той же магией открыла холодильник.
Игли или что-нибудь съедобное сейчас бы не помешало, но оставленная на ужин запеканка, аппетита не вызывала, а сваренный мамой суп, привлекал ещё меньше – Диана вообще не любила супы. Но разве родителям до этого было дело?
– Питаться надо правильно, – нудела мама, вычитывая рецепт очередного шедевра здоровой кухни.
– Мы плохого не посоветуем, – добавлял отец.
Диана вздохнула – содержимое холодильника совсем не радовало. Есть нечего, готовить лень. А всё из-за рыжеволосой! В другой ситуации пары фруктов бы хватило, но сейчас от эмоций напал нереально реальный жор!
– Как будто от Лизки заразилась, – усмехнулась Диана, захлопнула холодильник и ткнула пальцем в экран телефона, – пиццу что ли заказать?
В ожидании доставки, волшебница продолжала мучения – вспоминала шестое мая и терзала себя завистью. Никита никогда не вёл себя с ней ТАК. Глаза не то влюблённые, не то безумные, на лбу лёгкая испарина, руки чуть-чуть подрагивают, но при этом лежат поверх Ритиной ладони. А ведьма что-то говорила, но что именно Диана не расслышала. И хотя сидела в опасной близости, рискуя быть замеченной, улавливала лишь обрывки «мой», «потом» и что-то на древнем языке. Он назывался Язык Предков или язык духов. На нём общались с мёртвыми. В основном, это делали ведьмы и некроманты, но будущие следователи нуждались в обширных знаниях, поэтому его преподавали не только в специализированных учебных заведениях, но и в Магистериуме.
Диана помнила, как теребила край салфетки, терзала пальцами уголок меню, пока её любимый, родной поганец милый тянулся к рыжей ведьме, чтобы сорвать с губ поцелуй. Снова! Неужели недостаточно налобызались по дороге сюда?! У светофора остановились, поцеловались, на углу остановились, поцеловались, у ресторанчика остановились, поцеловались. Да они целовались чаще, чем шагали! И вот опять его губы касались её.
В тот момент Диану немножко утешал только один факт: с ней он целовался долго, страстно, трепетно – по-разному. С Ритой – быстро, мимолётно. Но этой мимолётности хватало, чтобы в фантазиях нарисовать и бои без правил с ведьмой-разлучницей, и гордый отказ от ползущего на коленях за Дианой, Никитой.
– Ты не достоин моего прощения, – задрав голову повыше, сказала бы она ему, – у нас теперь разные пути. Прощай, – и пафоса побольше, и уходить красиво: не спеша, не оборачиваясь, чтобы бывший парень успел осознать всю тяжесть своей потери.
Но фантазии фантазиями, а на деле она понимала: видеть его не желает и разыгрывать сцену не собирается. А что касается Риты, с ней очень хотелось побеседовать, и для начала спросить: почему она увела Никиту, зная, что они в отношениях?
Конечно, частые ссоры, точнее, очень частые – по правде говоря, постоянные, могли навести ведьму на мысль, что у Дианы с Никитой не всё гладко. Но ведь они мирились!
До шестого мая волшебница вообще думала, их встреча судьбоносна. Не зря же они переехали из одного и того же маленького городка на юге страны? Их родители покинули тихий Синеград и перебрались в шумный город со звучным названием Онелия, что с древне-волшебного переводилось как «Любимец мира». Никита с Дианой всем сердцем полюбили это место с его магически прекрасными реками, мостами, парками и озёрами. Здесь так уютно было посидеть на колесе обозрения, наблюдая, как по городу зажигались разноцветные огни, превращая Онелию в удивительный, таинственный мир. Каждый цвет фонарного света предназначался определённому островку волшебного города.
Голубой принадлежал Небесному храму. Ступая по мостовой, выложенной мозаикой из серо-белых камней, онелианцы попадали в аллею призрачного света, и шли, раскрашенные бликами, на поклон к Повелителю неба. Таких храмов было четыре: на юге, востоке, западе и севере. Отличались они узором ворот – листьями, кружащими вокруг буквы-вензеля: «С», «Ю», «З», «В».
Синий свет сопровождал идущих по мосту, освещал все реки, набережные. Разливался бирюзовым на перилах лестниц, ведущих в две главные Обители: волшебства и ведьмовства. У первой свет отражался от хрустальных колонн, огибал здание, убегая во внутренний дворик. У второй замирал на огромной чугунной шляпе, добавляя ведьмовскому убору сказочную тень.
Жёлтый лился в парках и у озёр, облачая всё вокруг в золотое. Изумрудный освещал главные улицы, центр города и ЗАГСы. Здания учебных заведений, в том числе и Магистериума, окрашивались двумя цветами: серебряным и бирюзовым, начинаясь у ограды парка «Четырёх богинь», свет фонарей огибал внешне непримечательные многоэтажки, заворачивал на площадь Владислава Кольцова, кружил у памятника великому волшебнику и устремлялся к Магистериуму – первому из учебных заведений. А дальше рассыпался искрами по дорогам и зажигался в полную меру лишь рядом со следующим – Университетом педагогики.
А ещё были фонари с сиреневым, салатовым и розовым. И Диана с Никитой каждый вечер строили догадки о том, каким образом свет получает волшебство? В том, что тот не такой, как в квартирах, они даже не сомневались.
Конец вражде положили родители Дианы, став первыми волшебниками, спасшими ведьму.
– Мы не спасали, – говорила мама, – лишь выполняли долг перед законом.
– Наша задача: ловить преступников, – объяснял отец, – а к какому роду принадлежит жертва – это уже не столь важно.
Но спасённая женщина оказалась важной. Её звали Анита, она была потомком ослепшей матери Вениамина Прохорова и… женой колдуна-президента. Так началась новая история не только Онелии, но и всего мира. Два рода заключили перемирие и пытались жить в согласии. Новым отношениям было всего двадцать лет, но ведьмы и волшебницы делали успехи и продолжали их делать до сих пор.
Диана отлично знала историю и давно приняла ведьм в круг своего общения. Взять ту же Арину – ходячую катастрофу, жизнь без которой была бы уже не той. Она даже её сестру воспринимала по-доброму. Но в эту минуту, лёжа в одиночестве в своей комнате с нежно-бирюзовыми занавесками, находила слишком много поводов для разрушающей ненависти. Если бы волшебница могла прочувствовать то, что испытывали ранее воевавшие с её прабабкой, Прохоровы, то попыталась бы любыми способами прогнать злость из собственного сердца, но Диана не обладала такой способностью.
Она поднялась с кровати, подошла к окну и устремила взгляд на соседний дом. Тёмные окна Железновых выходили на её сторону.
«Наверно, Арина на вечеринке, – думала Диана, – они все там, маги-перемаги, развлекаются, а я сижу здесь, потому что…»
Причину прекрасно знала – сама забила на учёбу. Появляться среди однокурсников и выслушивать их причитания, укоры… Видеть косые взгляды и слышать подколы той же Амины совершенно не хотелось. И винила она в этом, конечно, сестру Арины.
– Всё из-за тебя, рыжеволосая…– сказала она пустым окнам, – кстати, где ты? Неужели с Никитой? – вспомнила его руку на руке Железновой и расплакалась. В этих слезах было всё: обида, злость, боль, зависть. Диана снова и снова сравнивала себя с Ариной, вынужденная признать: соперница лучше.
Во всём.
Взять, к примеру, внешность: Арину, как любую другую ведьму, природа одарила алым цветом губ. Диане приходилось пользоваться карандашом, помадой, блеском, чтобы добиться подобного эффекта, а губы всё равно выглядели не столь привлекательно. У кожи волшебниц было свойство поглощать излишнюю яркость.
– Естественная красота – самая лучшая, – убеждала Диану мама.
Легко рассуждать, когда уже вышла замуж… А ей ещё лишь предстояло встретить свою судьбу. Правда, до шестого мая Диана почти не сомневалась, что её судьба – Никита. Но, по-видимому, она заблуждалась.
Ещё у всех ведьм поголовно, впрочем, как и у русалок, были густые волосы. Диана каждое утро завивала свои на бигуди, желая добиться хотя бы какого-то объёма, а у этих голову покрывала «шапка». Какую бы стрижку ведьма не выбирала: каре, боб, пикси – волосы смотрелись роскошно, будто только из салона. А Диане приходилось использовать специальные средства: народные и профессиональные, но эффекта от них было… В общем, не было никакого эффекта.
– Чем природа наградила, тому и радуйся, – улыбалась мама.
Но её-то волосы имели приятный оттенок шоколада, а Диана пошла в отца, страдая от какого-то невразумительного цвета. Будто кто-то взял и макнул верхнюю часть волос в серую краску, а нижние оставил без внимания.
– У тебя врождённая оригинальность во внешности, – считала Маша, – такой вид окраса называется омбре. Это повод для гордости, а не выброса негатива относительно несоответствия понятиям о красоте. Да и кто эти понятия вообще придумал?
Но Диана видела в зеркале только девушку с неудачно «покрашенными» волосами. Она бы с удовольствием пошла в салон и сменила имидж, но природа, любительница естественного, каждый раз жестоко обламывала Диану. Краски, тоники, мелки, оттеночные шампуни – ничего не задерживалось на прядях дольше пары минут. Зато ведьмам с этим вопросом повезло: хоть радугой становись. Ну как тут не расстроиться?
Железновы всё время меняли облик. В младших классах ходили русыми, в средних повторили белый цвет богини зимы – Айи, в старших предпочитали синий, а теперь вот стали чёрно-рыжими. И ведь краситься могли постоянно, ведь их внутренняя магия, в отличие от имевшейся у волшебниц, была способна обезвреживать любую краску. Они и волосам-то своим не вредили! Ну что за несправедливость?
И если бы дело было в одной лишь внешности… Но и в способностях ведьмам повезло больше. Они могли завораживать, проклинать, оживлять предметы, летать, вселяться в чужие тела, вызывать духов, менять личину. Кроме того, у каждой был свой фамильяр, семейный гримуар и личный демон! Да, ведьмам помогали не только животные, но и высшие существа – боги подземного мира. У волшебниц тоже были свои помощники – хранители. Но разве какой-то хранитель сравнится с демоном?
***
Большая волшебно-ведьмовская энциклопедия
Демоны – высшие существа и боги подземного мира.
Колопятка – пригород Онелии.
Прохоровы: ведьмы и колдуны – давние враги волшебного рода.
8
Нет и ещё раз нет! Ни один даже самый замечательный, вроде хранителя Алмазовых, никогда и ни при каких обстоятельствах не сравнится с демонами. И не только по тому, что все демоны – жутко неправильные, а от того интересные: за глаза их называли «заварушниками», и иногда Диане казалось, что Арина заразилась своей неудачливостью от одного из них. Но также демоны были намного, НАМНОГО сильнее любого хранителя.
Если бы волшебнице только выпала такая возможность, то она непременно бы стала ведьмой, завела тигрёнка в качестве фамильяра и ночи напролёт тусила с высшими демонами, летая над Онелией. Это пресловутое если…
– Ты та, кем родилась, – сказала бы сейчас фея Лиза, жуя очередное лакомство.
– Чувство зависти всепоглощающее и имеет свойство уничтожения положительной энергии, а также некоторой части силы, – напомнила бы Маша, недовольно взмахнув хвостом.
А родители обязательно провели бы беседу на тему того, как хорошо быть волшебницей. Но Диана и сама знала все преимущества рода, однако это никак не умаляло достоинств ведьмовства.
Да что там говорить: Никита – её любимый волшебник, выбрал Риту – ведьму! Ну и что, что Диана умеет лечить, заговаривать раны, воскрешать природу, создавать радугу без дождя, «шить» одежду, создавать разные вещи. Её парень всё равно ушёл к Железновой! Да, она способна оживлять героев книг, создавать иллюзии и общаться с растениями (но не с мутантами) на их языке, и как ей это помогло удержать Никиту? Никак!
Диана всё больше распалялась, в некотором роде даже наслаждаясь собственными эмоциями. Лучше злиться, чем плакать, как говорила педагог по психологии. А слёзы, между тем, всё равно пробивались наружу. Прокладывали дорожки и падали на футболку. Любимую. Испачканную листьями лютепии.
Волшебница отошла от окна, намереваясь сменить одежду, и тут застрекотал мобильник. Голос кузнечика возвещал о звонке Тёмы. Нехотя Диана поднесла телефон к уху, но не успела открыть рта, как услышала:
– Хватит страдать, Алмазик! Давай к нам! Вечера в самом разгаре!
– Спасибо, Тём, не хочу.
– Алмазик, не дури! Приходи! Амина тут пытается создать бассейн, но получается, – захихикал, – грязь. Мы уже все измазались. Покажи класс, Алмазик!
– Тём… мне пора, – и, не дожидаясь, пока друг ещё что-нибудь придумает, отключила связь.
Тёма был хорошим. Оборотень-канарейка, нестандартный как по своей второй сути, так внешне и по характеру. Весёлый, чуть-чуть наглый, ловелас и лоботряс, умудрявшийся легко сдавать экзамены – но не сам, конечно, а с помощью влюблённых в него волшебниц. Амина была одной из таких. Он вечно её подкалывал и доводил до слёз. Почему? Да потому что ловелас не умел признаваться в любви, а в то, что тот влюблён в Амину с пятого класса, не знал только слепой, глухой и глупый. Ну и сама Амина.
Диана и Никита тоже познакомились ещё в школе. Точнее, как познакомились: она, будучи восьмиклассницей пришла на ежегодный карнавал в маске драконихи с длиннющими ресницами. Она никого не собиралась целовать, но алкоголь сказал свое веское слово, столкнув их с Никитой сначала лбами, а затем и губами. Он явился в костюме зубной феи, за что позднее вынужден был выслушать гневную тираду от Лизы, которая как раз и происходила из рода зубных фей, только по стопам родителей идти не пожелала, гордо заявив семье о желании стать следователем.
У Дианы от того вечера остались лишь обрывочные воспоминания: смешные крылья, могучие плечи, короткая юбка с футбольными гетрами и поцелуй, слаще которого может быть только тысяча игли. Никита первым признал в застрявшей в сугробе волшебнице, дракониху в сидевшей набекрень маске.
Никита…
Да чтоб его, этого Никиту!
Зашвырнула одежду в машинку, включила щелчком волшебства, как делала всегда, пока не видели родители, считавшие: то, что можешь сделать руками не стоит заменять магией, и принялась хмуро наблюдать за водой, стекавшей по окошечку. Будто бы назло нутро «стиралки» заполнялось медленно-медленно, нехотя поглощая футболку и джинсы.
– Волшебство не для рутинных дел, – прозвучал в голове голос мамы, каждый раз тяжко вздыхавшей при виде того, как дочь «сама» наводит порядок в комнате, – ты так обленишься, Диан…
– Ну и пусть! – гаркнула в тишину квартиры Диана, хлопнув дверью так, что самой стало больно. Облачилась во всё чёрное, плюхнулась на кухонный диванчик, сложила руки, перекрестила ноги и вперилась ненавистным взглядом в комбайн. Агрегат для теста подарил Никита.
– Будешь сама готовить игли, – улыбался он, вручая громоздкую штуковину, – и меня радовать, когда приду в гости.
– Пусть тебя теперь Рита радует… – пробурчала волшебница и той же магией открыла холодильник.
Игли или что-нибудь съедобное сейчас бы не помешало, но оставленная на ужин запеканка, аппетита не вызывала, а сваренный мамой суп, привлекал ещё меньше – Диана вообще не любила супы. Но разве родителям до этого было дело?
– Питаться надо правильно, – нудела мама, вычитывая рецепт очередного шедевра здоровой кухни.
– Мы плохого не посоветуем, – добавлял отец.
Диана вздохнула – содержимое холодильника совсем не радовало. Есть нечего, готовить лень. А всё из-за рыжеволосой! В другой ситуации пары фруктов бы хватило, но сейчас от эмоций напал нереально реальный жор!
– Как будто от Лизки заразилась, – усмехнулась Диана, захлопнула холодильник и ткнула пальцем в экран телефона, – пиццу что ли заказать?
***
В ожидании доставки, волшебница продолжала мучения – вспоминала шестое мая и терзала себя завистью. Никита никогда не вёл себя с ней ТАК. Глаза не то влюблённые, не то безумные, на лбу лёгкая испарина, руки чуть-чуть подрагивают, но при этом лежат поверх Ритиной ладони. А ведьма что-то говорила, но что именно Диана не расслышала. И хотя сидела в опасной близости, рискуя быть замеченной, улавливала лишь обрывки «мой», «потом» и что-то на древнем языке. Он назывался Язык Предков или язык духов. На нём общались с мёртвыми. В основном, это делали ведьмы и некроманты, но будущие следователи нуждались в обширных знаниях, поэтому его преподавали не только в специализированных учебных заведениях, но и в Магистериуме.
Диана помнила, как теребила край салфетки, терзала пальцами уголок меню, пока её любимый, родной поганец милый тянулся к рыжей ведьме, чтобы сорвать с губ поцелуй. Снова! Неужели недостаточно налобызались по дороге сюда?! У светофора остановились, поцеловались, на углу остановились, поцеловались, у ресторанчика остановились, поцеловались. Да они целовались чаще, чем шагали! И вот опять его губы касались её.
В тот момент Диану немножко утешал только один факт: с ней он целовался долго, страстно, трепетно – по-разному. С Ритой – быстро, мимолётно. Но этой мимолётности хватало, чтобы в фантазиях нарисовать и бои без правил с ведьмой-разлучницей, и гордый отказ от ползущего на коленях за Дианой, Никитой.
– Ты не достоин моего прощения, – задрав голову повыше, сказала бы она ему, – у нас теперь разные пути. Прощай, – и пафоса побольше, и уходить красиво: не спеша, не оборачиваясь, чтобы бывший парень успел осознать всю тяжесть своей потери.
Но фантазии фантазиями, а на деле она понимала: видеть его не желает и разыгрывать сцену не собирается. А что касается Риты, с ней очень хотелось побеседовать, и для начала спросить: почему она увела Никиту, зная, что они в отношениях?
Конечно, частые ссоры, точнее, очень частые – по правде говоря, постоянные, могли навести ведьму на мысль, что у Дианы с Никитой не всё гладко. Но ведь они мирились!
До шестого мая волшебница вообще думала, их встреча судьбоносна. Не зря же они переехали из одного и того же маленького городка на юге страны? Их родители покинули тихий Синеград и перебрались в шумный город со звучным названием Онелия, что с древне-волшебного переводилось как «Любимец мира». Никита с Дианой всем сердцем полюбили это место с его магически прекрасными реками, мостами, парками и озёрами. Здесь так уютно было посидеть на колесе обозрения, наблюдая, как по городу зажигались разноцветные огни, превращая Онелию в удивительный, таинственный мир. Каждый цвет фонарного света предназначался определённому островку волшебного города.
Голубой принадлежал Небесному храму. Ступая по мостовой, выложенной мозаикой из серо-белых камней, онелианцы попадали в аллею призрачного света, и шли, раскрашенные бликами, на поклон к Повелителю неба. Таких храмов было четыре: на юге, востоке, западе и севере. Отличались они узором ворот – листьями, кружащими вокруг буквы-вензеля: «С», «Ю», «З», «В».
Синий свет сопровождал идущих по мосту, освещал все реки, набережные. Разливался бирюзовым на перилах лестниц, ведущих в две главные Обители: волшебства и ведьмовства. У первой свет отражался от хрустальных колонн, огибал здание, убегая во внутренний дворик. У второй замирал на огромной чугунной шляпе, добавляя ведьмовскому убору сказочную тень.
Жёлтый лился в парках и у озёр, облачая всё вокруг в золотое. Изумрудный освещал главные улицы, центр города и ЗАГСы. Здания учебных заведений, в том числе и Магистериума, окрашивались двумя цветами: серебряным и бирюзовым, начинаясь у ограды парка «Четырёх богинь», свет фонарей огибал внешне непримечательные многоэтажки, заворачивал на площадь Владислава Кольцова, кружил у памятника великому волшебнику и устремлялся к Магистериуму – первому из учебных заведений. А дальше рассыпался искрами по дорогам и зажигался в полную меру лишь рядом со следующим – Университетом педагогики.
А ещё были фонари с сиреневым, салатовым и розовым. И Диана с Никитой каждый вечер строили догадки о том, каким образом свет получает волшебство? В том, что тот не такой, как в квартирах, они даже не сомневались.
