Оставалось надеяться, что подруга оценит его старания. Впрочем, зная Александру, он не сомневался, что сначала она над ним поиздевается. Он улыбнулся, представляя ее делано хмурое лицо, и в этот самый момент машины двинулись с места.
…
Селиверстова не упустила возможности подколоть друга, но он не обиделся, и теперь они вместе сидели за столом и с удовольствием поглощали салаты. Начали с «Экзотического». Пуле очень понравилось сочетание ананаса с креветками. Иван улыбался – время потратил не зря.
Она делала записи, полностью погрузившись в размышления, а он тем временем рассматривал лицо подруги: сосредоточенный взгляд, слегка поджатые губы, едва заметная морщинка на гладкой поверхности лба. Он любил наблюдать за Александрой во время работы. Именно в эти мгновения она выглядела как никогда привлекательно. Расследование всегда заставляло ее сердце биться чуть быстрее, разгоняя кровь и добавляя румянец щекам. Поиски истины пробуждали азартные огоньки в глазах, делая их еще более живыми. В такие минуты Иван любил помечтать, представляя, как они вечерами сидят вместе и делятся мыслями по поводу очередного дела. Он представлял, как ладонями проводит по ее коже, вдыхает ее запах. Из приятных мыслей его выдернул голос Селиверстовой:
– Бриз, я закончила.
Она уже давно дала ему это прозвище и наедине обращалась только так.
– Ты говорил про какой-то шифр на месте преступления. Что там?
И он все рассказал, упомянув в том числе и о нелепых показаниях супружеской пары. К его удивлению, Александра не рассмеялась и даже не улыбнулась.
– Почему ты решил, что они все придумали? – спросила она, убирая бумаги и распечатывая привезенную им упаковку с тортом.
– Так они видели разное – как такое возможно?
– А что, если оба говорят правду? Ты читал «Сокровища Валькирии»?
Он любил читать, но его любовь к чтению не шла ни в какое сравнение с ее страстью. Когда выдавались выходные она обязательно что-нибудь читала, причем не останавливалась на одном жанре – она была всеядна. В громадной библиотеке Селиверстовой можно было найти и художественную литературу и научно-познавательную. Александра часто говорила, что нет ничего хуже необразованности.
Резников испытал легкий стыд и ответил:
– Еще не читал.
– Любопытно, рекомендую, – подруга отрезала приличный кусок бисквита и продолжила: – Автор книги Алексеев утверждает, что «дьявол» дословно переводится как «бешеный бык». Не знаю насколько это верно, но мнение такое существует. Более того, вспомни испанский язык: слово «дьябло» переводится как дьявол, и именно так звали быка герцога Верагуа.
– Кого? Ничего не понимаю, – Иван не скрывал замешательства, поскольку объяснения подруги были еще более туманными, чем показания свидетелей.
– Герцога Верагуа, – повторила та, – внука Колумба – Луиса.
– Я понимаю, что ты как всегда мыслишь нестандартно, но объясни как-нибудь попроще.
Александра улыбнулась:
– Вполне вероятно, супружеская пара сообщила именно то, что видела. Кто видел дьявола? Женщина. То есть тот, кто заведомо более впечатлительный. Ее муж рассмотрел быка – создание, что ближе к реальности.
– Это все теория, но допустим. А что насчет цвета?
– Могу предположить, что версия женщины правильнее.
Немой вопрос в глазах собеседника заставил широко улыбнуться. Роль этакой всезнающей учительницы доставляла удовольствие, и, отрезая новую порцию, она спросила:
– Бриз, что ты знаешь о дальтонизме?
– Мало, – сухо ответил тот, пытаясь вспомнить, что же он действительно знает кроме того, что при
дальтонизме люди не видят...
«Точно!» – и громко воскликнул: – Дальтоники не видят красный цвет!
– Молодец. Еще?
– Что еще?
– Что еще ты знаешь?
Тишина.
– Бриз, у кого чаще встречается дальтонизм?
– У женщин? – осторожно ответил Резников.
– В основном он передается по женской линии, но наследственный дальтонизм поражает приблизительно 8% мужчин и 0,5% женщин.
– То есть ты думаешь, что один из свидетелей дальтоник?
Она кивнула:
– На вашем месте я бы опросила пару еще раз и выяснила про заболевание.
– Пуля, ты так уверена, что на преступнике была маска? Может все-таки у обоих взыграло воображение, тем более, учитывая, что они возвращались с фильма ужасов?
– Не думаю, – просто ответила Александра, и тут у Ивана зазвонил мобильный. Сообщили о трупе. И снова замерзшем.
Клавдия Евгеньевна не могла налюбоваться на дочь, пока та помешивала в большой кастрюле ароматную индейку с семью видами овощей. Ее Василисочка привезла абсолютно все продукты, что она так любила, не забыла и про такой вредный, но вкусный «Спрайт». Повезло ей с дочерью, очень повезло. Редко кому удается вырастить столь благодарного ребенка, а ей как-то удалось.
– Василисочка, давай помогу.
– Сиди, мама, и получай удовольствие. Можешь уже подарок раскрыть.
– Нет, – улыбнулась Клавдия Евгеньевна, – посмотрю, когда первый кусочек торта съем.
Это была давняя традиция – смотреть подарок, когда загадаешь желание, задуешь свечи и съешь первый кусок. Повелось в их семье это еще с детства самой Клавдии, традицию с удовольствием поддержала дочь. Она и свой день рождения отмечала так же.
Не сдерживая слез радости, пожилая женщина коснулась плеча дочери. Ее «спасибо» прозвучало надрывно и тихо, от чего сердце у самой Василисы защемило:
– Мама, перестань лить слезы. Это уже невозможно! Лучше попробуй овощи. Соли достаточно?
Клавдия Евгеньевна сняла пробу и, не удержавшись, сморщилась.
– Пересолила, да?
– Тебе можно. Вам можно, – она коснулась еще совсем незаметного животика, – уже решили как назовете?
– Девочку Кристиной.
– Хорошее имя, – улыбаясь, она продолжала гладить животик дочери.
– Мальчика Артемом. Как папу.
Рука Клавдии Евгеньевны замерла, в глазах проскочил еле заметный холод.
– Не надо в честь папы.
– Почему? – искренне удивилась Василиса.
Женщина замялась. Как объяснить причину, не рассказывая правды? И сказала то, что первым пришло в голову:
– Я бы хотела, чтобы ты назвала мальчика так же, как звали твоего брата.
Затянувшаяся пауза заставила нервничать обеих. Клавдия Евгеньевна не хотела ворошить болезненные воспоминания и все же сделала это, заставив сердце забиться аритмично. Василиса, в свою очередь, не знала о брате ровным счетом ничего, кроме самого страшного – он пропал много лет назад.
– Если ты не хочешь, – поспешно заговорила мать, – я пойму и не обижусь.
– Все хорошо, просто… – Василиса начала усиленно перемешивать овощи, – имя таит в себе судьбу человека, и я боюсь…
– Что твоего мальчика постигнет та же участь… – закончила с тяжелым вздохом Клавдия Евгеньевна.
– Пусть лучше он вырастет таким же мечтателем, как папа. И станет путешественником, и объездит все страны, хорошо, мама? Не обижайся. И, вообще, пока никто не родился, так что и говорить не о чем. Сейчас стол накрою, – и Василиса с улыбкой стала раскладывать столовые приборы.
Праздничный ужин был отменным: индейка была сочной и таяла во рту, все семь видов овощей были мягкими и насыщенными специями, даже морковь, что всегда получалась у ее Василисочки не очень хорошо, на этот раз удалась на славу. Ветчина, привезенная из Москвы, казалась в разы вкуснее питерской, сыр, маслины, крабовые палочки, семга слабого копчения, овсяный хлеб – все имело изумительный вкус. Клавдия Евгеньевна понимала, что мужу Василисочки очень повезло: в современном мире не каждая женщина двадцати двух лет умела так хорошо готовить. Дочки ее знакомых предпочитали заниматься финансовыми вопросами, тренажерными залами, личностным ростом и чем угодно еще, но только не стоять у плиты. Почему-то у них это считалось старомодным – куда проще сходить в кафе или заказать еду на дом. Ее Василисочка всегда готовила сама.
Впервые она встала к плите семилетним ребенком: сварила овсяную кашу и пожарила сладкие гренки. Уже тогда Клавдия Евгеньевна надеялась, что дочь займется кулинарией серьезно, но та предпочла работу дизайнера интерьеров.
«Такую работу может делать любой», – говорили все знакомые без исключения, но мать это не волновало. Она, в отличие от остальных, понимала, что дочь счастлива и занимается своим делом. Этого Клавдии Евгеньевне было достаточно. Она всегда старалась быть не просто матерью – подругой. Но сделать это, когда тебе почти пятьдесят, а дочери всего десять оказалось непросто: обе чувствовали разницу поколений, но все же нашли общий язык. А когда ее Василисочка пошла в институт, волшебным образом появились общие интересы. Как оказалось, и матери, и дочери нравились одни и те же дисциплины, художественные произведения и даже мальчики схожего типажа. Клавдия Евгеньевна крайне удивилась, когда первые серьезные отношения Василисочка завела с точной копией ее школьной любви, а когда та представила жениха – слов и вовсе не нашлось. Лешенька был невероятно похож на друга из общежития – мальчика, с которым юная Клава впервые пошла на танцы.
У них с дочкой было много общего: любимые цвета – красный и черный, пристрастие к еде, хорошо сдобренной специями, непереносимость алкоголя, старомодный вкус в одежде. Обе женщины были очарованы Коко Шанель и с удовольствием носили шляпки-«таблетки» и «биби». У Клавдии Евгеньевны была целая коллекция, дочь пока в этом отставала.
А еще у них было особое отношение к числу «семь» – многие важные события были связаны с этой цифрой. Клавдия вышла замуж седьмого ноября, родила сына в семь утра, дочь появилась на свет в час ночи и семь минут. Оба раза выписка была седьмого числа. Семь роз подарил ей будущий муж во время первого свидания и столько же лет они прожили в браке.
У Василисы с семеркой было связано не меньше. Леша сделал ей предложение седьмого сентября, поженились они седьмого июля, в зале регистрации их пара была седьмой и даже их квартира находилась на седьмом этаже. Квартира под номером семьдесят семь.
Нередко мать и дочь смеялись над таким стечением обстоятельств, но, несмотря на собственную иронию, всегда выбирали «свою» цифру, даже если это была просто ячейка для хранения в магазине.
Угощения были съедены, и они приступили к самой приятной части вечера – вафельному торту с насыщенным кофейным вкусом.
– Мама, ты готова загадать желание? – лукаво поинтересовалась Василиса, активно налегая на десерт. – Подарок ждет.
– Готова, – улыбнулась в ответ Клавдия Евгеньевна и начала спешно доедать свой кусок.
В ней по-прежнему сохранилось то светлое и наивное ощущение чуда, свойственное детям.
– Готова, – повторила она, в предвкушении закрывая глаза и протягивая руки, на которые в тот же миг легла небольшая квадратная коробка.
– Угадаешь что там?
– Книга?
– Нет.
– Косметика? У меня как раз все помады заканчиваются, а в школе без «лица» появляться нельзя.
– Это я тебе и так подарю, – засмеялась Василиса.
– Все, сдаюсь! – в сторону полетели обрывки глянцевой бумаги, крышка приземлилась на пол, и взору пожилой женщины предстала невероятно нежная и миниатюрная красно-белая шляпка в стиле «биби».
– Мама, я помню, как мы с тобой ходили на ярмарку ручных изделий, и ты присмотрела эту шляпку, но ее купили прямо перед нами – забрали последнюю. Это не совсем та – у нее нет ажурных вставок – зато посередине брошь с очень симпатичным тюльпанчиком.
– Ты запомнила… – глаза Клавдии Евгеньевны вновь заслезились.
– Опять слезы? – Василиса пыталась выглядеть сердитой, но то ли из-за ее шкодливого и все еще детского личика, то ли из-за особенности характера, получалась лишь пародия. Она обняла мать и прошептала:
– С днем рождения, мама-плакса.
Клавдия Евгеньевна благодарно зарылась лицом в шевелюру своей Василисочки, а потом, спохватившись, примерила «биби» на голову дочери и воскликнула:
– Ты могла бы оставить ее себе! Тебе так идет и по возрасту подходит.
– Мама! – рассмеялась Василиса, – напомню: день рождения у тебя, а не у меня. К тому же твоя коллекция просто обязана пополниться этим экземпляром.
– И куда я ее надену? – Клавдия Евгеньевна вытерла слезы рукавом все того же платья и повертела в руках подарок.
– На свидание, – ответила Василиса, – ты у меня еще молодая, пора бы об этом вспомнить, – и снова лукаво улыбнулась.
…
Ночь постепенно вступала в свои права: луна зависла желтым шаром на небосклоне, в окнах соседнего дома поочередно выключался свет. Довольный сытый Арсений нехотя слез с рук любимой хозяйки и с укором взглянул на девушку в красном пальто.
– Может останешься? – Клавдия Евгеньевна поправила меховой воротник, – темень на дороге, а ты за рулем.
– Мама, дорогу освещают фонари, не волнуйся.
– Ну зачем тебе сейчас ехать? – не унималась пожилая женщина.
– Лешка утром возвращается, хочу ему блины приготовить.
– Утром и поедешь.
– Мама, он в семь возвращается. Все, целую, я побежала. Давай мусор заодно захвачу.
– Может блины ему потом испечешь? Василисочка?
– Мама, я жду, – нетерпеливо стукнула каблучком.
Клавдия Евгеньевна тяжело вздохнула и протянула ей мешок с отходами.
– А эти бумажки на столе выбросить? – поинтересовалась Василиса, указывая на почту, что забрала мать, возвращаясь с работы.
– Выброси. Только кроссворды мне оставь, – грустно улыбнулась, подала бумажки и, крепко обняв дочь, прошептала: – Позвони как доедешь, хорошо?
– Я скину смс, что жива-здорова. Все, пока, люблю. Арсений, было приятно познакомиться, – и выскользнула за дверь.
Кот снова начал ластиться к хозяйке, Клавдия Евгеньевна погладила любимца и поспешила к окну. Когда красное пальто скрылось в салоне автомобиля, она с облегчением вздохнула и взялась за кроссворды:
– Ну что, Арсений? Василисочка нам с тобой порядок навела. Отдохнем?
Кот в ответ мяукнул.
Василиса выбросила мусорный мешок, но обратила внимание на листовку с рекламой новой пиццерии – точно такой же, что на днях открылась в районе, где они жили с Лешкой – и если бы не это обстоятельство, то вряд ли бы заметила полоску бумаги и не сидела после со страхом, взирая на содержание.
Машина давно прогрелась, голос из динамиков сообщал о том, как «упоительны в России вечера», а молодая женщина сидела, как завороженная, и, казалось, не дышала. Все ее мысли кружили вокруг странного послания. Что это: глупая шутка, кто-то ошибся? Может, это предназначается не ей? И все могло бы быть именно так, если бы не одно «но» – в конце записки было написано: «Испугалась, Рыж? Номер 2»
Без малейшего понятия, что все это означает, и, испытывая безотчетный страх, Василиса скомкала послание от неизвестного и, опустив стекло, выбросила в сугроб. Посидев еще пару минут, женщина тронулась с места, последний раз взглянув на белоснежный клочок, грозно освещаемый лунным светом. Клочок, близнец которого она выбросила этим утром.
Едва дверь за Иваном закрылась, Александра включила старенький ноутбук, взглянула на фотографию с шифром, любезно оставленную другом, и, взяв лист и цветные ручки, приготовилась записывать свои мысли. Это был ее метод работы – рассуждения на бумаге. Акценты создавали цветные чернила.
…
Селиверстова не упустила возможности подколоть друга, но он не обиделся, и теперь они вместе сидели за столом и с удовольствием поглощали салаты. Начали с «Экзотического». Пуле очень понравилось сочетание ананаса с креветками. Иван улыбался – время потратил не зря.
Она делала записи, полностью погрузившись в размышления, а он тем временем рассматривал лицо подруги: сосредоточенный взгляд, слегка поджатые губы, едва заметная морщинка на гладкой поверхности лба. Он любил наблюдать за Александрой во время работы. Именно в эти мгновения она выглядела как никогда привлекательно. Расследование всегда заставляло ее сердце биться чуть быстрее, разгоняя кровь и добавляя румянец щекам. Поиски истины пробуждали азартные огоньки в глазах, делая их еще более живыми. В такие минуты Иван любил помечтать, представляя, как они вечерами сидят вместе и делятся мыслями по поводу очередного дела. Он представлял, как ладонями проводит по ее коже, вдыхает ее запах. Из приятных мыслей его выдернул голос Селиверстовой:
– Бриз, я закончила.
Она уже давно дала ему это прозвище и наедине обращалась только так.
– Ты говорил про какой-то шифр на месте преступления. Что там?
И он все рассказал, упомянув в том числе и о нелепых показаниях супружеской пары. К его удивлению, Александра не рассмеялась и даже не улыбнулась.
– Почему ты решил, что они все придумали? – спросила она, убирая бумаги и распечатывая привезенную им упаковку с тортом.
– Так они видели разное – как такое возможно?
– А что, если оба говорят правду? Ты читал «Сокровища Валькирии»?
Он любил читать, но его любовь к чтению не шла ни в какое сравнение с ее страстью. Когда выдавались выходные она обязательно что-нибудь читала, причем не останавливалась на одном жанре – она была всеядна. В громадной библиотеке Селиверстовой можно было найти и художественную литературу и научно-познавательную. Александра часто говорила, что нет ничего хуже необразованности.
Резников испытал легкий стыд и ответил:
– Еще не читал.
– Любопытно, рекомендую, – подруга отрезала приличный кусок бисквита и продолжила: – Автор книги Алексеев утверждает, что «дьявол» дословно переводится как «бешеный бык». Не знаю насколько это верно, но мнение такое существует. Более того, вспомни испанский язык: слово «дьябло» переводится как дьявол, и именно так звали быка герцога Верагуа.
– Кого? Ничего не понимаю, – Иван не скрывал замешательства, поскольку объяснения подруги были еще более туманными, чем показания свидетелей.
– Герцога Верагуа, – повторила та, – внука Колумба – Луиса.
– Я понимаю, что ты как всегда мыслишь нестандартно, но объясни как-нибудь попроще.
Александра улыбнулась:
– Вполне вероятно, супружеская пара сообщила именно то, что видела. Кто видел дьявола? Женщина. То есть тот, кто заведомо более впечатлительный. Ее муж рассмотрел быка – создание, что ближе к реальности.
– Это все теория, но допустим. А что насчет цвета?
– Могу предположить, что версия женщины правильнее.
Немой вопрос в глазах собеседника заставил широко улыбнуться. Роль этакой всезнающей учительницы доставляла удовольствие, и, отрезая новую порцию, она спросила:
– Бриз, что ты знаешь о дальтонизме?
– Мало, – сухо ответил тот, пытаясь вспомнить, что же он действительно знает кроме того, что при
дальтонизме люди не видят...
«Точно!» – и громко воскликнул: – Дальтоники не видят красный цвет!
– Молодец. Еще?
– Что еще?
– Что еще ты знаешь?
Тишина.
– Бриз, у кого чаще встречается дальтонизм?
– У женщин? – осторожно ответил Резников.
– В основном он передается по женской линии, но наследственный дальтонизм поражает приблизительно 8% мужчин и 0,5% женщин.
– То есть ты думаешь, что один из свидетелей дальтоник?
Она кивнула:
– На вашем месте я бы опросила пару еще раз и выяснила про заболевание.
– Пуля, ты так уверена, что на преступнике была маска? Может все-таки у обоих взыграло воображение, тем более, учитывая, что они возвращались с фильма ужасов?
– Не думаю, – просто ответила Александра, и тут у Ивана зазвонил мобильный. Сообщили о трупе. И снова замерзшем.
Прода от 21.06.2019, 08:39
Глава 3
Клавдия Евгеньевна не могла налюбоваться на дочь, пока та помешивала в большой кастрюле ароматную индейку с семью видами овощей. Ее Василисочка привезла абсолютно все продукты, что она так любила, не забыла и про такой вредный, но вкусный «Спрайт». Повезло ей с дочерью, очень повезло. Редко кому удается вырастить столь благодарного ребенка, а ей как-то удалось.
– Василисочка, давай помогу.
– Сиди, мама, и получай удовольствие. Можешь уже подарок раскрыть.
– Нет, – улыбнулась Клавдия Евгеньевна, – посмотрю, когда первый кусочек торта съем.
Это была давняя традиция – смотреть подарок, когда загадаешь желание, задуешь свечи и съешь первый кусок. Повелось в их семье это еще с детства самой Клавдии, традицию с удовольствием поддержала дочь. Она и свой день рождения отмечала так же.
Не сдерживая слез радости, пожилая женщина коснулась плеча дочери. Ее «спасибо» прозвучало надрывно и тихо, от чего сердце у самой Василисы защемило:
– Мама, перестань лить слезы. Это уже невозможно! Лучше попробуй овощи. Соли достаточно?
Клавдия Евгеньевна сняла пробу и, не удержавшись, сморщилась.
– Пересолила, да?
– Тебе можно. Вам можно, – она коснулась еще совсем незаметного животика, – уже решили как назовете?
– Девочку Кристиной.
– Хорошее имя, – улыбаясь, она продолжала гладить животик дочери.
– Мальчика Артемом. Как папу.
Рука Клавдии Евгеньевны замерла, в глазах проскочил еле заметный холод.
– Не надо в честь папы.
– Почему? – искренне удивилась Василиса.
Женщина замялась. Как объяснить причину, не рассказывая правды? И сказала то, что первым пришло в голову:
– Я бы хотела, чтобы ты назвала мальчика так же, как звали твоего брата.
Затянувшаяся пауза заставила нервничать обеих. Клавдия Евгеньевна не хотела ворошить болезненные воспоминания и все же сделала это, заставив сердце забиться аритмично. Василиса, в свою очередь, не знала о брате ровным счетом ничего, кроме самого страшного – он пропал много лет назад.
– Если ты не хочешь, – поспешно заговорила мать, – я пойму и не обижусь.
– Все хорошо, просто… – Василиса начала усиленно перемешивать овощи, – имя таит в себе судьбу человека, и я боюсь…
– Что твоего мальчика постигнет та же участь… – закончила с тяжелым вздохом Клавдия Евгеньевна.
– Пусть лучше он вырастет таким же мечтателем, как папа. И станет путешественником, и объездит все страны, хорошо, мама? Не обижайся. И, вообще, пока никто не родился, так что и говорить не о чем. Сейчас стол накрою, – и Василиса с улыбкой стала раскладывать столовые приборы.
Праздничный ужин был отменным: индейка была сочной и таяла во рту, все семь видов овощей были мягкими и насыщенными специями, даже морковь, что всегда получалась у ее Василисочки не очень хорошо, на этот раз удалась на славу. Ветчина, привезенная из Москвы, казалась в разы вкуснее питерской, сыр, маслины, крабовые палочки, семга слабого копчения, овсяный хлеб – все имело изумительный вкус. Клавдия Евгеньевна понимала, что мужу Василисочки очень повезло: в современном мире не каждая женщина двадцати двух лет умела так хорошо готовить. Дочки ее знакомых предпочитали заниматься финансовыми вопросами, тренажерными залами, личностным ростом и чем угодно еще, но только не стоять у плиты. Почему-то у них это считалось старомодным – куда проще сходить в кафе или заказать еду на дом. Ее Василисочка всегда готовила сама.
Впервые она встала к плите семилетним ребенком: сварила овсяную кашу и пожарила сладкие гренки. Уже тогда Клавдия Евгеньевна надеялась, что дочь займется кулинарией серьезно, но та предпочла работу дизайнера интерьеров.
«Такую работу может делать любой», – говорили все знакомые без исключения, но мать это не волновало. Она, в отличие от остальных, понимала, что дочь счастлива и занимается своим делом. Этого Клавдии Евгеньевне было достаточно. Она всегда старалась быть не просто матерью – подругой. Но сделать это, когда тебе почти пятьдесят, а дочери всего десять оказалось непросто: обе чувствовали разницу поколений, но все же нашли общий язык. А когда ее Василисочка пошла в институт, волшебным образом появились общие интересы. Как оказалось, и матери, и дочери нравились одни и те же дисциплины, художественные произведения и даже мальчики схожего типажа. Клавдия Евгеньевна крайне удивилась, когда первые серьезные отношения Василисочка завела с точной копией ее школьной любви, а когда та представила жениха – слов и вовсе не нашлось. Лешенька был невероятно похож на друга из общежития – мальчика, с которым юная Клава впервые пошла на танцы.
У них с дочкой было много общего: любимые цвета – красный и черный, пристрастие к еде, хорошо сдобренной специями, непереносимость алкоголя, старомодный вкус в одежде. Обе женщины были очарованы Коко Шанель и с удовольствием носили шляпки-«таблетки» и «биби». У Клавдии Евгеньевны была целая коллекция, дочь пока в этом отставала.
А еще у них было особое отношение к числу «семь» – многие важные события были связаны с этой цифрой. Клавдия вышла замуж седьмого ноября, родила сына в семь утра, дочь появилась на свет в час ночи и семь минут. Оба раза выписка была седьмого числа. Семь роз подарил ей будущий муж во время первого свидания и столько же лет они прожили в браке.
У Василисы с семеркой было связано не меньше. Леша сделал ей предложение седьмого сентября, поженились они седьмого июля, в зале регистрации их пара была седьмой и даже их квартира находилась на седьмом этаже. Квартира под номером семьдесят семь.
Нередко мать и дочь смеялись над таким стечением обстоятельств, но, несмотря на собственную иронию, всегда выбирали «свою» цифру, даже если это была просто ячейка для хранения в магазине.
Угощения были съедены, и они приступили к самой приятной части вечера – вафельному торту с насыщенным кофейным вкусом.
– Мама, ты готова загадать желание? – лукаво поинтересовалась Василиса, активно налегая на десерт. – Подарок ждет.
– Готова, – улыбнулась в ответ Клавдия Евгеньевна и начала спешно доедать свой кусок.
В ней по-прежнему сохранилось то светлое и наивное ощущение чуда, свойственное детям.
– Готова, – повторила она, в предвкушении закрывая глаза и протягивая руки, на которые в тот же миг легла небольшая квадратная коробка.
– Угадаешь что там?
– Книга?
– Нет.
– Косметика? У меня как раз все помады заканчиваются, а в школе без «лица» появляться нельзя.
– Это я тебе и так подарю, – засмеялась Василиса.
– Все, сдаюсь! – в сторону полетели обрывки глянцевой бумаги, крышка приземлилась на пол, и взору пожилой женщины предстала невероятно нежная и миниатюрная красно-белая шляпка в стиле «биби».
– Мама, я помню, как мы с тобой ходили на ярмарку ручных изделий, и ты присмотрела эту шляпку, но ее купили прямо перед нами – забрали последнюю. Это не совсем та – у нее нет ажурных вставок – зато посередине брошь с очень симпатичным тюльпанчиком.
– Ты запомнила… – глаза Клавдии Евгеньевны вновь заслезились.
– Опять слезы? – Василиса пыталась выглядеть сердитой, но то ли из-за ее шкодливого и все еще детского личика, то ли из-за особенности характера, получалась лишь пародия. Она обняла мать и прошептала:
– С днем рождения, мама-плакса.
Клавдия Евгеньевна благодарно зарылась лицом в шевелюру своей Василисочки, а потом, спохватившись, примерила «биби» на голову дочери и воскликнула:
– Ты могла бы оставить ее себе! Тебе так идет и по возрасту подходит.
– Мама! – рассмеялась Василиса, – напомню: день рождения у тебя, а не у меня. К тому же твоя коллекция просто обязана пополниться этим экземпляром.
– И куда я ее надену? – Клавдия Евгеньевна вытерла слезы рукавом все того же платья и повертела в руках подарок.
– На свидание, – ответила Василиса, – ты у меня еще молодая, пора бы об этом вспомнить, – и снова лукаво улыбнулась.
…
Ночь постепенно вступала в свои права: луна зависла желтым шаром на небосклоне, в окнах соседнего дома поочередно выключался свет. Довольный сытый Арсений нехотя слез с рук любимой хозяйки и с укором взглянул на девушку в красном пальто.
– Может останешься? – Клавдия Евгеньевна поправила меховой воротник, – темень на дороге, а ты за рулем.
– Мама, дорогу освещают фонари, не волнуйся.
– Ну зачем тебе сейчас ехать? – не унималась пожилая женщина.
– Лешка утром возвращается, хочу ему блины приготовить.
– Утром и поедешь.
– Мама, он в семь возвращается. Все, целую, я побежала. Давай мусор заодно захвачу.
– Может блины ему потом испечешь? Василисочка?
– Мама, я жду, – нетерпеливо стукнула каблучком.
Клавдия Евгеньевна тяжело вздохнула и протянула ей мешок с отходами.
– А эти бумажки на столе выбросить? – поинтересовалась Василиса, указывая на почту, что забрала мать, возвращаясь с работы.
– Выброси. Только кроссворды мне оставь, – грустно улыбнулась, подала бумажки и, крепко обняв дочь, прошептала: – Позвони как доедешь, хорошо?
– Я скину смс, что жива-здорова. Все, пока, люблю. Арсений, было приятно познакомиться, – и выскользнула за дверь.
Кот снова начал ластиться к хозяйке, Клавдия Евгеньевна погладила любимца и поспешила к окну. Когда красное пальто скрылось в салоне автомобиля, она с облегчением вздохнула и взялась за кроссворды:
– Ну что, Арсений? Василисочка нам с тобой порядок навела. Отдохнем?
Кот в ответ мяукнул.
Василиса выбросила мусорный мешок, но обратила внимание на листовку с рекламой новой пиццерии – точно такой же, что на днях открылась в районе, где они жили с Лешкой – и если бы не это обстоятельство, то вряд ли бы заметила полоску бумаги и не сидела после со страхом, взирая на содержание.
Машина давно прогрелась, голос из динамиков сообщал о том, как «упоительны в России вечера», а молодая женщина сидела, как завороженная, и, казалось, не дышала. Все ее мысли кружили вокруг странного послания. Что это: глупая шутка, кто-то ошибся? Может, это предназначается не ей? И все могло бы быть именно так, если бы не одно «но» – в конце записки было написано: «Испугалась, Рыж? Номер 2»
Без малейшего понятия, что все это означает, и, испытывая безотчетный страх, Василиса скомкала послание от неизвестного и, опустив стекло, выбросила в сугроб. Посидев еще пару минут, женщина тронулась с места, последний раз взглянув на белоснежный клочок, грозно освещаемый лунным светом. Клочок, близнец которого она выбросила этим утром.
Глава 4
Едва дверь за Иваном закрылась, Александра включила старенький ноутбук, взглянула на фотографию с шифром, любезно оставленную другом, и, взяв лист и цветные ручки, приготовилась записывать свои мысли. Это был ее метод работы – рассуждения на бумаге. Акценты создавали цветные чернила.
