зале советов — огромном просторном холле с колоннами, гобеленами и фамильными гербами, в вершине которого были установлены танские кресла, пуще всего выдававшие, что прежде, в стародавние времена, все танаары Яса были самостоятельными княжескими государствами. Суть ее сообщения была простой: о танском решении обеспечения населения необходимым знает уже весь надел. Но даже при разумном использовании средств, если удастся покрыть все расходы на ремонтные работы и строительство, без налогов и за вычетом неприкосновенного запаса они наверняка протянут, в лучшем случае, год. Вранье, конечно, мысленно признала танша, зато хаты задумаются.
Веление госпожи оказалось таким: каждому «владетелю» будет выдана небольшая сумма денег из числа захваченных трофеев с одной целью — через два месяца каждый из них должен отчитаться от и до в том, как ему удалось эту сумму приумножить. У каждого из них есть имущество, которое позволяет им взращивать состояние танаара, и в том числе собственное: ремесленные цехи, мастерские, кузни, многочисленные торговые лавки, пивоварни, пекарни, трактиры, бордели, в редких случаях даже военные арсеналы. Если результаты окажутся неудовлетворительными, безапелляционно заявила тану, все имущество семьи будет изъято и доверено более предприимчивым кланам.
До потолка поднялся недовольный гомон, и потребовалось время, чтобы унять хатов и продолжить.
— Даже если это потребует смены главы семьи, советую не роптать, — напомнила Бану в завершение разговора. — Сколько ни возмущайтесь, а результат не изменится: хаты — единственное сословие, которое никогда и ни при каких обстоятельствах не освобождается от налогообложения. Либо вы полезны, либо нет. Не забывайте, что время и золото требуют опытных рук, и выполняйте возложенные на вас обязанности достойно. В конце концов, если бы я, как тан, трудилась вполсилы, сейчас вообще не с чего было бы восстанавливать и поднимать танаар. А если бы еще и Сабир Свирепый защищал вас абы как, так и танаар бы уже давно развалили.
Аргумент был не утешающим, но весомым. Предвосхищая возможные вопросы, Бану выставила вперед ладонь в пресекающем жесте.
— Я буду только проверять. Детали решайте с казначеем, — и указала на безропотно сидящего по правую руку ахтаната Тахбира.
Она вышла, оставляя дальнейшее дяде. Слушать все эти препирания и наблюдать возню Бану не хотелось, да и времени не было. А разместить для беседы полторы сотни человек где-то надо. Поэтому пусть лучше они сидят в большой зале советов, а сама Бану ограничится и малой. В конце концов, чем меньше народу в комнате, тем тише.
За дверью залы Бансабиру поджидал Гистасп. Это был, пожалуй, первый раз, когда командующий с искренним изумлением обнаружил, что от недостатка общения с таншей он начал о ней скучать. Изредка, как вот сейчас, ему удавалось перехватить ее между делами и проводить от одного помещения до другого. Дожил, посмеивался мужчина над собой — вроде, казалось, был другом, а теперь как пес — только и ждет у порога.
Бансабира улыбнулась альбиносу коротко, почти безлично, и зашагала вперед, зная наверняка, что Гистасп пойдет рядом. Тот все же дал танше фору в пару шагов — только чтобы, чуть склонив набок голову, поглядеть на то, как на бедрах колышется черное платье. Вспоминая ее беременность, Гистасп был готов поклясться: заведенные порядки, в особенности те, что рекомендовали женщинам в невоенное время ходить в платьях, бесили Бану несказанно. Зато приятно удивляли всех тех, кто был с таншей в походе: недурно, когда женщина, которой ты подчиняешься, не только умная, но еще и вполне женщина.
Поравнявшись с таншей, Гистасп указал большим пальцем себе за спину, в закрытую дверь зала советов:
— Не думаете, что от такого решения хаты могут вас возненавидеть? Особенно, конечно, те, у кого вы потом отнимете семейное добро, чтобы отдать кому-то другому.
— А ты не думаешь, что мне и даром не нужна их любовь? — Гистасп удивленно поднял брови, как бы спрашивая. Бану объяснила: — Любить меня должна армия, а те, кто корпит над золотом, должны меня бояться. Иначе есть шанс, что я умру просто возмутительно молодой.
Гистасп молча кивнул: позиция не лишена смысла. Всем ведь угодить нельзя.
Вскоре Гистасп остановился вместе с госпожой у палаты малого совета. Он хотел спросить что-нибудь еще, чтобы задержать Бану для разговора хотя бы на пару минут, но в голову ничего не шло. Видно, опять придется в одиночку бродить во дворах чертога: Тахбир и Серт в эти дни жутко заняты, Русса пропадает где-то в городе, а больше поболтать Гистаспу было не с кем. Был, конечно, Гобрий, но его видеть вообще не хотелось — и так глаза намозолил за годы похода.
Пока Гистасп прикидывал ситуацию, Бану велела ему позвать Лигдама и скрылась за дверью комнаты.
Сев за стол, прикинула, с чем успела разобраться. Вскоре позвала управляющего: надо обсудить добычу металлов, разработку рудников и шахт, производство оружия, парусины, работу верфей и соответственно заготовку леса.
Дел было действительно множество, и Бану едва справлялась. Уделять время сыну и младшему брату ей удавалось, если повезет, полчаса или четверть часа в день, даже при том, что уже Лигдам стал всерьез опасаться, как бы тану не слегла от переутомления, потому что спала она, откровенно говоря, урывками.
Единственным, кто удостоился от танши по-настоящему особой и совершенно неожидаемой награды, оказался Бугут. Если бы не он и его люди, в жизни бы им не пройти гор Раггаров, не победить Шаутов, не застать врасплох Аамутов, сказала танша в малой зале совета… и пожаловала надел с замком в родных для Бугута землях.
— Наверное, ты бы хотел получить что-то ближе к моему чертогу, южнее Астахирского хребта, где потеплее, но я все же настаиваю, чтобы ты владел землями там, где родился. Сколь бы ни был суров родной край, он неминуемо придает сил, по себе знаю, — рассмеялась Бану в конце.
Бугут не стал говорить, что он, прежде не имевший ничего, кроме личной выслуги, в принципе и не ожидал получить ничего подобного. Запинаясь, подошел к госпоже на негнущихся столбообразных ногах, неуклюже опустился на колени, склонив голову, но так и не смог сказать ничего вразумительного. Слова просто не шли с языка, застряли где-то в горле, царапая гортань, и от этого как-то подозрительно щипало глаза. Бансабира по-доброму усмехалась: ладно уж, Бугут никогда не славился красноречием и вообще никогда не отличался склонностью лишний раз открывать рот. Зато к работе его не подкопаешься, так что пусть себе.
— Вставай давай, — позвала тану, сделав легкий отгоняющий жест рукой. — Собирай вещи и езжай домой, порадуй семью. К сорокодневу отца чтобы вернулся. Потом будет что обсудить.
— К… как прикажете, тану. — Немолодой вояка выпрямился и наконец сумел выдохнуть весь воздух из груди: — Спасибо большое, госпожа! Да благословит вас Праматерь!
— Благодарю, Бугут. У тебя семья-то хоть есть? — немного нахмурилась женщина.
Бугут пожал плечами, заметно сникнув:
— Мать с отцом, если живы еще, да сестра с двумя детьми. Ее муж был в моем подразделении, погиб года полтора назад.
Бансабира кивнула.
— Зато теперь у тебя есть все возможности, чтобы создать собственное гнездо. Если что, дай знать, я неплохо разбираюсь в женщинах, — очевидно польстила себе Бану, засмеявшись.
— Да уж, мы знаем, — рассмеялся и Бугут, и остальные присутствующие.
Видно, тот ее разговор с раману Тахивран, когда Бану давала Светлейшей урок об отношениях женщин с женщинами, разошелся в рядах быстро. Ладно уж, мысленно махнула рукой Бансабира, подумаешь.
Раду был здорово не в духе. Вот уже который день он бессмысленно слонялся по замку и его окрестностям, не зная, чем себя занять. По возвращении в родной город он как-то резко сдал в позициях. Нет, он по-прежнему оставался командиром личной охраны тану, да только сама должность сейчас выглядела не особенно актуальной. Ну от кого ее защищать? От малолетнего брата? Или от бастарда, который, столько лет терзаясь чувством вины, готов хоть на руках ходить, лишь бы угодить сестре? Или от кузин, которые смотрят на Бансабиру разинув рот и не слишком хорошо понимают, кто это такая и откуда взялась?
Конечно, кабинет и залы советов все время кто-то охранял, за патрули отвечали как раз ребята из его отряда. А уж собственный покой танши и вовсе стерегли только они, телохранители. Но это совсем несоизмеримо! Прежде как было? Он от нее без приказа на шаг отойти не смел, всюду таскался громадной тенью, нависая, словно коршун над соколицей, одним грозным видом отгонял всяких назойливых типов. Теперь же он видел госпожу в лучшем случае дважды в неделю. Разумеется, Лигдам между делом, когда они вечерами выпивали привычной компанией, говорил, что тану работает, не поднимая головы, и у нее вечно ошиваются какие-то служилые, — Раду это все мало интересовало. Ну неужели, если он не зодчий, кашевар, наставник из военной академии, каменщик или кузнец, он вообще ни на что не годен?!
Намекать на глупость подобной детской обиды пытались многие товарищи, пока однажды, взбесившись, Вал не заявил прямо, чтобы командир постыдился, заткнулся и просто по-человечески отдохнул, пока есть такая возможность.
На Раду подобная выволочка не произвела ровным счетом никакого эффекта. Оказавшись временно ненужным, он совершенно сник.
Назначив охрану у спальни госпожи на три дня вперед, мужчина попытался целенаправленно уйти в загул, таскаясь по городу вокруг крепости, в котором давненько уже не был. Удовольствие получил только в первый вечер, в особенности еще и потому, что провел его не один. Наутро было как-то скверно, так что к ночи Раду предпочел надраться до невменяемого состояния, чтобы на другой день проспать подольше, и чтобы думать или осознавать последствия не получалось вовсе.
Затея Раду удалась: проснулся он непонятно где, далеко за полдень, с горящими глазами, и в голове гудело так, что хоть на стенку лезь. Впрочем, за исключением того, что шаги людей за дверью комнаты, в которой мужчина разлепил глаза, казались ему залпами осадных орудий по стенам штурмуемого города, его все устраивало. Настолько, что к вечеру, немного протрезвев, он даже вернулся в крепость — проверить, все ли в порядке. Ну и наугад ткнуть пальцем в еще парочку бойцов, присоединившихся к личной охране тану самыми последними, указывая, что именно они будут дежурить через день или два, в общем, следующими за кем-то еще.
Потом Раду выловил Одхана, спросил, не спрашивала ли о нем тану, и, получив отрицательный ответ, вздохнул — с печалью и облегчением одновременно. Правда, тут же в коридоре показалась сама тану Яввуз. Она смешно поморщила нос, явно уличив кого-то в подпитии, бросила короткий испытующий взгляд на стоящих мужчин, двинулась в их сторону — ко входу в малую залу совета. Поравнявшись с Раду, Бансабира посмотрела на него так, будто он был пустым местом, и скрылась за дверью, которую для нее предусмотрительно открыл охранник.
Раду же от ее взгляда едва не подавился собственным языком, уловив в глазах танши немой вопрос: «Как? Неужели я могла полагаться на это?» С трудом проглотив ком, запнувшийся прежде на полуслове Раду нахмурился, надулся и, не договорив, покинул Одхана.
Больше он не пил. Но пришлось искать иных развлечений.
В городе что-то было, да и денег пока хватало. В каком-то трактире какой-то менестрель пел какую-то балладу о победе Матери лагерей над Бестией Яса. Скука смертная, думал Раду, слушая невнятную тягомотину барда. Да еще и врет половину! Как будто Раду сам не видел, как там все было на самом деле.
Сообразив, что такое развлечение не по нем, Раду вернулся к варианту борделей. Старый и добрый метод спасал его еще три дня. Потом воин вновь нагрянул в крепость, получил втык от Гистаспа за то, что тот в свою очередь получил втык от танши за то, что «этот обормот у нее получит!».
— Одно дело, сказала тану, отдохнуть, а другое — обнаглеть, — сообщил Гистасп. — И еще сказала, что, когда вернешься, спустит три шкуры.
Это было уже что-то. Возможно, он ей понадобился. Но когда Раду подошел к малой зале совета и велел сообщить о себе, из-за двери неожиданно выглянул Лигдам, в двух словах объяснил, что «тану на пределе и ей не до тебя», и юркнул обратно. Раду обреченно вздохнул, глядя в запертую дверь, почесал затылок и угрюмо вперился взглядом в стоящего на страже Шухрана. Тот даже немного отстранился и запоздало предложил командиру вернуться к тренировкам, потому что без него «не так».
— Замолчи, — буркнул Раду и поплелся по коридорам во внутренний двор чертога. Лишний раз тренироваться не хотелось по понятным причинам — да сколько можно! Вон даже танша стала реже показываться на площадках! А ведь уж кто-кто, а эта и мертвая нашла бы силы помахать мечом!
Впрочем, бесцельно шляться по городу в надежде напиться, подраться или с кем-нибудь переспать Раду в тот день не стал. И вообще бросил эту затею — все равно толку мало. Поэтому теперь он слонялся по оружейной, разглядывая имеющийся инвентарь, но не опробуя в руке ничего конкретно. За этим занятием его и застал Серт.
— Что-то ты стал сам на себя не похож, — сообщил блондин в лоб. — Случилось что?
— Нет, — хмуро отозвался Раду, бросив на вошедшего короткий взгляд. Серта он хотел видеть едва ли не меньше других: этому, насколько Раду знал, танша ежедневно вменяла какое-нибудь дело. Что она, доверяет ему больше? — Ты по делу или как?
— Вроде того, — легкомысленно кивнул Серт. — Русса велел, чтобы ты немедленно занялся организацией караулов в восточной части города и сегодня вечером доложил о результатах, сам он не успевает. Вообще ты должен был сделать это еще вчера, но тебя же хрен найдешь! — Серт не выглядел рассерженным или злым, напротив, даже улыбался, но в голосе отчетливо слышался упрек.
— То есть раньше я отвечал за сохранность тану, а теперь должен зеленых юнцов раскидывать по постам?
— Зелеными они были в начале похода, — осадил его Серт. Раду ничего не ответил, помрачнел еще больше и отвернулся. Серт поглядел на него опытным глазом и с пониманием вздохнул. — Ладно уж. — Он прошел в глубь оружейной. Не пользуясь имеющейся короткой лестницей, ловким прыжком поднялся на широкое метровое возвышение, где, расставленные одна к одной, хранились многочисленные алебарды. Взял оружие и обернулся к Раду. — Давай выкладывай.
— Да я просто не понимаю! — вспылил тот немедленно, размахавшись руками и сделав жуткое лицо. — Что с того, что мы вернулись! Ей теперь что, не нужна охрана?
Благоразумный Серт сразу смекнул, в чем дело.
— Нужна, конечно, — авторитетно кивнул блондин и провернул в руках оружие. — Именно поэтому отряд телохранителей и стережет ее, как всегда.
— А я, стало быть, не телохранитель?! Я за месяц к ней на десять метров не подошел! Ну я же нигде не провинился так, чтобы меня отстранять!
— Да тебя никто и не отстранял, — попытался угомонить товарища Серт.
— А ну как же! Пока мы мотались по всей стране, она на меня все дела вешала, а теперь что? Теперь я никто, что ли?!
— Теперь ты исключительно начальник танской стражи, а начальники не выполняют одну работу с подчиненными, — резонно заметило Серт.
Веление госпожи оказалось таким: каждому «владетелю» будет выдана небольшая сумма денег из числа захваченных трофеев с одной целью — через два месяца каждый из них должен отчитаться от и до в том, как ему удалось эту сумму приумножить. У каждого из них есть имущество, которое позволяет им взращивать состояние танаара, и в том числе собственное: ремесленные цехи, мастерские, кузни, многочисленные торговые лавки, пивоварни, пекарни, трактиры, бордели, в редких случаях даже военные арсеналы. Если результаты окажутся неудовлетворительными, безапелляционно заявила тану, все имущество семьи будет изъято и доверено более предприимчивым кланам.
До потолка поднялся недовольный гомон, и потребовалось время, чтобы унять хатов и продолжить.
— Даже если это потребует смены главы семьи, советую не роптать, — напомнила Бану в завершение разговора. — Сколько ни возмущайтесь, а результат не изменится: хаты — единственное сословие, которое никогда и ни при каких обстоятельствах не освобождается от налогообложения. Либо вы полезны, либо нет. Не забывайте, что время и золото требуют опытных рук, и выполняйте возложенные на вас обязанности достойно. В конце концов, если бы я, как тан, трудилась вполсилы, сейчас вообще не с чего было бы восстанавливать и поднимать танаар. А если бы еще и Сабир Свирепый защищал вас абы как, так и танаар бы уже давно развалили.
Аргумент был не утешающим, но весомым. Предвосхищая возможные вопросы, Бану выставила вперед ладонь в пресекающем жесте.
— Я буду только проверять. Детали решайте с казначеем, — и указала на безропотно сидящего по правую руку ахтаната Тахбира.
Она вышла, оставляя дальнейшее дяде. Слушать все эти препирания и наблюдать возню Бану не хотелось, да и времени не было. А разместить для беседы полторы сотни человек где-то надо. Поэтому пусть лучше они сидят в большой зале советов, а сама Бану ограничится и малой. В конце концов, чем меньше народу в комнате, тем тише.
За дверью залы Бансабиру поджидал Гистасп. Это был, пожалуй, первый раз, когда командующий с искренним изумлением обнаружил, что от недостатка общения с таншей он начал о ней скучать. Изредка, как вот сейчас, ему удавалось перехватить ее между делами и проводить от одного помещения до другого. Дожил, посмеивался мужчина над собой — вроде, казалось, был другом, а теперь как пес — только и ждет у порога.
Бансабира улыбнулась альбиносу коротко, почти безлично, и зашагала вперед, зная наверняка, что Гистасп пойдет рядом. Тот все же дал танше фору в пару шагов — только чтобы, чуть склонив набок голову, поглядеть на то, как на бедрах колышется черное платье. Вспоминая ее беременность, Гистасп был готов поклясться: заведенные порядки, в особенности те, что рекомендовали женщинам в невоенное время ходить в платьях, бесили Бану несказанно. Зато приятно удивляли всех тех, кто был с таншей в походе: недурно, когда женщина, которой ты подчиняешься, не только умная, но еще и вполне женщина.
Поравнявшись с таншей, Гистасп указал большим пальцем себе за спину, в закрытую дверь зала советов:
— Не думаете, что от такого решения хаты могут вас возненавидеть? Особенно, конечно, те, у кого вы потом отнимете семейное добро, чтобы отдать кому-то другому.
— А ты не думаешь, что мне и даром не нужна их любовь? — Гистасп удивленно поднял брови, как бы спрашивая. Бану объяснила: — Любить меня должна армия, а те, кто корпит над золотом, должны меня бояться. Иначе есть шанс, что я умру просто возмутительно молодой.
Гистасп молча кивнул: позиция не лишена смысла. Всем ведь угодить нельзя.
Вскоре Гистасп остановился вместе с госпожой у палаты малого совета. Он хотел спросить что-нибудь еще, чтобы задержать Бану для разговора хотя бы на пару минут, но в голову ничего не шло. Видно, опять придется в одиночку бродить во дворах чертога: Тахбир и Серт в эти дни жутко заняты, Русса пропадает где-то в городе, а больше поболтать Гистаспу было не с кем. Был, конечно, Гобрий, но его видеть вообще не хотелось — и так глаза намозолил за годы похода.
Пока Гистасп прикидывал ситуацию, Бану велела ему позвать Лигдама и скрылась за дверью комнаты.
Сев за стол, прикинула, с чем успела разобраться. Вскоре позвала управляющего: надо обсудить добычу металлов, разработку рудников и шахт, производство оружия, парусины, работу верфей и соответственно заготовку леса.
Дел было действительно множество, и Бану едва справлялась. Уделять время сыну и младшему брату ей удавалось, если повезет, полчаса или четверть часа в день, даже при том, что уже Лигдам стал всерьез опасаться, как бы тану не слегла от переутомления, потому что спала она, откровенно говоря, урывками.
Единственным, кто удостоился от танши по-настоящему особой и совершенно неожидаемой награды, оказался Бугут. Если бы не он и его люди, в жизни бы им не пройти гор Раггаров, не победить Шаутов, не застать врасплох Аамутов, сказала танша в малой зале совета… и пожаловала надел с замком в родных для Бугута землях.
— Наверное, ты бы хотел получить что-то ближе к моему чертогу, южнее Астахирского хребта, где потеплее, но я все же настаиваю, чтобы ты владел землями там, где родился. Сколь бы ни был суров родной край, он неминуемо придает сил, по себе знаю, — рассмеялась Бану в конце.
Бугут не стал говорить, что он, прежде не имевший ничего, кроме личной выслуги, в принципе и не ожидал получить ничего подобного. Запинаясь, подошел к госпоже на негнущихся столбообразных ногах, неуклюже опустился на колени, склонив голову, но так и не смог сказать ничего вразумительного. Слова просто не шли с языка, застряли где-то в горле, царапая гортань, и от этого как-то подозрительно щипало глаза. Бансабира по-доброму усмехалась: ладно уж, Бугут никогда не славился красноречием и вообще никогда не отличался склонностью лишний раз открывать рот. Зато к работе его не подкопаешься, так что пусть себе.
— Вставай давай, — позвала тану, сделав легкий отгоняющий жест рукой. — Собирай вещи и езжай домой, порадуй семью. К сорокодневу отца чтобы вернулся. Потом будет что обсудить.
— К… как прикажете, тану. — Немолодой вояка выпрямился и наконец сумел выдохнуть весь воздух из груди: — Спасибо большое, госпожа! Да благословит вас Праматерь!
— Благодарю, Бугут. У тебя семья-то хоть есть? — немного нахмурилась женщина.
Бугут пожал плечами, заметно сникнув:
— Мать с отцом, если живы еще, да сестра с двумя детьми. Ее муж был в моем подразделении, погиб года полтора назад.
Бансабира кивнула.
— Зато теперь у тебя есть все возможности, чтобы создать собственное гнездо. Если что, дай знать, я неплохо разбираюсь в женщинах, — очевидно польстила себе Бану, засмеявшись.
— Да уж, мы знаем, — рассмеялся и Бугут, и остальные присутствующие.
Видно, тот ее разговор с раману Тахивран, когда Бану давала Светлейшей урок об отношениях женщин с женщинами, разошелся в рядах быстро. Ладно уж, мысленно махнула рукой Бансабира, подумаешь.
Раду был здорово не в духе. Вот уже который день он бессмысленно слонялся по замку и его окрестностям, не зная, чем себя занять. По возвращении в родной город он как-то резко сдал в позициях. Нет, он по-прежнему оставался командиром личной охраны тану, да только сама должность сейчас выглядела не особенно актуальной. Ну от кого ее защищать? От малолетнего брата? Или от бастарда, который, столько лет терзаясь чувством вины, готов хоть на руках ходить, лишь бы угодить сестре? Или от кузин, которые смотрят на Бансабиру разинув рот и не слишком хорошо понимают, кто это такая и откуда взялась?
Конечно, кабинет и залы советов все время кто-то охранял, за патрули отвечали как раз ребята из его отряда. А уж собственный покой танши и вовсе стерегли только они, телохранители. Но это совсем несоизмеримо! Прежде как было? Он от нее без приказа на шаг отойти не смел, всюду таскался громадной тенью, нависая, словно коршун над соколицей, одним грозным видом отгонял всяких назойливых типов. Теперь же он видел госпожу в лучшем случае дважды в неделю. Разумеется, Лигдам между делом, когда они вечерами выпивали привычной компанией, говорил, что тану работает, не поднимая головы, и у нее вечно ошиваются какие-то служилые, — Раду это все мало интересовало. Ну неужели, если он не зодчий, кашевар, наставник из военной академии, каменщик или кузнец, он вообще ни на что не годен?!
Намекать на глупость подобной детской обиды пытались многие товарищи, пока однажды, взбесившись, Вал не заявил прямо, чтобы командир постыдился, заткнулся и просто по-человечески отдохнул, пока есть такая возможность.
На Раду подобная выволочка не произвела ровным счетом никакого эффекта. Оказавшись временно ненужным, он совершенно сник.
Назначив охрану у спальни госпожи на три дня вперед, мужчина попытался целенаправленно уйти в загул, таскаясь по городу вокруг крепости, в котором давненько уже не был. Удовольствие получил только в первый вечер, в особенности еще и потому, что провел его не один. Наутро было как-то скверно, так что к ночи Раду предпочел надраться до невменяемого состояния, чтобы на другой день проспать подольше, и чтобы думать или осознавать последствия не получалось вовсе.
Затея Раду удалась: проснулся он непонятно где, далеко за полдень, с горящими глазами, и в голове гудело так, что хоть на стенку лезь. Впрочем, за исключением того, что шаги людей за дверью комнаты, в которой мужчина разлепил глаза, казались ему залпами осадных орудий по стенам штурмуемого города, его все устраивало. Настолько, что к вечеру, немного протрезвев, он даже вернулся в крепость — проверить, все ли в порядке. Ну и наугад ткнуть пальцем в еще парочку бойцов, присоединившихся к личной охране тану самыми последними, указывая, что именно они будут дежурить через день или два, в общем, следующими за кем-то еще.
Потом Раду выловил Одхана, спросил, не спрашивала ли о нем тану, и, получив отрицательный ответ, вздохнул — с печалью и облегчением одновременно. Правда, тут же в коридоре показалась сама тану Яввуз. Она смешно поморщила нос, явно уличив кого-то в подпитии, бросила короткий испытующий взгляд на стоящих мужчин, двинулась в их сторону — ко входу в малую залу совета. Поравнявшись с Раду, Бансабира посмотрела на него так, будто он был пустым местом, и скрылась за дверью, которую для нее предусмотрительно открыл охранник.
Раду же от ее взгляда едва не подавился собственным языком, уловив в глазах танши немой вопрос: «Как? Неужели я могла полагаться на это?» С трудом проглотив ком, запнувшийся прежде на полуслове Раду нахмурился, надулся и, не договорив, покинул Одхана.
Больше он не пил. Но пришлось искать иных развлечений.
В городе что-то было, да и денег пока хватало. В каком-то трактире какой-то менестрель пел какую-то балладу о победе Матери лагерей над Бестией Яса. Скука смертная, думал Раду, слушая невнятную тягомотину барда. Да еще и врет половину! Как будто Раду сам не видел, как там все было на самом деле.
Сообразив, что такое развлечение не по нем, Раду вернулся к варианту борделей. Старый и добрый метод спасал его еще три дня. Потом воин вновь нагрянул в крепость, получил втык от Гистаспа за то, что тот в свою очередь получил втык от танши за то, что «этот обормот у нее получит!».
— Одно дело, сказала тану, отдохнуть, а другое — обнаглеть, — сообщил Гистасп. — И еще сказала, что, когда вернешься, спустит три шкуры.
Это было уже что-то. Возможно, он ей понадобился. Но когда Раду подошел к малой зале совета и велел сообщить о себе, из-за двери неожиданно выглянул Лигдам, в двух словах объяснил, что «тану на пределе и ей не до тебя», и юркнул обратно. Раду обреченно вздохнул, глядя в запертую дверь, почесал затылок и угрюмо вперился взглядом в стоящего на страже Шухрана. Тот даже немного отстранился и запоздало предложил командиру вернуться к тренировкам, потому что без него «не так».
— Замолчи, — буркнул Раду и поплелся по коридорам во внутренний двор чертога. Лишний раз тренироваться не хотелось по понятным причинам — да сколько можно! Вон даже танша стала реже показываться на площадках! А ведь уж кто-кто, а эта и мертвая нашла бы силы помахать мечом!
Впрочем, бесцельно шляться по городу в надежде напиться, подраться или с кем-нибудь переспать Раду в тот день не стал. И вообще бросил эту затею — все равно толку мало. Поэтому теперь он слонялся по оружейной, разглядывая имеющийся инвентарь, но не опробуя в руке ничего конкретно. За этим занятием его и застал Серт.
— Что-то ты стал сам на себя не похож, — сообщил блондин в лоб. — Случилось что?
— Нет, — хмуро отозвался Раду, бросив на вошедшего короткий взгляд. Серта он хотел видеть едва ли не меньше других: этому, насколько Раду знал, танша ежедневно вменяла какое-нибудь дело. Что она, доверяет ему больше? — Ты по делу или как?
— Вроде того, — легкомысленно кивнул Серт. — Русса велел, чтобы ты немедленно занялся организацией караулов в восточной части города и сегодня вечером доложил о результатах, сам он не успевает. Вообще ты должен был сделать это еще вчера, но тебя же хрен найдешь! — Серт не выглядел рассерженным или злым, напротив, даже улыбался, но в голосе отчетливо слышался упрек.
— То есть раньше я отвечал за сохранность тану, а теперь должен зеленых юнцов раскидывать по постам?
— Зелеными они были в начале похода, — осадил его Серт. Раду ничего не ответил, помрачнел еще больше и отвернулся. Серт поглядел на него опытным глазом и с пониманием вздохнул. — Ладно уж. — Он прошел в глубь оружейной. Не пользуясь имеющейся короткой лестницей, ловким прыжком поднялся на широкое метровое возвышение, где, расставленные одна к одной, хранились многочисленные алебарды. Взял оружие и обернулся к Раду. — Давай выкладывай.
— Да я просто не понимаю! — вспылил тот немедленно, размахавшись руками и сделав жуткое лицо. — Что с того, что мы вернулись! Ей теперь что, не нужна охрана?
Благоразумный Серт сразу смекнул, в чем дело.
— Нужна, конечно, — авторитетно кивнул блондин и провернул в руках оружие. — Именно поэтому отряд телохранителей и стережет ее, как всегда.
— А я, стало быть, не телохранитель?! Я за месяц к ней на десять метров не подошел! Ну я же нигде не провинился так, чтобы меня отстранять!
— Да тебя никто и не отстранял, — попытался угомонить товарища Серт.
— А ну как же! Пока мы мотались по всей стране, она на меня все дела вешала, а теперь что? Теперь я никто, что ли?!
— Теперь ты исключительно начальник танской стражи, а начальники не выполняют одну работу с подчиненными, — резонно заметило Серт.
