Не такая уж маленькая, подумала Бану, вспоминая, на что она сама была способна в тринадцать-то лет.
— Не вам говорить мне о совести, — ледяным тоном припечатала танша.
— Ну да, не мне, — со злобой бросила раману. — Что сделала бы на моем месте ты, вечно правильная Бану Кошмарная, если бы Шаут развернул свои бесчисленные орды в сторону твоего дома?!
У Бану щелкнуло в голове. Она облизнула губы и сделала шаг навстречу раману, поднимая голову и игнорируя подавшихся в ее сторону стражников. Охранники самой танши тоже напряглись сильнее прежнего.
— Шаут со своими ордами, — подчеркнула каждое слово, — держал меня в осаде двадцать недель. Меня и еще четыре тысячи бойцов. И даже когда было ясно, чем все закончится, — Бансабира сделала еще шаг, — ни один из них не отступил! Не предал меня, не сбежал и не подставил стоящего рядом! Ни один член ни одной танской семьи, — заголосила Бану так, что звук стал эхом отражаться от стен, — никогда не позволил бы себе из трусости продавать тех, кого обязан был защищать!
Вцепившись в подлокотники, раману вскочила с трона, яростно отвечая.
— Все верно, Маленькая танша, — презрительно бросила государыня. — Член танской семьи не позволил бы, но я не принадлежу к сословию защитников! Я — раману великодержавного Яса, Светлейшая, — вздернула она голову, и без того возвышаясь над Бансабирой во всю высоту лестничного подъема к трону, — Тень Богов, и мои решения не могут быть продиктованы какой-то там танской прихотью! Развалить танаар можно, и даже все двенадцать — тоже! Но позволить одному из тех, кто, как ты говоришь, обязан защищать Яс, разрушить столицу — значит уничтожить само государство! И не говори мне, малолетка, что поступила бы иначе в подобной ситуации, имея власть над двенадцатью танами!
От такого заявления Бансабиру затрясло.
— У вас нет ника…
— Стража!
— …кой власти над танами! И знаете почему? — наконец взяв себя в руки, ехидно бросила тану. Бансабиру окружили, но пока не трогали. Тахивран молчала и не двигалась. Бансабира демонстративно медленно вытащила нож, закрепленный у запястья, и бросила на пол. Следом бросила еще один, начала восхождение по ступенькам, последовательно избавляясь от оружия. — Может, ваш муж, Кхазар Четвертый Яасдур, и принадлежит к династии, которая имеет какое-то отношение к жречеству — недаром ведь он столько лет пытается постичь мудрость Праматери, — но вы по рождению то же, что и я — та-нин А-а-мут.
Бансабира поднялась почти доверху. Ее аура вынуждала Тахивран пятиться, но за спиной государыни находился недвижимый трон, так что обратной стороной бедер она даже через ткань платья чувствовала леденящую поверхность мрамора.
— Вы не имеете власти над танами, в том числе и надо мной, потому что по происхождению мы равны, а по выслуге — давайте признаемся — я превосхожу вас на голову. — Бану окончательно сравнялась с Тахивран на помосте и теперь и впрямь возвышалась над ней на полголовы.
Собрав все мужество, Тахивран не дрогнула под натиском, не позволяя солдатам вмешиваться. Посмотрела Бансабире прямо в глаза, вздернув подбородок.
— Длинная, ширококостная, бледная, — надменно кивнула Тахивран в сторону Бану, намекая на светлые волосы и белую кожу, — и годишься только на то, чтобы махать мечом. Не равняй меня с собой, выскочка! Чем ты будешь без своих командиров, генералов, телохранителей, без армии? А? — высокомерно спросила Светлейшая. — Обычной девчонкой, которая овдовела до того, как узнала семью мужа? А я — Тень Илланы, Мать этих земель, и не тебе указывать мне, какие решения правильны, как нести жреческий долг и как понимать богов.
Краски с лица Бану отхлынули. Отступили гнев, ярость, роковое изумление, сопровождавшее мысли о раману в последние годы, и даже ненависть, поселившаяся в сердце с тринадцати лет. Вот, значит, как. Настолько незамысловато, несложно, примитивно… Все прежние противники казались Бану достойными ее усилий: кто-то был умен и терпелив, как змей; кто-то лукав и хитер, как лис; кто-то настойчив и силен, как бык. А раману Тахивран оказалась просто гордячкой, самонадеянной до того, что даже Гор, который во все времена раздражал Бану самомнением, самолюбием и безразмерно раздутым тщеславием, присвистнул бы с завистью.
— Посеяв вражду между двумя домами, вы не попытались ее унять — напротив, вы изыскали тысячу способов напомнить остальным «защитникам» старые счеты. Стравив танов, вы лишили Яс главной опоры в лице опытного командования и огромной части армии. Что будет, если завтра на нас нападет внешний враг? Вы думали об этом, отстаивая собственную важность в глазах придворных и семьи?
— Если бы ты не появилась, война закончилась бы два года назад победой трех танских домов. Но когда из-за тебя Сабир с новой прытью ввязался в бойню, когда ты взбаламутила один из наиболее важных союзов, все закрутилось с новой силой. И вместо того чтобы дать всем танам расползтись зализывать раны, ты устроила какие-то одной тебе понятные игрища! Носилась по стране с ордой конных головорезов, а теперь твердишь, что я повинна в происходящем?
Бансабира не слушала женщину.
— Ответьте на мой вопрос, — попросила танша. — Что будет, если на нас нападут Бледные острова? Или Мирасийская империя? Или страны востока?
— А разве не очевидно? — Тахивран огрызнулась, почти рявкнув. — Яс — единственная страна, занимающая целый континент. Даже сейчас наша армия превосходит любой восточный альянс.
Бансабира не верила глазам и ушам. Бесконтрольно сжала кулаки.
— Ваша армия лишилась лучших бойцов и генералов. Ванбир Яввуз и оба его сына, все ахтанаты дома Наадал, бывший глава Черного дома Дайхатт, в прошлом гроза всех южных земель, сыновья Ранди Шаута и его дочь, Сцира Алая…
— Эта сучка только и умела, что пользоваться мужиками через постель!
— Сцира Алая была хорошим командующим, — бескомпромиссно пригвоздила Бану. — Она не годилась в генералы, это правда, но тысячница из нее вышла бы превосходная.
Замолчав, Бансабира оглядела лицо раману, пристально всматриваясь в высокомерное выражение глаз. Чувство разочарования, которое испытываешь, когда твои надежды не оправдывает близкий друг или товарищ, ничуть не больше того, какое настигает, если их не оправдывает враг.
— Вы совсем не знаете, что такое война, — с упавшим сердцем резюмировала танша. — Вы ни разу в жизни не видели того, что остается на поле после сражения. Вы никогда не хватались ночами за виски от того, что в ушах стоит гомон и стон тех, кому уже не помочь, кто погиб по вашей вине. Вы говорите о долге Теней Богов, об обете хранить столицу, но правда в том, что вы ничего не смыслите в жречестве, и о самих богах вам известно столь же мало, как и о войне.
— Не тебе, чьи руки по плечи в крови, говорить мне о богах, — прошипела раману. От слов Бану дыхание женщины сбилось — контролировать себя рядом с той, кто одной своей славой внушала страх, становилось невыносимо.
Бану не собиралась отступать — она слишком хорошо помнила тот прекрасный закат — самый прекрасный из всех, — когда, путешествуя с Гором, встретила Таланара Тайи. Уникальное ощущение, которое Бану испытала тогда, и сегодня не спутала бы ни с каким. Поэтому сейчас Бансабира наверняка знала, о чем говорит.
Отступив на шаг назад, Бану заговорила тем тоном, к которому больше всего привыкли ее сопровождающие, — легким, немного снисходительным, чуточку ехидным, но по существу мало что выражающим.
— Лучше иметь грязные руки, чем душу, — сказала и, развернувшись, зашагала вниз по лестнице в той же расслабленно-небрежной манере.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, — предупредила Тахивран. Ее стражники стояли совсем близко к Бану, словно заужая для танши проход и отделяя ее от собственной охраны.
— Выяснение отношений ничего нам не даст, — деловито проговорила Мать лагерей. — Уверена, вы понимаете, почему я взяла в плен только ваших племянников и племянниц? Их матери в том возрасте, когда следующие роды могут стать роковыми и для новорожденных, и для них самих. Их отцы связаны священным браком по рукам и ногам, и вы, как, — Бану облизнулась, сделав многозначительную паузу, — Тень Илланы, на которую возложена верховная жреческая обязанность этой страны, лучше других знаете, что ваши братья больше никогда не женятся. Даже если овдовеют — ведь, по существу, танин моего поколения почти не осталось. Да и те, что живы, никогда не станут заключать браки с домом, который повинен в том, что их семьи лишились сыновей и дочерей. При таких обстоятельствах ваш единственный шанс удержать Зеленый танаар в руках своей родни — договориться со мной. Поэтому предлагаю отослать мужчин и поговорить все же наедине.
Тахивран стояла без движения. Еще немного, подумала раману. Еще немного, и она покажет зарвавшейся девчонке, как ничтожны и тщетны все ее происки. Главное, не поддаваться эмоциям.
Повелительным движением руки Тахивран велела стражникам расступиться. Преисполненная гордости, она спустилась по лестнице, наказав собравшимся мужчинам проводить их с Маленькой таншей в кабинет раману и охранять с обратной стороны двери. Бансабира внутренне напряглась — что это раману удумала? — но виду не подала.
Они двигались по широким коридорам с высокими потолками, покрашенными золотистыми, серебристыми и голубыми красками. Стены изображали морских чудищ в окружении могучих волн и густой пены грозного Великого моря, выложенных из смальты. С древними хозяевами морей то сражались, то беседовали рослые мужчины и женщины в длинных голубых одеяниях, с трезубцами в руках.
«Волна и смерть» — гласил девиз дома Яасдур, и сейчас, искоса глядя на изображения, Бану впервые задумалась над тем, что, возможно, именно на этом и выросла когда-то власть раманов — на умении якобы договариваться с хозяевами вод, испрашивать у них благословения для мореплавателей. И, возможно, когда-то и впрямь Яасдуры имели какое-то отношение к ангоратскому жречеству — тому, что давным-давно запало в душу Бану приятным тянущим чувством цельности и запахом смолы и трав.
Бансабира, полагаясь на рассказы Серта о временах, когда она была еще маленькой, верила, что и по сей день тех, кто служит в столичных храмах Двуединства — Матери Илланы и Владыки вод Акаба, — готовили ангоратские наставники. И знала наверняка: раману Тахивран не имеет отношения ни к Ангорату, ни к Яасдурам.
Кабинет раману больше напоминал спальню. Во всю длину одной из стен стоял невысокий, но огромный диван, обитый дорогой белой тканью с черными, зелеными и серебристо-золотистыми мелкими узорами-штрихами. Множество тонких подушек — насыщенно-черных, персиковых, глубоко кровавых и коричневых — было разбросано по всей длине этого сооружения, которое помимо основной части имело еще два своеобразных «крыла». Каждое из них заменяло отсутствующие валики, будто продолжая диван под прямым углом вдоль южной и северной стен комнаты.
Диван возвышался над уровнем остальной комнаты из-за того, что стоял на помосте футовой вышины. Кроме того, он и все пространство внутри этой П-образной конструкции было отделено занавесью из легкой просвечивающей ткани синего оттенка.
Перед по-настоящему царским восседалищем возвышались круглые столы из черного дерева с драгоценной инкрустацией по боковому срезу столешниц. Бану мысленно прицокнула от одного взгляда на них — ей ли не знать, каких баснословных денег стоит это дерево, которое с самых южных провинций Ласбарна доставляли сначала в Орс, а оттуда, с еще более завышенной ценой — в Яс.
Бансабира едва не вздрогнула, но в последний миг смогла ограничиться придыханием — захлопнувшаяся дверь неожиданно вывела из раздумий. Тахивран велела страже не беспокоить их ни при каких обстоятельствах.
— Никогда бы не подумала, что малолетка вроде тебя сможет добраться до Гавани Теней, — произнесла Тахивран, мгновенно переменившись. Теперь, без свидетелей, ей не было смысла сдерживать чувства.
Вот как, удивилась Бану, хмыкнув.
— Да вы, похоже, вообще не обременяли себя домыслами.
— Перво-наперво позволь выразить тебе соболезнования.
Бану мгновенно напряглась, пристально разглядывая манипуляции раману у бюро напротив половины комнаты с диваном. Достав что-то, Тахивран жестом предложила Бану сесть на мягкие подушки и лично подала пример. Бансабира осталась стоять.
— Возраст позволяет мне держаться на ногах дольше, — не думая, отозвалась танша чересчур вдумчиво для такой нелепой фразы. — Какие еще соболезнования?
— Ну как же, ваш супруг совсем недавно погиб.
— Да по вашей вине в Ясе у каждого танского дома бесчисленные потери в мужьях, женах, родителях и детях. Не лицемерьте.
— А ты не зарывайся, Маленькая танша, — осадила ее Тахивран. Здесь, запертая четырьмя стенами, Светлейшая стала куда увереннее.
— Мне кажется, я достаточно ясно обрисовала вам ситуацию…
— А твой сын? — спросила раману в лоб. Бансабира нахмурилась. — Пурпурным танааром должен владеть он после тебя, не так ли?
— К чему вы ведете?
— Я уже привела. — Тахивран откинулась на мягкую спинку. — Ты угрожаешь наследникам моей семьи, и я делаю то же.
— Разница в том, что ваши родственники у меня под рукой, они погибнут, стоит мне задержаться в вашем дворце на пару часов дольше обещанного. А вам Гайера не достать.
Любила она этого ребенка так, как должна любить мать, или нет — не имело значения. Ради его появления на свет Бансабира поступилась всеми желаниями, надеждами и частично планами. Ради его появления на свет она сносила близость с мужчиной, которого и назвать таковым никогда не могла. И сейчас, когда он мертв, Гайер остался единственным звеном, соединяющим дома Яввуз и Каамал.
— Гайера вам не достать, — непререкаемо пригвоздила Бану, прямо встретив взгляд черных глаз.
Вопрос Тахивран заставил таншу вздрогнуть:
— Разве?
Догадки, одна страшнее другой, пронеслись в голове Бану подобно стае саранчи, оставляя за собой лишь опустошение и растерянность. Кто? Как? Когда? Ну ведь не отец? Хотя бы не отец, верно? И не Русса? Праматерь, кто угодно, только бы не ее кровный родственник! И не командир, и не офицер…Кто угодно, но не свои…
— На, прочти, — ласково предложила Тахивран, протягивая бумагу, которую прежде достала из бюро. — Ты говорила, что никто из сподвижников тебя не предавал, но, кажется, совсем забыла, как велик ваш северный лагерь.
С трудом унимая дрожь в руке, Бану взяла свернутый лист, раскрыла, бегло пробежав глазами.
— Поскольку он не входил в число действующих генералов, в нужный момент ахтанат не стал ввязываться в бойни, а предпочел на правах единственного ближайшего родственника подходящего возраста гостить в семейном чертоге Яввузов. Ты правда думала, что Этер Каамал поехал нянчить твоего ребенка из родственных чувств?
И эта часть загадки тоже сошлась, мгновенно поняла Бансабира. Схватила суть мгновенно и интуитивно, чутьем, задолго до того как сознание сложило все в одну цепочку. Скорее всего, даже Нер покинул позиции в свое время, уступив натиску Раггаров, по указке старшего брата, перед которым всегда благоговел. В том, что Этер мог добыть сведения о ситуации, Бану не сомневалась.
— Когда Яввузы, Каамалы и Маатхасы внезапно отошли от боевых действий через полтора года после их начала, я поняла, что единственный способ контролировать ход войны — нейтрализовать непредсказуемых северян.
— Не вам говорить мне о совести, — ледяным тоном припечатала танша.
— Ну да, не мне, — со злобой бросила раману. — Что сделала бы на моем месте ты, вечно правильная Бану Кошмарная, если бы Шаут развернул свои бесчисленные орды в сторону твоего дома?!
У Бану щелкнуло в голове. Она облизнула губы и сделала шаг навстречу раману, поднимая голову и игнорируя подавшихся в ее сторону стражников. Охранники самой танши тоже напряглись сильнее прежнего.
— Шаут со своими ордами, — подчеркнула каждое слово, — держал меня в осаде двадцать недель. Меня и еще четыре тысячи бойцов. И даже когда было ясно, чем все закончится, — Бансабира сделала еще шаг, — ни один из них не отступил! Не предал меня, не сбежал и не подставил стоящего рядом! Ни один член ни одной танской семьи, — заголосила Бану так, что звук стал эхом отражаться от стен, — никогда не позволил бы себе из трусости продавать тех, кого обязан был защищать!
Вцепившись в подлокотники, раману вскочила с трона, яростно отвечая.
— Все верно, Маленькая танша, — презрительно бросила государыня. — Член танской семьи не позволил бы, но я не принадлежу к сословию защитников! Я — раману великодержавного Яса, Светлейшая, — вздернула она голову, и без того возвышаясь над Бансабирой во всю высоту лестничного подъема к трону, — Тень Богов, и мои решения не могут быть продиктованы какой-то там танской прихотью! Развалить танаар можно, и даже все двенадцать — тоже! Но позволить одному из тех, кто, как ты говоришь, обязан защищать Яс, разрушить столицу — значит уничтожить само государство! И не говори мне, малолетка, что поступила бы иначе в подобной ситуации, имея власть над двенадцатью танами!
От такого заявления Бансабиру затрясло.
— У вас нет ника…
— Стража!
— …кой власти над танами! И знаете почему? — наконец взяв себя в руки, ехидно бросила тану. Бансабиру окружили, но пока не трогали. Тахивран молчала и не двигалась. Бансабира демонстративно медленно вытащила нож, закрепленный у запястья, и бросила на пол. Следом бросила еще один, начала восхождение по ступенькам, последовательно избавляясь от оружия. — Может, ваш муж, Кхазар Четвертый Яасдур, и принадлежит к династии, которая имеет какое-то отношение к жречеству — недаром ведь он столько лет пытается постичь мудрость Праматери, — но вы по рождению то же, что и я — та-нин А-а-мут.
Бансабира поднялась почти доверху. Ее аура вынуждала Тахивран пятиться, но за спиной государыни находился недвижимый трон, так что обратной стороной бедер она даже через ткань платья чувствовала леденящую поверхность мрамора.
— Вы не имеете власти над танами, в том числе и надо мной, потому что по происхождению мы равны, а по выслуге — давайте признаемся — я превосхожу вас на голову. — Бану окончательно сравнялась с Тахивран на помосте и теперь и впрямь возвышалась над ней на полголовы.
Собрав все мужество, Тахивран не дрогнула под натиском, не позволяя солдатам вмешиваться. Посмотрела Бансабире прямо в глаза, вздернув подбородок.
— Длинная, ширококостная, бледная, — надменно кивнула Тахивран в сторону Бану, намекая на светлые волосы и белую кожу, — и годишься только на то, чтобы махать мечом. Не равняй меня с собой, выскочка! Чем ты будешь без своих командиров, генералов, телохранителей, без армии? А? — высокомерно спросила Светлейшая. — Обычной девчонкой, которая овдовела до того, как узнала семью мужа? А я — Тень Илланы, Мать этих земель, и не тебе указывать мне, какие решения правильны, как нести жреческий долг и как понимать богов.
Краски с лица Бану отхлынули. Отступили гнев, ярость, роковое изумление, сопровождавшее мысли о раману в последние годы, и даже ненависть, поселившаяся в сердце с тринадцати лет. Вот, значит, как. Настолько незамысловато, несложно, примитивно… Все прежние противники казались Бану достойными ее усилий: кто-то был умен и терпелив, как змей; кто-то лукав и хитер, как лис; кто-то настойчив и силен, как бык. А раману Тахивран оказалась просто гордячкой, самонадеянной до того, что даже Гор, который во все времена раздражал Бану самомнением, самолюбием и безразмерно раздутым тщеславием, присвистнул бы с завистью.
— Посеяв вражду между двумя домами, вы не попытались ее унять — напротив, вы изыскали тысячу способов напомнить остальным «защитникам» старые счеты. Стравив танов, вы лишили Яс главной опоры в лице опытного командования и огромной части армии. Что будет, если завтра на нас нападет внешний враг? Вы думали об этом, отстаивая собственную важность в глазах придворных и семьи?
— Если бы ты не появилась, война закончилась бы два года назад победой трех танских домов. Но когда из-за тебя Сабир с новой прытью ввязался в бойню, когда ты взбаламутила один из наиболее важных союзов, все закрутилось с новой силой. И вместо того чтобы дать всем танам расползтись зализывать раны, ты устроила какие-то одной тебе понятные игрища! Носилась по стране с ордой конных головорезов, а теперь твердишь, что я повинна в происходящем?
Бансабира не слушала женщину.
— Ответьте на мой вопрос, — попросила танша. — Что будет, если на нас нападут Бледные острова? Или Мирасийская империя? Или страны востока?
— А разве не очевидно? — Тахивран огрызнулась, почти рявкнув. — Яс — единственная страна, занимающая целый континент. Даже сейчас наша армия превосходит любой восточный альянс.
Бансабира не верила глазам и ушам. Бесконтрольно сжала кулаки.
— Ваша армия лишилась лучших бойцов и генералов. Ванбир Яввуз и оба его сына, все ахтанаты дома Наадал, бывший глава Черного дома Дайхатт, в прошлом гроза всех южных земель, сыновья Ранди Шаута и его дочь, Сцира Алая…
— Эта сучка только и умела, что пользоваться мужиками через постель!
— Сцира Алая была хорошим командующим, — бескомпромиссно пригвоздила Бану. — Она не годилась в генералы, это правда, но тысячница из нее вышла бы превосходная.
Замолчав, Бансабира оглядела лицо раману, пристально всматриваясь в высокомерное выражение глаз. Чувство разочарования, которое испытываешь, когда твои надежды не оправдывает близкий друг или товарищ, ничуть не больше того, какое настигает, если их не оправдывает враг.
— Вы совсем не знаете, что такое война, — с упавшим сердцем резюмировала танша. — Вы ни разу в жизни не видели того, что остается на поле после сражения. Вы никогда не хватались ночами за виски от того, что в ушах стоит гомон и стон тех, кому уже не помочь, кто погиб по вашей вине. Вы говорите о долге Теней Богов, об обете хранить столицу, но правда в том, что вы ничего не смыслите в жречестве, и о самих богах вам известно столь же мало, как и о войне.
— Не тебе, чьи руки по плечи в крови, говорить мне о богах, — прошипела раману. От слов Бану дыхание женщины сбилось — контролировать себя рядом с той, кто одной своей славой внушала страх, становилось невыносимо.
Бану не собиралась отступать — она слишком хорошо помнила тот прекрасный закат — самый прекрасный из всех, — когда, путешествуя с Гором, встретила Таланара Тайи. Уникальное ощущение, которое Бану испытала тогда, и сегодня не спутала бы ни с каким. Поэтому сейчас Бансабира наверняка знала, о чем говорит.
Отступив на шаг назад, Бану заговорила тем тоном, к которому больше всего привыкли ее сопровождающие, — легким, немного снисходительным, чуточку ехидным, но по существу мало что выражающим.
— Лучше иметь грязные руки, чем душу, — сказала и, развернувшись, зашагала вниз по лестнице в той же расслабленно-небрежной манере.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, — предупредила Тахивран. Ее стражники стояли совсем близко к Бану, словно заужая для танши проход и отделяя ее от собственной охраны.
— Выяснение отношений ничего нам не даст, — деловито проговорила Мать лагерей. — Уверена, вы понимаете, почему я взяла в плен только ваших племянников и племянниц? Их матери в том возрасте, когда следующие роды могут стать роковыми и для новорожденных, и для них самих. Их отцы связаны священным браком по рукам и ногам, и вы, как, — Бану облизнулась, сделав многозначительную паузу, — Тень Илланы, на которую возложена верховная жреческая обязанность этой страны, лучше других знаете, что ваши братья больше никогда не женятся. Даже если овдовеют — ведь, по существу, танин моего поколения почти не осталось. Да и те, что живы, никогда не станут заключать браки с домом, который повинен в том, что их семьи лишились сыновей и дочерей. При таких обстоятельствах ваш единственный шанс удержать Зеленый танаар в руках своей родни — договориться со мной. Поэтому предлагаю отослать мужчин и поговорить все же наедине.
Тахивран стояла без движения. Еще немного, подумала раману. Еще немного, и она покажет зарвавшейся девчонке, как ничтожны и тщетны все ее происки. Главное, не поддаваться эмоциям.
Повелительным движением руки Тахивран велела стражникам расступиться. Преисполненная гордости, она спустилась по лестнице, наказав собравшимся мужчинам проводить их с Маленькой таншей в кабинет раману и охранять с обратной стороны двери. Бансабира внутренне напряглась — что это раману удумала? — но виду не подала.
Они двигались по широким коридорам с высокими потолками, покрашенными золотистыми, серебристыми и голубыми красками. Стены изображали морских чудищ в окружении могучих волн и густой пены грозного Великого моря, выложенных из смальты. С древними хозяевами морей то сражались, то беседовали рослые мужчины и женщины в длинных голубых одеяниях, с трезубцами в руках.
«Волна и смерть» — гласил девиз дома Яасдур, и сейчас, искоса глядя на изображения, Бану впервые задумалась над тем, что, возможно, именно на этом и выросла когда-то власть раманов — на умении якобы договариваться с хозяевами вод, испрашивать у них благословения для мореплавателей. И, возможно, когда-то и впрямь Яасдуры имели какое-то отношение к ангоратскому жречеству — тому, что давным-давно запало в душу Бану приятным тянущим чувством цельности и запахом смолы и трав.
Бансабира, полагаясь на рассказы Серта о временах, когда она была еще маленькой, верила, что и по сей день тех, кто служит в столичных храмах Двуединства — Матери Илланы и Владыки вод Акаба, — готовили ангоратские наставники. И знала наверняка: раману Тахивран не имеет отношения ни к Ангорату, ни к Яасдурам.
Кабинет раману больше напоминал спальню. Во всю длину одной из стен стоял невысокий, но огромный диван, обитый дорогой белой тканью с черными, зелеными и серебристо-золотистыми мелкими узорами-штрихами. Множество тонких подушек — насыщенно-черных, персиковых, глубоко кровавых и коричневых — было разбросано по всей длине этого сооружения, которое помимо основной части имело еще два своеобразных «крыла». Каждое из них заменяло отсутствующие валики, будто продолжая диван под прямым углом вдоль южной и северной стен комнаты.
Диван возвышался над уровнем остальной комнаты из-за того, что стоял на помосте футовой вышины. Кроме того, он и все пространство внутри этой П-образной конструкции было отделено занавесью из легкой просвечивающей ткани синего оттенка.
Перед по-настоящему царским восседалищем возвышались круглые столы из черного дерева с драгоценной инкрустацией по боковому срезу столешниц. Бану мысленно прицокнула от одного взгляда на них — ей ли не знать, каких баснословных денег стоит это дерево, которое с самых южных провинций Ласбарна доставляли сначала в Орс, а оттуда, с еще более завышенной ценой — в Яс.
Бансабира едва не вздрогнула, но в последний миг смогла ограничиться придыханием — захлопнувшаяся дверь неожиданно вывела из раздумий. Тахивран велела страже не беспокоить их ни при каких обстоятельствах.
— Никогда бы не подумала, что малолетка вроде тебя сможет добраться до Гавани Теней, — произнесла Тахивран, мгновенно переменившись. Теперь, без свидетелей, ей не было смысла сдерживать чувства.
Вот как, удивилась Бану, хмыкнув.
— Да вы, похоже, вообще не обременяли себя домыслами.
— Перво-наперво позволь выразить тебе соболезнования.
Бану мгновенно напряглась, пристально разглядывая манипуляции раману у бюро напротив половины комнаты с диваном. Достав что-то, Тахивран жестом предложила Бану сесть на мягкие подушки и лично подала пример. Бансабира осталась стоять.
— Возраст позволяет мне держаться на ногах дольше, — не думая, отозвалась танша чересчур вдумчиво для такой нелепой фразы. — Какие еще соболезнования?
— Ну как же, ваш супруг совсем недавно погиб.
— Да по вашей вине в Ясе у каждого танского дома бесчисленные потери в мужьях, женах, родителях и детях. Не лицемерьте.
— А ты не зарывайся, Маленькая танша, — осадила ее Тахивран. Здесь, запертая четырьмя стенами, Светлейшая стала куда увереннее.
— Мне кажется, я достаточно ясно обрисовала вам ситуацию…
— А твой сын? — спросила раману в лоб. Бансабира нахмурилась. — Пурпурным танааром должен владеть он после тебя, не так ли?
— К чему вы ведете?
— Я уже привела. — Тахивран откинулась на мягкую спинку. — Ты угрожаешь наследникам моей семьи, и я делаю то же.
— Разница в том, что ваши родственники у меня под рукой, они погибнут, стоит мне задержаться в вашем дворце на пару часов дольше обещанного. А вам Гайера не достать.
Любила она этого ребенка так, как должна любить мать, или нет — не имело значения. Ради его появления на свет Бансабира поступилась всеми желаниями, надеждами и частично планами. Ради его появления на свет она сносила близость с мужчиной, которого и назвать таковым никогда не могла. И сейчас, когда он мертв, Гайер остался единственным звеном, соединяющим дома Яввуз и Каамал.
— Гайера вам не достать, — непререкаемо пригвоздила Бану, прямо встретив взгляд черных глаз.
Вопрос Тахивран заставил таншу вздрогнуть:
— Разве?
Догадки, одна страшнее другой, пронеслись в голове Бану подобно стае саранчи, оставляя за собой лишь опустошение и растерянность. Кто? Как? Когда? Ну ведь не отец? Хотя бы не отец, верно? И не Русса? Праматерь, кто угодно, только бы не ее кровный родственник! И не командир, и не офицер…Кто угодно, но не свои…
— На, прочти, — ласково предложила Тахивран, протягивая бумагу, которую прежде достала из бюро. — Ты говорила, что никто из сподвижников тебя не предавал, но, кажется, совсем забыла, как велик ваш северный лагерь.
С трудом унимая дрожь в руке, Бану взяла свернутый лист, раскрыла, бегло пробежав глазами.
— Поскольку он не входил в число действующих генералов, в нужный момент ахтанат не стал ввязываться в бойни, а предпочел на правах единственного ближайшего родственника подходящего возраста гостить в семейном чертоге Яввузов. Ты правда думала, что Этер Каамал поехал нянчить твоего ребенка из родственных чувств?
И эта часть загадки тоже сошлась, мгновенно поняла Бансабира. Схватила суть мгновенно и интуитивно, чутьем, задолго до того как сознание сложило все в одну цепочку. Скорее всего, даже Нер покинул позиции в свое время, уступив натиску Раггаров, по указке старшего брата, перед которым всегда благоговел. В том, что Этер мог добыть сведения о ситуации, Бану не сомневалась.
— Когда Яввузы, Каамалы и Маатхасы внезапно отошли от боевых действий через полтора года после их начала, я поняла, что единственный способ контролировать ход войны — нейтрализовать непредсказуемых северян.
