Стать Осирисом — возможно, воскреснуть.
Стать осирисом — возможно, превратиться в мумию.
Схенти — одеяние мужчины в Древнем Египте. Передник из полосы неширокой ткани, который обёртывался вокруг бёдер и укреплялся на талии поясом. Чем знатнее и богаче был владелец схенти, тем более тонкой и дорогой была ткань его одежды. У богачей и вельмож той эпохи схенти могло быть из тонкого плиссированного полотна и иметь более удлинённую форму.
Тот — бог мудрости, счета, письма и врачевания, вёл книгу, в которой записывалась вся жизнь человека, чтобы на суде в загробном мире все его дела и поступки могли быть взвешены.
Тум — старец. Здесь в значении Атум. Солнце всходило как Гор, светило как Ра и заходило как старец Тум.
Ханаанеи — жители тогдашней Палестины, возможные предки гиксосов. Так называли и финикийцев.
Хатор — богиня любви, неба, женственности и красоты.
Хекет — в египетской мифологии богиня воды и плодородия, изображалась в виде лягушки или женщины с лягушкой на голове.
Хоахиты — жрецы служители заупокойного культа.
Хозяйка дома — жена в знатных египетских семьях, либо мать.
Царство Осириса — загробный мир, где бог Осирис стал царём после воскрешения.
Чёрная Земля — название Египта. Именно так сами египтяне ещё со времён глубокой древности называли свою страну, скорей всего из-за чёрного плодородного нильского ила, что ежегодно после разливов покрывал поля.
Чёрная медь — бронза — более твёрдый и прочный сплав металлов, чем медь; в те времена бронза оставалась ещё очень редким металлом и имела несколько отличный состав от современного сплава.
Эджо — кобра, богиня с головой кобры. Эта богиня была официальной покровительницей царей Нижнего Египта.
Эрпатор — несколько искажённое произношение титула принца в древнем Египте.
Картины известных художников ориенталистов 19 века использованы только в иллюстративных целях!
Это была маленькая и очень древняя усыпальница. Я наткнулся на неё по воле случая и богов. Ещё совсем не ветхая постройка стояла недалеко от старого города Мёртвых, и здесь можно было не особо опасаться сторожей и их злобных собак, и гиен. Мне понадобилось не более ночи, чтобы в поисках входа очистить от толстого слоя песка поверхностную часть гробницы; и гладкие плиты ещё сохранившейся известковой облицовки засверкали вновь девственной белизной в лучах утренней зари, будто вынося на другую сторону реки, где в этой последней обители тела и жизненной силы или, что вернее, духовного двойника погребённого тут человека, а проще говоря, пристанище его Ка, — и может произойти недолгое наше единение. Вот отчего я не мог не восхититься этим каменным шедевром древнего зодчего, и не столько из-за тех ценностей, которые я здесь найду, а ради того чувства, что сейчас обуревает меня.
В некотором роде мне повезло, что найденная гробница оказалась ранее не вскрытой. Небольшая, изящная и неброская, притаившаяся как бы на отшибе древнего кладбища, в прошлые времена она не привлекла алчных взоров таких же, как и я, искателей и грабителей богатых могил; а потом ветер надёжно укрыл её песком и пылью от посторонних глаз, и теперь можно рассчитывать на неплохую по нынешним тяжёлым временам добычу. Да! Удача сегодня явно сопутствует мне! Сделав жадный глоток тёплой воды, я присыпал бурдюк с драгоценной в пустыне жидкостью землёй и с усердием стал долбить дыру в твёрдом камне, стремясь поскорей проникнуть внутрь сводов усыпальницы, хотя знал, что там будет ненамного прохладней поднявшегося дневного зноя.
С годами, усовершенствовав своё опасное ремесло, я научился не только надёжно прятаться, работая лишь самыми темными ночами, подолгу обходясь без еды и питья, но и верно угадывать направление и наклон хода, ведущего в погребальную камеру. На этот раз, когда дневная ладья Амона-Ра стала катиться к горизонту, я хотел уже бросить изнурительный труд, посчитав, что допустил ошибку в расчётах, и через пару часов отдыха подступиться к новой грани, – как вдруг под очередным ударом молота долото провалилось куда-то во внутреннюю полость гробницы, обнадёжив меня глухим стуком.
Вот такой же непредсказуемой бывает и сама жизнь похитителя сокровищ мёртвых. А что потом? Со столь великим риском добытые ценности быстро попадают в руки лавочников и содержателей разного рода притонов, на шеи и запястья продажных девиц, в мешки ловких гадалок, на лодыжки и щиколотки обнажённых танцовщиц. А несчастному искателю древних сокровищ снова приходится ползти по душным и темным норам; и если повезёт, то ты — опять богат, в противном же случае неудачника ждёт гибель или жестокая кара.
Расширив пробитую мною брешь, я не без труда протиснулся в образовавшийся узкий лаз и выполз на ступени коридора, наклонно уходящего вниз, во мрак основного помещения усыпальницы. Не ощутил столь знакомого мне запаха тлена и разорения, а значит – то ли благодаря наличию разумно предусмотренных строителем скрытых отдушин, то ли надёжной герметичности, то ли сухости скалы — можно было надеяться на хорошую сохранность дорогих вещей, что обычно гибнут в условиях сырости. Доверху наполненная маслом лампа, набор особым образом нарезанных деревянных палочек, тетива, чашечка с отверстием да пучок сухой травы, смешанной со смолистой древесной корой, — первейшие атрибуты грабителя могил всегда находились при мне. Сгорая от жадного нетерпения и любопытства, я быстро добыл огонь и зажёг светильник, разглядев при свете дрожащего под моим дыханием язычка пламени, что человек здесь может непринуждённо спускаться, не наклоняясь и не задевая каменной кладки стен плечами.
Ценой жизни многих соратников по ремеслу я заплатил за умение обходить самые хитроумные ловушки, придуманные создателями гробниц. У чужестранцев бытует мнение, что вся жизнь египтянина состоит из приготовлений к смерти, — это неверно. Однако мы свято верим, что наше земное воплощение тесно связано с миром духов, и когда-нибудь мы тоже отойдём в царство мёртвых, к чему и нужно быть готовым уже сейчас, заранее обеспечив для себя лучшие условия загробной жизни, а против разорителей захоронений не грех разместить и западню, чтобы никто не смог нарушить покой усопшего. В более крупных гробницах, что строили для себя «большие люди», и даже неджес, что хвалебно величали себя «малыми людьми», якобы добившимися высоких придворных и государственных званий своим трудом и войной, — могут быть запутанные лабиринты ходов со скрытыми глубокими ямами, утыканными заострёнными кольями. Песок и камни посыплются на голову несчастного грабителя, если тот сделает неверный шаг и наступит не на ту плиту, или упавшая сверху металлическая решётка с острыми копьями пронзит тело незваного визитёра. Иногда неподъёмный каменный блок наглухо замуровывает людей, обрекая их на мучительную гибель. Особую опасность представляют ловушки, где смерть подкрадывается невидимо и неслышно. Такие гробницы опытные грабители обходят стороной. Здесь же меня насторожила откровенная доступность, но ни в коем случае не простота маленькой усыпальницы, куда я только что так беззастенчиво проник. Мой намётанный глаз не смог заметить никаких признаков нежелательных сюрпризов. Даже гранитная плита — последний страж на пути к захоронению — легко отошла в сторону под нажимом мускулов.
«Лучезарная Нефтида, прояви заботу о Прекрасной Ти-Мэри-Ра»,— прочитал я надпись, что попала в пятно света отбрасываемое пламенем моего светильника. И мне стало известно, что под гранитной крышкой саркофага покоится женщина по имени Ти-Мэри-Ра, и кто-то умоляет не слишком благонравную богиню мёртвых позаботиться об умершей. Кто знает? Не была ли внебрачная связь Осириса и Нефтиды, плодом которой стал бог Анубис, истинной причиной убийства Сетом единокровного брата? Будучи жёнами своих родных братьев, две сестры — Исида и Нефтида — воскресили Осириса и навеки прокляли Сета. Прочитанная надпись, что напомнила мне эту полузабытую историю, была не менее древней. Выдолбленные на полированном чёрном диорите знаки многие нынешние грамотеи уже бы не поняли. Теперешние греческие Птолемеи не особо обременяют себя изучением прошлого своих подданных. Мне же умение читать полузабытые письмена приносит ни с чем несравнимую пользу в моей многими порицаемой профессии.
О да! Во вскрытой мною гробнице было чем поживиться. Пара высоких серебряных сосудов, усыпанная изумрудами золотая чаша, изящные стеклянные кубки — вот то, что я сразу увидел на полках хорошо сохранившегося шкафчика из сандалового дерева. Покрытый позолотой ящик в углу камеры оказался не интересующим меня ларцом для каноп. Канопы — четыре алебастровых сосуда, где должны размещаться внутренности мумии, — были разбиты, а их содержимое, наверное, давно вытекло и высохло. На золотых львиных ножках стояло широкое ложе, когда-то, видимо, покрытое балдахином в форме шатра на обшитых золотом шестах и подпорках. Рядом было кресло, тоже обитое золотом, с золотыми подлокотниками, как бы свитыми из переплетённых стеблей папируса, и знаками Пчелы — древними символами Нижнего Египта. Слишком долго хранившиеся в деревянном ящике тонкие занавеси для ложа безжалостное время безвозвратно сгубило, впрочем, как и многое другое. Когда-то завитые и надушенные парики рассыпались в прах, и ими больше не удастся украсить бритые наголо головки надменных модниц. Иссохли умащения. Выдохлись лекарственные бальзамы. Пропали масла, наносимые знатными женщинами на кожу, хотя ещё улавливались остатки ароматов из старательно закупоренных алебастровых сосудов, куда ранее было налито всё это великолепие. Увы! Глазные мази, притирания, пудра, краски, — наиболее популярные у барышников предметы женского обихода, к великому сожалению, уже не представляли большого интереса. Только золотые заколки для волос и гребешок из пожелтевшей слоновой кости, что среди прочего мне удалось отыскать, ещё чего-то стоили.
Торопясь увязать в узел более-менее значимые для скупщика вещи, я осмотрелся вокруг в поисках куска ткани покрепче, и вдруг в тени громоздкого саркофага заметил маленький треножник из чёрного дерева со стоящим на нем простым ларцом, кое-где украшенным драгоценными камнями. Огонь алчности вспыхнул в моём сердце. С затрясшимися от жадности руками, будучи в уверенности, что наиболее дорогие сокровища скрыты именно в этом месте, я подскочил к столику и схватил ларец. Каково же было моё разочарование, когда вместо драгоценных камней я завладел всего лишь ветхими свитками исписанного папируса! Надеясь, что столь ценные для давно усопшей их обладательницы тексты могут мне поведать нечто важное, я решил ознакомиться с содержанием этой разочаровавшей меня находки. Опустившись в не до конца ещё истлевшее кресло, я поставил светильник на крышку гранитного саркофага, в котором покоилась в своих пеленах хозяйка усыпальницы, и стал читать:
«Эти строки пишет покинутый всеми богами несчастный узник, невинно брошенный в копи серебряных рудников, желающий, чтобы его исповедь была услышана Повелителем Всего, жаждущий отмщения и свободы хотя бы в смерти. Ани — сын посвящённого, я рано окончил школу, но ещё не вступил в касту жрецов. Клянусь Триадой Великих Богов, что написанное мною — правда; и прошу мести во имя кровавого Сета!»
Мне пришлось прервать чтение, чтобы понять: кем бы ни был написавший рукопись человек, он обращается к тому, кто стоит над самими богами и богинями, к тому, чьё имя не называлось, и лишь каста высших посвящённых могла знать его. Подождав, пока уймётся тот лёгкий озноб, что всегда охватывает при соприкосновении с чем-то неведомым, я продолжил читать дальше:
Я сумел упросить отца отпустить меня, чтобы увидеть и понять наш мир, хотя бы ненадолго взглянуть на него глазами беспечного странника, прежде чем стану младшим жрецом и надолго замкну свою жизнь в стенах храма. И, как мне тогда казалось, отправившись в Белые Стены, я лишь ненадолго покину родной Нехеб — истинную столицу Верховья и Юга. Также я хотел спуститься ещё ниже по Хапиру и посетить главные города Севера: Кхем, Пе и Анну, — откуда к нам приходили невероятные слухи о чудных садах Низовья, великолепии его древних храмов и, конечно же, о прелестях светлокожих северянок. Величественные постройки царей первых династий я сознательно решил повидать в конце своего путешествия, дабы их грандиозность не затмила мой разум.
И вот сбылась моя давняя мечта! Я стою у ворот столицы Двух Держав времён великого Менеса, и я горд, что наш нынешний Владыка, будучи выходцем с Юга, повелел вновь перенести свой двор к этому городу.
Громкие крики базарных торговцев и зазывал, навязчивые разносчики сладостей и воды, суета большого города с напыщенными и самодовольными чиновниками очень быстро вызвали у меня головокружение и неприязнь. Мне, больше привыкшему к провинциальной тишине, стало как-то не по себе в Белых Стенах. Я вдруг понял, что не найду здесь того, что ищу. Потолкавшись между лотков и выпив кувшин пива со свежей ячменной лепёшкой, я решил искать дом путника, где мог бы уединиться в прохладной тени, обмыться и отдохнуть. Растерянно озирался вокруг, как вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво тянет меня за одежду. Повернувшись, увидел немолодую гадалку, предлагавшую свои незатейливые услуги. Наши взгляды встретились, и, заметив растерянность на моём челе, гадалка тут же взяла меня в оборот. Отведя в сторону от людского гвалта, она раскрыла мою ладонь, кинула кости, сплюнула, быстро посмотрев, что же там выпало на долю, и загадочно улыбнувшись, покачала головой.
— Ох, молодой странник! — произнесла она.— Тебя ждёт большое горе и великое счастье; будет и богатство, и любовь. А дальше я что-то плохо вижу. Видимо, твоя судьба ещё до конца не написана богами.
— Моя судьба — это храм! — усмехнулся я в ответ, бросив в руки гадалке медное колечко, и дал понять отстраняющим жестом руки, что мне в тягость её назойливость.
— Молодой господин ошибается, — удаляясь, проворчала она, — ведь боги уже пометили его печатью судьбы!
Стать осирисом — возможно, превратиться в мумию.
Схенти — одеяние мужчины в Древнем Египте. Передник из полосы неширокой ткани, который обёртывался вокруг бёдер и укреплялся на талии поясом. Чем знатнее и богаче был владелец схенти, тем более тонкой и дорогой была ткань его одежды. У богачей и вельмож той эпохи схенти могло быть из тонкого плиссированного полотна и иметь более удлинённую форму.
Тот — бог мудрости, счета, письма и врачевания, вёл книгу, в которой записывалась вся жизнь человека, чтобы на суде в загробном мире все его дела и поступки могли быть взвешены.
Тум — старец. Здесь в значении Атум. Солнце всходило как Гор, светило как Ра и заходило как старец Тум.
Ханаанеи — жители тогдашней Палестины, возможные предки гиксосов. Так называли и финикийцев.
Хатор — богиня любви, неба, женственности и красоты.
Хекет — в египетской мифологии богиня воды и плодородия, изображалась в виде лягушки или женщины с лягушкой на голове.
Хоахиты — жрецы служители заупокойного культа.
Хозяйка дома — жена в знатных египетских семьях, либо мать.
Царство Осириса — загробный мир, где бог Осирис стал царём после воскрешения.
Чёрная Земля — название Египта. Именно так сами египтяне ещё со времён глубокой древности называли свою страну, скорей всего из-за чёрного плодородного нильского ила, что ежегодно после разливов покрывал поля.
Чёрная медь — бронза — более твёрдый и прочный сплав металлов, чем медь; в те времена бронза оставалась ещё очень редким металлом и имела несколько отличный состав от современного сплава.
Эджо — кобра, богиня с головой кобры. Эта богиня была официальной покровительницей царей Нижнего Египта.
Эрпатор — несколько искажённое произношение титула принца в древнем Египте.
Прода 1 - Поцелуй Эджо (повесть)
Картины известных художников ориенталистов 19 века использованы только в иллюстративных целях!

Это была маленькая и очень древняя усыпальница. Я наткнулся на неё по воле случая и богов. Ещё совсем не ветхая постройка стояла недалеко от старого города Мёртвых, и здесь можно было не особо опасаться сторожей и их злобных собак, и гиен. Мне понадобилось не более ночи, чтобы в поисках входа очистить от толстого слоя песка поверхностную часть гробницы; и гладкие плиты ещё сохранившейся известковой облицовки засверкали вновь девственной белизной в лучах утренней зари, будто вынося на другую сторону реки, где в этой последней обители тела и жизненной силы или, что вернее, духовного двойника погребённого тут человека, а проще говоря, пристанище его Ка, — и может произойти недолгое наше единение. Вот отчего я не мог не восхититься этим каменным шедевром древнего зодчего, и не столько из-за тех ценностей, которые я здесь найду, а ради того чувства, что сейчас обуревает меня.
В некотором роде мне повезло, что найденная гробница оказалась ранее не вскрытой. Небольшая, изящная и неброская, притаившаяся как бы на отшибе древнего кладбища, в прошлые времена она не привлекла алчных взоров таких же, как и я, искателей и грабителей богатых могил; а потом ветер надёжно укрыл её песком и пылью от посторонних глаз, и теперь можно рассчитывать на неплохую по нынешним тяжёлым временам добычу. Да! Удача сегодня явно сопутствует мне! Сделав жадный глоток тёплой воды, я присыпал бурдюк с драгоценной в пустыне жидкостью землёй и с усердием стал долбить дыру в твёрдом камне, стремясь поскорей проникнуть внутрь сводов усыпальницы, хотя знал, что там будет ненамного прохладней поднявшегося дневного зноя.

С годами, усовершенствовав своё опасное ремесло, я научился не только надёжно прятаться, работая лишь самыми темными ночами, подолгу обходясь без еды и питья, но и верно угадывать направление и наклон хода, ведущего в погребальную камеру. На этот раз, когда дневная ладья Амона-Ра стала катиться к горизонту, я хотел уже бросить изнурительный труд, посчитав, что допустил ошибку в расчётах, и через пару часов отдыха подступиться к новой грани, – как вдруг под очередным ударом молота долото провалилось куда-то во внутреннюю полость гробницы, обнадёжив меня глухим стуком.
Вот такой же непредсказуемой бывает и сама жизнь похитителя сокровищ мёртвых. А что потом? Со столь великим риском добытые ценности быстро попадают в руки лавочников и содержателей разного рода притонов, на шеи и запястья продажных девиц, в мешки ловких гадалок, на лодыжки и щиколотки обнажённых танцовщиц. А несчастному искателю древних сокровищ снова приходится ползти по душным и темным норам; и если повезёт, то ты — опять богат, в противном же случае неудачника ждёт гибель или жестокая кара.
Расширив пробитую мною брешь, я не без труда протиснулся в образовавшийся узкий лаз и выполз на ступени коридора, наклонно уходящего вниз, во мрак основного помещения усыпальницы. Не ощутил столь знакомого мне запаха тлена и разорения, а значит – то ли благодаря наличию разумно предусмотренных строителем скрытых отдушин, то ли надёжной герметичности, то ли сухости скалы — можно было надеяться на хорошую сохранность дорогих вещей, что обычно гибнут в условиях сырости. Доверху наполненная маслом лампа, набор особым образом нарезанных деревянных палочек, тетива, чашечка с отверстием да пучок сухой травы, смешанной со смолистой древесной корой, — первейшие атрибуты грабителя могил всегда находились при мне. Сгорая от жадного нетерпения и любопытства, я быстро добыл огонь и зажёг светильник, разглядев при свете дрожащего под моим дыханием язычка пламени, что человек здесь может непринуждённо спускаться, не наклоняясь и не задевая каменной кладки стен плечами.
Ценой жизни многих соратников по ремеслу я заплатил за умение обходить самые хитроумные ловушки, придуманные создателями гробниц. У чужестранцев бытует мнение, что вся жизнь египтянина состоит из приготовлений к смерти, — это неверно. Однако мы свято верим, что наше земное воплощение тесно связано с миром духов, и когда-нибудь мы тоже отойдём в царство мёртвых, к чему и нужно быть готовым уже сейчас, заранее обеспечив для себя лучшие условия загробной жизни, а против разорителей захоронений не грех разместить и западню, чтобы никто не смог нарушить покой усопшего. В более крупных гробницах, что строили для себя «большие люди», и даже неджес, что хвалебно величали себя «малыми людьми», якобы добившимися высоких придворных и государственных званий своим трудом и войной, — могут быть запутанные лабиринты ходов со скрытыми глубокими ямами, утыканными заострёнными кольями. Песок и камни посыплются на голову несчастного грабителя, если тот сделает неверный шаг и наступит не на ту плиту, или упавшая сверху металлическая решётка с острыми копьями пронзит тело незваного визитёра. Иногда неподъёмный каменный блок наглухо замуровывает людей, обрекая их на мучительную гибель. Особую опасность представляют ловушки, где смерть подкрадывается невидимо и неслышно. Такие гробницы опытные грабители обходят стороной. Здесь же меня насторожила откровенная доступность, но ни в коем случае не простота маленькой усыпальницы, куда я только что так беззастенчиво проник. Мой намётанный глаз не смог заметить никаких признаков нежелательных сюрпризов. Даже гранитная плита — последний страж на пути к захоронению — легко отошла в сторону под нажимом мускулов.

«Лучезарная Нефтида, прояви заботу о Прекрасной Ти-Мэри-Ра»,— прочитал я надпись, что попала в пятно света отбрасываемое пламенем моего светильника. И мне стало известно, что под гранитной крышкой саркофага покоится женщина по имени Ти-Мэри-Ра, и кто-то умоляет не слишком благонравную богиню мёртвых позаботиться об умершей. Кто знает? Не была ли внебрачная связь Осириса и Нефтиды, плодом которой стал бог Анубис, истинной причиной убийства Сетом единокровного брата? Будучи жёнами своих родных братьев, две сестры — Исида и Нефтида — воскресили Осириса и навеки прокляли Сета. Прочитанная надпись, что напомнила мне эту полузабытую историю, была не менее древней. Выдолбленные на полированном чёрном диорите знаки многие нынешние грамотеи уже бы не поняли. Теперешние греческие Птолемеи не особо обременяют себя изучением прошлого своих подданных. Мне же умение читать полузабытые письмена приносит ни с чем несравнимую пользу в моей многими порицаемой профессии.
О да! Во вскрытой мною гробнице было чем поживиться. Пара высоких серебряных сосудов, усыпанная изумрудами золотая чаша, изящные стеклянные кубки — вот то, что я сразу увидел на полках хорошо сохранившегося шкафчика из сандалового дерева. Покрытый позолотой ящик в углу камеры оказался не интересующим меня ларцом для каноп. Канопы — четыре алебастровых сосуда, где должны размещаться внутренности мумии, — были разбиты, а их содержимое, наверное, давно вытекло и высохло. На золотых львиных ножках стояло широкое ложе, когда-то, видимо, покрытое балдахином в форме шатра на обшитых золотом шестах и подпорках. Рядом было кресло, тоже обитое золотом, с золотыми подлокотниками, как бы свитыми из переплетённых стеблей папируса, и знаками Пчелы — древними символами Нижнего Египта. Слишком долго хранившиеся в деревянном ящике тонкие занавеси для ложа безжалостное время безвозвратно сгубило, впрочем, как и многое другое. Когда-то завитые и надушенные парики рассыпались в прах, и ими больше не удастся украсить бритые наголо головки надменных модниц. Иссохли умащения. Выдохлись лекарственные бальзамы. Пропали масла, наносимые знатными женщинами на кожу, хотя ещё улавливались остатки ароматов из старательно закупоренных алебастровых сосудов, куда ранее было налито всё это великолепие. Увы! Глазные мази, притирания, пудра, краски, — наиболее популярные у барышников предметы женского обихода, к великому сожалению, уже не представляли большого интереса. Только золотые заколки для волос и гребешок из пожелтевшей слоновой кости, что среди прочего мне удалось отыскать, ещё чего-то стоили.

Торопясь увязать в узел более-менее значимые для скупщика вещи, я осмотрелся вокруг в поисках куска ткани покрепче, и вдруг в тени громоздкого саркофага заметил маленький треножник из чёрного дерева со стоящим на нем простым ларцом, кое-где украшенным драгоценными камнями. Огонь алчности вспыхнул в моём сердце. С затрясшимися от жадности руками, будучи в уверенности, что наиболее дорогие сокровища скрыты именно в этом месте, я подскочил к столику и схватил ларец. Каково же было моё разочарование, когда вместо драгоценных камней я завладел всего лишь ветхими свитками исписанного папируса! Надеясь, что столь ценные для давно усопшей их обладательницы тексты могут мне поведать нечто важное, я решил ознакомиться с содержанием этой разочаровавшей меня находки. Опустившись в не до конца ещё истлевшее кресло, я поставил светильник на крышку гранитного саркофага, в котором покоилась в своих пеленах хозяйка усыпальницы, и стал читать:
«Эти строки пишет покинутый всеми богами несчастный узник, невинно брошенный в копи серебряных рудников, желающий, чтобы его исповедь была услышана Повелителем Всего, жаждущий отмщения и свободы хотя бы в смерти. Ани — сын посвящённого, я рано окончил школу, но ещё не вступил в касту жрецов. Клянусь Триадой Великих Богов, что написанное мною — правда; и прошу мести во имя кровавого Сета!»
Мне пришлось прервать чтение, чтобы понять: кем бы ни был написавший рукопись человек, он обращается к тому, кто стоит над самими богами и богинями, к тому, чьё имя не называлось, и лишь каста высших посвящённых могла знать его. Подождав, пока уймётся тот лёгкий озноб, что всегда охватывает при соприкосновении с чем-то неведомым, я продолжил читать дальше:
Я сумел упросить отца отпустить меня, чтобы увидеть и понять наш мир, хотя бы ненадолго взглянуть на него глазами беспечного странника, прежде чем стану младшим жрецом и надолго замкну свою жизнь в стенах храма. И, как мне тогда казалось, отправившись в Белые Стены, я лишь ненадолго покину родной Нехеб — истинную столицу Верховья и Юга. Также я хотел спуститься ещё ниже по Хапиру и посетить главные города Севера: Кхем, Пе и Анну, — откуда к нам приходили невероятные слухи о чудных садах Низовья, великолепии его древних храмов и, конечно же, о прелестях светлокожих северянок. Величественные постройки царей первых династий я сознательно решил повидать в конце своего путешествия, дабы их грандиозность не затмила мой разум.
И вот сбылась моя давняя мечта! Я стою у ворот столицы Двух Держав времён великого Менеса, и я горд, что наш нынешний Владыка, будучи выходцем с Юга, повелел вновь перенести свой двор к этому городу.

Громкие крики базарных торговцев и зазывал, навязчивые разносчики сладостей и воды, суета большого города с напыщенными и самодовольными чиновниками очень быстро вызвали у меня головокружение и неприязнь. Мне, больше привыкшему к провинциальной тишине, стало как-то не по себе в Белых Стенах. Я вдруг понял, что не найду здесь того, что ищу. Потолкавшись между лотков и выпив кувшин пива со свежей ячменной лепёшкой, я решил искать дом путника, где мог бы уединиться в прохладной тени, обмыться и отдохнуть. Растерянно озирался вокруг, как вдруг почувствовал, что кто-то настойчиво тянет меня за одежду. Повернувшись, увидел немолодую гадалку, предлагавшую свои незатейливые услуги. Наши взгляды встретились, и, заметив растерянность на моём челе, гадалка тут же взяла меня в оборот. Отведя в сторону от людского гвалта, она раскрыла мою ладонь, кинула кости, сплюнула, быстро посмотрев, что же там выпало на долю, и загадочно улыбнувшись, покачала головой.

— Ох, молодой странник! — произнесла она.— Тебя ждёт большое горе и великое счастье; будет и богатство, и любовь. А дальше я что-то плохо вижу. Видимо, твоя судьба ещё до конца не написана богами.
— Моя судьба — это храм! — усмехнулся я в ответ, бросив в руки гадалке медное колечко, и дал понять отстраняющим жестом руки, что мне в тягость её назойливость.
— Молодой господин ошибается, — удаляясь, проворчала она, — ведь боги уже пометили его печатью судьбы!