Кейд накрывает мои губы своими в сокрушающем поцелуе. Меня как будто выбрасывает из мира вокруг куда-то в другое место, где нет времени и ничего вокруг — только движения его языка, губ, мои собственные губы и мой собственный язык. Он не лжет, он точно знает, чего хочет, и не скрывает своих желаний. Его рука ложится мне на талию, мое тело оказывается прижато к его телу. Холод серебристых кинжалов у бедра совсем не отрезвляет, наоборот: целовать человека, который может убить тебя в мгновение ока, оказывается... притягательно.
Опасно притягательно.
Я увлекаюсь поцелуем настолько, что даже легонько прихватываю нижнюю губу Кейда своими губами. Пальцы его на моей спине чуть сжимаются, в груди вибрирует низкий глубокий звук. Я готова целовать его и дальше, но неожиданно он отстраняется.
— Идем внутрь.
Мое лицо вспыхивает от смущения, но Кейд делает вид, что его не замечает. Он подает мне руку, переплетает свои огрубевшие от оружия пальцы с моими мягкими, знающими только ткачество магии, и ведет меня к дому.
— Мне нравится, что ты не сдерживаешься, — говорит он, и я понимаю, что мои красные щеки он все-таки заметил. — Я был бы разочарован, если бы ты вела себя, как пугливая девственница.
Я хмыкаю.
— Пугливой девственницей я была очень давно.
Кейд бросает на меня косой взгляд.
— Сколько тебе Жизней, Рослинн?
— Тридцать.
Я тоже кошусь на него, и он не успевает изменить выражение лица: на нем неприкрытое изумление.
— Тридцать? Ты выглядишь старше.
Он настолько честен со мной, что я даже не обижаюсь.
— Я знаю. Спасибо Рожжеру. Как думаешь, почему я сбежала?
— Почему?
Мы останавливаемся у массивных каменных дверей, запечатанных магией. Кейд забирается под ворот своего одеяния и достает серебристый амулет на тонкой цепочке. Амулет мягко светится молочно-белым светом. Кейд «показывает» его двери, раздается негромкий хлопок.
Защита снята.
Кейд берется за ручку двери и открывает ее передо мной. За порогом — тьма, расчерченная магией, но почти сразу в ней начинают вспыхивать свечи: дом приветствует своего хозяина и его пока еще непонятного гостя. Я слышу мягкий шепот пламени — загорается огонь в камине. Так много магии может быть только там, где Исток совсем рядом, где он питает ее постоянно, беспрерывно, день и ночь.
— Проходи, — блеснув глазами, говорит Кейд, а после чуть отстраняется и произносит короткую фразу-команду: — Будь как дома.
Я переступаю порог, и магическое присутствие окутывает меня мягким ласковым туманом. Дом услышал слова Кейда и встречает меня, как свою, он рад мне и хочет, чтобы я тоже была ему рада.
Я берусь за завязки плаща, и Кейд показывает, где я могу его оставить. Он разглядывает меня, пока я снимаю плащ и складываю его на скамье у стены, я чувствую его полный затаенного ожидания и предвкушения взгляд. Я оборачиваюсь и успеваю заметить приподнятый в одобрительной ухмылке уголок губ. Кейд отстегивает свои кинжалы и кладет их рядом с моим плащом.
— Идем к камину. Там теплее.
Он снова берет меня за руку. Я снова чувствую тепло его пальцев, уверенность прикосновения, которое он дарит мне открыто и честно. Ему нравится к тебе прикасаться, говорят эти пальцы. Мне тоже нравится, отвечают им мои.
Возле камина — толстые шкуры и низкий стол, на котором лежит раскрытая книга. Кейд закрывает ее, не отпуская моей руки, а потом поворачивается ко мне лицом.
— Так почему ты сбежала?
Он тянет меня вниз, на шкуру, и я с удовольствием опускаюсь на нее, поджав под себя ноги. Пламя камина — как теплое прикосновение на озябшей от ветра коже. Я впитываю это тепло.
— Рожжер хотел использовать мою магию для своих целей, — наконец отвечаю я, и бровь Кейда чуть приподнимается. — Он хотел использовать мой дар видеть будущее, чтобы... менять его.
— Менять будущее? — Кейд выглядит потрясенным. — Не это невозможно.
— Это возможно. — Я отнимаю свою руку, чуть отворачиваюсь, чтобы золотистые глаза не заглядывали в мою душу. — Нужны Ловцы и человеческие жертвы... много человеческих жертв, чтобы Ловцы были буквально переполнены ими. И тогда в момент видения можно не просто увидеть будущее... можно отдать эти души, чтобы его изменить.
— Он уже делал это?
Я вздрагиваю: серебро клинка в его голосе настолько острое, что режет слух. Кейд теперь не просто ждет моих следующих слов, он буквально поджидает их, как охотник поджидает жертву.
— Мы были уже близко. Но в последнем видении я увидела судьбу одной из своих подруг, Ингис... Увидела, во что она превратится после ритуала, увидела, как Рожжер убьет ее, чтобы закрыть ритуал последней жертвой. Ему пришлось запереть Ингис в клетку, чтобы она не сбежала. Он попытался запереть и меня, но мне удалось уйти.
— Почему ты вообще помогала ему? — спрашивает он холодным тоном мага-инквизитора.
Я приподнимаю брови.
— Ты допрашиваешь меня, Кейд?
Его тон мгновенно смягчается.
— Нет. Но я не понимаю. Ты ведь знала, в чем суть ритуала, так?
Я киваю.
— Почему ты согласилась помогать Рожжеру?
Я недолгое время молчу и смотрю на свои сложенные на коленях руки, по которым пляшут отблески огня.
— Однажды, уже очень давно, у меня было видение, — говорю я тихо, не поднимая взгляда. Так не легче говорить, совсем не легче, но смотреть сейчас на Кейда я не могу. — Я видела, как мой отчим... совратил мою младшую сестру. Он вынудил ее...
Мне приходится сглотнуть ком в горле, чтобы продолжить.
— Он вынудил ее делить с ним постель... не лишая ее девственности. Он... получал удовольствие... другим путем.
Эти образы до сих пор иногда приходят ко мне в снах. Ялли, едва-едва вступившая в пору девичества, улыбчивая и светлая, как солнце в яркий полдень, Ялли, смело запрыгивающая на руки к Вейлу, который кружит ее и называет своей маленькой девочкой... Ялли, задыхающаяся от боли под тяжелым мужским телом, уткнувшаяся в подушку, чтобы не кричать.
— Это видение повторялось каждый день ровно тридцать шесть дней. Я ничего не могла сделать. Мать не поверила бы мне, а Ялли умоляла меня молчать. Вейл насиловал ее тридцать шесть дней подряд, Кейд. А на тридцать седьмой она бросилась в реку. Ее тело нашли спустя еще два дня, с выеденными рыбами глазами и губами.
Молчание висит между нами так долго после этих слов. Кейд не пытается меня утешить или прикоснуться — откуда-то у этого убийцы больше чуткости, чем у Ингис и Маджюн вместе взятых. Он молча поднимается и куда-то уходит, а когда возвращается с двумя кружками и бутылкой вина, я уже могу дышать, думать и успела высушить слезы, повисшие на ресницах.
Он наливает мне в кружку вина.
— Попробуй, Рослинн. Осталось от предыдущего владельца. Он был своего рода коллекционер... оставил мне наследство.
Я отпиваю: горько, травянисто, терпко. В несколько больших глотков я опустошаю кружку до дна и протягиваю Кейду. Он наливает еще.
— Мне жаль.
Кружка глухо стучит о горлышко бутылки, когда я вздрагиваю.
— Да.
— Ты же знаешь, что сделала все правильно. Будущее нельзя менять. Не ценой человеческих жизней. Даже если от этого зависит другая человеческая жизнь.
Я отпиваю, ставлю кружку на стол и гляжу в огонь.
— А какая у тебя история, Кейд? — лучше сменить тему, пока воспоминания не стали мучить меня снова. — Как ты стал наемником?
Я смотрю на него; он пожимает плечами, прежде чем ответить.
— Я родом с Побережья. Там полно враждующих народов, держать меч или орудовать кинжалом нас учат с детства. Мой отец был в отряде охотников за головами, я пошел по его стопам. Несколько Жизней назад я решил, что хочу повидать мир. — Он говорит как будто даже легко, но за этим «повидать мир» явно скрыто что-то большее. — Я и еще пара моих друзей отправились путешествовать. Потом мы разделились, меня занесло сюда. Мои услуги оказались нужны... Пока я остаюсь здесь.
Кейд отпивает вина, не спуская с меня взгляда.
— Ты говорила, что видела меня в своем будущем, Рослинн.
Я знала, что он не забудет.
— Да.
— Что именно ты видела? Ты видела... как закончится эта ночь?
В его голосе звенит натянутой струной непонятное мне напряжение. Я тоже вдруг подбираюсь, выпрямляюсь, начинаю лихорадочно соображать. А что если это ловушка? Что если...
— Ты намерен нарушить данное мне слово?
Он молча качает головой.
— Я не видела конца этой ночи, Кейд, — говорю я, и мой голос чуть заметно дрожит, выдавая волнения. — Я видела только тебя и знала, что ты будешь у моста, чтобы меня убить. Лицо, одежду, глаза. И...
— И?
— Татуировку у тебя на шее. Спираль.
Он двумя пальцами отодвигает воротник.
— Вот эту?
Небольшая, наколотая черной тушью спираль с глазом богини в самом ее сердце. Но даже если бы его не было, я бы уже знала, что Кейд следует заветам Матери мертвых. Он слишком часто повторяет слово «судьба».
Он слишком верит в предназначение.
Я наклоняюсь к Кейду, чтобы рассмотреть линии-вязь, наколотые мастером особым образом, когда его рука ложится на мой затылок и притягивает меня. Его дыхание теперь пахнет вином, а от пальцев идет жар, который проникает мне прямо под кожу.
— Ты сможешь рассмотреть все мои татуировки, Рослинн, если захочешь. У меня их на теле несколько.
— Я захочу, — говорю я прямо, и с губ его срывается негромкий смех.
— Отлично. — Рука на моем затылке неумолима, и я вынуждена придвинуться ближе. Сердце прыгает от предвкушения, взгляд мечется по лицу Кейда, на котором написано легкое удивление, смешанное с весельем. — Вы, маги, всегда говорите то, что думаете, ведь так?
Я не могу удержаться от улыбки.
— Без этого магия просто не будет нам служить. Такова воля Богини.
— И я благодарен ей за это сегодня, как никогда. — Он кладет руки мне на плечи, пламя камина смягчает резкие черты его лица, делая его таким красивым, что у меня пересыхает в горле. — Я тоже хочу посмотреть на тебя, Рослинн. Сейчас.
Мое сердце бьется где-то в кончиках пальцев, так я хочу прикоснуться к его лицу. Я заставляю себя опустить взгляд к шнуровке одеяния, дергаю, развязываю первый узел.
— Если хочешь...
— Позволь мне... — говорит он одновременно, и мы встречаемся взглядами, и я вижу, как в темное золото превращается солнце его глаз.
Кейд забирает из моих рук черные ленточки шнуровки. Я не могу вымолвить ни слова, а только сижу и смотрю на него, пока он расшнуровывает корсаж одеяния, под которым скрываюсь от всего мира уязвимая и беззащитная... я.
В лентах нет магии, но закрытая одежда — первое, что я купила себе после того, как сбежала от Рожжера. Рожжер любил почти голые груди и короткие юбки, которые можно легко задрать. С момента побега я обматывала себя тканью от подбородка до пят.
Кейд вытягивает ленту из последней петли и снимает верхнюю часть одеяния с моих плеч. Я не шевелюсь. Кожу покалывает там, где ее касаются его пальцы: шея, ключицы, грудь. Он обводит кончиками пальцев мои соски, и они откликаются на эту легкую ласку, заставляя меня закусить губу.
— Ты прекрасна, Рослинн, — говорит он тихо.
Я все-таки снова иду к этому обрыву, и теперь намерение упасть в глубину этих глаз почти непреодолимо.
— Покажи мне свои татуировки, Кейд, — прошу я, поднимаясь. На мгновение моя грудь оказывается прямо у его лица, и я слышу сдавленный вздох и смешок.
— Рослинн, ты пробуешь мою выдержку на прочность. Обычно я не тороплюсь раздеться, но... хорошо. — Он тоже легко поднимается на ноги, берется за ворот своего одеяния. — Я покажу тебе.
Я расстегиваю пояс на своей юбке, пока он снимает кофз. Под ним — мускулистое, гибкое, покрытое множеством шрамов тело. Татуировки три: над сердцем колесо Богини, на плече — слепой глаз Бессмертного и еще одна странная надпись на незнакомом мне языке под левой ключицей.
Когда он отбрасывает кофз в сторону, юбка падает к моим ногам. Ни мгновения не медля, он раздевается до конца тоже, и вскоре мы оба обнаженные стоим друг напротив друга: убийца и его несостоявшаяся жертва, мужчина и женщина, Фироссалинн и Кейд.
— Ты разглядываешь меня, Рослинн, — говорит он спустя пару мгновений, и я вижу, как вздымается его грудь, как сжимаются пальцы рук. — Ты видишь, что делает со мной твой взгляд.
Я вижу.
— Мне все труднее не прикасаться к тебе, потому что тогда я уже не остановлюсь, но я хочу, чтобы выбор был за тобой: ты готова быть со мной сейчас или хочешь подождать?
Мое тело кричит: сейчас! — но что-то удерживает меня от такого простого ответа. Я и он — это всего лишь сделка, всего лишь разделенная постель, всего лишь одна ночь. И почему-то я хочу, чтобы он об этом помнил. Потому что тогда он сможет напомнить мне, если я попытаюсь забыть.
— Скажи мне, чего хочешь ты, Кейд. Ведь это ты предложил сделку. Я буду играть по твоим правилам, — говорю я, и на последнем слове голос неожиданно мне изменяет.
Желание в его взгляде настолько сильное, что я буквально чувствую его кожей. Кейд делает шаг ближе, жар его тела касается меня, но пока не обжигает.
— А ты умница, Рослинн. Но тебе нечего бояться. Я уже дал тебе слово. Я сдержу его.
А потом его глаза темнеют, и голос становится хриплым и полным огня:
— Я хочу видеть тебя на коленях, Рослинн. Я хочу почувствовать твой язык, твой рот, твои губы до того, как овладею тобой. Я хочу, чтобы ты подчинилась мне сейчас.
Я отвечаю быстро и без раздумий
— Я сделаю так, как ты сказал, Кейд.
И он целует меня, отчаянно и горячо, прежде чем отстраниться.
Я делаю шаг в сторону, выбираясь из кучи своей одежды, и опускаюсь на колени спиной к камину. Лицо Кейда — бесстрастная маска, но оно быстро искажается удовольствием, когда я протягиваю руку и касаюсь его твердого живота.
— Ты красив, Кейд. Мне нравится то, что я вижу.
Его пальцы разжимаются, чтобы коснуться моих волос, но он ничего не отвечает. Его тело напряжено, и когда я скольжу пальцами ниже, оно как будто превращается в камень.
Я наклоняюсь — Кейд резко втягивает в себя воздух — и прикасаюсь языком к его возбужденной плоти. Только языком, дразня и заставляя его дышать все глубже, пока наконец с его губ не слетает полустон-полусмешок:
— Ты жестокая женщина, Рослинн!.. Дразнишь меня, мучаешь своим языком.
Я хмыкаю.
— Скажи, что тебе это не нравится.
Наши взгляды встречаются, его пальцы сжимают мои волосы, притягивая меня ближе.
— Возьми меня. — И это просьба только наполовину. — Сейчас.
Я открываю рот и позволяю его плоти скользнуть меж моих губ. Кейд низко стонет, пока я вбираю его в себя, лаская языком и губами, и медленно выпускаю и снова вбираю, сжимая губы чуть сильнее, пока он скользит во влажности моего рта.
— Ты убиваешь меня, Рослинн, — почти шепчет он, прикрыв глаза. — Ты — как сбывшаяся мечта, как сон.
Его бедра начинают двигаться навстречу движениям моих губ, дыхание становится резче и быстрее, тело дрожит от наслаждения.
Я беру его глубже: мне мало его дыхания и стонов, я хочу еще. Кейд позволяет мне вести его, и пусть это я стою перед ним на коленях сейчас, но это он подчиняется мне: замирает, когда я останавливаюсь, двигается, когда двигаюсь я. Я впиваюсь кончиками пальцев в чувствительную кожу на внутренней части его бедра, и он хрипло вскрикивает.
— Твои пальцы... — бормочет он, — они обжигают меня магией.
Я готова отстраниться, но Кейд наклоняется и хватает меня за запястье, вжимая мою руку в свое бедро.
— Нет. Не убирай... Не останавливайся... — Слова рвутся из него резко, отрывисто, в такт движениям бедер. — Мне это нравится, я... этого хочу.
Опасно притягательно.
Я увлекаюсь поцелуем настолько, что даже легонько прихватываю нижнюю губу Кейда своими губами. Пальцы его на моей спине чуть сжимаются, в груди вибрирует низкий глубокий звук. Я готова целовать его и дальше, но неожиданно он отстраняется.
— Идем внутрь.
Мое лицо вспыхивает от смущения, но Кейд делает вид, что его не замечает. Он подает мне руку, переплетает свои огрубевшие от оружия пальцы с моими мягкими, знающими только ткачество магии, и ведет меня к дому.
— Мне нравится, что ты не сдерживаешься, — говорит он, и я понимаю, что мои красные щеки он все-таки заметил. — Я был бы разочарован, если бы ты вела себя, как пугливая девственница.
Я хмыкаю.
— Пугливой девственницей я была очень давно.
Кейд бросает на меня косой взгляд.
— Сколько тебе Жизней, Рослинн?
— Тридцать.
Я тоже кошусь на него, и он не успевает изменить выражение лица: на нем неприкрытое изумление.
— Тридцать? Ты выглядишь старше.
Он настолько честен со мной, что я даже не обижаюсь.
— Я знаю. Спасибо Рожжеру. Как думаешь, почему я сбежала?
— Почему?
Мы останавливаемся у массивных каменных дверей, запечатанных магией. Кейд забирается под ворот своего одеяния и достает серебристый амулет на тонкой цепочке. Амулет мягко светится молочно-белым светом. Кейд «показывает» его двери, раздается негромкий хлопок.
Защита снята.
Кейд берется за ручку двери и открывает ее передо мной. За порогом — тьма, расчерченная магией, но почти сразу в ней начинают вспыхивать свечи: дом приветствует своего хозяина и его пока еще непонятного гостя. Я слышу мягкий шепот пламени — загорается огонь в камине. Так много магии может быть только там, где Исток совсем рядом, где он питает ее постоянно, беспрерывно, день и ночь.
— Проходи, — блеснув глазами, говорит Кейд, а после чуть отстраняется и произносит короткую фразу-команду: — Будь как дома.
Я переступаю порог, и магическое присутствие окутывает меня мягким ласковым туманом. Дом услышал слова Кейда и встречает меня, как свою, он рад мне и хочет, чтобы я тоже была ему рада.
Я берусь за завязки плаща, и Кейд показывает, где я могу его оставить. Он разглядывает меня, пока я снимаю плащ и складываю его на скамье у стены, я чувствую его полный затаенного ожидания и предвкушения взгляд. Я оборачиваюсь и успеваю заметить приподнятый в одобрительной ухмылке уголок губ. Кейд отстегивает свои кинжалы и кладет их рядом с моим плащом.
— Идем к камину. Там теплее.
Он снова берет меня за руку. Я снова чувствую тепло его пальцев, уверенность прикосновения, которое он дарит мне открыто и честно. Ему нравится к тебе прикасаться, говорят эти пальцы. Мне тоже нравится, отвечают им мои.
Возле камина — толстые шкуры и низкий стол, на котором лежит раскрытая книга. Кейд закрывает ее, не отпуская моей руки, а потом поворачивается ко мне лицом.
— Так почему ты сбежала?
Он тянет меня вниз, на шкуру, и я с удовольствием опускаюсь на нее, поджав под себя ноги. Пламя камина — как теплое прикосновение на озябшей от ветра коже. Я впитываю это тепло.
— Рожжер хотел использовать мою магию для своих целей, — наконец отвечаю я, и бровь Кейда чуть приподнимается. — Он хотел использовать мой дар видеть будущее, чтобы... менять его.
— Менять будущее? — Кейд выглядит потрясенным. — Не это невозможно.
— Это возможно. — Я отнимаю свою руку, чуть отворачиваюсь, чтобы золотистые глаза не заглядывали в мою душу. — Нужны Ловцы и человеческие жертвы... много человеческих жертв, чтобы Ловцы были буквально переполнены ими. И тогда в момент видения можно не просто увидеть будущее... можно отдать эти души, чтобы его изменить.
— Он уже делал это?
Я вздрагиваю: серебро клинка в его голосе настолько острое, что режет слух. Кейд теперь не просто ждет моих следующих слов, он буквально поджидает их, как охотник поджидает жертву.
— Мы были уже близко. Но в последнем видении я увидела судьбу одной из своих подруг, Ингис... Увидела, во что она превратится после ритуала, увидела, как Рожжер убьет ее, чтобы закрыть ритуал последней жертвой. Ему пришлось запереть Ингис в клетку, чтобы она не сбежала. Он попытался запереть и меня, но мне удалось уйти.
— Почему ты вообще помогала ему? — спрашивает он холодным тоном мага-инквизитора.
Я приподнимаю брови.
— Ты допрашиваешь меня, Кейд?
Его тон мгновенно смягчается.
— Нет. Но я не понимаю. Ты ведь знала, в чем суть ритуала, так?
Я киваю.
— Почему ты согласилась помогать Рожжеру?
Я недолгое время молчу и смотрю на свои сложенные на коленях руки, по которым пляшут отблески огня.
— Однажды, уже очень давно, у меня было видение, — говорю я тихо, не поднимая взгляда. Так не легче говорить, совсем не легче, но смотреть сейчас на Кейда я не могу. — Я видела, как мой отчим... совратил мою младшую сестру. Он вынудил ее...
Мне приходится сглотнуть ком в горле, чтобы продолжить.
— Он вынудил ее делить с ним постель... не лишая ее девственности. Он... получал удовольствие... другим путем.
Эти образы до сих пор иногда приходят ко мне в снах. Ялли, едва-едва вступившая в пору девичества, улыбчивая и светлая, как солнце в яркий полдень, Ялли, смело запрыгивающая на руки к Вейлу, который кружит ее и называет своей маленькой девочкой... Ялли, задыхающаяся от боли под тяжелым мужским телом, уткнувшаяся в подушку, чтобы не кричать.
— Это видение повторялось каждый день ровно тридцать шесть дней. Я ничего не могла сделать. Мать не поверила бы мне, а Ялли умоляла меня молчать. Вейл насиловал ее тридцать шесть дней подряд, Кейд. А на тридцать седьмой она бросилась в реку. Ее тело нашли спустя еще два дня, с выеденными рыбами глазами и губами.
Молчание висит между нами так долго после этих слов. Кейд не пытается меня утешить или прикоснуться — откуда-то у этого убийцы больше чуткости, чем у Ингис и Маджюн вместе взятых. Он молча поднимается и куда-то уходит, а когда возвращается с двумя кружками и бутылкой вина, я уже могу дышать, думать и успела высушить слезы, повисшие на ресницах.
Он наливает мне в кружку вина.
— Попробуй, Рослинн. Осталось от предыдущего владельца. Он был своего рода коллекционер... оставил мне наследство.
Я отпиваю: горько, травянисто, терпко. В несколько больших глотков я опустошаю кружку до дна и протягиваю Кейду. Он наливает еще.
— Мне жаль.
Кружка глухо стучит о горлышко бутылки, когда я вздрагиваю.
— Да.
— Ты же знаешь, что сделала все правильно. Будущее нельзя менять. Не ценой человеческих жизней. Даже если от этого зависит другая человеческая жизнь.
Я отпиваю, ставлю кружку на стол и гляжу в огонь.
— А какая у тебя история, Кейд? — лучше сменить тему, пока воспоминания не стали мучить меня снова. — Как ты стал наемником?
Я смотрю на него; он пожимает плечами, прежде чем ответить.
— Я родом с Побережья. Там полно враждующих народов, держать меч или орудовать кинжалом нас учат с детства. Мой отец был в отряде охотников за головами, я пошел по его стопам. Несколько Жизней назад я решил, что хочу повидать мир. — Он говорит как будто даже легко, но за этим «повидать мир» явно скрыто что-то большее. — Я и еще пара моих друзей отправились путешествовать. Потом мы разделились, меня занесло сюда. Мои услуги оказались нужны... Пока я остаюсь здесь.
Кейд отпивает вина, не спуская с меня взгляда.
— Ты говорила, что видела меня в своем будущем, Рослинн.
Я знала, что он не забудет.
— Да.
— Что именно ты видела? Ты видела... как закончится эта ночь?
В его голосе звенит натянутой струной непонятное мне напряжение. Я тоже вдруг подбираюсь, выпрямляюсь, начинаю лихорадочно соображать. А что если это ловушка? Что если...
— Ты намерен нарушить данное мне слово?
Он молча качает головой.
— Я не видела конца этой ночи, Кейд, — говорю я, и мой голос чуть заметно дрожит, выдавая волнения. — Я видела только тебя и знала, что ты будешь у моста, чтобы меня убить. Лицо, одежду, глаза. И...
— И?
— Татуировку у тебя на шее. Спираль.
Он двумя пальцами отодвигает воротник.
— Вот эту?
Небольшая, наколотая черной тушью спираль с глазом богини в самом ее сердце. Но даже если бы его не было, я бы уже знала, что Кейд следует заветам Матери мертвых. Он слишком часто повторяет слово «судьба».
Он слишком верит в предназначение.
Я наклоняюсь к Кейду, чтобы рассмотреть линии-вязь, наколотые мастером особым образом, когда его рука ложится на мой затылок и притягивает меня. Его дыхание теперь пахнет вином, а от пальцев идет жар, который проникает мне прямо под кожу.
— Ты сможешь рассмотреть все мои татуировки, Рослинн, если захочешь. У меня их на теле несколько.
— Я захочу, — говорю я прямо, и с губ его срывается негромкий смех.
— Отлично. — Рука на моем затылке неумолима, и я вынуждена придвинуться ближе. Сердце прыгает от предвкушения, взгляд мечется по лицу Кейда, на котором написано легкое удивление, смешанное с весельем. — Вы, маги, всегда говорите то, что думаете, ведь так?
Я не могу удержаться от улыбки.
— Без этого магия просто не будет нам служить. Такова воля Богини.
— И я благодарен ей за это сегодня, как никогда. — Он кладет руки мне на плечи, пламя камина смягчает резкие черты его лица, делая его таким красивым, что у меня пересыхает в горле. — Я тоже хочу посмотреть на тебя, Рослинн. Сейчас.
Мое сердце бьется где-то в кончиках пальцев, так я хочу прикоснуться к его лицу. Я заставляю себя опустить взгляд к шнуровке одеяния, дергаю, развязываю первый узел.
— Если хочешь...
— Позволь мне... — говорит он одновременно, и мы встречаемся взглядами, и я вижу, как в темное золото превращается солнце его глаз.
Кейд забирает из моих рук черные ленточки шнуровки. Я не могу вымолвить ни слова, а только сижу и смотрю на него, пока он расшнуровывает корсаж одеяния, под которым скрываюсь от всего мира уязвимая и беззащитная... я.
В лентах нет магии, но закрытая одежда — первое, что я купила себе после того, как сбежала от Рожжера. Рожжер любил почти голые груди и короткие юбки, которые можно легко задрать. С момента побега я обматывала себя тканью от подбородка до пят.
Кейд вытягивает ленту из последней петли и снимает верхнюю часть одеяния с моих плеч. Я не шевелюсь. Кожу покалывает там, где ее касаются его пальцы: шея, ключицы, грудь. Он обводит кончиками пальцев мои соски, и они откликаются на эту легкую ласку, заставляя меня закусить губу.
— Ты прекрасна, Рослинн, — говорит он тихо.
Я все-таки снова иду к этому обрыву, и теперь намерение упасть в глубину этих глаз почти непреодолимо.
— Покажи мне свои татуировки, Кейд, — прошу я, поднимаясь. На мгновение моя грудь оказывается прямо у его лица, и я слышу сдавленный вздох и смешок.
— Рослинн, ты пробуешь мою выдержку на прочность. Обычно я не тороплюсь раздеться, но... хорошо. — Он тоже легко поднимается на ноги, берется за ворот своего одеяния. — Я покажу тебе.
Я расстегиваю пояс на своей юбке, пока он снимает кофз. Под ним — мускулистое, гибкое, покрытое множеством шрамов тело. Татуировки три: над сердцем колесо Богини, на плече — слепой глаз Бессмертного и еще одна странная надпись на незнакомом мне языке под левой ключицей.
Когда он отбрасывает кофз в сторону, юбка падает к моим ногам. Ни мгновения не медля, он раздевается до конца тоже, и вскоре мы оба обнаженные стоим друг напротив друга: убийца и его несостоявшаяся жертва, мужчина и женщина, Фироссалинн и Кейд.
— Ты разглядываешь меня, Рослинн, — говорит он спустя пару мгновений, и я вижу, как вздымается его грудь, как сжимаются пальцы рук. — Ты видишь, что делает со мной твой взгляд.
Я вижу.
— Мне все труднее не прикасаться к тебе, потому что тогда я уже не остановлюсь, но я хочу, чтобы выбор был за тобой: ты готова быть со мной сейчас или хочешь подождать?
Мое тело кричит: сейчас! — но что-то удерживает меня от такого простого ответа. Я и он — это всего лишь сделка, всего лишь разделенная постель, всего лишь одна ночь. И почему-то я хочу, чтобы он об этом помнил. Потому что тогда он сможет напомнить мне, если я попытаюсь забыть.
— Скажи мне, чего хочешь ты, Кейд. Ведь это ты предложил сделку. Я буду играть по твоим правилам, — говорю я, и на последнем слове голос неожиданно мне изменяет.
Желание в его взгляде настолько сильное, что я буквально чувствую его кожей. Кейд делает шаг ближе, жар его тела касается меня, но пока не обжигает.
— А ты умница, Рослинн. Но тебе нечего бояться. Я уже дал тебе слово. Я сдержу его.
А потом его глаза темнеют, и голос становится хриплым и полным огня:
— Я хочу видеть тебя на коленях, Рослинн. Я хочу почувствовать твой язык, твой рот, твои губы до того, как овладею тобой. Я хочу, чтобы ты подчинилась мне сейчас.
Я отвечаю быстро и без раздумий
— Я сделаю так, как ты сказал, Кейд.
И он целует меня, отчаянно и горячо, прежде чем отстраниться.
Я делаю шаг в сторону, выбираясь из кучи своей одежды, и опускаюсь на колени спиной к камину. Лицо Кейда — бесстрастная маска, но оно быстро искажается удовольствием, когда я протягиваю руку и касаюсь его твердого живота.
— Ты красив, Кейд. Мне нравится то, что я вижу.
Его пальцы разжимаются, чтобы коснуться моих волос, но он ничего не отвечает. Его тело напряжено, и когда я скольжу пальцами ниже, оно как будто превращается в камень.
Я наклоняюсь — Кейд резко втягивает в себя воздух — и прикасаюсь языком к его возбужденной плоти. Только языком, дразня и заставляя его дышать все глубже, пока наконец с его губ не слетает полустон-полусмешок:
— Ты жестокая женщина, Рослинн!.. Дразнишь меня, мучаешь своим языком.
Я хмыкаю.
— Скажи, что тебе это не нравится.
Наши взгляды встречаются, его пальцы сжимают мои волосы, притягивая меня ближе.
— Возьми меня. — И это просьба только наполовину. — Сейчас.
Я открываю рот и позволяю его плоти скользнуть меж моих губ. Кейд низко стонет, пока я вбираю его в себя, лаская языком и губами, и медленно выпускаю и снова вбираю, сжимая губы чуть сильнее, пока он скользит во влажности моего рта.
— Ты убиваешь меня, Рослинн, — почти шепчет он, прикрыв глаза. — Ты — как сбывшаяся мечта, как сон.
Его бедра начинают двигаться навстречу движениям моих губ, дыхание становится резче и быстрее, тело дрожит от наслаждения.
Я беру его глубже: мне мало его дыхания и стонов, я хочу еще. Кейд позволяет мне вести его, и пусть это я стою перед ним на коленях сейчас, но это он подчиняется мне: замирает, когда я останавливаюсь, двигается, когда двигаюсь я. Я впиваюсь кончиками пальцев в чувствительную кожу на внутренней части его бедра, и он хрипло вскрикивает.
— Твои пальцы... — бормочет он, — они обжигают меня магией.
Я готова отстраниться, но Кейд наклоняется и хватает меня за запястье, вжимая мою руку в свое бедро.
— Нет. Не убирай... Не останавливайся... — Слова рвутся из него резко, отрывисто, в такт движениям бедер. — Мне это нравится, я... этого хочу.
