Когда он дал понять, что Полина ему приглянулась, в глубине души я обрадовалась. Подумала, вдруг Влад обратит внимание на меня, поймет, что я к нему чувствую.
Полина вела себя…
Хищные так себя не ведут. Они не грубят вождям, не дружат с охотниками и не отказываются от самого дорогого в порыве, не подумав. Влад всегда говорил, это оттого, что ее слишком поздно нашли – она выросла среди обычных людей, воспитывалась вне традиций хищных, не прониклась единением, которое каждый из нас чувствует с младенчества.
Но я думаю, она просто была другой. Бунтарка с внешностью подростка, импульсивная и резкая. Иногда она доводила Влада до настоящей ярости, иногда до исступления, иногда заставляла улыбаться, как в тот день. Но никогда, ни разу я не помню безразличия на его лице, когда Влад говорил о ней.
И все же в большинстве случаев она меня бесила. Не поступками, нет, скорее, способом мышления, из которого эти поступки вытекали. Быть рядом с самым лучшим человеком на земле, поглощать его любовь и не ценить казалось мне кощунством.
Несправедливо, что боги подарили Влада ей. Он всегда старался ее защитить, подставлялся, отдавал важное, чтобы она жила. В отплату Полина родила сына от другого. И бросила эту новость Владу в лицо, словно пытаясь добить. Финальный удар и нокаут.
Не знаю, как у людей, но у хищных родить вождю наследника очень почетно. И негласно эта женщина становится недосягаемой для других мужчин. Она могла привлекать, нравиться, но редко кто решился бы бороться за нее дальше. Влад боролся и проиграл. В день венчания Полины и Эрика он потерял ее окончательно.
Она умела собирать вокруг себя людей. Восхищала. Привлекала их чем-то: то ли особенным кеном, то самоотверженностью, которая, на мой взгляд, была несколько гипертрофирована. Люди приходили к ней, искали встреч, хотели общаться и стать частью ее мира. Я же стала его частью не по своей воле. И не могу сказать, что мир этот был таким уж радужным.
В ее мире умирали люди. И чем ближе к пророчице находился человек, тем выше становилась вероятность, что он погибнет. Именно охота на нее в итоге собрала в нашем доме четыре племени хищных: скади, атли, хенги и альва. На особенный кен Полины покушались все, кому не лень. Крег — свихнувшийся жрец одного московского племени приехал испытать счастье в Липецке. Погибли люди, но Полине удалось справиться с повернутым на власти сумасшедшим.
Только вот перед смертью Крег нарушил баланс сил, установившийся в последние годы. Власть охотников была унизительной, конечно, но надежной. Ежемесячные отчеты, обязательные отчисления на заведомо оговоренные счета. Постоянный контроль и… относительная стабильность. После того, как Крег убил Альрика, предводителя охотников, стабильности не стало. Вокруг говорили о вспыхивающих в разных уголках земли бунтах, нападениях на племена хищных. Выстроенная Альриком стена всемирной власти пошла трещинами и готова была похоронить нас всех.
Эрик говорил об обороне. О том, что лучшим выходом для нас сейчас будет объединиться в альянс с атли, альва и хегни и переждать бурю в нашем доме. Законами охотников альянсы хищных были запрещены, но кто теперь будет соблюдать законы? Они первые и нарушили их, нападая на племена в Европе.
Хищные привыкли жить большим количеством людей в одном доме, не испытывая при этом особых неудобств. К тому же дом у нас большой, и правое его крыло давно уже пустовало — после прошлой войны, которая забрала жизни многих, оставшиеся жались друг к другу, будто старались отыскать в соседе тепло, которого лишились.
Поэтому сначала я даже обрадовалась, когда атли въехали к нам.
Сначала…
Потом поняла, насколько труднее мне стало. Видеть Влада чаще, знать, что где-то в соседней комнате он спит. Или не спит, а занимается любовью с другой. И разгоряченные тела их трутся о шелк простыней... Нет, я совсем не была против его делить. А вот отдать полностью оказалась не готова.
Все вокруг сходили с ума по-своему. Кто-то килограммами ел шоколад, кто-то пел в душе, а кто-то занимался перепланировкой комнат. Я понемногу наполнялась ненавистью — к себе, к миру, к жизни в целом.
С детства меня учили быть хорошей девочкой. Ответственно относиться к обязанностям защитницы. Постигать азы науки управления племенем. Быть понимающей по отношению к мужчинам. Терпеливо ждать, когда же, наконец, привалит то самое счастье.
Годы шли, а счастье ко мне не торопилось. А тот, кто был так нужен рядом — не как друг, как человек, в котором можно раствориться полностью — не становился ближе. Вернее, он был, но… не так. И, клянусь, иногда мне казалось, лучше бы его не было вообще!
После победы над Крегом я вздохнула с облегчением: наконец-то атли уедут к себе, и я смогу передохнуть. Возможно, посплю даже.
Но обстоятельства сложились так, что атли остались. А мне приходилось дальше играть роль понимающей подруги. Эта роль стала моей маской, наросла второй кожей, сбросить которую не получалось. Иногда хотелось — содрать с себя слой притворства, избавиться от барьеров, за которыми прятались невысказанные слова. Освободиться.
Но, как примерная девочка, я этого не делала. Наверное, будь во мне больше огня и смелости, я бы рискнула. Лучше совершать безумства в кругу родных, чем с врагами, которые это потом используют против тебя.
Но я слишком боялась показаться странной. Осуждения мне хватило в прошлом, и если Полина могла себе позволить не думать о том, что скажут остальные, то я опасалась косых взглядов. Однажды я уже проигнорировала подобные и чуть не умерла.
Контролировать ситуация сложно, если не умеешь контролировать себя, и последнюю науку я освоила хорошо. А моем арсенале накопилось с десяток масок – к любой, даже самой неожиданной ситуации. Маски помогали спрятаться от нападок, а иногда и от самой себя.
Но нельзя прятаться вечно – я слишком поздно это поняла.
Однажды лавина прорвет и накроет тебя с головой, и тогда не факт, что ты не захлебнешься и не пойдешь ко дну. Я не догадывалась, насколько непрочными окажутся мои укрепления…
Воспоминания неизменно возвращались в моменты слабости. Обрывочные, обугленные клочки прошлого. От них несло дымом сгоревших мостов. У них были глаза Тамары — злорадный, холодный взгляд. Затылок Роберта — он первый, кто отвернулся от меня в момент, когда охотник держал мою жилу. И боль. Ослепительная, яркая.
Эрик сказал, рубцы на жиле заживут. Заживут ли другие рубцы, более глубокие?
Мне преподали этот урок во время первой войны, а потом после ухода Эрика. Впрочем, кармическая справедливость работает, и гибель Тамары тому доказательство. Крег убил ее быстро и так же быстро ее забыли в племени. А ведь еще совсем недавно именно ее поддержали все, и я упала с небес на землю.
Я не жалела. Ни о ее смерти, ни о роли правительницы. С властью у меня все равно не сложилось — месяцы после войны только подтвердили: скади не видят во мне лидера. Было ли обидно? Наверное. Немного. Полину — чужачку, пусть и мать наследника — они приняли быстрее. И власть вручили, будто в лицо мне плюнули. Чтобы доказать… что? Будто я когда-то хотела этой власти. Ее, как и обязанности, мне навязали. И никто из тех, кто презирал меня, не догадывался, насколько легче мне стало, когда Полина вошла в наш дом с сыном Эрика на руках.
Ей тоже было сложно, потому что, несмотря на решительность и смелость, брать ответственность за других она не умела. А иногда и за собственные поступки тоже. Для этого у нее был Влад. А потом Эрик. Оставшись один на один со сложными решениями, Полина растерялась. Впрочем, Тамаре с Робертом это было только на руку — им нужна была марионетка, исполнительница их воли, а не сильный лидер.
Наверное, так бы и случилось, но вернулся Эрик. А с ним вернулась и уверенность в завтрашнем дне.
Странно, но после его возвращения я почувствовала себя… ненужной. Столько лет готовиться к чему-то и в итоге отдать это другому было странно. Наверное, однажды я все же перестала быть просто защитницей, но так и не стала чем-то большим.
Застряла между статусами, да так и осталась там.
Это на меня и повлияло. Что же еще?
Может, порыв с охотником был связан с недостатком внимания? Психологи часто говорят о тех, кому его недостает. Эти люди порой творят ужасные вещи. Асоциальные и противоречащие инстинкту самосохранения.
Ведь кому, по сути, было до меня дело? Эрик думал о племени и жене, Влад — о своем племени и жене Эрика. А я осталась за бортом. Вот подсознательно и добивалась внимания.
Теперь Эрик уделит мне достаточно.
Полина молчала. Про меня забыла — смотрела в окно, будто старалась увидеть там охотника. В воздухе звенела напряженная тишина, колючая и немая. Тишина пугала. Заставляла смотреть на собственные руки, которые нервно мяли рукава блузы. И побуждала не заговаривать первой.
Полина выглядела… нет, не злой. Разочарованной, скорее. Но я знала, что разочарование Эрика будет в разы сильнее. Почему-то мысль об этом оказалась особенно мучительной. Невыносимой.
– Вы как? Порядок? – Дэн — друг Полины и главный сольвейг — появился неожиданно. И вовремя.
– В порядке, – кивнула Полина и захлопнула, наконец, окно. – Во всяком случае, я. У Даши помутнение после поцелуя с охотником. Пора звать целителя и лечить.
– Ого, смело!
– Не целовала я его! – не выдержала я и встала. Руки все еще дрожали, и я убрала их за спину. – Он сам.
– И предупредил себя тоже он сам, – язвительно заметила Полина.
– Я не знаю, зачем сказала про печать. Вырвалось. А потом… он говорил, что ненавидит меня. За что? Что я лично ему сделала? – Слова пропитывались горечью, и горечь эта оставалась на языке. – Хотя они ведь охотники, им можно все. Война научила меня многому и в первую очередь не перечить. В мире нет единой правды. Кто сильнее, тот и прав. Но вы-то сильные, куда вам понять.
– Эрику понравится история, – усмехнулся Даниил.
Что ему — чужому человеку в этом доме — до моих переживаний? И он, конечно же, не в курсе, что на самом деле случится, если брат узнает. Если снова сорвется. Иначе он бы не относился так беспечно к словам.
– Не говорите Эрику, – вырвалось у меня, и стало противно оттого, как жалобно прозвучала просьба. – Он меня убьет.
Полина посмотрела на меня задумчиво и грустно. А потом вышла, ничего не ответив.
Выдаст. Как пить дать! У нее от Эрика нет секретов.
Самое обидное, что я сама не понимаю, зачем дала охотнику уйти. Он ненавидел меня и собирался убить. Хотя… не убил ведь!
– Не все охотники плохие, – тихо сказал Дэн. – Но у нас слишком разные энергетики, Даша.
– Не понимаю, о чем ты, – угрюмо ответила я и отвернулась.
– Конечно, понимаешь.
Ни о чем таком я не думала. Тогда не думала. Разве что чуть-чуть. Но это все из-за поцелуя. И от неожиданности. Не каждый день ко мне лезут целоваться.
Впрочем, об охотнике я забыла быстро. Как только мне сказали, что Алла погибла.
Она лежала на диване, накрытая белой простыней. И безвольная рука нелепо свисала, касаясь пальцами пола. Скади столпились вокруг, кое-кто плакал, кое-кто прятал взгляд. Молчали все, и от тишины этой — оглушающей, едкой — разболелась голова.
Я говорила с Аллой, прежде чем подняться наверх. Успела ли пожелать удачи? Сказать, что мы ценим ее и любим? Не помню. Теперь это уже неважно — мертвецам не нужны слова. Единственное, что мы можем сделать для нее — похоронить с почестями. В лучших традициях скади.
Алла была сильной. Идейной. И преданной Эрику. Потому после его ухода в кан, она оказалась на стороне Тамары и Роба. Мне не было обидно — привыкла. Наверное, отчасти ждала, что скади не признают меня правительницей. И злости на нее не чувствовала, а вот теперь… Ни капли жалости оттого, что она умерла. И угрызений совести я не почувствовала. Хотя и радости тоже – только безразличие.
Все же, наверное, Тамара была права: я не годилась на эту роль. Настоящий вождь всегда скорбит о своих людях. Как бы она порадовалась, услышав сейчас мои мысли.
– Подготовьте тело, – велела я Юлиане. – Отнесите наверх, и пусть Эльвира поставит погребальные метки.
Сама же поднялась к себе, закрыла дверь и задернула занавески. Покрывало на кровати все еще было примято, и я, присев, разгладила его ладонью.
Тела охотников уже убрали, и пол в гостиной вымыли.
Куда унесли доказательства нашей победы? Когда охотники впервые собрали армию, о своих погибших они заботились сами. Сегодня пришлось нам, и мне бы очень хотелось, чтобы их закопали подальше от дома, и их благодать не оскверняла нашу землю.
Сегодня я поняла, насколько притягательной бывает благодать…
Хотя мне точно не пригодится этот опыт. Несмотря на ненависть, я понимала, что некая доля правды в словах Богдана была. Мы лишали ясновидцев разума. И будь я альтруисткой, наверное, перестала бы потакать своей природе. Но я была согласна с Владом: первым делом нужно выжить. Потом можно думать о последствиях или же благополучно о них забыть.
Забыть было безопаснее. Удобнее. А комфорт я любила.
К тому же, сегодня я выложилась и потратила много кена. Не настолько, чтобы чувствовать слабость, но достаточно, чтобы задуматься о подпитке в ближайшие несколько недель.
Когда я в последний раз питалась? Полгода назад, кажется. Недавние события, мнимая безопасность и все эти женские штучки, которым была забита голова, заставили забыть обо всем на свете.
Я все еще помню тот вечер. Лицо Влада – яростное, дикое настолько, что мне самой страшно стало. Горящий взгляд, пересохшие губы, жар в груди. Со мной такого никогда не было. Ни разу. Помню, подумалось еще, что с ума сошла. Ночь, мы вдвоем под светом крупных звезд, Влад так близко, что от его дыхания вибрирует кожа. По ней разливается тепло. Пахнет ванилью и мускусом – самые лучшие в мире запахи. Влад поправляет мои волосы, и пальцы случайно касаются кожи на шее…
Наверное, я бы решилась. Сделала первый шаг, хотя девушкам вроде как не пристало. Мне было плевать – я хотела его. До сих пор хочу. И теперь у меня появился шанс.
Я открыла тумбочку, нашла таблетку. Хотелось бы, чтобы с головной болью ушли и воспоминания о нелепом, дерзком поступке. В проблемах с братом я нуждалась меньше всего — Эрик редко прощал неповиновение. Полине разве что, но она — особенная. Остальные скади в эту категорию не входили.
Безумная ночь, и я ее безумием заразилась. Но все, пора снова становиться собой. И готовиться… Хотя, возможно, мне удастся уговорить Полину не говорить о моей оплошности, в последнее время мы с ней неплохо ладим.
Я проглотила таблетку, запила водой и прикрыла глаза. Сердцебиение постепенно входило в привычный ритм. Руки перестали дрожать. И я почти пришла в себя, когда кто-то в коридоре радостно крикнул:
– Вернулись!
Не успела. Или все же… Есть шанс, ведь не станет же Полина с порога рассказывать Эрику о моих прегрешениях. У меня получится ее убедить! Всегда ведь можно сыграть отчаяние, а сегодня играть особо не придется. Эрика в ярости я боялась. Наверное, потому что видела, каким он бывает, когда по-настоящему зол.
И только через несколько секунд до меня дошло. Вернулись! Все ли?
В гостиной собралось много народа. И гомон стоял ужасный. Движение, будто муравейник, в который бросили тлеющую ветку. Голоса, лица. И я, затаив дыхание, стараюсь высмотреть одно — самое важное. Не вижу. Оттого страх ледяной коркой покрывает кожу.
Полина вела себя…
Хищные так себя не ведут. Они не грубят вождям, не дружат с охотниками и не отказываются от самого дорогого в порыве, не подумав. Влад всегда говорил, это оттого, что ее слишком поздно нашли – она выросла среди обычных людей, воспитывалась вне традиций хищных, не прониклась единением, которое каждый из нас чувствует с младенчества.
Но я думаю, она просто была другой. Бунтарка с внешностью подростка, импульсивная и резкая. Иногда она доводила Влада до настоящей ярости, иногда до исступления, иногда заставляла улыбаться, как в тот день. Но никогда, ни разу я не помню безразличия на его лице, когда Влад говорил о ней.
И все же в большинстве случаев она меня бесила. Не поступками, нет, скорее, способом мышления, из которого эти поступки вытекали. Быть рядом с самым лучшим человеком на земле, поглощать его любовь и не ценить казалось мне кощунством.
Несправедливо, что боги подарили Влада ей. Он всегда старался ее защитить, подставлялся, отдавал важное, чтобы она жила. В отплату Полина родила сына от другого. И бросила эту новость Владу в лицо, словно пытаясь добить. Финальный удар и нокаут.
Не знаю, как у людей, но у хищных родить вождю наследника очень почетно. И негласно эта женщина становится недосягаемой для других мужчин. Она могла привлекать, нравиться, но редко кто решился бы бороться за нее дальше. Влад боролся и проиграл. В день венчания Полины и Эрика он потерял ее окончательно.
Она умела собирать вокруг себя людей. Восхищала. Привлекала их чем-то: то ли особенным кеном, то самоотверженностью, которая, на мой взгляд, была несколько гипертрофирована. Люди приходили к ней, искали встреч, хотели общаться и стать частью ее мира. Я же стала его частью не по своей воле. И не могу сказать, что мир этот был таким уж радужным.
В ее мире умирали люди. И чем ближе к пророчице находился человек, тем выше становилась вероятность, что он погибнет. Именно охота на нее в итоге собрала в нашем доме четыре племени хищных: скади, атли, хенги и альва. На особенный кен Полины покушались все, кому не лень. Крег — свихнувшийся жрец одного московского племени приехал испытать счастье в Липецке. Погибли люди, но Полине удалось справиться с повернутым на власти сумасшедшим.
Только вот перед смертью Крег нарушил баланс сил, установившийся в последние годы. Власть охотников была унизительной, конечно, но надежной. Ежемесячные отчеты, обязательные отчисления на заведомо оговоренные счета. Постоянный контроль и… относительная стабильность. После того, как Крег убил Альрика, предводителя охотников, стабильности не стало. Вокруг говорили о вспыхивающих в разных уголках земли бунтах, нападениях на племена хищных. Выстроенная Альриком стена всемирной власти пошла трещинами и готова была похоронить нас всех.
Эрик говорил об обороне. О том, что лучшим выходом для нас сейчас будет объединиться в альянс с атли, альва и хегни и переждать бурю в нашем доме. Законами охотников альянсы хищных были запрещены, но кто теперь будет соблюдать законы? Они первые и нарушили их, нападая на племена в Европе.
Хищные привыкли жить большим количеством людей в одном доме, не испытывая при этом особых неудобств. К тому же дом у нас большой, и правое его крыло давно уже пустовало — после прошлой войны, которая забрала жизни многих, оставшиеся жались друг к другу, будто старались отыскать в соседе тепло, которого лишились.
Поэтому сначала я даже обрадовалась, когда атли въехали к нам.
Сначала…
Потом поняла, насколько труднее мне стало. Видеть Влада чаще, знать, что где-то в соседней комнате он спит. Или не спит, а занимается любовью с другой. И разгоряченные тела их трутся о шелк простыней... Нет, я совсем не была против его делить. А вот отдать полностью оказалась не готова.
Все вокруг сходили с ума по-своему. Кто-то килограммами ел шоколад, кто-то пел в душе, а кто-то занимался перепланировкой комнат. Я понемногу наполнялась ненавистью — к себе, к миру, к жизни в целом.
С детства меня учили быть хорошей девочкой. Ответственно относиться к обязанностям защитницы. Постигать азы науки управления племенем. Быть понимающей по отношению к мужчинам. Терпеливо ждать, когда же, наконец, привалит то самое счастье.
Годы шли, а счастье ко мне не торопилось. А тот, кто был так нужен рядом — не как друг, как человек, в котором можно раствориться полностью — не становился ближе. Вернее, он был, но… не так. И, клянусь, иногда мне казалось, лучше бы его не было вообще!
После победы над Крегом я вздохнула с облегчением: наконец-то атли уедут к себе, и я смогу передохнуть. Возможно, посплю даже.
Но обстоятельства сложились так, что атли остались. А мне приходилось дальше играть роль понимающей подруги. Эта роль стала моей маской, наросла второй кожей, сбросить которую не получалось. Иногда хотелось — содрать с себя слой притворства, избавиться от барьеров, за которыми прятались невысказанные слова. Освободиться.
Но, как примерная девочка, я этого не делала. Наверное, будь во мне больше огня и смелости, я бы рискнула. Лучше совершать безумства в кругу родных, чем с врагами, которые это потом используют против тебя.
Но я слишком боялась показаться странной. Осуждения мне хватило в прошлом, и если Полина могла себе позволить не думать о том, что скажут остальные, то я опасалась косых взглядов. Однажды я уже проигнорировала подобные и чуть не умерла.
Контролировать ситуация сложно, если не умеешь контролировать себя, и последнюю науку я освоила хорошо. А моем арсенале накопилось с десяток масок – к любой, даже самой неожиданной ситуации. Маски помогали спрятаться от нападок, а иногда и от самой себя.
Но нельзя прятаться вечно – я слишком поздно это поняла.
Однажды лавина прорвет и накроет тебя с головой, и тогда не факт, что ты не захлебнешься и не пойдешь ко дну. Я не догадывалась, насколько непрочными окажутся мои укрепления…
Воспоминания неизменно возвращались в моменты слабости. Обрывочные, обугленные клочки прошлого. От них несло дымом сгоревших мостов. У них были глаза Тамары — злорадный, холодный взгляд. Затылок Роберта — он первый, кто отвернулся от меня в момент, когда охотник держал мою жилу. И боль. Ослепительная, яркая.
Эрик сказал, рубцы на жиле заживут. Заживут ли другие рубцы, более глубокие?
Мне преподали этот урок во время первой войны, а потом после ухода Эрика. Впрочем, кармическая справедливость работает, и гибель Тамары тому доказательство. Крег убил ее быстро и так же быстро ее забыли в племени. А ведь еще совсем недавно именно ее поддержали все, и я упала с небес на землю.
Я не жалела. Ни о ее смерти, ни о роли правительницы. С властью у меня все равно не сложилось — месяцы после войны только подтвердили: скади не видят во мне лидера. Было ли обидно? Наверное. Немного. Полину — чужачку, пусть и мать наследника — они приняли быстрее. И власть вручили, будто в лицо мне плюнули. Чтобы доказать… что? Будто я когда-то хотела этой власти. Ее, как и обязанности, мне навязали. И никто из тех, кто презирал меня, не догадывался, насколько легче мне стало, когда Полина вошла в наш дом с сыном Эрика на руках.
Ей тоже было сложно, потому что, несмотря на решительность и смелость, брать ответственность за других она не умела. А иногда и за собственные поступки тоже. Для этого у нее был Влад. А потом Эрик. Оставшись один на один со сложными решениями, Полина растерялась. Впрочем, Тамаре с Робертом это было только на руку — им нужна была марионетка, исполнительница их воли, а не сильный лидер.
Наверное, так бы и случилось, но вернулся Эрик. А с ним вернулась и уверенность в завтрашнем дне.
Странно, но после его возвращения я почувствовала себя… ненужной. Столько лет готовиться к чему-то и в итоге отдать это другому было странно. Наверное, однажды я все же перестала быть просто защитницей, но так и не стала чем-то большим.
Застряла между статусами, да так и осталась там.
Это на меня и повлияло. Что же еще?
Может, порыв с охотником был связан с недостатком внимания? Психологи часто говорят о тех, кому его недостает. Эти люди порой творят ужасные вещи. Асоциальные и противоречащие инстинкту самосохранения.
Ведь кому, по сути, было до меня дело? Эрик думал о племени и жене, Влад — о своем племени и жене Эрика. А я осталась за бортом. Вот подсознательно и добивалась внимания.
Теперь Эрик уделит мне достаточно.
Полина молчала. Про меня забыла — смотрела в окно, будто старалась увидеть там охотника. В воздухе звенела напряженная тишина, колючая и немая. Тишина пугала. Заставляла смотреть на собственные руки, которые нервно мяли рукава блузы. И побуждала не заговаривать первой.
Полина выглядела… нет, не злой. Разочарованной, скорее. Но я знала, что разочарование Эрика будет в разы сильнее. Почему-то мысль об этом оказалась особенно мучительной. Невыносимой.
– Вы как? Порядок? – Дэн — друг Полины и главный сольвейг — появился неожиданно. И вовремя.
– В порядке, – кивнула Полина и захлопнула, наконец, окно. – Во всяком случае, я. У Даши помутнение после поцелуя с охотником. Пора звать целителя и лечить.
– Ого, смело!
– Не целовала я его! – не выдержала я и встала. Руки все еще дрожали, и я убрала их за спину. – Он сам.
– И предупредил себя тоже он сам, – язвительно заметила Полина.
– Я не знаю, зачем сказала про печать. Вырвалось. А потом… он говорил, что ненавидит меня. За что? Что я лично ему сделала? – Слова пропитывались горечью, и горечь эта оставалась на языке. – Хотя они ведь охотники, им можно все. Война научила меня многому и в первую очередь не перечить. В мире нет единой правды. Кто сильнее, тот и прав. Но вы-то сильные, куда вам понять.
– Эрику понравится история, – усмехнулся Даниил.
Что ему — чужому человеку в этом доме — до моих переживаний? И он, конечно же, не в курсе, что на самом деле случится, если брат узнает. Если снова сорвется. Иначе он бы не относился так беспечно к словам.
– Не говорите Эрику, – вырвалось у меня, и стало противно оттого, как жалобно прозвучала просьба. – Он меня убьет.
Полина посмотрела на меня задумчиво и грустно. А потом вышла, ничего не ответив.
Выдаст. Как пить дать! У нее от Эрика нет секретов.
Самое обидное, что я сама не понимаю, зачем дала охотнику уйти. Он ненавидел меня и собирался убить. Хотя… не убил ведь!
– Не все охотники плохие, – тихо сказал Дэн. – Но у нас слишком разные энергетики, Даша.
– Не понимаю, о чем ты, – угрюмо ответила я и отвернулась.
– Конечно, понимаешь.
Ни о чем таком я не думала. Тогда не думала. Разве что чуть-чуть. Но это все из-за поцелуя. И от неожиданности. Не каждый день ко мне лезут целоваться.
Впрочем, об охотнике я забыла быстро. Как только мне сказали, что Алла погибла.
Она лежала на диване, накрытая белой простыней. И безвольная рука нелепо свисала, касаясь пальцами пола. Скади столпились вокруг, кое-кто плакал, кое-кто прятал взгляд. Молчали все, и от тишины этой — оглушающей, едкой — разболелась голова.
Я говорила с Аллой, прежде чем подняться наверх. Успела ли пожелать удачи? Сказать, что мы ценим ее и любим? Не помню. Теперь это уже неважно — мертвецам не нужны слова. Единственное, что мы можем сделать для нее — похоронить с почестями. В лучших традициях скади.
Алла была сильной. Идейной. И преданной Эрику. Потому после его ухода в кан, она оказалась на стороне Тамары и Роба. Мне не было обидно — привыкла. Наверное, отчасти ждала, что скади не признают меня правительницей. И злости на нее не чувствовала, а вот теперь… Ни капли жалости оттого, что она умерла. И угрызений совести я не почувствовала. Хотя и радости тоже – только безразличие.
Все же, наверное, Тамара была права: я не годилась на эту роль. Настоящий вождь всегда скорбит о своих людях. Как бы она порадовалась, услышав сейчас мои мысли.
– Подготовьте тело, – велела я Юлиане. – Отнесите наверх, и пусть Эльвира поставит погребальные метки.
Сама же поднялась к себе, закрыла дверь и задернула занавески. Покрывало на кровати все еще было примято, и я, присев, разгладила его ладонью.
Тела охотников уже убрали, и пол в гостиной вымыли.
Куда унесли доказательства нашей победы? Когда охотники впервые собрали армию, о своих погибших они заботились сами. Сегодня пришлось нам, и мне бы очень хотелось, чтобы их закопали подальше от дома, и их благодать не оскверняла нашу землю.
Сегодня я поняла, насколько притягательной бывает благодать…
Хотя мне точно не пригодится этот опыт. Несмотря на ненависть, я понимала, что некая доля правды в словах Богдана была. Мы лишали ясновидцев разума. И будь я альтруисткой, наверное, перестала бы потакать своей природе. Но я была согласна с Владом: первым делом нужно выжить. Потом можно думать о последствиях или же благополучно о них забыть.
Забыть было безопаснее. Удобнее. А комфорт я любила.
К тому же, сегодня я выложилась и потратила много кена. Не настолько, чтобы чувствовать слабость, но достаточно, чтобы задуматься о подпитке в ближайшие несколько недель.
Когда я в последний раз питалась? Полгода назад, кажется. Недавние события, мнимая безопасность и все эти женские штучки, которым была забита голова, заставили забыть обо всем на свете.
Я все еще помню тот вечер. Лицо Влада – яростное, дикое настолько, что мне самой страшно стало. Горящий взгляд, пересохшие губы, жар в груди. Со мной такого никогда не было. Ни разу. Помню, подумалось еще, что с ума сошла. Ночь, мы вдвоем под светом крупных звезд, Влад так близко, что от его дыхания вибрирует кожа. По ней разливается тепло. Пахнет ванилью и мускусом – самые лучшие в мире запахи. Влад поправляет мои волосы, и пальцы случайно касаются кожи на шее…
Наверное, я бы решилась. Сделала первый шаг, хотя девушкам вроде как не пристало. Мне было плевать – я хотела его. До сих пор хочу. И теперь у меня появился шанс.
Я открыла тумбочку, нашла таблетку. Хотелось бы, чтобы с головной болью ушли и воспоминания о нелепом, дерзком поступке. В проблемах с братом я нуждалась меньше всего — Эрик редко прощал неповиновение. Полине разве что, но она — особенная. Остальные скади в эту категорию не входили.
Безумная ночь, и я ее безумием заразилась. Но все, пора снова становиться собой. И готовиться… Хотя, возможно, мне удастся уговорить Полину не говорить о моей оплошности, в последнее время мы с ней неплохо ладим.
Я проглотила таблетку, запила водой и прикрыла глаза. Сердцебиение постепенно входило в привычный ритм. Руки перестали дрожать. И я почти пришла в себя, когда кто-то в коридоре радостно крикнул:
– Вернулись!
Не успела. Или все же… Есть шанс, ведь не станет же Полина с порога рассказывать Эрику о моих прегрешениях. У меня получится ее убедить! Всегда ведь можно сыграть отчаяние, а сегодня играть особо не придется. Эрика в ярости я боялась. Наверное, потому что видела, каким он бывает, когда по-настоящему зол.
И только через несколько секунд до меня дошло. Вернулись! Все ли?
В гостиной собралось много народа. И гомон стоял ужасный. Движение, будто муравейник, в который бросили тлеющую ветку. Голоса, лица. И я, затаив дыхание, стараюсь высмотреть одно — самое важное. Не вижу. Оттого страх ледяной коркой покрывает кожу.
