– Чего? – опешила я.
– Как ты вообще... подумать могла? Поверить, что я... – Она захлебывалась слезами, они душили ее, мешали словам. – Он же сын Эрика. Алан. Я бы ни за что...
– Извини. – Я потупилась, не зная, что ей ответить.
Мне было страшно. Одиноко. А друзья Эрика убедили, что она могла убить. Как я могла не поверить им – Эрик же верил?
– Извини – так просто! У тебя, наверное, все просто. Со мной-то ладно – меня можно не любить. Кто я такая?! Но ему могла бы сказать. Он сто раз тебя похоронил, а ты вернулась. С сыном. Бросила это ему в лицо. Сходу, с порога. А тогда не сказала, хотя могла. Обидки хранила. А ведь он всегда... всегда тебя спасал. Подставлялся. Жизнь свою положил. Но что тебе до его жизни, верно? И до моей. Ты решила скрыть. Будто бы я прогнала, будто мы все...
– Даша!
Но она не стала слушать. Развернулась и побежала. Совершенно не по-королевски, закрывая рот ладонью, наверное, чтобы не закричать от обиды.
Мне было плохо. Я поступило подло, вот скверна и просочилась в душу. И об этом поступке я жалела. Даже весна не могла осветлись его, выгнать из сознания.
Но правителям нельзя грустить и съедать себя сожалениями. У правителей много дел.
Роберт открыл для меня дверцу черного глянцевого автомобиля, и я последний раз оглянулась на дом. Облитый светом, он торжественно сверкал вымытыми окнами. А на серой шиферной крыше ворковали голуби.
Всю дорогу до Липецка жрец давал мне указания, как вести себя с охотниками.
– Говори по существу, держись с достоинством. Мне войти не позволят – это прерогатива вождей. Тебя будут спрашивать о том, почему ты не посвящена в племя. Не отвечай. Их не касаются личные дела скади. Вот финансовые отчеты. – Он сунул мне бумаги. Толстая пачка. Таблицы. Графики. Цифры. И я ничего в этом не понимала. – Будут вопросы, скажи, что ты еще не освоилась и в следующий раз придешь с консультантом. Не бойся, в отчетах все правильно, не прикопаются.
– Это так сложно, – простонала я.
– Только в первый раз, – ободрительно улыбнулся Роб. – Ты справишься. И помни, я за дверью.
Я кивнула.
– Смотрителя скади зовут Ганс. Он не русский, говорит мало, почти не вмешивается в наши дела и редко бывает в доме. Он молод и боится, используй это.
– Меня он вряд ли испугается, – пробормотала я.
– Ты не представляешь, какими людей рисуют слухи, – возразил Роб. – Тебя долго не было, но слава о тебе только росла.
– Слава? – Повернулась к нему, чтобы отследить признаки насмешки. Не шутит. Серьезен.
– Здесь тебя знают, как сильного воина, Полина. Ты проявила себя на прошлой войне, охотники такого не забывают. Да и с Эриком ты была долго, а его, говорят, сам Альрик побаивался... Поэтому они сразу постараются запугать. Не ведись, держись с достоинством. Ты – мать наследника и на своем месте, ежемесячные взносы скади платят исправно. Остальное не должно их волновать.
Я смотрела на дорогу. На деревья по обе стороны – еще голые, но уже набухшие почками. На небо, просвечивающееся сквозь паутину ветвей. Сжимала чертовы бумаги и ехала в то место, которое ненавидела. Там пытали любимых мне людей, а охотники смотрели и улыбались. Им было приятно пытать зверушек. Но я-то знала, что сильнейшие из них рассыпаются пеплом, когда мой кен касается их.
Все относительно. И сила, и власть. И подчинение.
Я не чувствовала себя покоренной, но должна была такую изображать.
Красивое современное здание, массивные двери, украшенными знаками убийц, охрана. Молодые совсем – одного удара хватит, чтобы отправить их на тот свет. Несмотря на новый порядок, ясновидцы все еще проходят испытания и становятся охотниками. Система несовершенна. И лжива.
Машины у входа блестели. Рядом с незнакомыми мне иномарками – желтый «Опель» Филиппа, старый, но чистенький, и черный джип Мирослава. Серебристого монстра Влада видно не было, наверное, не приехал еще.
Мы припарковались слева от входа, и Роб помог мне выбраться. Солнце слепило, и я прищурилась, собираясь с духом. Войти, продержаться, выйти. Все просто, Полина.
Все оказалось непросто...
Высокие стены подавляли, черные провалы окон пугающе скалились. Входить не хотелось, и я замерла на пороге, пытаясь отдышаться. Сильная... Все так говорят обо мне.
Еще бы самой поверить.
– Идем, – мягко подтолкнул меня Роберт.
Идем. Отсюда не убежать. Мне теперь вообще убежать не грозит. Сижу на цепи, пусть и золотой. И делаю вид, что что-то значу.
Коридоры, лестницы, хмурые охотники. Их всегда здесь было так много? Роберт спокоен, а я... Сердце колотится и ладони потеют. Иду и прижимаю к себе злосчастные листы.
– Полина? – Голос позади заставил обернуться. Облегчение бальзамом растеклось по плечам, а потом спустилось ниже – в грудь. Потушило пожар, и сердце успокоилось немного.
– Андрей!
– Что ты здесь делаешь? – Охотник оказался рядом в секунду. Глаза чайного цвета встревожены. Осматривает меня, недоверчиво косится на Роба. – Ты что-то натворила?
– Боюсь, что да, – призналась я. И тут же, пока он не успел взволноваться еще сильнее, добавила: – Родила сына от Эрика. Теперь вот... здесь.
– Представляешь скади? – Он даже назад подался от такого известия.
Я кивнула.
– Умею я вляпаться?
– Умеешь, – безрадостно кивнул он. Покачал головой. Жест привычный. Не меняется... Только я меняюсь – постоянно. Замереть бы в одном из счастливых мгновений, так нет же!
– Нам пора, – мягко напомнил Роб.
Мы пошли дальше, а Андрей остался. Он, наверное, тоже будет присутствовать, когда Влад приедет. А еще там Мирослав. Справлюсь.
И лишь дойдя до тех самых дверей, поняла: не смогу. Сорвусь. Резко расхотелось входить, но Роберт распахнул тяжелые створки, и мир охотников обрушился на меня снова.
Зал был практически пуст. Четверо охотников, незнакомых мне, один из которых восседал на «троне» Альрика. Филипп и Мирослав. Диалог, что они вели, резко оборвался, и все, не сговариваясь, уставились на меня. Сзади захлопнулись двери, отрезая мне путь к выходу.
Я сглотнула и выдавила:
– Здрасьте.
Филипп побледнел, а Мирослав прищурился. И оба молчали. Впрочем, не стоит тут выяснять отношения.
Охотник на троне – наверное, Петр – смерил меня презрительным взглядом.
– Полина, верно? Полевая?
Я кивнула. Он жестом указал мне на ряд стульев у окна. Впрочем, на них никто не сидел, поэтому я подошла и встала рядом с Мирославом, словно пыталась найти защиту у его тени. А он все смотрел и смотрел, будто поверить не мог, что видит меня здесь. Наверное, и не мог. Но внимание раздражало, и я поймала себя на том, что мну злосчастные бумаги.
– Привет, – улыбнулась как можно дружелюбнее. Мирослав не ответил. Залип, что ли?
Развить эту мысль мне не дали. Дверь снова распахнулась, и в зал вошел Влад – как всегда полу-расслабленной походкой – скользнул по мне безразличным взглядом, слегка кивнул главному охотнику и встал около Филиппа. Ни с кем из нас не поздоровался. Тут не принято, что ли?
Андрей беззвучно просочился внутрь и неслышно прикрыл за собой дверь.
– Все в сборе? – Охотник на троне обвел нас взглядом. – Что ж, начнем.
Первым говорил Филипп. Голос бывшего жреца был громогласен, растекался по залу гулким эхом, рикошетил от стен и возвращался назад раздражающими отголосками. Филипп рассказывал о достижениях хегни. О хищных, принятых в племя за месяц. О новых источниках доходов. Подбородок держал высоко, но как-то горбился, словно ждал внезапного удара, и от этого смотрелся жалко. Незнакомый молодой охотник – такой же худой, как и вождь племени, у которого он считался смотрителем – кивал и дополнял слова Филиппа. Он смешно трусил жиденькой бородкой и зыркал темными глазами, которые бегали и, казалось, просто не могли сосредоточиться на чем-то одном.
Иногда я позволяла себе посмотреть на Влада из-под полуопущенных ресниц. Интересно было. Когда-то он ненавидел Филиппа... Но сейчас ему как будто и дела не было. Стоял, насмешливо глядя на смотрителя города. Доиграется когда-нибудь.
Словно почувствовав мой взгляд, Влад поднял на меня глаза. Я отвернулась и больше на него не смотрела.
Коренастый, хмурый охотник сидел по правую руку от Петра и записывал. Секретарь, что ли? Развели тут бюрократию.
Филипп завершил свою речь поклоном, что вызвало у меня невольную улыбку, положил отчет на трибуну перед Петром и, когда тот кивнул, покинул зал. Смотритель хегни неслышно последовал за ним.
Затем говорил Мирослав. Сдержанно, негромко, четко и по существу. Черт, я так никогда не научусь, даже если перед зеркалом тренироваться стану. В его пепельных волосах путалось солнце, и лучи стекали на высокий лоб. Смотритель альва молчал. Может, нечего было добавить, а может, охотник походил из породы молчунов...
А я изучала Ганса. Он стоял позади Петра и косился на меня встревоженно. Высокий. Поджарый. Молодой. Слишком молодой для такого сильного племени. И в глазах страх застыл.
Неужели действительно боится? Наслышан обо мне и думает, я сорвусь и пойду убивать всех подряд? Бред какой! Война давно окончена, и единственное, чего я хочу – это мир.
Впрочем, если какой-то из хищных пойдет против системы, его осудят и отдадут палачу. Или отдадут и осудят одновременно. Как Глеба. Когда он... здесь... И кровь, и стоны. Страх, заполонивший огромных размеров зал. Альрик улыбается. А палач – палач всегда готов казнить...
– Девушка, – окликнул меня Петр, и я подняла глаза. – Да-да, я к вам обращаюсь. Вы где находитесь, помните?
– Я...
Огляделась. Мирослава нет, смотрителя альва тоже. Секретарь щурится, и ручка замерла над листом бумаги. Андрей побледнел, кажется.
– Извините, задумалась, – нашлась я и выше подняла подбородок. Как там говорил Роберт? Держаться с достоинством? Да пожалуйста!
– Расскажите о себе, – не попросил – потребовал Петр.
– О себе? То есть... Что именно вас интересует?
К такому я не была готова. Про дела скади там рассказать, про наследника. Про то, почему я. Но о себе... Что именно нужно говорить? И чего они обо мне не знают?
– Что посчитаете нужным. – Тон холодный, нет, ледяной. И взгляд колючий. Лицо напряжено, и на скулах ходят желваки. Немолодой. Сильный. Грозный. По-моему, новому смотрителю Липецка я совсем не нравилась. Впрочем, лучше так, чем удушающая любовь Мишеля...
Я пожала плечами.
– Я представляю скади, так как мой сын – наследник, – ответила спокойно.
– Не совсем убежден, правильно ли это по вашим законам... Что твой вождь думает об этом? Твой настоящий вождь?
Петр резко перешел на «ты» и выделил слово «настоящий».
– Настоящего нет. Я одиночка.
– Вот как? – Он помолчал, видимо, ожидая пояснений, но я молчала, поэтому спросил: – Отреченная?
Я покачала головой:
– Меня изгнали. Хотя это и не касается...
– Племя? – резко перебил он, и я задохнулась возмущением. Даже Альрик никогда не позволял себе говорить так со мной. Впрочем, Альрик в прошлом был хищным...
– Атли, – выдохнула я с обидой.
Петр перевел взгляд на Влада, но ничего не сказал. Влад тоже молчал, увлеченно ковыряя носком пол. Новые туфли. Испортит же.
– Почему не посвятилась в скади?
– Законы позволяют этого не делать.
– Я знаю законы. Я спросил, почему ты не посвятилась.
– Это... личное!
Выдох. И почти потерянный контроль. Нельзя его терять, теперь я уже не одиночка. Нужно отвечать за сына, а сын у меня скади, и в комплекте с ним идет целое племя...
– Слышал, ты убила древнего.
Я подняла глаза. Петр смотрел внимательно и ждал. Чего? Что я с ним тут откровенничать буду. Секретарь тоже замер и снова приподнял ручку. Они о компьютерах не слышали, что ли?
– Была война, – уклончиво ответила я. – Многие убивали...
– Но ты убила до войны.
Правда, до. У него были рыжие волосы и покрытое красными капиллярами лицо. Глаза – ясно-голубые, впитавшие безумие. Он стоял и смеялся, когда я держала голову Глеба на коленях. А Глеб не дышал...
– Что было до войны, не касается скади, – услышала твердый голос Влада. – Тогда Полина еще была атли, и я готов обсудить с тобой смерть Рихара отдельно. И если кто и будет отвечать за нее, то я. Как вождь.
Петр некоторое время хмурился, а затем кивнул. На меня больше не смотрел, бросил только:
– Давай быстро о финансах.
В финансах я ничего не понимала, в чем честно призналась. Постаралась, чтобы голос был твердым и, кажется, получилось. Петр пробормотал что-то о том, что неплохо было бы подготовиться. Что как правитель, я должна была хорошенько изучить вопрос. И предложил приехать завтра с консультантом.
Я кивнула, предчувствуя еще один нелегкий день в веренице нелегких дней. Петр меня явно невзлюбил и постоянно будет пытаться уколоть. Ничего, выдержу. Два дня вместо одного – подумаешь. И то, что завтра я буду здесь одна, без знакомых хищных, которые одним присутствием оказывают поддержку, без Андрея, не сводящего с меня чайных глаз – не проблема. Справлюсь.
Но Влад внезапно шагнул ко мне, протянул руку и спросил ласково:
– Позволишь?
Я сразу и не поняла, что он имеет в виду бумаги. А когда поняла, с радостью ему их всучила. И тут же испытала невероятное облегчение, словно сбросила огромный груз.
Пять минут он что-то объяснял охотникам. Подтверждал свои слова графиками и таблицами. Бросался умными словами, значения которых я не понимала. Это его стихия, а я всегда была от этого далека.
Влад положил мой отчет на трибуну, и Петр повелительно махнул рукой.
– Можешь быть свободна.
Я уже развернулась, чтобы уйти, когда Влад коснулся моей ладони. Едва заметно, мимолетно. И шепнул:
– Подожди меня, хорошо?
Я кивнула чисто автоматически. Хотелось уйти, нет, уехать подальше отсюда. Да и общаться с ним желания не возникло, но... Он помог, хотя и не должен был. И мне было легче все это вынести. Здесь мы с Владом в одной лодке. А еще почему-то вспомнился утренний разговор с Дашей. Вернее, ее слова – я-то почти ничего не сказала.
В коридоре дышалось легче. Роб сразу взял за руку, а ладонь моя, кажется, немного тряслась. Мирослав подошел и сразу обнял. Стиснул, правда, так, что я думала, кости треснут. И шепнул на ухо:
– Выпороть бы тебя!
Но я не обиделась. Обняла его в ответ и изо всех сил старалась сдержать слезы. Не здесь же, в самом деле, реветь.
Губу прикусила, благо, не до крови. Мирослав отстранил меня и тщательно оглядел. На Роба вообще не смотрел, будто его и не существовало.
Но он был. А еще были скади.
– Где тебя носило? Мы тут с ума чуть не сошли. И какого черта ты явилась к охотникам? – Мирослав все же зыркнул на Роба. – С ним?
– Я вместо Даши, – смущенно пояснила я, хотя смущаться-то было не за что. – Сына я родила, Мир.
Он отпрянул, прищурился. Думал, шучу? Нет, просто осознать пытался. Привыкал.
– Вон оно что...
Робу, вероятно, надоело молчать, поэтому он вмешался:
– Как прошло?
– Главному я не понравилась, – скривилась я.
– Ты и не должна ему нравиться. Законов ты не нарушала.
«Пока не нарушала», – поправила я его мысленно. Зная себя, не могла уверить жреца в обратном. Если Петр меня достанет, я не сдержусь. Даже Влад это понял, поэтому и заговорил. Отрезвило неплохо. Но нужно бы уметь самой себя одергивать.
Ганс вышел из зала молча. Постоял в нерешительности пару секунд и двинулся к нам. Сухо кивнул Роберту, на меня покосился недоверчиво, а Мирослава и вовсе проигнорировал. Конечно, что он ему – чужая зверушка? Ганс приставлен к скади, остальных можно не замечать.
– Как ты вообще... подумать могла? Поверить, что я... – Она захлебывалась слезами, они душили ее, мешали словам. – Он же сын Эрика. Алан. Я бы ни за что...
– Извини. – Я потупилась, не зная, что ей ответить.
Мне было страшно. Одиноко. А друзья Эрика убедили, что она могла убить. Как я могла не поверить им – Эрик же верил?
– Извини – так просто! У тебя, наверное, все просто. Со мной-то ладно – меня можно не любить. Кто я такая?! Но ему могла бы сказать. Он сто раз тебя похоронил, а ты вернулась. С сыном. Бросила это ему в лицо. Сходу, с порога. А тогда не сказала, хотя могла. Обидки хранила. А ведь он всегда... всегда тебя спасал. Подставлялся. Жизнь свою положил. Но что тебе до его жизни, верно? И до моей. Ты решила скрыть. Будто бы я прогнала, будто мы все...
– Даша!
Но она не стала слушать. Развернулась и побежала. Совершенно не по-королевски, закрывая рот ладонью, наверное, чтобы не закричать от обиды.
Мне было плохо. Я поступило подло, вот скверна и просочилась в душу. И об этом поступке я жалела. Даже весна не могла осветлись его, выгнать из сознания.
Но правителям нельзя грустить и съедать себя сожалениями. У правителей много дел.
Роберт открыл для меня дверцу черного глянцевого автомобиля, и я последний раз оглянулась на дом. Облитый светом, он торжественно сверкал вымытыми окнами. А на серой шиферной крыше ворковали голуби.
Всю дорогу до Липецка жрец давал мне указания, как вести себя с охотниками.
– Говори по существу, держись с достоинством. Мне войти не позволят – это прерогатива вождей. Тебя будут спрашивать о том, почему ты не посвящена в племя. Не отвечай. Их не касаются личные дела скади. Вот финансовые отчеты. – Он сунул мне бумаги. Толстая пачка. Таблицы. Графики. Цифры. И я ничего в этом не понимала. – Будут вопросы, скажи, что ты еще не освоилась и в следующий раз придешь с консультантом. Не бойся, в отчетах все правильно, не прикопаются.
– Это так сложно, – простонала я.
– Только в первый раз, – ободрительно улыбнулся Роб. – Ты справишься. И помни, я за дверью.
Я кивнула.
– Смотрителя скади зовут Ганс. Он не русский, говорит мало, почти не вмешивается в наши дела и редко бывает в доме. Он молод и боится, используй это.
– Меня он вряд ли испугается, – пробормотала я.
– Ты не представляешь, какими людей рисуют слухи, – возразил Роб. – Тебя долго не было, но слава о тебе только росла.
– Слава? – Повернулась к нему, чтобы отследить признаки насмешки. Не шутит. Серьезен.
– Здесь тебя знают, как сильного воина, Полина. Ты проявила себя на прошлой войне, охотники такого не забывают. Да и с Эриком ты была долго, а его, говорят, сам Альрик побаивался... Поэтому они сразу постараются запугать. Не ведись, держись с достоинством. Ты – мать наследника и на своем месте, ежемесячные взносы скади платят исправно. Остальное не должно их волновать.
Я смотрела на дорогу. На деревья по обе стороны – еще голые, но уже набухшие почками. На небо, просвечивающееся сквозь паутину ветвей. Сжимала чертовы бумаги и ехала в то место, которое ненавидела. Там пытали любимых мне людей, а охотники смотрели и улыбались. Им было приятно пытать зверушек. Но я-то знала, что сильнейшие из них рассыпаются пеплом, когда мой кен касается их.
Все относительно. И сила, и власть. И подчинение.
Я не чувствовала себя покоренной, но должна была такую изображать.
Красивое современное здание, массивные двери, украшенными знаками убийц, охрана. Молодые совсем – одного удара хватит, чтобы отправить их на тот свет. Несмотря на новый порядок, ясновидцы все еще проходят испытания и становятся охотниками. Система несовершенна. И лжива.
Машины у входа блестели. Рядом с незнакомыми мне иномарками – желтый «Опель» Филиппа, старый, но чистенький, и черный джип Мирослава. Серебристого монстра Влада видно не было, наверное, не приехал еще.
Мы припарковались слева от входа, и Роб помог мне выбраться. Солнце слепило, и я прищурилась, собираясь с духом. Войти, продержаться, выйти. Все просто, Полина.
Все оказалось непросто...
Высокие стены подавляли, черные провалы окон пугающе скалились. Входить не хотелось, и я замерла на пороге, пытаясь отдышаться. Сильная... Все так говорят обо мне.
Еще бы самой поверить.
– Идем, – мягко подтолкнул меня Роберт.
Идем. Отсюда не убежать. Мне теперь вообще убежать не грозит. Сижу на цепи, пусть и золотой. И делаю вид, что что-то значу.
Коридоры, лестницы, хмурые охотники. Их всегда здесь было так много? Роберт спокоен, а я... Сердце колотится и ладони потеют. Иду и прижимаю к себе злосчастные листы.
– Полина? – Голос позади заставил обернуться. Облегчение бальзамом растеклось по плечам, а потом спустилось ниже – в грудь. Потушило пожар, и сердце успокоилось немного.
– Андрей!
– Что ты здесь делаешь? – Охотник оказался рядом в секунду. Глаза чайного цвета встревожены. Осматривает меня, недоверчиво косится на Роба. – Ты что-то натворила?
– Боюсь, что да, – призналась я. И тут же, пока он не успел взволноваться еще сильнее, добавила: – Родила сына от Эрика. Теперь вот... здесь.
– Представляешь скади? – Он даже назад подался от такого известия.
Я кивнула.
– Умею я вляпаться?
– Умеешь, – безрадостно кивнул он. Покачал головой. Жест привычный. Не меняется... Только я меняюсь – постоянно. Замереть бы в одном из счастливых мгновений, так нет же!
– Нам пора, – мягко напомнил Роб.
Мы пошли дальше, а Андрей остался. Он, наверное, тоже будет присутствовать, когда Влад приедет. А еще там Мирослав. Справлюсь.
И лишь дойдя до тех самых дверей, поняла: не смогу. Сорвусь. Резко расхотелось входить, но Роберт распахнул тяжелые створки, и мир охотников обрушился на меня снова.
Зал был практически пуст. Четверо охотников, незнакомых мне, один из которых восседал на «троне» Альрика. Филипп и Мирослав. Диалог, что они вели, резко оборвался, и все, не сговариваясь, уставились на меня. Сзади захлопнулись двери, отрезая мне путь к выходу.
Я сглотнула и выдавила:
– Здрасьте.
Филипп побледнел, а Мирослав прищурился. И оба молчали. Впрочем, не стоит тут выяснять отношения.
Охотник на троне – наверное, Петр – смерил меня презрительным взглядом.
– Полина, верно? Полевая?
Я кивнула. Он жестом указал мне на ряд стульев у окна. Впрочем, на них никто не сидел, поэтому я подошла и встала рядом с Мирославом, словно пыталась найти защиту у его тени. А он все смотрел и смотрел, будто поверить не мог, что видит меня здесь. Наверное, и не мог. Но внимание раздражало, и я поймала себя на том, что мну злосчастные бумаги.
– Привет, – улыбнулась как можно дружелюбнее. Мирослав не ответил. Залип, что ли?
Развить эту мысль мне не дали. Дверь снова распахнулась, и в зал вошел Влад – как всегда полу-расслабленной походкой – скользнул по мне безразличным взглядом, слегка кивнул главному охотнику и встал около Филиппа. Ни с кем из нас не поздоровался. Тут не принято, что ли?
Андрей беззвучно просочился внутрь и неслышно прикрыл за собой дверь.
– Все в сборе? – Охотник на троне обвел нас взглядом. – Что ж, начнем.
Первым говорил Филипп. Голос бывшего жреца был громогласен, растекался по залу гулким эхом, рикошетил от стен и возвращался назад раздражающими отголосками. Филипп рассказывал о достижениях хегни. О хищных, принятых в племя за месяц. О новых источниках доходов. Подбородок держал высоко, но как-то горбился, словно ждал внезапного удара, и от этого смотрелся жалко. Незнакомый молодой охотник – такой же худой, как и вождь племени, у которого он считался смотрителем – кивал и дополнял слова Филиппа. Он смешно трусил жиденькой бородкой и зыркал темными глазами, которые бегали и, казалось, просто не могли сосредоточиться на чем-то одном.
Иногда я позволяла себе посмотреть на Влада из-под полуопущенных ресниц. Интересно было. Когда-то он ненавидел Филиппа... Но сейчас ему как будто и дела не было. Стоял, насмешливо глядя на смотрителя города. Доиграется когда-нибудь.
Словно почувствовав мой взгляд, Влад поднял на меня глаза. Я отвернулась и больше на него не смотрела.
Коренастый, хмурый охотник сидел по правую руку от Петра и записывал. Секретарь, что ли? Развели тут бюрократию.
Филипп завершил свою речь поклоном, что вызвало у меня невольную улыбку, положил отчет на трибуну перед Петром и, когда тот кивнул, покинул зал. Смотритель хегни неслышно последовал за ним.
Затем говорил Мирослав. Сдержанно, негромко, четко и по существу. Черт, я так никогда не научусь, даже если перед зеркалом тренироваться стану. В его пепельных волосах путалось солнце, и лучи стекали на высокий лоб. Смотритель альва молчал. Может, нечего было добавить, а может, охотник походил из породы молчунов...
А я изучала Ганса. Он стоял позади Петра и косился на меня встревоженно. Высокий. Поджарый. Молодой. Слишком молодой для такого сильного племени. И в глазах страх застыл.
Неужели действительно боится? Наслышан обо мне и думает, я сорвусь и пойду убивать всех подряд? Бред какой! Война давно окончена, и единственное, чего я хочу – это мир.
Впрочем, если какой-то из хищных пойдет против системы, его осудят и отдадут палачу. Или отдадут и осудят одновременно. Как Глеба. Когда он... здесь... И кровь, и стоны. Страх, заполонивший огромных размеров зал. Альрик улыбается. А палач – палач всегда готов казнить...
– Девушка, – окликнул меня Петр, и я подняла глаза. – Да-да, я к вам обращаюсь. Вы где находитесь, помните?
– Я...
Огляделась. Мирослава нет, смотрителя альва тоже. Секретарь щурится, и ручка замерла над листом бумаги. Андрей побледнел, кажется.
– Извините, задумалась, – нашлась я и выше подняла подбородок. Как там говорил Роберт? Держаться с достоинством? Да пожалуйста!
– Расскажите о себе, – не попросил – потребовал Петр.
– О себе? То есть... Что именно вас интересует?
К такому я не была готова. Про дела скади там рассказать, про наследника. Про то, почему я. Но о себе... Что именно нужно говорить? И чего они обо мне не знают?
– Что посчитаете нужным. – Тон холодный, нет, ледяной. И взгляд колючий. Лицо напряжено, и на скулах ходят желваки. Немолодой. Сильный. Грозный. По-моему, новому смотрителю Липецка я совсем не нравилась. Впрочем, лучше так, чем удушающая любовь Мишеля...
Я пожала плечами.
– Я представляю скади, так как мой сын – наследник, – ответила спокойно.
– Не совсем убежден, правильно ли это по вашим законам... Что твой вождь думает об этом? Твой настоящий вождь?
Петр резко перешел на «ты» и выделил слово «настоящий».
– Настоящего нет. Я одиночка.
– Вот как? – Он помолчал, видимо, ожидая пояснений, но я молчала, поэтому спросил: – Отреченная?
Я покачала головой:
– Меня изгнали. Хотя это и не касается...
– Племя? – резко перебил он, и я задохнулась возмущением. Даже Альрик никогда не позволял себе говорить так со мной. Впрочем, Альрик в прошлом был хищным...
– Атли, – выдохнула я с обидой.
Петр перевел взгляд на Влада, но ничего не сказал. Влад тоже молчал, увлеченно ковыряя носком пол. Новые туфли. Испортит же.
– Почему не посвятилась в скади?
– Законы позволяют этого не делать.
– Я знаю законы. Я спросил, почему ты не посвятилась.
– Это... личное!
Выдох. И почти потерянный контроль. Нельзя его терять, теперь я уже не одиночка. Нужно отвечать за сына, а сын у меня скади, и в комплекте с ним идет целое племя...
– Слышал, ты убила древнего.
Я подняла глаза. Петр смотрел внимательно и ждал. Чего? Что я с ним тут откровенничать буду. Секретарь тоже замер и снова приподнял ручку. Они о компьютерах не слышали, что ли?
– Была война, – уклончиво ответила я. – Многие убивали...
– Но ты убила до войны.
Правда, до. У него были рыжие волосы и покрытое красными капиллярами лицо. Глаза – ясно-голубые, впитавшие безумие. Он стоял и смеялся, когда я держала голову Глеба на коленях. А Глеб не дышал...
– Что было до войны, не касается скади, – услышала твердый голос Влада. – Тогда Полина еще была атли, и я готов обсудить с тобой смерть Рихара отдельно. И если кто и будет отвечать за нее, то я. Как вождь.
Петр некоторое время хмурился, а затем кивнул. На меня больше не смотрел, бросил только:
– Давай быстро о финансах.
В финансах я ничего не понимала, в чем честно призналась. Постаралась, чтобы голос был твердым и, кажется, получилось. Петр пробормотал что-то о том, что неплохо было бы подготовиться. Что как правитель, я должна была хорошенько изучить вопрос. И предложил приехать завтра с консультантом.
Я кивнула, предчувствуя еще один нелегкий день в веренице нелегких дней. Петр меня явно невзлюбил и постоянно будет пытаться уколоть. Ничего, выдержу. Два дня вместо одного – подумаешь. И то, что завтра я буду здесь одна, без знакомых хищных, которые одним присутствием оказывают поддержку, без Андрея, не сводящего с меня чайных глаз – не проблема. Справлюсь.
Но Влад внезапно шагнул ко мне, протянул руку и спросил ласково:
– Позволишь?
Я сразу и не поняла, что он имеет в виду бумаги. А когда поняла, с радостью ему их всучила. И тут же испытала невероятное облегчение, словно сбросила огромный груз.
Пять минут он что-то объяснял охотникам. Подтверждал свои слова графиками и таблицами. Бросался умными словами, значения которых я не понимала. Это его стихия, а я всегда была от этого далека.
Влад положил мой отчет на трибуну, и Петр повелительно махнул рукой.
– Можешь быть свободна.
Я уже развернулась, чтобы уйти, когда Влад коснулся моей ладони. Едва заметно, мимолетно. И шепнул:
– Подожди меня, хорошо?
Я кивнула чисто автоматически. Хотелось уйти, нет, уехать подальше отсюда. Да и общаться с ним желания не возникло, но... Он помог, хотя и не должен был. И мне было легче все это вынести. Здесь мы с Владом в одной лодке. А еще почему-то вспомнился утренний разговор с Дашей. Вернее, ее слова – я-то почти ничего не сказала.
В коридоре дышалось легче. Роб сразу взял за руку, а ладонь моя, кажется, немного тряслась. Мирослав подошел и сразу обнял. Стиснул, правда, так, что я думала, кости треснут. И шепнул на ухо:
– Выпороть бы тебя!
Но я не обиделась. Обняла его в ответ и изо всех сил старалась сдержать слезы. Не здесь же, в самом деле, реветь.
Губу прикусила, благо, не до крови. Мирослав отстранил меня и тщательно оглядел. На Роба вообще не смотрел, будто его и не существовало.
Но он был. А еще были скади.
– Где тебя носило? Мы тут с ума чуть не сошли. И какого черта ты явилась к охотникам? – Мирослав все же зыркнул на Роба. – С ним?
– Я вместо Даши, – смущенно пояснила я, хотя смущаться-то было не за что. – Сына я родила, Мир.
Он отпрянул, прищурился. Думал, шучу? Нет, просто осознать пытался. Привыкал.
– Вон оно что...
Робу, вероятно, надоело молчать, поэтому он вмешался:
– Как прошло?
– Главному я не понравилась, – скривилась я.
– Ты и не должна ему нравиться. Законов ты не нарушала.
«Пока не нарушала», – поправила я его мысленно. Зная себя, не могла уверить жреца в обратном. Если Петр меня достанет, я не сдержусь. Даже Влад это понял, поэтому и заговорил. Отрезвило неплохо. Но нужно бы уметь самой себя одергивать.
Ганс вышел из зала молча. Постоял в нерешительности пару секунд и двинулся к нам. Сухо кивнул Роберту, на меня покосился недоверчиво, а Мирослава и вовсе проигнорировал. Конечно, что он ему – чужая зверушка? Ганс приставлен к скади, остальных можно не замечать.
