– Пусть будет здесь, под моим присмотром. Все же защитница из тебя никакая. – Помолчал немного. – Где будешь жить?
– У Глеба. То есть... в его квартире. На Достоевского.
– Да, у него там знатное жилище. Просторное, главное. Правда, спать придется на полу.
Я улыбнулась шутке и поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы Влад уходил. Даже несмотря на то, что устала, и слипаются глаза, а сила земного притяжения так и клонит к кровати.
– Глеб сказал, мебель будет со дня на день.
– Измайлов такой заботливый. Скажи еще, что будет тебя содержать.
Отвернулся. Обиделся. Без повода – но ему никогда не нужен повод. После всего, что у нас было.
– Как-то оскорбительно звучит, – буркнула я и нахмурилась. – Я называю это помощью.
– Ну да, главное – правильно назвать.
– Кому, как не тебе, это знать.
– Когда ты язвишь, ты несносна.
– Ты тоже не подарок!
– Нам обязательно ссориться?
– Нет. – Я вздохнула. – Я вообще не хочу с тобой ссориться. От этих ссор я устаю больше, чем от нали.
– Не только ты. Тяжело мне дается этот союз с митаки. И венчание... не так я себе это представлял.
– А как?
Черт, и зачем я спросила? Само вырвалось. Это все мой ужасный язык – никак не хочет держаться за зубами. И мелет всякую чепуху.
– Глупый вопрос, Полина. – Влад покачал головой. – И совершенно ненужный...
– Венчание – это навсегда. До смерти. И если ты не любишь, скажи ей сразу.
Он усмехнулся, и мне стало холодно оттого, насколько циничной была эта улыбка. Усталой и слишком взрослой. И впервые подумалось, что кроме этого маниакального влечения, у нас и нет-то ничего общего. Разные идеологии, принципы, опыт. Разные цели...
– Ира – взрослая девочка, и понимает, что такие браки редко заключают по любви. Я говорил тебе – все это глупо.
– А как по-твоему умно? – взорвалась я. Встала, подошла к окну, желая избавиться от наваждения, вернуться в сегодняшнее приподнятое настроение. Смыть тревогу ощущением стабильности. Но Влад – его присутствие, слова, жесты, прикосновения – все это сбивало с толку, настораживало и жутко бесило. – Рассчитать свою жизнь, вбить план в компьютер и ежемесячно сверяться, выполнил ли ты норму? Выбирать, с кем ложиться в постель, по тому, какую выгоду сможешь из этого извлечь? Как, скажи?
– Точно не так!
Влад резко развернул меня к себе и поцеловал. Настойчиво. Жадно.
У меня подогнулись колени – в буквальном смысле.
Я отвыкла. И от его напора, и от близости. И от собственной реакции – резкой, насыщенной и противоречивой. С одной стороны я злилась, что он позволяет вести себя со мной так бесцеремонно, по-хамски, а с другой... Не хотелось, чтобы это заканчивалось.
Утонуть, захлебнуться, забыться. Просто уйти от реальности. На время или навсегда – неважно. Реальность злая, колючая и опасная. А здесь, в тепле, в головокружительном ощущении счастья по-настоящему хотелось жить. Не выживать, цепляясь за мнимые и настоящие причины, а именно жить. Чувствовать. Любить.
– Понимаешь, чем я рискую? – прошептал Влад и потерся носом о мое ухо. Черт, как приятно. Что он говорит? А оно важно вообще? – Понимаешь, что я всерьез думаю о том, чтобы отменить этот брак, послать все к черту?
– Как отменить? – Я не без сожаления высвободилась из кольца теплых рук и посмотрела на него с недоверием. Прийти в себя хотелось настолько, что я готова была отхлестать себя по щекам или стать под ледяной душ.
Что я творю вообще?! Это же Влад. Как я могла забыть все, что он сделал? Неважно, каковы причины. Неважно, что наши жизни почти проиграны. Важно сохранить себя – а для этого нужно помнить.
Помнить решительно не хотелось. Как и думать. Чем мы ближе друг к другу, тем сильнее проклятие. Давно мы не были настолько близко. Слишком давно, чтобы я поняла: я больше не умею это контролировать. И не особо хочу. На то, чтобы держать себя в руках, нужно столько сил – мне они понадобятся в другом.
Но разум упрямым занудным голосом твердил: держись от него подальше.
– Ты не можешь все отменить, – упрямо сказала я. – Особенно сейчас, когда Тан уже атли. Сам ведь говорил: поддержка митаки важна.
– А ты?
– Что я?
– Что скажешь ты?
– Скажу, что не имею к этому никакого отношения, – стараясь казаться безразличной, ответила я и спрятала за спину трясущиеся ладони.
Зачем он спрашивает? Это что, эксперимент? Еще один способ помучить? Словно если я скажу: «Не женись», Влад тут же разорвет помолвку. Да и какое я имею право говорить это? Даже мысль допускать, что я могу повлиять...
– Тебе все равно?
От пристального взгляда нельзя спрятаться, укрыться. Похоже, и соврать не смогу. А надо? Влад прекрасно знает, как я отношусь к нему – скрывать всегда было трудно, а из меня неважная актриса. Но он хочет услышать – зачем?
– Это все проклятие, – глухим голосом ответила я и отвернулась к окну.
– Меня жутко раздражает, когда ты хочешь выехать на этой фразе!
– Я не хочу выехать. Я хочу забыть. Примириться. Так проще...
– А может, не нужно мириться? – Его руки сжали плечи, мягкий шепот вызвал непроизвольную дрожь, и я зажмурилась. – Если бы ты хоть на минуту представила...
– Нет! – резко оборвала я. – Не продолжай.
– Ты первая, кого я готов просить об этом. Первая, кого прошу...
Горло царапнуло невысказанными словами. Желание остаться, выслушать, возможно, пойти на компромисс, сводило с ума, но я понимала: еще одна слабость, и оступлюсь. А если упаду, вряд ли уже поднимусь.
Поэтому я высвободилась и, пока не передумала, быстро направилась к выходу. Уйти отсюда, спрятаться там, где он не найдет – все это помогало раньше, поможет и теперь.
У самой двери я остановилась. Сама не знаю зачем – контролировала себя плохо, перед глазами плыло от выступивших слез. Но слова – сформированные давно, но так долго сдерживаемые – буквально рвались наружу.
– Я не хочу быть первой, Влад, – произнесла я тихо, не оборачиваясь, боясь, что его вид заставит меня передумать. – Я хочу быть единственной.
И вышла.
Буквально бежала по коридору, но все равно казалось, что он не закончится никогда. Ввалилась к Глебу, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Пыталась восстановить дыхание, успокоиться, не плакать.
– Эй, ты чего?
Глеб не спал. Сидел в обнимку с гитарой, а на экране телевизора мелькали черно-белые картинки клипа какой-то рок-группы.
Он отложил инструмент, встал и подошел ко мне. Убрал мои ладони от лица, вытер слезы.
Такой близкий, родной... Ну почему, почему я не могу избавиться от этого губительного влечения? Не могу посмотреть вокруг, увидеть, что есть человек, которому я по-настоящему нужна?
Это все проклятие. Если бы его не было, я давно уже нашла бы свое счастье. Забыла бы и Влада, и прошлое, и навязчивые мысли. Проклятие губительным ярмом висит на шее, вороньей стаей кружит над головой. Как в том фильме, что мы смотрели недавно.
– Мне нужно это самой, – сказала я больше себе, чем Глебу. Подняла на него глаза и повторила: – Мне нужно. И я это сделаю!
Белые стены выглядели одиноко и зловеще, словно это не квартира, а больничная палата. А в остальном было очень даже ничего – уютненько. Глеб выкинул старый затертый диван, а вместе него посреди комнаты красовался огромный бежевый уголок с круглыми подлокотниками и широким сиденьем. На него-то с разбегу и плюхнулась Кира. Закинула ноги на спинку и лукаво подмигнула.
– Я тоже хочу отдельную квартиру! Как думаешь, Влад разрешит?
– Сомневаюсь, – скептически ответила я, вспоминая наш с ним последний разговор.
Лучше бы не вспоминала, ей богу! Грудь тут же стянуло невидимыми веревками, а в комнате стало на порядок темнее. Сожаление замуарило пространство, но Кира тут же осветила его лучезарной улыбкой.
– Жаль. Но может, оно и к лучшему. Возможно, он, наконец, поймет, что мы с Таном любим друг друга, и позволит нам венчаться.
Глеб закатил глаза, всем видом показывая, как он относится к такой перспективе, но вслух сказал:
– Сначала посвятись, сопля!
Кира хотела что-то ответить, даже рот раскрыла, но тут у нее зазвонил телефон, и дочь упорхнула на балкон. Как пить дать, Тан звонит. Ну и ладно, пока нужно абстрагироваться и не думать.
– Переживаешь, что не сможешь? – осторожно спросил Глеб и положил руку мне на плечо. – Из-за нее?
– Нет. Если Тан будет вести себя мирно, ничего не придется делать.
– Он не будет.
– Тогда Кира поймет, что он за человек, – резко произнесла я. – А мне будет проще – он ведь ей соврал. И мне.
Глеб кивнул, но дальше допытываться не стал. Обвел взглядом обстановку в комнате и спросил:
– Ну как тебе?
Я проследила за его взглядом. Смотреть-то особо не на что – из Глеба ужасный декоратор. Кроме уголка в комнате – низкий журнальный столик из темного дерева и почему-то трюмо. Надо будет оттащить его в коридор, а то там совсем пусто. В углу, рядом с полу-засохшей драценой, одиноко притаилось кресло. Вот и вся мебель. Хотя по сравнению с тем, как была обставлена квартира до этого, тут даже уютно. А еще на окнах шторы. Простенькие, тюлевые, но они есть.
– Обалдеть! – честно ответила я и добавила: – Спасибо.
– Идем спальню смотреть.
Спальня оказалась по-настоящему домашней. С ковром, кроватью, комодом и цветами на подоконнике. Даже ночники на тумбочках стояли, а кружевное покрывало делало комнату по-настоящему женской. Даже слишком.
Я улыбнулась и крепко обняла Глеба.
– Нравится? – тихо спросил он.
– Очень. Только... Можно я выброшу рюши?
– Делай, что хочешь. Теперь это твой дом.
Мой дом. Жилище, куда я не обязана никого впускать. Где могу делать, что захочу, хоть на голове стоять. И главное – где не буду ежедневно видеть Влада, сталкиваться с ним на лестнице, в гостиной или в кухне. Где не придется каждый день пересиливать безнадежность и дикую тоску от того, что я изменить не в силах. У меня будет что-то свое, личное.
Я даже мечтать о таком не могла.
– Я уже говорила, как сильно люблю тебя?
Прижалась к Глебу, а он проворчал:
– Ты вообще такого не говорила...
– Так вот говорю. Чтобы знал.
– Вермунд не посвятил Киру, – хмуро произнес он и разомкнул объятия. В глаза не смотрел, казался отстраненным и чужим. Даже воздух пропитался этой отчужденностью, что сбивало с толку.
– Думаю, он не хочет пока. Из-за Тана, – сдавленно ответила я.
– Правильно. Пока все не утрясется, лучше пусть побудет непосвященной. Мало ли, как колдун на нее влияет... – Он выглянул в коридор – наверное, убедиться, что Кира не подслушивает под дверью. – Только ты должна рассказать ему. Ну, о своем плане. Иначе он тебе его попросту сорвет.
– Если расскажу, больше вероятность, что сорвет. К тому же, у нас сейчас плохо получается разговаривать.
– Ну да, свадьба, – стараясь казаться безразличным, сказал Глеб. – Через две недели он перестанет быть свободным мужчиной.
– Он никогда им не был, – фыркнула я. – Думаю, скоро все устаканится. А если у меня получится, то...
– А если нет? – перебил Глеб. – Ты думала о том, что будет, если не сможешь, не успеешь? Если...
– Никаких если! Смогу. И успею. Тан не будет вождем атли никогда. Думаю, тут все со мной солидарны.
– Домбровская тебя поцелует, как пить дать, – усмехнулся он. – Она тоже предпочла съехать, ведь скоро великий и ужасный Оз... то есть Тан въедет в наш дом.
– Тебе все хиханьки, – строго осадила я его. – Лично я понимаю Лару.
Глеб достал сигарету и бесцеремонно подкурил. Прямо посреди спальни. Я нахмурилась. Нужно будет провести с ним политбеседу по поводу курения в помещении. И ограничить пространство для вредных привычек балконом.
– Скоро Тан распугает всех девушек-атли, в доме станет пустынно и скучно. Посреди гостиной на огромном троне будет сидеть Ира Диркова и командовать нами. Беда-печаль.
– Она любить командовать? – с любопытством спросила я.
Почему-то захотелось побольше узнать о невесте Влада. Какая она – добрая или злая, жестокая или справедливая? Есть ли у нее друзья? С кем она ладит в атли? Ведь ей, наверное, тяжело здесь, вдали от дома, от собственного племени... От родных.
– Наследница. Ира воспитывалась, чтобы править со всеми вытекающими. И если бы не свадьба с Владом, после смерти Ивана возглавила бы митаки.
– Тогда почему она... То есть я хочу сказать, когда она посвятится в атли, утратит все преимущества. Будет всего лишь... женой.
– Утратила, – поправил меня Глеб. – Ирина уже атли, Поля. Влад посвятил ее на днях. Скоро воссоединится с нами и присягнет вождю.
– Уже? – Воздух со свистом вырвался из легких, и я присела на кровать. Не знаю, почему так резко отреагировала и чего ждала. Ведь знала, что рано или поздно это случится.
– По поводу твоих «почему». – Глеб опустился рядом и взял меня за руку. – Ее отцу выгоден союз с атли. Говорят, их провидица узрела беспорядки, связанные с охотниками. В ближайшем будущем. Но даже если отбросить политику... Ира молода, красива и влюблена по уши.
Я подняла на него глаза и поняла: не врет. Глеб действительно думает, что Ирина любит Влада.
Конечно, все его любят. Бесит! Так бы и дала чем-то по голове. А лучше себе – чтобы навсегда выбить дурь, рождающуюся там каждый раз в присутствии Влада.
Додумать мне не дали. В комнату заглянула Кира и, счастливо улыбаясь, сказала:
– Давайте устроим новоселье. Все атли завтра у тебя. Надо же отметить самостоятельность и начало новой жизни. Как думаешь?
Я глубоко вздохнула, запихивая подальше мысли о влюбленностях-венчаниях, и пожала плечами:
– Почему бы и нет.
В общем, я только потом поняла, на что подписалась. Следующим утром в полпятого утра, когда Кира выдернула меня из сладких сновидений и отправила умываться. А я-то думала, дочь будет как я – совой. Но в ней, наверное, победили гены отца.
К полудню на кухне уже вовсю кипела работа. Мы Ритой мыли, резали, варили, жарили, а Кира руководила процессом, изредка поднимая голову от экрана планшета. Быстро освоилась в современном мире, ничего не скажешь. Если бы в атли могли править женщины, я бы на месте Димы уже сейчас начала волноваться.
Впрочем, в глубине души я радовалась, что мы нашли общий язык. Кира была милой и, несмотря на твердость и некую бескомпромиссность, понимающей и доброй.
Жаль, конечно, что у нас отняли годы, в течение которых я могла наблюдать, как она растет, меняется, обрастает привычками и знаниями, становится умнее, взрослее. Женственнее. Но я была безумно счастлива, что, несмотря на долгую разлуку, она приняла меня и даже, казалось, полюбила. Настолько, насколько вообще можно полюбить за столь короткое время.
Я же потерялась в ней. Когда дочь была рядом, мне все время хотелось обнимать ее, прикасаться. Видеть ее улыбку.
Кира была жизнерадостной, лучистой и жутко энергичной. Мир вокруг нее постоянно был в движении. Такой себе живчик.
Я всегда сдавалась раньше. Раньше уходила спать, раньше уставала и устраивалась на диван, поглядеть, как они с Глебом смешно играют в твистер. Иногда Кира даже Риту заманивала, и сестра постоянно ворчала, но корежилась на коврике.
В такие моменты я ловила себя на мысли, что теперь у меня есть семья. Настоящая, когда ощущаешь единство и принадлежность, а не когда оно только на словах. С возвращением Киры быт изменился, наполнился теплом, надежностью и любовью. Даже проблема с Таном отошла на задний план.
– У Глеба. То есть... в его квартире. На Достоевского.
– Да, у него там знатное жилище. Просторное, главное. Правда, спать придется на полу.
Я улыбнулась шутке и поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы Влад уходил. Даже несмотря на то, что устала, и слипаются глаза, а сила земного притяжения так и клонит к кровати.
– Глеб сказал, мебель будет со дня на день.
– Измайлов такой заботливый. Скажи еще, что будет тебя содержать.
Отвернулся. Обиделся. Без повода – но ему никогда не нужен повод. После всего, что у нас было.
– Как-то оскорбительно звучит, – буркнула я и нахмурилась. – Я называю это помощью.
– Ну да, главное – правильно назвать.
– Кому, как не тебе, это знать.
– Когда ты язвишь, ты несносна.
– Ты тоже не подарок!
– Нам обязательно ссориться?
– Нет. – Я вздохнула. – Я вообще не хочу с тобой ссориться. От этих ссор я устаю больше, чем от нали.
– Не только ты. Тяжело мне дается этот союз с митаки. И венчание... не так я себе это представлял.
– А как?
Черт, и зачем я спросила? Само вырвалось. Это все мой ужасный язык – никак не хочет держаться за зубами. И мелет всякую чепуху.
– Глупый вопрос, Полина. – Влад покачал головой. – И совершенно ненужный...
– Венчание – это навсегда. До смерти. И если ты не любишь, скажи ей сразу.
Он усмехнулся, и мне стало холодно оттого, насколько циничной была эта улыбка. Усталой и слишком взрослой. И впервые подумалось, что кроме этого маниакального влечения, у нас и нет-то ничего общего. Разные идеологии, принципы, опыт. Разные цели...
– Ира – взрослая девочка, и понимает, что такие браки редко заключают по любви. Я говорил тебе – все это глупо.
– А как по-твоему умно? – взорвалась я. Встала, подошла к окну, желая избавиться от наваждения, вернуться в сегодняшнее приподнятое настроение. Смыть тревогу ощущением стабильности. Но Влад – его присутствие, слова, жесты, прикосновения – все это сбивало с толку, настораживало и жутко бесило. – Рассчитать свою жизнь, вбить план в компьютер и ежемесячно сверяться, выполнил ли ты норму? Выбирать, с кем ложиться в постель, по тому, какую выгоду сможешь из этого извлечь? Как, скажи?
– Точно не так!
Влад резко развернул меня к себе и поцеловал. Настойчиво. Жадно.
У меня подогнулись колени – в буквальном смысле.
Я отвыкла. И от его напора, и от близости. И от собственной реакции – резкой, насыщенной и противоречивой. С одной стороны я злилась, что он позволяет вести себя со мной так бесцеремонно, по-хамски, а с другой... Не хотелось, чтобы это заканчивалось.
Утонуть, захлебнуться, забыться. Просто уйти от реальности. На время или навсегда – неважно. Реальность злая, колючая и опасная. А здесь, в тепле, в головокружительном ощущении счастья по-настоящему хотелось жить. Не выживать, цепляясь за мнимые и настоящие причины, а именно жить. Чувствовать. Любить.
– Понимаешь, чем я рискую? – прошептал Влад и потерся носом о мое ухо. Черт, как приятно. Что он говорит? А оно важно вообще? – Понимаешь, что я всерьез думаю о том, чтобы отменить этот брак, послать все к черту?
– Как отменить? – Я не без сожаления высвободилась из кольца теплых рук и посмотрела на него с недоверием. Прийти в себя хотелось настолько, что я готова была отхлестать себя по щекам или стать под ледяной душ.
Что я творю вообще?! Это же Влад. Как я могла забыть все, что он сделал? Неважно, каковы причины. Неважно, что наши жизни почти проиграны. Важно сохранить себя – а для этого нужно помнить.
Помнить решительно не хотелось. Как и думать. Чем мы ближе друг к другу, тем сильнее проклятие. Давно мы не были настолько близко. Слишком давно, чтобы я поняла: я больше не умею это контролировать. И не особо хочу. На то, чтобы держать себя в руках, нужно столько сил – мне они понадобятся в другом.
Но разум упрямым занудным голосом твердил: держись от него подальше.
– Ты не можешь все отменить, – упрямо сказала я. – Особенно сейчас, когда Тан уже атли. Сам ведь говорил: поддержка митаки важна.
– А ты?
– Что я?
– Что скажешь ты?
– Скажу, что не имею к этому никакого отношения, – стараясь казаться безразличной, ответила я и спрятала за спину трясущиеся ладони.
Зачем он спрашивает? Это что, эксперимент? Еще один способ помучить? Словно если я скажу: «Не женись», Влад тут же разорвет помолвку. Да и какое я имею право говорить это? Даже мысль допускать, что я могу повлиять...
– Тебе все равно?
От пристального взгляда нельзя спрятаться, укрыться. Похоже, и соврать не смогу. А надо? Влад прекрасно знает, как я отношусь к нему – скрывать всегда было трудно, а из меня неважная актриса. Но он хочет услышать – зачем?
– Это все проклятие, – глухим голосом ответила я и отвернулась к окну.
– Меня жутко раздражает, когда ты хочешь выехать на этой фразе!
– Я не хочу выехать. Я хочу забыть. Примириться. Так проще...
– А может, не нужно мириться? – Его руки сжали плечи, мягкий шепот вызвал непроизвольную дрожь, и я зажмурилась. – Если бы ты хоть на минуту представила...
– Нет! – резко оборвала я. – Не продолжай.
– Ты первая, кого я готов просить об этом. Первая, кого прошу...
Горло царапнуло невысказанными словами. Желание остаться, выслушать, возможно, пойти на компромисс, сводило с ума, но я понимала: еще одна слабость, и оступлюсь. А если упаду, вряд ли уже поднимусь.
Поэтому я высвободилась и, пока не передумала, быстро направилась к выходу. Уйти отсюда, спрятаться там, где он не найдет – все это помогало раньше, поможет и теперь.
У самой двери я остановилась. Сама не знаю зачем – контролировала себя плохо, перед глазами плыло от выступивших слез. Но слова – сформированные давно, но так долго сдерживаемые – буквально рвались наружу.
– Я не хочу быть первой, Влад, – произнесла я тихо, не оборачиваясь, боясь, что его вид заставит меня передумать. – Я хочу быть единственной.
И вышла.
Буквально бежала по коридору, но все равно казалось, что он не закончится никогда. Ввалилась к Глебу, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Пыталась восстановить дыхание, успокоиться, не плакать.
– Эй, ты чего?
Глеб не спал. Сидел в обнимку с гитарой, а на экране телевизора мелькали черно-белые картинки клипа какой-то рок-группы.
Он отложил инструмент, встал и подошел ко мне. Убрал мои ладони от лица, вытер слезы.
Такой близкий, родной... Ну почему, почему я не могу избавиться от этого губительного влечения? Не могу посмотреть вокруг, увидеть, что есть человек, которому я по-настоящему нужна?
Это все проклятие. Если бы его не было, я давно уже нашла бы свое счастье. Забыла бы и Влада, и прошлое, и навязчивые мысли. Проклятие губительным ярмом висит на шее, вороньей стаей кружит над головой. Как в том фильме, что мы смотрели недавно.
– Мне нужно это самой, – сказала я больше себе, чем Глебу. Подняла на него глаза и повторила: – Мне нужно. И я это сделаю!
Глава 17. Новоселье
Белые стены выглядели одиноко и зловеще, словно это не квартира, а больничная палата. А в остальном было очень даже ничего – уютненько. Глеб выкинул старый затертый диван, а вместе него посреди комнаты красовался огромный бежевый уголок с круглыми подлокотниками и широким сиденьем. На него-то с разбегу и плюхнулась Кира. Закинула ноги на спинку и лукаво подмигнула.
– Я тоже хочу отдельную квартиру! Как думаешь, Влад разрешит?
– Сомневаюсь, – скептически ответила я, вспоминая наш с ним последний разговор.
Лучше бы не вспоминала, ей богу! Грудь тут же стянуло невидимыми веревками, а в комнате стало на порядок темнее. Сожаление замуарило пространство, но Кира тут же осветила его лучезарной улыбкой.
– Жаль. Но может, оно и к лучшему. Возможно, он, наконец, поймет, что мы с Таном любим друг друга, и позволит нам венчаться.
Глеб закатил глаза, всем видом показывая, как он относится к такой перспективе, но вслух сказал:
– Сначала посвятись, сопля!
Кира хотела что-то ответить, даже рот раскрыла, но тут у нее зазвонил телефон, и дочь упорхнула на балкон. Как пить дать, Тан звонит. Ну и ладно, пока нужно абстрагироваться и не думать.
– Переживаешь, что не сможешь? – осторожно спросил Глеб и положил руку мне на плечо. – Из-за нее?
– Нет. Если Тан будет вести себя мирно, ничего не придется делать.
– Он не будет.
– Тогда Кира поймет, что он за человек, – резко произнесла я. – А мне будет проще – он ведь ей соврал. И мне.
Глеб кивнул, но дальше допытываться не стал. Обвел взглядом обстановку в комнате и спросил:
– Ну как тебе?
Я проследила за его взглядом. Смотреть-то особо не на что – из Глеба ужасный декоратор. Кроме уголка в комнате – низкий журнальный столик из темного дерева и почему-то трюмо. Надо будет оттащить его в коридор, а то там совсем пусто. В углу, рядом с полу-засохшей драценой, одиноко притаилось кресло. Вот и вся мебель. Хотя по сравнению с тем, как была обставлена квартира до этого, тут даже уютно. А еще на окнах шторы. Простенькие, тюлевые, но они есть.
– Обалдеть! – честно ответила я и добавила: – Спасибо.
– Идем спальню смотреть.
Спальня оказалась по-настоящему домашней. С ковром, кроватью, комодом и цветами на подоконнике. Даже ночники на тумбочках стояли, а кружевное покрывало делало комнату по-настоящему женской. Даже слишком.
Я улыбнулась и крепко обняла Глеба.
– Нравится? – тихо спросил он.
– Очень. Только... Можно я выброшу рюши?
– Делай, что хочешь. Теперь это твой дом.
Мой дом. Жилище, куда я не обязана никого впускать. Где могу делать, что захочу, хоть на голове стоять. И главное – где не буду ежедневно видеть Влада, сталкиваться с ним на лестнице, в гостиной или в кухне. Где не придется каждый день пересиливать безнадежность и дикую тоску от того, что я изменить не в силах. У меня будет что-то свое, личное.
Я даже мечтать о таком не могла.
– Я уже говорила, как сильно люблю тебя?
Прижалась к Глебу, а он проворчал:
– Ты вообще такого не говорила...
– Так вот говорю. Чтобы знал.
– Вермунд не посвятил Киру, – хмуро произнес он и разомкнул объятия. В глаза не смотрел, казался отстраненным и чужим. Даже воздух пропитался этой отчужденностью, что сбивало с толку.
– Думаю, он не хочет пока. Из-за Тана, – сдавленно ответила я.
– Правильно. Пока все не утрясется, лучше пусть побудет непосвященной. Мало ли, как колдун на нее влияет... – Он выглянул в коридор – наверное, убедиться, что Кира не подслушивает под дверью. – Только ты должна рассказать ему. Ну, о своем плане. Иначе он тебе его попросту сорвет.
– Если расскажу, больше вероятность, что сорвет. К тому же, у нас сейчас плохо получается разговаривать.
– Ну да, свадьба, – стараясь казаться безразличным, сказал Глеб. – Через две недели он перестанет быть свободным мужчиной.
– Он никогда им не был, – фыркнула я. – Думаю, скоро все устаканится. А если у меня получится, то...
– А если нет? – перебил Глеб. – Ты думала о том, что будет, если не сможешь, не успеешь? Если...
– Никаких если! Смогу. И успею. Тан не будет вождем атли никогда. Думаю, тут все со мной солидарны.
– Домбровская тебя поцелует, как пить дать, – усмехнулся он. – Она тоже предпочла съехать, ведь скоро великий и ужасный Оз... то есть Тан въедет в наш дом.
– Тебе все хиханьки, – строго осадила я его. – Лично я понимаю Лару.
Глеб достал сигарету и бесцеремонно подкурил. Прямо посреди спальни. Я нахмурилась. Нужно будет провести с ним политбеседу по поводу курения в помещении. И ограничить пространство для вредных привычек балконом.
– Скоро Тан распугает всех девушек-атли, в доме станет пустынно и скучно. Посреди гостиной на огромном троне будет сидеть Ира Диркова и командовать нами. Беда-печаль.
– Она любить командовать? – с любопытством спросила я.
Почему-то захотелось побольше узнать о невесте Влада. Какая она – добрая или злая, жестокая или справедливая? Есть ли у нее друзья? С кем она ладит в атли? Ведь ей, наверное, тяжело здесь, вдали от дома, от собственного племени... От родных.
– Наследница. Ира воспитывалась, чтобы править со всеми вытекающими. И если бы не свадьба с Владом, после смерти Ивана возглавила бы митаки.
– Тогда почему она... То есть я хочу сказать, когда она посвятится в атли, утратит все преимущества. Будет всего лишь... женой.
– Утратила, – поправил меня Глеб. – Ирина уже атли, Поля. Влад посвятил ее на днях. Скоро воссоединится с нами и присягнет вождю.
– Уже? – Воздух со свистом вырвался из легких, и я присела на кровать. Не знаю, почему так резко отреагировала и чего ждала. Ведь знала, что рано или поздно это случится.
– По поводу твоих «почему». – Глеб опустился рядом и взял меня за руку. – Ее отцу выгоден союз с атли. Говорят, их провидица узрела беспорядки, связанные с охотниками. В ближайшем будущем. Но даже если отбросить политику... Ира молода, красива и влюблена по уши.
Я подняла на него глаза и поняла: не врет. Глеб действительно думает, что Ирина любит Влада.
Конечно, все его любят. Бесит! Так бы и дала чем-то по голове. А лучше себе – чтобы навсегда выбить дурь, рождающуюся там каждый раз в присутствии Влада.
Додумать мне не дали. В комнату заглянула Кира и, счастливо улыбаясь, сказала:
– Давайте устроим новоселье. Все атли завтра у тебя. Надо же отметить самостоятельность и начало новой жизни. Как думаешь?
Я глубоко вздохнула, запихивая подальше мысли о влюбленностях-венчаниях, и пожала плечами:
– Почему бы и нет.
В общем, я только потом поняла, на что подписалась. Следующим утром в полпятого утра, когда Кира выдернула меня из сладких сновидений и отправила умываться. А я-то думала, дочь будет как я – совой. Но в ней, наверное, победили гены отца.
К полудню на кухне уже вовсю кипела работа. Мы Ритой мыли, резали, варили, жарили, а Кира руководила процессом, изредка поднимая голову от экрана планшета. Быстро освоилась в современном мире, ничего не скажешь. Если бы в атли могли править женщины, я бы на месте Димы уже сейчас начала волноваться.
Впрочем, в глубине души я радовалась, что мы нашли общий язык. Кира была милой и, несмотря на твердость и некую бескомпромиссность, понимающей и доброй.
Жаль, конечно, что у нас отняли годы, в течение которых я могла наблюдать, как она растет, меняется, обрастает привычками и знаниями, становится умнее, взрослее. Женственнее. Но я была безумно счастлива, что, несмотря на долгую разлуку, она приняла меня и даже, казалось, полюбила. Настолько, насколько вообще можно полюбить за столь короткое время.
Я же потерялась в ней. Когда дочь была рядом, мне все время хотелось обнимать ее, прикасаться. Видеть ее улыбку.
Кира была жизнерадостной, лучистой и жутко энергичной. Мир вокруг нее постоянно был в движении. Такой себе живчик.
Я всегда сдавалась раньше. Раньше уходила спать, раньше уставала и устраивалась на диван, поглядеть, как они с Глебом смешно играют в твистер. Иногда Кира даже Риту заманивала, и сестра постоянно ворчала, но корежилась на коврике.
В такие моменты я ловила себя на мысли, что теперь у меня есть семья. Настоящая, когда ощущаешь единство и принадлежность, а не когда оно только на словах. С возвращением Киры быт изменился, наполнился теплом, надежностью и любовью. Даже проблема с Таном отошла на задний план.
