– Ты сумасбродка. Отречешься, сбежишь или, еще чего хуже, начнешь буянить. Когда я говорил, что ты должна сидеть смирно, это означало смирно во всех смыслах. Поверь, если тебя успокоит Кира, будет еще хуже. А главное — больнее. Тебе оно надо?
– Я хочу жить!
– Знаю. Проблема в том, что я тоже хочу, Полина.
– Я не убиваю тебя!
– Ну хватит. Ты вольна делать, что пожелаешь весь месяц, только оставайся в городе. И никому ни слова. Кира не шутила на счет твоих близких, и я ее останавливать не стану. Слишком многое на кону.
– Не делай этого, – прошептала я. – Не верю, что ты сможешь... Что постоянно играл. Должно быть у тебя внутри что-то человеческое. Подумай, что же ты творишь...
– Она возвеличит меня! – воскликнул он, и я вздрогнула. Боялась его сейчас по-настоящему, дико. Любое его движение, казалось, способно причинить вред. – Кира сделает меня сильнее, влиятельнее. Подарит вечную жизнь. Думаешь, выбор не очевиден?
– Гори в аду, Влад Вермунд! – выдохнула я и бросилась прочь из комнаты, из дома — на улицу. На волю. Бежала быстро, ветер бил в лицо, размазывая по щекам слезы.
У самых ворот я остановилась, вцепилась в прутья решетки и склонила голову. Безысходность заполонила тело, превратила мышцы в кисель. А время отсчитывало секунды до заветного дня. Я буквально слышала, как тикают мои часы — тик-так, тик-так. А конвейер едет, и его не остановить.
Печать на жиле. И я не могу отречься, ударить, даже видений не будет. Я ничего не могу! Абсолютно бессильна.
Оттолкнулась от забора и сжала кулаки. Неправда! Я сильная. Знаю, что делать. Нельзя отступать. Выживу ему назло! Им всем назло. Не потому что сольвейг, а потому что это я. Я всегда выживаю. Потому что хочу жить.
Пока ехала в город, слезы высохли. Я пялилась на прохожих, которые шли по своим делам, и думала, что любой из них — неважно, мужчина или женщина, богач или бедняк, трус или смельчак, благородный или подлец — каждый может умереть. Как говорил персонаж Булгакова, человек смертен внезапно. У меня же была возможность предотвратить собственную смерть. Сыграть с судьбой, пойти ва-банк и отвоевать право на существование.
Мой мир циничный и злой, и чтобы выжить в нем, нужно стать такой же. И я стану. Не дам себя сломать. Докажу, что я прежде всего человек, а потом уже сольвейг с запечатанной жилой. Мозги, слава богу, мне никто не запечатал.
Я сидела на сером диване и рассматривала обивку. Руки сложила на коленях, как школьница, и ждала.
Мирослав смотрел пристально, серьезно и, казалось, не верил. Да я бы и сама не поверила на его месте.
– Не знал бы тебя, подумал бы, что шутишь, – сказал он тихо.
Я взяла его ладонь и прислонила к животу.
– Чувствуешь?
Он кивнул.
– Печать...
– Снять сможешь?
Он покачал головой.
– Такое право дается лишь раз, как и право поставить. Я свое уже использовал. Да и Влад сильный все же. Тут не любой справится.
– Значит, он сможет!
– Кто — он?
– Тот хищный, что повредил жилу Герде, – пояснила я. – Я должна найти его. Поможешь?
– Поля... – Мирослав опустил глаза, немного поерзал на диване и замолчал.
– Я спасла тебе жизнь! – с обидой сказала я и отвернулась.
– Ты предлагаешь мне рискнуть альва. Я в первую очередь вождь, и должен думать о своем племени.
– Альва ничего не грозит. Никто не узнает, что я здесь была. Доставь меня в Будапешт и возвращайся. Дальше я сама разберусь.
– А венгерский ты знаешь? Или хотя бы английский? Знаешь, где живут нати? Я уже не говорю о том, как устроиться на ночлег или поменять деньги. К тому же если тот хищный просто гостил у нати, не факт, что ты найдешь его в Будапеште. Значит, придется отправиться куда-то еще. Как ты себе это представляешь?
–Я одного не представляю — каково это, месяц ждать, когда тебя убьют! – воскликнула я в сердцах и вскочила. Комната внезапно уменьшилась и перестала казаться безопасной.
Подошла к окну, чтобы хоть как-то расширить пространство. Рамки давили, мешали думать, а мне нельзя прекращать думать. Ни на секунду.
– Полина... – Мирослав приблизился неслышно, и я вздрогнула. Мое будущее. Если выживу — вздрагивать от каждой неожиданности.
– Что бы ты сделал на моем месте? – спросила я, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони. Только бы не разреветься. Ненавижу быть слабой!
Он вздохнул.
– Сегодня вечером сборы у охотников. Мне нужно быть в Липецке. Не пропадешь без меня в чужой стране?
Я подняла на него глаза.
– Поможешь? – спросила недоверчиво.
– Ты спасла мне жизнь, – улыбнулся он. – Все это как-то... дико. Влад не казался мне таким. Мы много общались, и его образ не вяжется с тем парнем, о котором ты рассказала. Жестоким и циничным.
– Люди играют роли, – произнесла я с горечью. – Его роль сулит большую прибыль. Влад хороший актер, Голливуд бы оценил.
– Я знаю, где живут нати – бывал у них пару раз. Хорошо знаком с вождем.
– Это же просто замечательно! – Я порывисто обняла его. – Спасибо.
– Стоит поторопиться. Думаю, тебя все равно будут всячески контролировать и следить за каждым шагом.
– Я готова. Прямо сейчас. Нечего тянуть – найдем его.
Телепортацию я переносила плохо. Вернее, я переносила нормально, а съеденный завтрак никак не желал перемещаться, так и норовя выпрыгнуть наружу и остаться в привычном для него месте. Впрочем, в тот день я не завтракала, а тошнило все равно знатно.
Нас встретил чистенький переулочек, четырехэтажные здания с лепниной – скорее всего, старые и полные интересных историй. И влажный, навевающий мысли о близком лете воздух.
Мимо проехал парень на скутере в ярко-красном глянцевом шлеме. Невдалеке запахом кофе и свежее сдобы манила уютная кафешка. Оттуда, держась за руки, вышли влюбленные и поцеловались. Прямо на пороге.
Я подумала, что толком нигде и не была. Не считая тех городов, где мы прятались от охотников, из Липецка никогда не выезжала. Даже Венген – известное на весь мир красотой и чистым воздухом место – запомнилось мне смутно и больше эмоциями. Смесью ужаса и счастья. Хотя то счастье тоже было иллюзией. Придуманным, отрепетированным, необходимым ритуалом. Спектаклем для одного зрителя. Для меня.
Мирослав жестом велел следовать за ним. Я воровато оглянулась и шагнула вперед – туда, где возможно найду человека, который освободит меня. Понимала, что нельзя постоянно рассчитывать на других. Но сейчас, с запечатанной жилой я мало что могла сделать, да и с трудом представляла, как справлюсь с драугром. Особенно если учесть, что бороться нужно и против Влада.
Он чудовище, сказала я себе. Сознание полностью согласилось с этими словами, а сердце молчало. Онемело.
Мирослав позвонил в домофон, и ему ответил приятный женский голос. Вождь альва бросил короткую фразу, видимо на венгерском, последовала тишина в несколько секунд, а затем замок щелкнул, дверь открылась, и мы скользнули в темноту подъезда.
Это был обычный дом. Старый, с широкими лестницами, массивными бетонными перилами и высокими ступеньками, что гулко отзывались на шаги Мирослава и тихо – на мою легкую поступь.
Мы поднялись на третий этаж, и Мир снова позвонил. Высокая двустворчатая дверь, поднимающаяся почти под потолок, с резными ручками и декоративным молоточком щелкнула замком и отворилась, впуская нас в чужую, полную таинства племени хищных, переживших войну, квартиру.
Нас встретила девушка. Невысокая, темноволосая, с грустными черными глазами и тонкими пальцами. Она кивнула Мирославу, безразлично скользнула по мне взглядом и велела следовать за ней по затемненному, разбавленному лишь проникающим в него из гостиной воздуху коридора.
– Это Нора, пророчица нати, – шепнул Мирослав мне на ухо и покосился лукаво. Наверное, ждал, что я заинтересуюсь личностью «коллеги», но я лишь повела плечом и шагнула за ней в широкий, ярко освещенный зал.
– Мирослав! – Невысокий шатен средних лет, слегка располневший с красноватым лицом, в центре которого располагался мясистый, изъеденный порами нос, встал с кресла и развел руки в стороны, изображая радушие.
Это было единственное, слово, которое я поняла из его долгой, лучистой речи. Язык был интересным, как мне показалось, птичьим. Гласные округлялись на выдохе и буквально подпрыгивали в каждом слове, обрезаясь согласной в конце, словно строгим надсмотрщиком.
Мы с Мирославом смиренно слушали, улыбались и иногда кивали, изображая доброжелательность.
Мир шепотом пояснял мне некоторые фразы, и я узнала, что войну нати пережили без жертв, хотя Гедеон – так звали краснощекого и улыбчивого вождя – и сокрушался по поводу беспредельного поведения охотников. Ежемесячный взнос в бюджет убийц вождь нати назвал обдираловкой и боязливо покосился на дверь, будто в нее сейчас мог заскочить их смотритель и прибить его на месте за святотатство.
Нати жили все в этом многоквартирном доме. Гедеон хвастал, что таким образом они просто похожи на дружных соседей и не нужно тратить много кена на морок. Особенно сейчас, когда пополнять силы стало трудней.
Нас накормили, а затем напоили вкусным кофе с булочками, отчего я совершенно разомлела и слушала уже вполуха, дремля на стуле.
Потом Гедеону, наверное, наскучило болтать, и он спросил, внезапно преображаясь в серьезного мужчину, зачем мы пожаловали.
После пояснений Мирослава посмотрел на меня заинтересованно, отчего я окончательно проснулась и приосанилась, поерзав на стуле. Затем вождь нати резко велел Норе выйти. Девушка побледнела, впилась в меня горящим взглядом и не сдвинулась с места. Словно приросла к стулу.
Тогда Гедеон прикрикнул на нее. Я вздрогнула. Тревога растеклась по воздуху сладковатой патокой. Девушка, наконец, перестала меня гипнотизировать и встала. Через несколько секунд я услышала, как хлопнула входная дверь.
Потом Гедеон долго говорил, а Мирослав слушал и хмурился. Иногда смотрел на меня и качал головой, тихо отвечая по-венгерски. Я нервничала все больше, прислушивалась и старалась понять, о чем они говорят, но, естественно, ничего не поняла.
Вождь нати бросал на меня сочувствующие взгляды, а потом еще более сочувствующие – на Мирослава.
А затем мы ушли. Мне показалось, Гедеон был рад, что мы покинули его дом. Его нетерпение ширилось тем сильней, чем больше времени мы оставались в квартире, и, когда мы вышли на лестничную площадку, я ощутила облегчение.
– Что он сказал? – спросила я, вцепившись в руку Мирослава.
– Что иметь пророчицу очень обременительно, – улыбнулся он и потянул меня вниз по лестнице.
– Почему? – нахмурилась я и последовала за ним.
– Ему не очень понравился последний визит твоего потенциального спасителя. Я не совсем понял, в чем там дело, но Гедеон велел мне присматривать за тобой. Особенно по ночам.
Я округлила глаза, а Мирослав рассмеялся. И мне почему-то стало легко. Вдалеке от дома, от страха и проблем, в пропахшем свежестью майском воздухе прекраснейшего из городов, отчаяние растворилось, сгинуло, уступая место надежде.
– Идем, прогуляемся. До вечера есть время. Заодно и расскажу все, что узнал от трусливого вождя нати, – предложил Мирослав. Улыбнулся, как кот на солнышке. – Обожаю этот город!
Мы прошли спокойными чистыми улочками, свернули на набережную и вышли к реке. Зрелище открылось захватывающее. Дунай был темным, мрачным и на вид неприветливым, но энергетика от него шла бесподобная и ни с чем несравнимая. Чистая сила – грубая, первобытная, неконтролируемая. И надежность. Спокойствие. Уверенность. Мне так этого не хватало.
Мы прошлись по набережной и пересекли мост – широкий, украшенный величественными статуями львов. Под стать реке мост, подумалось мне.
А на другой стороне нас встретили здания – старинные, с остроконечными башнями, рельефными балюстрадами, и массивными колоннами. Мы прогулялись у здания Парламента, которое красуется почти на каждом рекламном туристическом буклете Венгрии, свернули на мощенную серым камнем набережную и молча постояли у самого трагичного памятника, который мне только доводилось видеть.
Чугунная обувь на берегу реки. Так символично, ведь тех людей тоже заманили на смерть обманом...
Я планировала выжить.
– Гедеон был рад, что твой потенциальный спаситель уехал. Я не особо понял почему, но, наверное, его расстроила Нора – не зря он ее выгнал. Хотя о нем он отзывался положительно, словно боялся, что я могу передать ему эти слова и тем самым разозлить. Я понял, тот парень просил не распространяться о его визите. Показалось, Гедеон его побаивается.
– Гедеон сказал, где его найти?
– Он не знает. Но постарается выяснить. Мы подождем до завтра. – Мирослав вздохнул и взял меня за руку. Его ладонь была теплой, это тепло впитывалось кожей и буквально согревало меня. Собственного тепла у меня не осталось.
– Все будет хорошо, – сказал вождь альва и прижал меня к себе. Как ребенка. Странно, обычно в такой ситуации мне хочется плакать, а сейчас ничего не было, даже слез. Сожаления, впрочем, тоже.
Мы еще немного постояли там, глядя, как вода плещется о камень, высекая мелкие капли, словно искры, пенясь и уходя назад. Река тоже подчинялась законам – приливы, отливы, подземные источники, что питали ее – все имело значение.
Я была вне закона теперь. Пошла против вождя, против племени, против мира. Чтобы выжить.
Душа наполнялась одиночеством и ноющей болью. Гулять больше не хотелось, наслаждаться красотой столицы Венгрии – тоже. Мы сняли номер в гостинице неподалеку, Мирослав расплатился, а я обещала вернуть по приезду. Поняла, что денег не сняла, а карточку использовать не решилась. Влад, конечно, и так меня найдет, но не стоит оставлять ему лишних зацепок. Нужно выиграть время.
Ближе к вечеру Мирослав ушел. Обнял меня еще раз – и на этот раз я чуть не расплакалась, но все же сдержалась. Он обещал вернуться сразу после сборов у охотников и отвести меня погулять по вечернему городу. Сказал, что ночной Будапешт незабываем, и что я сразу забуду обо всех проблемах. А там, возможно, и Гедеон объявится. Я сдержанно кивнула и уверила, что не буду скучать. А потом осталась одна. В секунду. Все же жуткий дар у вождя альва. Вот он тут, а через миг его уже нет. И только одиночество точит душу, как горный ручей камень.
Я сидела у окна, пока не стемнело, и за это время сгрызла от волнения все ногти на руках. Мирослав не возвращался. Боялась думать о том, что в Липецке с ним могло что-то случиться. Что каким-то образом Влад и Герда поняли, что он помогал мне, поймали и пытают.
Возможно, и правда стоило переждать этот день, сборы у охотников, и отправиться в Будапешт уже завтра, но я не была уверена, что Влад не причинит мне за это время еще какой-нибудь вред или – еще чего хуже – не запрет в подвале. Тогда я точно никого не найду и умру в июне, а драугр вылечится.
Дар провидицы спал, наглухо запечатанный в жиле, и проснулись инстинкты выживания обычного человека. Вспомнилась та я, что убегала зимой от Андрея – дрожащая в холле фирмы Матвея, под пристальными взглядами Филиппа и Кирилла. Совершенно растерянная и беззащитная.
В номер легонько постучали, прогоняя навязчивые воспоминания, и под дверь подсунули записку. Я вскочила и на секунду замерла. Затем без колебаний подхватила аккуратно сложенный листок из толстой, наверняка дорогой бумаги и выглянула в коридор. Если бы это был враг, он не стал бы совать записки под дверь – вышиб бы ее и вошел.
– Я хочу жить!
– Знаю. Проблема в том, что я тоже хочу, Полина.
– Я не убиваю тебя!
– Ну хватит. Ты вольна делать, что пожелаешь весь месяц, только оставайся в городе. И никому ни слова. Кира не шутила на счет твоих близких, и я ее останавливать не стану. Слишком многое на кону.
– Не делай этого, – прошептала я. – Не верю, что ты сможешь... Что постоянно играл. Должно быть у тебя внутри что-то человеческое. Подумай, что же ты творишь...
– Она возвеличит меня! – воскликнул он, и я вздрогнула. Боялась его сейчас по-настоящему, дико. Любое его движение, казалось, способно причинить вред. – Кира сделает меня сильнее, влиятельнее. Подарит вечную жизнь. Думаешь, выбор не очевиден?
– Гори в аду, Влад Вермунд! – выдохнула я и бросилась прочь из комнаты, из дома — на улицу. На волю. Бежала быстро, ветер бил в лицо, размазывая по щекам слезы.
У самых ворот я остановилась, вцепилась в прутья решетки и склонила голову. Безысходность заполонила тело, превратила мышцы в кисель. А время отсчитывало секунды до заветного дня. Я буквально слышала, как тикают мои часы — тик-так, тик-так. А конвейер едет, и его не остановить.
Печать на жиле. И я не могу отречься, ударить, даже видений не будет. Я ничего не могу! Абсолютно бессильна.
Оттолкнулась от забора и сжала кулаки. Неправда! Я сильная. Знаю, что делать. Нельзя отступать. Выживу ему назло! Им всем назло. Не потому что сольвейг, а потому что это я. Я всегда выживаю. Потому что хочу жить.
Пока ехала в город, слезы высохли. Я пялилась на прохожих, которые шли по своим делам, и думала, что любой из них — неважно, мужчина или женщина, богач или бедняк, трус или смельчак, благородный или подлец — каждый может умереть. Как говорил персонаж Булгакова, человек смертен внезапно. У меня же была возможность предотвратить собственную смерть. Сыграть с судьбой, пойти ва-банк и отвоевать право на существование.
Мой мир циничный и злой, и чтобы выжить в нем, нужно стать такой же. И я стану. Не дам себя сломать. Докажу, что я прежде всего человек, а потом уже сольвейг с запечатанной жилой. Мозги, слава богу, мне никто не запечатал.
Глава 33. Жемчужина Дуная
Я сидела на сером диване и рассматривала обивку. Руки сложила на коленях, как школьница, и ждала.
Мирослав смотрел пристально, серьезно и, казалось, не верил. Да я бы и сама не поверила на его месте.
– Не знал бы тебя, подумал бы, что шутишь, – сказал он тихо.
Я взяла его ладонь и прислонила к животу.
– Чувствуешь?
Он кивнул.
– Печать...
– Снять сможешь?
Он покачал головой.
– Такое право дается лишь раз, как и право поставить. Я свое уже использовал. Да и Влад сильный все же. Тут не любой справится.
– Значит, он сможет!
– Кто — он?
– Тот хищный, что повредил жилу Герде, – пояснила я. – Я должна найти его. Поможешь?
– Поля... – Мирослав опустил глаза, немного поерзал на диване и замолчал.
– Я спасла тебе жизнь! – с обидой сказала я и отвернулась.
– Ты предлагаешь мне рискнуть альва. Я в первую очередь вождь, и должен думать о своем племени.
– Альва ничего не грозит. Никто не узнает, что я здесь была. Доставь меня в Будапешт и возвращайся. Дальше я сама разберусь.
– А венгерский ты знаешь? Или хотя бы английский? Знаешь, где живут нати? Я уже не говорю о том, как устроиться на ночлег или поменять деньги. К тому же если тот хищный просто гостил у нати, не факт, что ты найдешь его в Будапеште. Значит, придется отправиться куда-то еще. Как ты себе это представляешь?
–Я одного не представляю — каково это, месяц ждать, когда тебя убьют! – воскликнула я в сердцах и вскочила. Комната внезапно уменьшилась и перестала казаться безопасной.
Подошла к окну, чтобы хоть как-то расширить пространство. Рамки давили, мешали думать, а мне нельзя прекращать думать. Ни на секунду.
– Полина... – Мирослав приблизился неслышно, и я вздрогнула. Мое будущее. Если выживу — вздрагивать от каждой неожиданности.
– Что бы ты сделал на моем месте? – спросила я, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони. Только бы не разреветься. Ненавижу быть слабой!
Он вздохнул.
– Сегодня вечером сборы у охотников. Мне нужно быть в Липецке. Не пропадешь без меня в чужой стране?
Я подняла на него глаза.
– Поможешь? – спросила недоверчиво.
– Ты спасла мне жизнь, – улыбнулся он. – Все это как-то... дико. Влад не казался мне таким. Мы много общались, и его образ не вяжется с тем парнем, о котором ты рассказала. Жестоким и циничным.
– Люди играют роли, – произнесла я с горечью. – Его роль сулит большую прибыль. Влад хороший актер, Голливуд бы оценил.
– Я знаю, где живут нати – бывал у них пару раз. Хорошо знаком с вождем.
– Это же просто замечательно! – Я порывисто обняла его. – Спасибо.
– Стоит поторопиться. Думаю, тебя все равно будут всячески контролировать и следить за каждым шагом.
– Я готова. Прямо сейчас. Нечего тянуть – найдем его.
Телепортацию я переносила плохо. Вернее, я переносила нормально, а съеденный завтрак никак не желал перемещаться, так и норовя выпрыгнуть наружу и остаться в привычном для него месте. Впрочем, в тот день я не завтракала, а тошнило все равно знатно.
Нас встретил чистенький переулочек, четырехэтажные здания с лепниной – скорее всего, старые и полные интересных историй. И влажный, навевающий мысли о близком лете воздух.
Мимо проехал парень на скутере в ярко-красном глянцевом шлеме. Невдалеке запахом кофе и свежее сдобы манила уютная кафешка. Оттуда, держась за руки, вышли влюбленные и поцеловались. Прямо на пороге.
Я подумала, что толком нигде и не была. Не считая тех городов, где мы прятались от охотников, из Липецка никогда не выезжала. Даже Венген – известное на весь мир красотой и чистым воздухом место – запомнилось мне смутно и больше эмоциями. Смесью ужаса и счастья. Хотя то счастье тоже было иллюзией. Придуманным, отрепетированным, необходимым ритуалом. Спектаклем для одного зрителя. Для меня.
Мирослав жестом велел следовать за ним. Я воровато оглянулась и шагнула вперед – туда, где возможно найду человека, который освободит меня. Понимала, что нельзя постоянно рассчитывать на других. Но сейчас, с запечатанной жилой я мало что могла сделать, да и с трудом представляла, как справлюсь с драугром. Особенно если учесть, что бороться нужно и против Влада.
Он чудовище, сказала я себе. Сознание полностью согласилось с этими словами, а сердце молчало. Онемело.
Мирослав позвонил в домофон, и ему ответил приятный женский голос. Вождь альва бросил короткую фразу, видимо на венгерском, последовала тишина в несколько секунд, а затем замок щелкнул, дверь открылась, и мы скользнули в темноту подъезда.
Это был обычный дом. Старый, с широкими лестницами, массивными бетонными перилами и высокими ступеньками, что гулко отзывались на шаги Мирослава и тихо – на мою легкую поступь.
Мы поднялись на третий этаж, и Мир снова позвонил. Высокая двустворчатая дверь, поднимающаяся почти под потолок, с резными ручками и декоративным молоточком щелкнула замком и отворилась, впуская нас в чужую, полную таинства племени хищных, переживших войну, квартиру.
Нас встретила девушка. Невысокая, темноволосая, с грустными черными глазами и тонкими пальцами. Она кивнула Мирославу, безразлично скользнула по мне взглядом и велела следовать за ней по затемненному, разбавленному лишь проникающим в него из гостиной воздуху коридора.
– Это Нора, пророчица нати, – шепнул Мирослав мне на ухо и покосился лукаво. Наверное, ждал, что я заинтересуюсь личностью «коллеги», но я лишь повела плечом и шагнула за ней в широкий, ярко освещенный зал.
– Мирослав! – Невысокий шатен средних лет, слегка располневший с красноватым лицом, в центре которого располагался мясистый, изъеденный порами нос, встал с кресла и развел руки в стороны, изображая радушие.
Это было единственное, слово, которое я поняла из его долгой, лучистой речи. Язык был интересным, как мне показалось, птичьим. Гласные округлялись на выдохе и буквально подпрыгивали в каждом слове, обрезаясь согласной в конце, словно строгим надсмотрщиком.
Мы с Мирославом смиренно слушали, улыбались и иногда кивали, изображая доброжелательность.
Мир шепотом пояснял мне некоторые фразы, и я узнала, что войну нати пережили без жертв, хотя Гедеон – так звали краснощекого и улыбчивого вождя – и сокрушался по поводу беспредельного поведения охотников. Ежемесячный взнос в бюджет убийц вождь нати назвал обдираловкой и боязливо покосился на дверь, будто в нее сейчас мог заскочить их смотритель и прибить его на месте за святотатство.
Нати жили все в этом многоквартирном доме. Гедеон хвастал, что таким образом они просто похожи на дружных соседей и не нужно тратить много кена на морок. Особенно сейчас, когда пополнять силы стало трудней.
Нас накормили, а затем напоили вкусным кофе с булочками, отчего я совершенно разомлела и слушала уже вполуха, дремля на стуле.
Потом Гедеону, наверное, наскучило болтать, и он спросил, внезапно преображаясь в серьезного мужчину, зачем мы пожаловали.
После пояснений Мирослава посмотрел на меня заинтересованно, отчего я окончательно проснулась и приосанилась, поерзав на стуле. Затем вождь нати резко велел Норе выйти. Девушка побледнела, впилась в меня горящим взглядом и не сдвинулась с места. Словно приросла к стулу.
Тогда Гедеон прикрикнул на нее. Я вздрогнула. Тревога растеклась по воздуху сладковатой патокой. Девушка, наконец, перестала меня гипнотизировать и встала. Через несколько секунд я услышала, как хлопнула входная дверь.
Потом Гедеон долго говорил, а Мирослав слушал и хмурился. Иногда смотрел на меня и качал головой, тихо отвечая по-венгерски. Я нервничала все больше, прислушивалась и старалась понять, о чем они говорят, но, естественно, ничего не поняла.
Вождь нати бросал на меня сочувствующие взгляды, а потом еще более сочувствующие – на Мирослава.
А затем мы ушли. Мне показалось, Гедеон был рад, что мы покинули его дом. Его нетерпение ширилось тем сильней, чем больше времени мы оставались в квартире, и, когда мы вышли на лестничную площадку, я ощутила облегчение.
– Что он сказал? – спросила я, вцепившись в руку Мирослава.
– Что иметь пророчицу очень обременительно, – улыбнулся он и потянул меня вниз по лестнице.
– Почему? – нахмурилась я и последовала за ним.
– Ему не очень понравился последний визит твоего потенциального спасителя. Я не совсем понял, в чем там дело, но Гедеон велел мне присматривать за тобой. Особенно по ночам.
Я округлила глаза, а Мирослав рассмеялся. И мне почему-то стало легко. Вдалеке от дома, от страха и проблем, в пропахшем свежестью майском воздухе прекраснейшего из городов, отчаяние растворилось, сгинуло, уступая место надежде.
– Идем, прогуляемся. До вечера есть время. Заодно и расскажу все, что узнал от трусливого вождя нати, – предложил Мирослав. Улыбнулся, как кот на солнышке. – Обожаю этот город!
Мы прошли спокойными чистыми улочками, свернули на набережную и вышли к реке. Зрелище открылось захватывающее. Дунай был темным, мрачным и на вид неприветливым, но энергетика от него шла бесподобная и ни с чем несравнимая. Чистая сила – грубая, первобытная, неконтролируемая. И надежность. Спокойствие. Уверенность. Мне так этого не хватало.
Мы прошлись по набережной и пересекли мост – широкий, украшенный величественными статуями львов. Под стать реке мост, подумалось мне.
А на другой стороне нас встретили здания – старинные, с остроконечными башнями, рельефными балюстрадами, и массивными колоннами. Мы прогулялись у здания Парламента, которое красуется почти на каждом рекламном туристическом буклете Венгрии, свернули на мощенную серым камнем набережную и молча постояли у самого трагичного памятника, который мне только доводилось видеть.
Чугунная обувь на берегу реки. Так символично, ведь тех людей тоже заманили на смерть обманом...
Я планировала выжить.
– Гедеон был рад, что твой потенциальный спаситель уехал. Я не особо понял почему, но, наверное, его расстроила Нора – не зря он ее выгнал. Хотя о нем он отзывался положительно, словно боялся, что я могу передать ему эти слова и тем самым разозлить. Я понял, тот парень просил не распространяться о его визите. Показалось, Гедеон его побаивается.
– Гедеон сказал, где его найти?
– Он не знает. Но постарается выяснить. Мы подождем до завтра. – Мирослав вздохнул и взял меня за руку. Его ладонь была теплой, это тепло впитывалось кожей и буквально согревало меня. Собственного тепла у меня не осталось.
– Все будет хорошо, – сказал вождь альва и прижал меня к себе. Как ребенка. Странно, обычно в такой ситуации мне хочется плакать, а сейчас ничего не было, даже слез. Сожаления, впрочем, тоже.
Мы еще немного постояли там, глядя, как вода плещется о камень, высекая мелкие капли, словно искры, пенясь и уходя назад. Река тоже подчинялась законам – приливы, отливы, подземные источники, что питали ее – все имело значение.
Я была вне закона теперь. Пошла против вождя, против племени, против мира. Чтобы выжить.
Душа наполнялась одиночеством и ноющей болью. Гулять больше не хотелось, наслаждаться красотой столицы Венгрии – тоже. Мы сняли номер в гостинице неподалеку, Мирослав расплатился, а я обещала вернуть по приезду. Поняла, что денег не сняла, а карточку использовать не решилась. Влад, конечно, и так меня найдет, но не стоит оставлять ему лишних зацепок. Нужно выиграть время.
Ближе к вечеру Мирослав ушел. Обнял меня еще раз – и на этот раз я чуть не расплакалась, но все же сдержалась. Он обещал вернуться сразу после сборов у охотников и отвести меня погулять по вечернему городу. Сказал, что ночной Будапешт незабываем, и что я сразу забуду обо всех проблемах. А там, возможно, и Гедеон объявится. Я сдержанно кивнула и уверила, что не буду скучать. А потом осталась одна. В секунду. Все же жуткий дар у вождя альва. Вот он тут, а через миг его уже нет. И только одиночество точит душу, как горный ручей камень.
Я сидела у окна, пока не стемнело, и за это время сгрызла от волнения все ногти на руках. Мирослав не возвращался. Боялась думать о том, что в Липецке с ним могло что-то случиться. Что каким-то образом Влад и Герда поняли, что он помогал мне, поймали и пытают.
Возможно, и правда стоило переждать этот день, сборы у охотников, и отправиться в Будапешт уже завтра, но я не была уверена, что Влад не причинит мне за это время еще какой-нибудь вред или – еще чего хуже – не запрет в подвале. Тогда я точно никого не найду и умру в июне, а драугр вылечится.
Дар провидицы спал, наглухо запечатанный в жиле, и проснулись инстинкты выживания обычного человека. Вспомнилась та я, что убегала зимой от Андрея – дрожащая в холле фирмы Матвея, под пристальными взглядами Филиппа и Кирилла. Совершенно растерянная и беззащитная.
В номер легонько постучали, прогоняя навязчивые воспоминания, и под дверь подсунули записку. Я вскочила и на секунду замерла. Затем без колебаний подхватила аккуратно сложенный листок из толстой, наверняка дорогой бумаги и выглянула в коридор. Если бы это был враг, он не стал бы совать записки под дверь – вышиб бы ее и вошел.
